Март 1978 года

Лондонский резидент Главного разведывательного управления Генерального штаба Советской Армии подполковник Станислав Волков, работавший в Великобритании уже четыре с половиной года под именем Реджинальда Бакстона, владельца небольшой конторы по торговле недвижимостью неподалеку от Сохо, люто ненавидел страну своего пребывания за три вещи — неизменно мерзкую погоду, левостороннее движение и пристрастие англичан к пиву.

Закончив в свое время с отличием МВТУ им. Баумана по специальности «Проектирование ракетно-двигательных установок», Волков, получивший уже на пятом курсе официальное предложение остаться на кафедре и писать кандидатскую диссертацию, совершенно неожиданно был приглашен для беседы в Главное разведывательное управление Министерства обороны. Седой великан в мундире генерал-майора танковых войск, встретивший Стаса в кабинете заместителя начальника районного военкомата, куда Волков, как и все призывники, время от времени получал повестки, с таким любопытством рассматривал молоденького выпускника МВТУ, словно именно в этот момент решал мучительный вопрос, выдавать ли за этого симпатичного парня в неопределенного цвета ущербном костюмчике отечественного производства свою единственную дочь. Стас же, воспитанный в семье обычных московских интеллигентов, тративших с трудом отложенные рубли на книги, а свободное время — на нескончаемые разговоры об идиотской сущности развитого социализма, перед военными никогда не робел и, в свою очередь, чтобы хоть как-то заполнить мучительную паузу, пытался определить ширину алых лампасов на генеральских галифе, заправленных в роскошные хромовые сапоги.

— Ну и сколько? — неожиданно спросил генерал.

— Что «сколько»? — Стас даже вздрогнул от неприятного ощущения, что седой генерал угадал его мысли.

— Сколько, Волков, ты будешь получать, когда напишешь свою диссертацию?

— Н-ну, — Стас облегченно вздохнул и поскреб коротко остриженный затылок. — Думаю, рублей двести пятьдесят — двести восемьдесят. Плюс десятка за знание английского.

— Стало быть, — подытожил генерал, — кругом бегом получается триста?

— Да вроде так.

— Причем не сегодня, а через три года.

— Точно.

— А хочешь пятьсот в месяц?

— Через три года?

— Сразу.

— Предлагаете уйти в «оборонку»?

— Сначала ответь на мой вопрос.

— Конечно, хочу! — хмыкнул Стас. — Только за что мне такие блага? Я ведь, товарищ генерал, своими руками еще ни одной баллистической ракеты не сделал.

— Знаешь, что такое ГРУ?

— Знаю, — кивнул Стас. — Военная разведка.

— Хочешь поработать у нас?

— А что мне придется делать?

— Что скажут! — жестко отрубил генерал.

— Тогда не хочу.

— Не уважаешь дисциплину?

— С самого детства, когда с ребятами в прятки играл, всегда проигрывал. С тех пор предпочитаю играть с открытыми глазами…

— Тебя научат выигрывать, Волков. Это у нас хорошо делают.

— То, что вы предлагаете, совсем новое дело для меня, товарищ генерал… — Стас еще раз поскреб в затылке и виновато улыбнулся. — Даже не знаю, чем я смогу быть полезным… Да и потом, зачем я тогда пять лет учился? Нелогично как-то…

— Ты учился в НАШЕМ учебном заведении, — внятно отчеканил седой генерал. — Тебя научили разбираться в вещах, до которых простым людям дела нет и быть не может. Теперь пришло время решить свое будущее: не захочешь — вернешься к своим пульманам и чертежам, неволить не стану. Но я предлагаю тебе дело стоящее, для настоящего мужика. Предлагаю, кстати, тебе единственному, Волков. Единственному со всего твоего курса.

— За что же мне такая честь, товарищ генерал?

— Придет время — отвечу…

Ровно через три месяца Стас сказал родителям, что получил приглашение на работу в «почтовый ящик», причем таким таинственным голосом, что у родителей-интеллигентов, не просто помнивших — живших временами, когда неосторожно оброненное слово могло обернуться десятью годами лагерей, моментально пропало желание выяснять подробности. Такие, например, где находится этот самый пресловутый почтовый ящик и чем там будет заниматься их единственный сын. А Стас к тому времени уже два месяца как учился в Институте военных переводчиков на факультете романских языков. Все в этом закрытом учебном заведении было обставлено как в самом заурядном советском вузе — сессии, экзамены, зубрежка в библиотеках и даже зачетные книжки. Вот только графы учебных дисциплин, против которых преподаватели с незапоминающимися лицами ставили оценки, принципиально не соответствовали изучаемому предмету. Так, на лекциях по истории западноевропейской литературы XIX века на самом деле изучались тонкости взрывного дела, «пятерка» по испанской грамматике означала, что студент великолепно разобрался в тайнах шифрования и дешифровки, а лекции по научному коммунизму и вовсе проводились в гигантском подземном тире, где будущие «военные переводчики» учились поражать идеологического врага из всех существовавших в природе видов огнестрельного и холодного оружия…

После завершения вуза Стаса почти сразу направили на «практику» в Испанию, где он задержался на долгие пять лет. Предъявив на родине Веласкеса фундаментальную «легенду» и не менее основательные документы на имя выпускника Технологического колледжа Тегусигальпы Энрике Сибилласа, молодой «специалист из Гондураса» устроился на работу в конструкторское бюро при крупной авиастроительной фирме, выполнявшей серьезные заказы министерства обороны Испании…

К тридцати семи годам так и не женившийся подполковник Станислав Игоревич Волков сделал весьма солидную карьеру в ГРУ, практически безвылазно проработав двенадцать лет в Испании, Швейцарии, на Мальте и сумев при этом не «засветиться».

…В субботу Реджинальд Бакстон, снимавший две комнаты и крохотную кухоньку в классическом трехэтажном английском доме из красного кирпича в самом начале Лексингтон-роуд, позволял себе спать до десяти утра. Затем он вставал, варил на спиртовке крепчайший кубинские кофе, который, несмотря на глухую экономическую блокаду Острова свободы, без всяких проблем покупал в колониальной лавке за углом, поджаривал два небольших тоста, намазывал их яблочным мармеладом, после чего устраивался с этим нехитрым завтракам в кресле у высокого, викторианского окна и, медленно попивая ароматный кофе без сахара, часами наблюдал за суматошным движением на одной из самых оживленных лондонских улиц. Для Стаса Волкова, чья врожденная нелюдимость и замкнутость были доведены за годы службы в советской военной разведке до подлинного совершенства, это была лучшая форма отдыха в субботний день. За четырнадцать лет, которые буквально пролетели после того памятного разговора с седым генералом в военкомате, Стас так и не стал карьеристом, никогда не ставил перед собой конкретные цели, не обращался с просьбами к высокому начальству. И тем не менее что бы ни делал этот «очень милый», как называла Реджинальда Бакстона хозяйка дома мисс Мэнсфилд, коренастый мужчина с неизменно благожелательной улыбкой, каким-то удивительным образом работало на него. Упорное нежелание Стаса, несмотря на далеко не юношеский возраст, обзаводиться семьей, его высочайший профессионализм и фанатичная любовь ко всему, что имело даже отдаленное отношение к ракетно- космической технике, его неразговорчивость, совершенно уникальный нюх на чужие секреты, полное безразличие к деньгам и вопросам повышения по службе, а также какой-то особый дар воздействовать на посторонних людей не могли не устраивать руководителей ГРУ, прекрасно понимавших: «кроты» с таким редким набором положительных качеств способны работать и приносить пользу очень долгое время. А если учитывать, что Стас никогда не заводил разговоров о том, что устал и хочет вернуться в Москву, чтобы хоть пару лет прожить в естественной среде, то Главное разведывательное управление Генерального штаба Советской Армии, не будь оно сплошь и рядом укомплектовано убежденными атеистами, имело все основания молиться на своего лондонского резидента.

…Допив кофе из большой фаянсовой кружки, Стас ка- кое-то время размышлял, стоит ли повторить, и когда уже почти собрался встать, ожил черный телефонный аппарат на подоконнике. Это был старенький «эриксон» еще довоенного выпуска. Очевидно, молоточек на звонке, упрятанном в эбонитовый корпус, настолько стерся от времени, что издавал даже не звон, а какое-то невнятное кряхтенье.

— Слушаю, — тихо откликнулся Стас.

— Мистер Бакстон? — поинтересовался молодой женский голос.

— Да, это я.

— Этот мисс Розуэлл. Простите, что беспокою вас дома, мистер Бакстон, но у меня неотложное дело…

— Чем могу быть полезен, мэм?

— Я бы хотела отсрочить ровно на неделю выплату по закладным. В случае вашего согласия я готова с нарочным отправить вам гарантийный чек прямо домой…

— Неделя это слишком долго, мисс Розуэлл, — голос Стаса звучал ровно и вежливо. — Максимум, что я могу сделать для вас, мэм, это отсрочить платеж на три дня. То есть до полдня во вторник.

— Хорошо. Меня это устраивает.

— Всего доброго, мисс Розуэлл.

Положив трубку, Стас задумался. В течение минуты он несколько раз прокрутил в голове короткий телефонный разговор, ничего не понимая. Сомнений не было лишь в одном: используя пароль, который мог быть известен только представителю Центра, несколько минут назад назначили встречу в условленном месте. А невероятность ситуации заключалась в том, что этот пароль был заменен новым чуть больше месяца назад. Ни один из подчиненных Стасу агентов знать его не мог…

Волков тяжело вздохнул и откинулся на жесткую спинку стула. Периодическая сменяемость паролей в работе зарубежных резидентур являлась обычной практикой для- всех спецслужб. Сама идея была довольно проста, по принципу «береженого Бог бережет». Однако пароль Центра для связи со своим резидентом в Англии не менялся два года. Во-первых, в этом не было никакой необходимости, ибо непосредственно на Стаса шефы ГРУ старались выходить как можно реже. Кроме того, человек, которому поручалось сделать телефонный звонок в Лондон, как правило, звонил из другой страны и даже не предполагал, кому именно он передает просьбу об отмене чека или отсрочке платежа. Иногда, для связи со своими резидентами, ГРУ использовало пенсионеров или просто бездомных бродяг, которые за десять долларов охотно соглашались на столь необременительную услугу. Но даже если бы кому-то вздумалось записать этот разговор, до его сути докопаться было практически невозможно: фамилия клиентки или клиента, от имени которого Стасу звонили домой или в офис, фигурировали в деловых документах принадлежащей ему конторы по торговле недвижимостью, а сам характер просьбы четко соответствовал реальной ситуации. Короче, было предусмотрены все мыслимые меры предосторожности. Однако с тем, что произошло минуту назад, Стас Волков столкнулся впервые за четырнадцать лет своей нелегальной работы за границей. Случившееся не укладывалось в рамки ни одной инструкции, которые предусматривали, казалось, все на свете. Безусловно, это был сигнал опасности, как короткое замыкание в идеально функционировавшей цепи, после которого Стас был обязан немедленно перейти на нелегальное положение и как можно быстрее исчезнуть из страны. Возможно, окажись на месте Стаса «крот» помоложе и не с такими крепкими нервами, он непременно так и сделал бы. Но Волков был опытным нелегалом и понимал: если каким-то непостижимым образом пароль попал в руки МИ-5, то английская контрразведка никогда бы им не воспользовалась. И в первую очередь потому, что знала: пароли периодически меняются, а гарантий, что попавший к ним в руки все еще актуален, никто не даст. Следовательно, они бы поискали более надежный способ проследить за резидентом ГРУ. Конечно, велик соблазн сыграть в свою игру с грозной советской военной разведкой, однако какой смысл идти на очевидный риск, если есть возможность просто взять резидента и, нашпиговав его «химией», без проблем выяснить все, что нужно? Вариант, при котором представитель Центра мог перепутать условные сигналы, Стас отмел сразу же — это смахивало на фантастическую литературу для детей.

Но что тогда?..

Переданный по телефону пароль обязывал Волкова находиться в день звонка от девяти до половины десятого вечера у входа в небольшой театр «Ричард», расположенный в трехстах метрах от Трафальгар-сквер. В случае технической невозможности Стас должен был выйти на встречу в то же самое время ровно через сутки.

У Стаса не было ни рации или каких-нибудь иных возможностей МГНОВЕННОГО выхода на связь с Центром. К концу семидесятых годов ведущие разведки мира почти полностью перешли на тайники, пользование которыми, если неукоснительно следовать инструкциям, практически исключало провал. Конечно же, у Волкова, как, впрочем, и у всех резидентов ГРУ, была возможность самостоятельного выхода на Центр. Однако то была непростая процедура, которая, в зависимости от обстоятельств, занимала от двух до четырех дней. Стас понимал, что времени связаться с руководством, выяснить, что же происходит, и получить соответствующие инструкции, у него нет. Следовательно, ему было необходимо принять самостоятельное решение. Но какое? Он понимал, что, если будет действовать по инструкции, переждет какое-то время на конспиративной квартире, а потом, под чужим именем, скроется из страны (в его распоряжении было несколько подобных вариантов), служебных претензий к его действиям со стороны руководства ГРУ не будет. В конце концов, главная задача любого нелегала — не попасть в руки контрразведки противника. С другой стороны, подобное решение означало бы безоговорочный конец его карьеры профессионального нелегала. Даже самому себе Стас не хотел признаваться, что давно уже органически принял этот образ жизни и просто не представляет себе другой. Именно сейчас, испытывая острую нехватку времени и колоссальное внутреннее напряжение, Волков понял, почему тогда, четырнадцать лет назад, седовласый генерал-майор остановил на нем свой выбор: работа «крота», как предполагал опытный военный разведчик, в итоге заменила Стасу все, что составляет суть жизни любого ОБЫЧНОГО человека, — отца и мать, любимую женщину и детей, круг близких товарищей и привычную среду обитания…

Поднявшись наконец со стула, на котором просидел в нелегких раздумьях несколько часов, Стас направился во вторую комнату, служившую ему одновременно спальней и кабинетом. Присев на корточки перед широкой двуспальной кроватью, Волков вытащил из заднего кармана брюк перочинный нож, аккуратно поддел деревянное основание широкой спинки кровати, оказавшееся внутри полым. Просунув ладонь вовнутрь, он вытащил плоскую картонную коробку, раскрыл ее, извлек обернутый в тряпицу небольшой черный «магнум» 22-го калибра, проверил обойму, рывком затвора послал патрон в ствол и засунул пистолет за пояс брюк…

Ровно в девять вечера Волков уже стоял у афишной тумбы театра «Ричард», с неподдельным интересом вчитываясь в список исполнителей ролей. Судя по афише, в ближайшие три дня в театре шла премьера «Носорога» Ионеско. Стоял исключительно редкий для мартовского Лондона вечер — ясный, без дождя и тумана. Стас поймал себя на мысли, что сравнивает эту чудесную погоду не с Москвой, а с Мадридом, и усмехнулся про себя.

«Ричард» располагался примерно посередине между шумной Трафальгар-сквер и окрашенным в розовый неон Сохо с его стриптиз-барами и рок-клубами. То есть в одном из самых оживленных мест Лондона, где в любую погоду было полно волосатых хиппи, туристов со всего света и праздных бездельников, всем своим видом опровергающих устоявшееся мнение о британском происхождении фразы «Мой дом — моя крепость». С точки зрения безопасности, место встречи с представителем Центра было выбрано идеально — в случае необходимости можно было легко затеряться в толпе. Кроме того, напротив театра располагался открытый до десяти вечера трехэтажный универмаг «Мейси» с выходами на четыре стороны.

— Стас?..

Волков мгновенно справился с секундным спазмом внутреннего напряжения, глубоко вздохнул и обернулся. В метре от него, засунув руки в косые карманы длинного черного пальто, стоял высокий мужчина. Широкополая черная шляпа была надвинута почти на глаза незнакомца, прикрытые тонированными стеклами модных очков в тяжелой роговой оправе.

— Виктор? — Несмотря на железную выдержку, Волков не мог скрыть удивления.

— Не ожидал увидеть меня в этой жизни? — Мишин улыбнулся одними губами.

— Чего это вдруг тебя стали интересовать мои ожидания?

— Кто-нибудь знает об этой встрече?

— Я мог бы задать тебе тот же вопрос.

— Задашь. Но сначала ответь на мой.

— Никто.

— Это хорошо.

— Хорошо для кого?

— Для нас с тобой, мистер Бакстон.

— Хочешь поговорить?

— Естественно, — хмыкнул Витяня и, кинув взгляд куда-то за спину Стаса, неожиданно коротко и резко свистнул. В ту же секунду у афишной тумбы театра «Ричард» притормозил черный «воксхолл» с белыми шашечками на боку.

— Поехали, дружище, — пробормотал Мишин, распахивая дверцу такси. — Покажешь мне достопримечательности славного града Лондона…

Стас напрягся.

— Послушай, земляк, — опершись на открытую дверцу такси, Мишин полуобернулся. — Если уж ты вошел в холодную воду, то не бойся замочить яйца. А то как-то не по-русски получается.

— Чьи яйца? — спросил Стас, не обращая никакого внимания на нетерпеливо урчащий «воксхолл». — Свои или твои?

— Ты же меня знаешь. — Пожал плечами Мишин. — Когда я разговариваю, то не дерусь. Но если уж дерусь, то никогда не болтаю лишнего. Поехали. Нам есть о чем потолковать…

Через двадцать минут они сидели в небольшом баре в Ист-сайде, заняв столик в самом углу полуосвещенного питейного заведения.

— Мне двойной «гиннес». Черный, — бросил Витяня молоденькому прыщавому официанту.

— Мне бурбон.

— Откуда ты взялся, Мишин? — тихо спросил Стас, когда официант направился к стойке за заказом.

— Долго рассказывать.

— Ничего, у меня есть время.

— Зато у меня его в обрез, приятель.

— Я не буду с тобой разговаривать ни о чем до тех пор, пока ты не скажешь мне, откуда тебя известен пароль.

— Что с тобой, Стас? — Мишин улыбнулся и кивком поблагодарил официанта, осторожно поставившего на стул гигантскую кружку с пивом и виски для Волкова. — Вы что там, в ГРУ, совсем охрен ели? Разве представителю Центра задают такие вопросы? Даже если он работает в другой конторе.

— Ты не представитель МОЕГО Центра, Мишин, — сквозь зубы процедил Стас. — Мало того, что ты из принципиально другой конторы, так еще воспользовался старым паролем. Понимаешь, ста-рым!

— Да что ты говоришь?! — Витяня аккуратно сдул пену. — Ну, извини, Стас, я не хотел тебя обидеть.

— Мишин, ты вообще в своем уме?

— Сомневаешься?

— По инструкции я не могу себе позволить даже это.

— Угрожаешь?

— Какой-то дурацкий разговор.

— Мне нужна твоя помощь, Стас.

— Я уже сказал тебе, что…

— Заткнись! — негромко, но очень внятно прорычал Мишин. — И не будь идиотом! Мне начхать на твои инструкции! Если бы я действительно пришел за тобой, умник, тебе бы уже вешали на ногу бирку с инвентарным номером морга. Твоей безопасности ничего не угрожает, Стас. В свое время, в Мадриде, ты явился ко мне без всякого пароля, однако я тебе помог. Хотя мне это могло стоить куда больше, чем слетевшие погоны. Старый пароль, говоришь? Ну и что? Я ведь получил его не у англичан, не у американцев, а у СВОЕГО начальства, понимаешь, подполковник? В конце концов, мы с тобой едим из одной кормушки, если ты еще не забыл это пикантное обстоятельство, Стас. Да я, если хочешь знать, вообще мог бы обойтись без этого долбаного пароля. Просто не хотел наведываться к тебе на квартиру, светить понапрасну. Еще вопросы есть?

— Что тебе нужно?

— У меня проблемы. Серьезные проблемы, дружище. Короче, я не могу вернуться домой… Я не стану тебе ничего рассказывать — для твоего же блага, Стас. Чем меньше ты узнаешь, тем здоровее будешь… Так вот, мне нужна встреча с одним человеком. В любой точке земли, кроме Союза…

— С кем?

— С Цвигуном.

— С кем? — ошарашенно переспросил Волков.

— С генерал-лейтенантом Семеном Кузьмичом Цвигуном, — отчетливо повторил Витяня. — Только этот человек заинтересован услышать то, что я знаю. И только он может прикрыть мою жопу на Лубянке, решив при этом свои собственные проблемы.

— С каких пор ты в курсе проблем своего зампреда?

— Стас, на тебя плохо действует Лондон!

— Хорошо… Но я-то здесь при чем? Какая связь?

— Никифоров ведь твой шеф?

— Д-допустим, — кивнул Стас.

— И большой дружок Цинева, не так ли?

— И что?

— Не притворяйся тупым, Стас. Речь идет об очень серьезных вещах. Поможешь?

— Почему ты обратился именно ко мне?

— Потому что в своей конторе я приговорен. Приказ подписал первый. И никто со мной общаться не станет. Полюбоваться на труп — совершенно другое дело. Но с живым — никогда. Точка.

— Ты что, не можешь выйти на Цвигуна сам?

— Конечно, могу! Но прежде я услышу от тебя, как это сделать, Стас. — По лицу Витяни скользнула насмешливая улыбка. — Позвонить ему из автомата домой? Воспользоваться голубиной почтой? Или пригласить первого зампреда КГБ на уик-энд с платиновыми блондинками в Швейцарские Альпы?

— Как ты себе все представляешь технически?

— У меня есть неопровержимые, железные доказательства, что Андропов завалил крупномасштабную операцию в Латинской Америке и теперь пытается скрыть эти подробности от пердунов со Старой площади…

— Ты хочешь сказать, что эта операция планировалась и утверждалась в Кремле?

— Стас, тебе только тридцать семь… — Мишин глотнул пиво и поморщился. — Лишняя информация — недосчитанные годы жизни. Уймись и слушай!

— Продолжай.

— Я и еще несколько человек оказались стрелочниками. Или свидетелями — как тебе будет угодно. Нас пытаются убрать, устроили за нашими головами настоящую охоту… Ты понимаешь меня, Стас?

Волков кивнул.

— Я обратился к тебе не только из-за твоих связей. Ты такой же нелегал, как и я. И то, что произошло со мной сегодня, завтра может свалиться и на твою голову. То есть какой-то мудак из Центра с большими звездами на погонах что-то там не просчитает и, чтобы спасти свою шкуру, подставит под нож непосредственных исполнителей…

— Ты уверен, что у Никифорова с Циневым настолько дружеские отношения, что…

— Это не наше с тобой дело, Стас. — Мишин залпом опрокинул половину кружки. — Передай по своим каналам Никифорову то, что я прошу: находящийся в бегах подполковник Мишин желает встретиться лично — подчеркиваю, Стас, только лично! — с Цвигуном. Уверен, что он в этой встрече заинтересован ничуть не меньше, чем я. А, возможно, даже больше. Если они не поверят, значит, мне остается только одно: обратиться в какую-нибудь крупную западную газету и подарить им прелюбопытнейшую историю с именами и фактами о том, как топорно действует некая мощная разведслужба, возглавляемая неким кремлевским крупняком.

— Самоубийство! — пробормотал Волков и впервые за весь разговор пригубил виски. — Что это даст тебе, Виктор?

— Знаешь, чем больше я в бегах, тем активнее развивается во мне мания величия. Хотя бы напоследок мне хочется влезть в шкуру нашего генсека и на практике понять, что же это такое — чувство глубокого удовлетворения.

— Ты же понимаешь, что в нашем деле невозможно оставаться чистым посредником. Как бы то ни было, но ты втягиваешь меня в очень неприятную игру.

— Не втягивайся. — Пожал плечами Мишин. — Скажи мне «нет». Только потом, когда тебя прижопят также — а от этого, земеля, не застрахован никто! — не ищи мои координаты в телефонной книге.

— Я понял тебя, — кивнул Волков и залпом опрокинул виски.

— Единственная просьба: во имя моей и своей безопасности, сделай это так, чтобы до них дошло: я в панике, в бегах, в цейтноте. И как утопающий хватаюсь за соломинку. Пусть это выглядит как твоя рекомендация, Стас. Добавь к тому, что передашь, личные наблюдения. Тем более что они тебя не обманывают. Это все! Связь через тебя. Никаких других посредников я знать не желаю. И последнее. На тот случай, если они вдруг решат разыгрывать со мной гамбиты, пусть знают: в одном из банков есть маленький сейф на одно маленькое, нерусское имя. Там лежат очень любопытные и в такой же степени секретные документы, которые в течение суток — будь они преданы огласке — взорвут нынешнюю Лубянку, а заодно и наше славное Политбюро к гребаной матери. Я отмечаюсь в этом банке строго периодически, как хронический сифилитик в кожвендиспансере. Если в назначенное время от меня не будет условного сигнала, эта бомба срабатывает автоматически. Ты меня понял, Стас?

— Что ты задумал, Виктор? — тихо спросил Волков.

— Ты что, не веришь мне?

— А я должен тебе верить? Тебе, который сваливается как снег на голову, неизвестно откуда, неизвестно кем посланный, неизвестно, какую конкретную цель преследующий?

— Тогда, в Мадриде, я тебе тоже не очень-то доверял. Но сделал то, о чем ты меня просил. По единственной причине — мы с тобой люди одной профессии, одной поганой крови. Да, дело у нас говенное, но другого мы с тобой не знаем, а потому хоть изредка должны помогать друг другу.

— А если это ничего не даст?

— Кому ничего не даст? Тебе, Стас?

— Тебе, Мишин.

— Значит, не судьба.

— Как я объясню Центру твой выход на меня?

— Мы два года просидели за одним столом в некоем высшем учебном заведении. Так что сам факт нашей встречи ни у кого не должен вызывать лишних вопросов. Кроме того, как старый друг, да еще находящийся в бегах, я вполне мог случайно встретиться с тобой и посетовать на свою горькую судьбину. Забудь про пароль — этим ты только настроишь против себя собственное начальство. Вообще не упоминай об этом. Просто случайная встреча…

— Случайности в нашем деле? — Волков презрительно хмыкнул. — За кого ты меня принимаешь, Мишин?! И за кого ты держишь своих и моих шишкарей?

— А ты не веришь в случайности, Стас? — Мишин чуть подался вперед. — Тогда посмотри на меня, дебил! Перед тобой сидит живой пример классической случайности.

— Ты забыл добавить, «пока живой», — усмехнулся Волков.

— Ты прав, — кивнул Витяня. — И тем не менее пока я жив. Так вот, случайно все, что происходит со мной в последние три месяца: что я выжил после тяжелейшего ранения, что не истек кровью на какой-нибудь мусорной куче, что я здесь, в Лондоне, а не в подвале Лубянки, что разговариваю с тобой, что я еще жив в конце концов, хотя существует четкое решение, что именно в этом я заблуждаюсь!..

— И где мы с тобой случайно встретились?

— В общественном сортире, в филиппинском бардаке, на стоянке такси, да где угодно! А ты, умная головушка, выслушав исповедь затравленного зверя и мгновенно просчитав ситуацию, решил посоветоваться со своим непосредственным шефом. Все складно, Стас, если, конечно, ты не решишься на какие-то сомнительные дополнения. Надеюсь, что я в тебя не ошибся.

— Это единственное, на что тебе осталось уповать.

— Как-то не верится, что и ты меня сдашь.

— На меня это похоже?

— Ты всегда был человеком, Стас. — Витяня положил руку на его ладонь. — И это выгодно отличало тебя от других лошадей в наших конкурирующих конюшнях. Сделай то, о чем я прошу. Это действительно важно для меня.

— Как мне найти тебя в случае чего?

— И эта информация может только осложнить твою жизнь, — улыбнулся Мишин. — В наши задницы намертво вшиты таймеры. Нас научили чувствовать время и автоматически определять, когда оно подошло. Я сам тебя разыщу, Стас. И именно в тот момент, когда почувствую, что эта квашня начала подниматься…