Апрель 1978 года

…Съехав по ребристой аппарели парома на идеально выметенный причал дуврского порта и выбравшись за сетчатые ворота, Мишин бросил взгляд на дорожный указатель и свернул налево, в сторону ближайшей бензоколонки.

— Сэр? — рыжеволосый, веснушчатый подросток в синем комбинезоне с надписью «Эксон» на груди и спине вопросительно взглянул на хозяина «опеля».

— Я проехал почти тысячу километров, — улыбнулся

Витяня, протягивая через полуопущенное стекло ключи от машины. — Заправьте машину, проверьте уровень масла, короче, разберитесь как следует — мне еще тарахтеть до самого Эдинбурга…

— Не беспокойтесь, сэр, управлюсь за четверть часа.

— Не торопитесь, молодой человек, дайте мне время перехватить пару бутербродов и кружку «гиннеса».

— Все будет в порядке, сэр!..

Войдя в вытянутый как коридор коммунальной квартиры паб, Мишин сразу же направился к телефонной кабинке, опустил в прорезь две монеты по шиллингу и закурил, прижав плечом холодную трубку к уху.

— Алло? — Голос Ингрид звучал так отчетливо, словно она стояла за его спиной.

— Мадам Кристианссен?

— Это ты?

— Вы всегда на «ты» с заказчиками?

— Ты хочешь что-то заказать?

— Да. Оригинальную мебель для своего дома… — Витяня глубоко затянулся. — Только очень хорошую мебель. Ни на что не похожую. И главное, я бы хотел, чтобы вы уделили максимум внимания кровати…

— А у вас есть дом, молодой человек?

— Пока нет… Но обязательно будет.

— Где ты?

— Так как насчет мебели, мисс Кристианссен? Не советую вам тянуть, можете потерять хорошего клиента…

— А вы хороший клиент?

— Замечательный! Клиент, готовый платить с самого начала, не может быть плохим.

— Тебе что, не нравится моя мебель?

— Я говорю о СВОЕМ доме.

— А мой дом для этой цели никак не подойдет?

— Разве что на первых порах.

— Не хотите задерживаться?

— Я этого не говорил. Просто там, где ты живешь, слишком холодно.

— А там, где собираешься жить ты, будет теплее?

— Если с тобой, то наверняка.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Как-нибудь в другой раз.

— Тогда зачем ты звонишь?

— Чтобы сказать тебе об этом.

— С тобой приятно разговаривать по телефону.

— Ирония — это рефлексия затравленной буржуазии.

— Уточни только, кем затравленной.

— Встретимся — уточню.

— А что, встретимся?

— А что, не встретимся?

— Тебе плохо, да?

— В данный момент — нет. Но только в данный.

— Я могу воспринять сказанное, как утренний комплимент девушке?

— Можешь.

— Ты великодушен.

— Мне… очень не хватает тебя, Ингрид.

— Повтори, пожалуйста.

— Вроде бы, слышимость на линии нормальная.

— Повтори, если не хочешь, чтобы я сконструировала мебель для твоего дома.

— Мне не хватает тебя, Ингрид.

— Там было еще одно слово…

— Очень не хватает.

— Вот теперь все правильно.

— Я рад, что сумел тебе угодить.

— Ты произнес фразу так, словно сам этому удивляешься.

— Я действительно удивляюсь, Ингрид.

— Тому, что рад или что сумел угодить?

— И тому, и другому.

— Это хорошо или плохо?

— Смотря для кого?

— Для меня, естественно.

— А почему естественно?

— Эгоизм — рефлексия одиноких женщин.

— Это хорошо.

— Ты позвонишь еще?

— Если смогу…

— Наменяй монеток впрок — и сможешь.

— Толковый совет.

— Я вообще девушка толковая.

— Я заметил.

— А что еще ты заметил?

— Практически ничего. Фрагмент плеча… Уголок ключицы… Мочку уха… Все остальное ты стыдливо прикрывала простыней.

— Не стыдливо, а целомудренно!

— Поправка существенна, следовательно, принята.

— Слушай, а может быть, ты действительно брачный аферист?

— Ты спрашиваешь таким тоном, словно надеешься услышать утвердительный ответ.

— Ну, если выбирать между брачным аферистом и торговцем наркотиками, я предпочитаю первое.

— Ну, допустим все так. Что это, собственно, меняет? — хмыкнул Витяня. — Тем более, что в браке все мужчины аферисты, поскольку преследуют вполне конкретные цели…

— То есть заполучить либо гражданство, либо деньги,

да?

— Как всегда проницательная Ингрид Кристианссен!

— Но есть и третья цель, милый.

— Какая?

— Некоторые брачные аферисты приходят за твоей душой…

— Изъятие души это не цель, дорогая, а чистой воды импровизация. Наитие. Помнишь, как у О’Генри: пошел купить сигару и попал в водоворот приключений. Если мне не изменяет память, этот рассказ назывался «Один час полной жизни»…

— Ты меня обнадеживаешь, милый.

— Тем, что читал О'Генри?

— И этим тоже.

— Я подозревал, что ты снобка.

— Но ты даже не представлял насколько.

— Мне пора идти, Ингрид.

— Ты говоришь с таксофона?

— Да, но…

— Ты находишься в длинном вытянутом помещении, верно?

— Откуда ты знаешь? — Витяня ощутил на лбу липкую испарину.

— Пока ты спал, я вшила в твой галстук миниатюрную телекамеру.

— Я в свитере, Ингрид.

—Тогда переоденься, дорогой. Тебе подходит голубая сорочка и черный галстук.

— Это униформа Аллена Делона. Терпеть его не могу! Он что, тебе нравится?

— А ты встречал женщину, которой бы не нравился Аллен Делон?

— По характеру своей работы я редко встречался с женщинами.

— Значит, ты не брачный аферист, — пробормотала женщина.

— Если тебя это так расстраивает, ты только скажи, и я переквалифицируюсь. Но и ты должна будешь навсегда отказаться от Делона.

— Можешь не тревожиться: мне нравится другой мужчина. И что плохого в том, что он немного на него похож?

— Он что, не дай Бог, брюнет?

— Блондин.

— Красив?

— Боже упаси!

— Значит, киноактер?

— Брачный аферист. Но, как мне кажется, его интересуют вовсе не мои деньги.

— Значит, у него есть свои.

— Знаешь, милый, его и свои вряд ли интересуют.

— Может, он нацелился на твою квартиру, Ингрид? У тебя хватило ума не отдавать ему ключи?

— Ты знаешь, не хватило! Я пыталась всунуть этому типу всю связку, но он не взял.

— Странный тип…

— Очень странный! Срывается в неизвестном направлении, мотается по свету, типичный волк-одиночка, но при этом начинает вдруг рассуждать о своем доме и даже мебель хочет заказать. Ни на что не похожую…

— Не обращайте внимания, мисс Кристианссен! Мало ли психов на свете.

— Очень мало, дорогой! Мне кажется, все приличные психи вымерли вместе с птеродактилями.

— У меня заканчиваются монеты.

— Скажи номер своего таксофона, я перезвоню.

— Цифры настолько стерты, что невозможно разобрать.

— Если я узнаю, что ты звонил из Копенгагена, я тебе этого никогда не прощу!

— Если ты задашь еще один наводящий вопрос, я начну подозревать, что на самом деле ты вовсе не дизайнер мебели, а налоговый инспектор. Или представительница социальной службы, выслеживающая мужчин, которые уклоняются от уплаты алиментов.

— Ты знаешь, только что я приняла решение.

— Не путай меня, Ингрид!

— Я решила не выходить из дома.

— Странное решение. Зачем?

— Чтобы у тебя не было оснований говорить, что ты звонил, а мой телефон не отвечал.

— Тогда ты умрешь с голода.

— Ничего, буду заказывать пиццу на дом. Заодно сэкономлю.

— Ты похудеешь.

— На плечах и ключице это все равно не отразится. А больше ты ничего не видел, так что тебе просто не с чем будет сравнить.

— Ты потеряешь своих заказчиков.

— Это еще вопрос, кто кого потеряет!

— У тебя может развиться клаустрофобия.

— Для женщины с замкнутым характером это нестрашно.

— Скажи мне «до свидания».

— Скажи мне, когда ты позвонишь?

— Как только смогу.

— А ты сможешь?

— Я буду очень стараться.

— Ты мужчина, Виктор, — ее голос звучал очень серьезно. — А мужчины обязаны держать свое слово.

— Ты разбираешься в мужчинах лучше, чем я.

— Не пугайся, так и должно быть.

— В Копенгагене сейчас дождь?

— Вот видишь, и ты способен видеть на расстоянии.

— Сильный дождь?

— Очень, — пробормотала женщина и вздохнула. — И все окна заплаканы, как невесты, у которых сорвалась свадьба из-за неявки жениха. Представляешь, какая обида?!

— Что бы ни случилось, Ингрид, обязательно дождись меня.

— Виктор, а что может слу…

Мишин повесил трубку, проследовал в дальний угол бара, сел спиной к выходу за обитый темно-коричневым пластиком стол и сделал заказ подошедшему официанту. Расправившись за несколько минут с телячьей отбивной, окруженной жареным картофелем словно свежевырытая могила — венками, он потянул к себе литровую кружку темного пива и вытряхнул из пачки сигарету.

— Вы позволите, сэр?

Медленно подняв голову, Витяня увидел того самого стриженого типа, с которым двенадцать часов назад расстался на въезде в Кельн.

— Чего же вы не сказали, что нам по пути? — улыбнулся Витяня, кивая на свободный стул по другую сторону столика. — Я бы вас прихватил…

— Спасибо, я на машине, — невозмутимо откликнулся мужчина и жестом подозвал официанта.

— Хотите что-нибудь выпить? — Мужчина вопросительно взглянул на Мишина.

— Нет, благодарю.

— Мне двойной «скотч» без льда, — властно распорядился стриженый. Его английский был безукоризненным.

— А вы, как я погляжу, полиглот, — хмыкнул Мишин после того, как официант, не торопясь, направился к стойке. — Вчера немецкий, сегодня английский, ну, ваш родной язык я в расчет не беру… А как насчет французского?

— Простите, я по делу, — лицо стриженого было хмурым и сосредоточенным.

— Да уж догадываюсь.

— Дов велел передать вам, что контракт остается в силе.

— Хорошая новость, — пробормотал Витяня. — Даже несмотря на то, что вы произнесли ее тоном прокурора.

— Теперь по поводу вашего утреннего разговора с Лондоном… — Стриженый молча кивнул официанту, поставившему перед ним толстый стакан с виски, и подождал, пока тот не вернется на свою исходную позицию у стойки бара. — Дов велел передать, что ответы вашего абонента были скомбинированы…

— Автоответчик?

— Не совсем, — качнул головой стриженый и пригубил виски. — Скорее всего, смонтированная из нескольких кусков фонограмма, которую кто-то приводил в действие. Запись вашего разговора прогнали через компьютер и пришли к выводу, что это типичная туфта, камуфляж. По звуковым характеристикам голос этого… господина Бакстона не всегда совпадает. Кое-какие фрагменты его речи имеют неадекватный шумовой фон, то есть они записаны в разных помещениях… Короче, Дов считает, что этого м-м-м… Бакстона спустили.

— Зачем? — недоуменно пожал плечами Мишин и нахмурился. — Зачем им было убирать Стаса? Ведь знали же, что кроме него, ни с кем другим в контакт я не войду. Они вполне могли дождаться конца операции, и уже потом…

— Видимо, не могли дождаться, — блеснул глазами стриженый. — Возможно, возникли кое-какие обстоятельства… Такой поворот одновременно и упрощает, и усложняет вашу задачу…

— А вам что, и задача моя известна, молодой человек? — взгляд Мишина стал тяжелым, УВЕСИСТЫМ.

— Не мне — Дову, — примиряюще улыбнулся мужчина. — И он, кстати, просил передать, чтобы вы особенно этому не удивлялись. Все ваши дальнейшие действия и контакты согласованы с вашим м-м-м… заказчиком.

— Так, может быть, напомните мне, в чем, собственно, заключается моя задача? — негромко спросил Мишин, не сводя с собеседника цепкого взгляда. — Я, видите ли, всю дорогу ехал с опущенными стеклами, должно быть, голову просквозило…

— Вы должны выманить их на себя, Мишин, — жестко ответил стриженый, впервые назвав Витяню по фамилии. — Должны навести там изрядный шорох, по возможности убрать пару-тройку людей, короче, показать им на пальцах, что взять вас теплым им не по зубам и, одновременно, заставить их в спешке искать новое решение. Хотите спросить еще кое о чем, или удовлетворитесь моим ответом?

— Удовлетворюсь, — пробормотал Витяня и отхлебнул теплое пиво. — Хочу сообщить вам по секрету, молодой человек, что мы с вами занимаемся самым идиотским ремеслом на свете. В сравнении с нами, уважаемый коллега, уличные сутенеры — просто мальчики в очках из кружка юных авиамоделистов…

— Как и предполагал Дов, в Лондоне специально для вас расставлена фундаментальная ловушка, — продолжал стриженый, уставившись в янтарную поверхность своего стакана и никак не отреагировав на философствование Мишина. — Работают люди русской военной разведки, ваши бывшие коллеги к этому делу не имеют никакого отношения…

— Это хоть как-то утешает, — пробормотал Витяня, отодвигая от себя кружку.

— …они ждут вас и, скорее всего, постараются как можно быстрее перехватить. По нашим данным, генерал Цвигун находится в Москве и ни в какую загранкомандировку — во всяком случае, пока — не собирается. К сожалению, мы не располагаем полной информацией о числе и диспозиции противника и можем только предполагать, что численность группы захвата — примерно пять-шесть человек. План, к которому они прибегнут, будет сводиться к вашему, по возможности, бескровному похищению и немедленной транспортировке в Москву. Не исключено, впрочем, что ГРУ прибегнет к оригинальному плану — тут уже начинается чистое гадание на кофейной гуще. Дов считает, что придется действовать по обстоятельствам и, если в этом возникнет необходимость, перестраиваться по ходу…

— Странно как-то, — пробормотал Витяня. — Если Дов прав, и они действительно убрали Волкова, кто будет руководить операцией? Обычно этим занимается резидент…

— Значит, кого-то прислали на замену, — развел руками стриженый. — Или вот-вот пришлют. Пока мы засекли только одного человека…

— Дов говорил мне о нем. Что-нибудь накопали на него?

— Так, мелочь всякая… За ним, правда, приглядывают, но для того чтобы на сто процентов контролировать объект, нужны очень большие силы, которыми мы, увы, не располагаем. В любом случае, гарантия вашей безопасности — в четкости взаимодействий с нами. С того самого момента, как вы позвоните и назначите встречу, инициатива переходит к вашим соотечественникам, и это весьма скверно. Существует статистика подобного рода операций, а она явно не в вашу пользу. Единственное, что утешает, — вы им нужны живым. Или, скажем так, желательно живым. Данное обстоятельство немного выравнивает шансы на успех, однако Дов считает, что у ваших э-э-э… друзей их все-таки больше…

— Ну, вот что, молодой человек! — Мишин внимательно посмотрел на собеседника и неожиданно подмигнул стриженому. — Все это, конечно, замечательно, да и ваша манера поднимать настроение тоже весьма подкупает, но я как-то привык действовать по собственному усмотрению. За помощь, естественно, спасибо, она может мне пригодиться. Что же касается плана действий, то я предпочитаю действовать самостоятельно…

— Увы, это совершенно исключено, — вежливо улыбнулся стриженый.

— Кем исключено?

— Рупертом. Надеюсь, вы не забыли это имя?

Минуты полторы Мишин молчал, водя пальцем по

столу фирменную картонку из-под пива «Гиннес». Стриженый деликатно допивал свое виски, стараясь не бередить явно уязвленное самолюбие «свободного художника» из зловещего КГБ. Возможно, как профессионал, он прикидывал в этот момент, как бы повел себя сам, получи подобное сообщение.

— Вы меня удивили, — выдавил наконец Витяня. — Очень удивили…

— Поверьте, у меня совсем не было такой цели. Думаю, вам лучше поговорить об этом с Довом, — пожал плечами стриженый и с сожалением посмотрел на сиротливо пустой стакан. — Нам же сейчас предстоит уточнить кое-какие детали и сразу же разъехаться в разные стороны. Надеюсь, вы понимаете, что времени не так много, а сделать необходимо массу вещей?

— Слушаю… Кстати, у вас есть имя?

— Конечно, есть, — улыбнулся стриженый. — И не одно. Вечером, когда вы поселитесь в отеле, возьмите телефонную книгу, ткните наугад в любую строчку, после чего можете смело называть меня этим' именем.

— Когда я смогу поговорить с Довом?

— Он сам найдет вас, когда посчитает это необходимым.

— Значит, инструктировать будете вы?

— Если вы не возражаете.

— Хорошо, валяйте! — вздохнул Мишин и откинулся на спинку стула.

— Вы не против, если я закажу себе еще виски?

— Не боитесь спиться на работе, молодой человек?

— Вы предлагаете мне заказать молоко?

— А у вас на него аллергия?

— Почему? — удивленно пожал плечами стриженый. — Я очень люблю молоко и натуральные соки. Но меня учили, что в баре — если, конечно, не хочешь бросаться в глаза — естественнее пить либо виски, либо пиво. Так я могу начинать?

Мишин кивнул и устало опустил веки.

— Прежде всего, вот вам список вопросов, которые вы должны задать в разговоре с Волковым или, правильнее сказать, с тем, кто имитирует его голос. Дов считает, что нелишне будет убедиться в наших подозрениях…

* * *

Спаренные телефоны зазвонили разом, в терцию. Один напоминал о себе пронзительной трелью, второй — басовитым гудением. Вадим Колесников автоматически взглянул на часы — 17.40, основательно устроился у рабочего стола, окинул взглядом свое обширное магнитофонное хозяйство и, одновременно с четвертым звонком сняв трубку, вдавил клавишу основного магнитофона.

— Бакстон слушает!

— Сэр Реджинальд?

— Да, это я.

— Говорит Говард Лернер.

— Как самочувствие, мистер Лернер?

— Спасибо, все хорошо. Кажется, я наконец освободился и могу встретиться с вами…

— Когда и где?

— Как насчет сегодняшнего вечера?

— Устраивает.

— Знаете, господин Бакстон, сегодня вечером я уезжаю в Шеффилд с вокзала «Чаринг-кросс»…

В этом месте Мишин сделал запланированную паузу. Короткая заминка возникла и на другом конце провода. Колесников потратил несколько секунд на лихорадочный поиск приемлемого варианта ответа и, не найдя ничего лучшего, продублировал с третьего магнитофона уже звучавший ранее вопрос:

— Когда и где?

— На «Чаринг-кросс», где же еще?! — ответил Витяня и сделал вторую паузу.

На сей раз Колесников уже не дернулся и стал терпеливо ждать уточняющей информации. В конце концов, в разговоре добропорядочного англичанина подобная пауза выглядела совершенно естественной.

— Алло, вы меня слышите? — В интонации Мишина отчетливо прозвучала озабоченность.

— Я слушаю вас, мистер Лернер, — удачно ввернул Колесников.

— Я буду ждать вас ровно в 21.30 у шестого вагона поезда, следующего в Эдинбург. Не опаздывайте, пожалуйста, мистер Бакстон, поезд отправляется в 21.43…

— Договорились, мистер Лернер, я буду…

Положив трубку, Вадим Колесников оттер закатанным рукавом сорочки вспотевший лоб, снова придвинул к себе телефон и набрал на диске номер из восьми цифр.

— Да, я слушаю, — пробурчал недовольный мужской голос.

— Ты записал разговор?

— Конечно.

— Откуда он звонил?

— Из Лондона.

— Ты в этом уверен?

— На все сто.

— Примерный район?

— Центр. Чуть восточнее. Это имеет значение?

— Нет. Я сворачиваюсь.

— Понял тебя.

— Действуй!..

* * *

Сквозь стеклянно-металлическую полусферу, уютно укрывавшую девять перронов одного из самых старых лондонских вокзалов, отчетливо проглядывали яркие звезды в дымчатом обрамлении облаков. Дов, самозабвенно сражавшийся с «одноруким бандитом» в зале ожидания «Чаринг-кросс», мог со своей точки отчетливо видеть сквозь стеклянную стену перегородки перрон номер девять, на котором уже стоял скорый поезд Лондон — Эдинбург, и чуть сгорбленную спину Виктора Мишина в черном плаще с поднятым воротником и широкополой черной шляпе, из-под которой выглядывали волосы цвета слежавшейся соломы. Опуская в щель игрального автомата монету за монетой, Дов остервенело дергал ручку, издавая при этом сдержанные возгласы негодования, выдававшие в игроке типичного неудачника, этакого вокзального «крейзи», которого азарт может заставить забыть обо всем на свете, в том числе, и о времени отправления собственного поезда.

Оперативная группа Моссада, располагавшая весьма ограниченным временем для подготовки к операции и определению возможностей тактических маневров тем не менее предусмотрела практически все: перрон с четырех сторон контролировался людьми, соседний, восьмой перрон, именно в этот отрезок времени был пуст и, таким образом, открывал свободный обзор; три точки наблюдения располагались в непосредственной близости от Мишина — в газетном киоске, в кафе, расположенном в двадцати метрах от девятого перрона и у лестницы подземного перехода. И тем не менее Дов никак не мог отделаться от неприятного, ЗУДЯЩЕГО ощущения тревоги.

Он был хорошим профессионалом, знал свое дело вдоль и поперек, а потому привык прислушиваться к собственным ощущениям. Этот седоволосый, коренастый мужчина, входивший в свое время в оперативную группу Моссада, рыскавшую по всем странам Западной Европы в поисках руководителей «Черного сентября», спланировавших расстрел израильских спортсменов на Олимпийских играх в Мюнхене, вообще не любил неподготовленных засад, всех этих лихорадочных, наспех спланированных операций с людьми-«наживками» — слишком велика была вероятность того, что эту самую «наживку» снимут с крючка так искусно, что леска наблюдения даже не шевельнется. Профессионально оценивая ситуацию, Дов не мог сбрасывать со счетов ее наиболее уязвимое место: находившаяся под его началом оперативная группа Моссада, отвечавшая за прикрытие Мишина, пребывала, по сути дела, в глухой и до поры до времени абсолютно слепой обороне. Стало быть, ее действия, если принимать в расчет профессионализм противника, просчитывались по определению. Невыгодность этой засады определялась также полной неясностью в вопросе того, КТО ИМЕННО подойдет к Мишину. Перрон буквально кишел людьми, из дожидавшегося отправления поезда Лондон — Эдинбург то и дело выскакивали пассажиры и провожающие, и это бесконечное мельтешение голов, шляп, зонтов и металлических тележек с багажом, которые тащили вдоль состава носильщики в синих комбинезонах, естественно, максимально затрудняло выполнение задачи.

План операции, который Дов получил из Центра ровно сутки назад, поначалу поверг его в изумление. На первый взгляд, все в нем выглядело нелогично и как-то коряво, по-дилетантски. Дов неоднократно принимал участие в подобного рода акциях и знал на собственном опыте: наиболее подходящим для проведения зарубежных операций с «наживкой» считается место, максимально отгороженное от людей, транспорта и, главное, представителей закона, где участники акции имеют значительно большую свободу маневра, где даже самые неожиданные обострения ситуации можно без особого труда локализовать и ликвидировать. С этой точки зрения вокзал «Чаринг-кросс» с десятками «бобби» в черных мундирах и допотопных шлемах викторианских времен буквально на каждом шагу, с его толчеей и суматохой как на перронах, так и в залах ожидания, был выбран крайне неудачно. Однако как следует поразмыслив, Дов понял глубинную, стратегическую идею этого плана: место расположения «Чаринг-кросс» — самый центр огромного Лондона, а также ощутимое скопление людей в замкнутом пространстве вокзала практически исключало возможность использования оружия. План, разработанный в оперативном отделе Моссада, как бы провоцировал советскую военную разведку на выбор ИЗЯЩНОГО, не силового решения: без стрельбы, без искусственного блокирования входов и выходов, рукопашных схваток и автомобильных погонь по центральным улицам гигантского города, которые практически сразу бы привлекли внимание полиции и свели на нет усилия обеих сторон.

Конечно, план содержал в себе известную долю риска: моссадовские аналитики традиционно славились здоровым прагматизмом, имели богатый оперативный опыт и были склонны скорее переоценивать, нежели недооценивать оперативно-тактические возможности любого противника, тем более такого авторитетного, как советская военная разведка. Но в то же время в этом плане был некий «люфт», возможность, которая не сразу бросалась в глаза: в случае неудачи, сохранялись какие-то резервы для исправления ситуации. Впрочем, все это не имело никакого значения, если авторы плана ошибались в главном — в своей уверенности в том, что ГРУ охотится за ЖИВЫМ подполковником Мишиным, а вовсе не за его скальпом. Дов, трезво оценивая ситуацию, прекрасно понимал: снять крупную фигуру Мишина, представлявшую собой идеально неподвижную мишень, из винтовки с оптическим прицелом можно без особых усилий сразу с нескольких точек…

Взглянув на часы, Дов отметил про себя, что Мишин стоит на месте назначенной встречи уже четыре с половиной минуты и, чуть склонившись к лацкану модного черного плаща, негромко произнес:

— Внимание! Полная готовность!..

Тем временем сам Витяня, не выпуская сигарету из уголка рта, стоял, засунув руки в карманы плаща и чуть покачиваясь, у распахнутой двери шестого вагона, время от времени поглядывая на часы.

В микроскопическом наушнике, искусно вмонтированном в дужку роговых очков Дова, сквозь легкое потрескивание прозвучал голос на иврите:

— Это третий. К нему подходит носильщик…

— Вижу! — пробормотал Дов, дергая ручку игрального автомата. — Шестой, внимание!..

— Это шестой… Носильщик проследовал дальше.

— Держи его метров десять, не больше. Потом отпускай.

— Понял…

— Это третий… Проводник пятого вагона вышел на перрон и направился к шестому вагону. Ты его видишь?

— Только со спины… — Дов опустил в щель автомата сразу несколько монет. — Четвертый, веди проводника!..

— Это четвертый. Вас понял…

— Говорит второй! К шестому вагону направляется носильщик с тележкой. Рядом с ним — женщина. Судя по всему — хозяйка багажа…

— Что с проводником?

— Это второй. Проводник вернулся к своему вагону.

— Кто ведет женщину с носильщиком?

— Это третий. Я веду. Ты их видишь?

— Нет, не вижу! — обронил Дов и тут же чертыхнулся: на табло автомата совпали три картинки и на металлический подносик с жутким грохотом посыпалась серебристая река десятипенсовых монет.

— Первый! Что это за шум? Я тебя плохо слышу!..

— Я выиграл у бандита! — огрызнулся Дов, с нетерпением наблюдая за извержением потока монет. — Что с женщиной?

— Это третий. Я ее не вижу!

— То есть как?!

— Это второй. Объект исчез!

— Что?!

Дов огляделся. Несколько пассажиров с любопытством уставились на полный поднос монет, которые счастливый обладатель выигрыша и не думал забирать. Ссыпав выигрыш в карман плаща, Дов рванулся на перрон.

— Это четвертый. Объекта нигде нет!

— Проверьте шестой вагон!

— Уже проверили. Пусто.

— Да вы что, заснули?! — Дов уже приближался к шестому вагону. — Он же не дог раствориться в воздухе!

— Первый, это третий. Здесь полно народу… Будто на Пэлл-Мэлл… Не исключено, что его вырубили и протащили через шестой вагон… Скорее всего, к хвосту состава…

— Сколько до отправления поезда?

— Какие-то секунды. Что делать, первый?

— На перроне остаются второй и шестой, — негромко распорядился Дов. — Остальным — в поезд! Немедленно!.. Второй и шестой, если обнаружите что-нибудь, ничего не предпринимать! Только проследить. Встречаемся, как условлено. В течение ближайших двух часов связью пользоваться только в экстренных случаях. Конец связи!..

В этот момент поезд тронулся…

* * *

Лариса Петровна Ванюхина сидела у окна в двухместном купе тринадцатого вагона скорого поезда Лондон — Эдинбург, рассеяно пробегая взглядом набранные плотным шрифтом страницы утреннего выпуска «Таймс». Когда дверь в купе с шумом отъехала и в проеме появился Колесников, четвертый номер в группе «Дым» даже не подняла голову.

Специальный курьер ГРУ молча сел напротив, тяжело откинулся на кресло с удобным подголовником и меланхолично посмотрел в окно на проносящиеся в молочных апрельских сумерках тусклые огоньки на фасадах одноэтажных домиков с красными черепичными крышами.

— Вам нравится Англия? — спросила Ванюхина, не отрываясь от газеты.

— Только те места, которые напоминают Подмосковье.

— Вы хорошо поработали. Профессионально.

— Ничего особенного, — пожал плечами Колесников. — Не в первый раз…

— Все в порядке?

— Пока, вроде, да.

— За ним следили?

— Я не заметил. Да и времени особенно не было.

— Как люди?

— Все на своих местах.

— Где он?

— Через купе от вас.

— Что проводник?

— Я же говорил вам вчера: он открывает двери купе только при появлении пассажиров. А в это купе никто не сядет до самого Эдинбурга.

— Так долго не потребуется, — пробормотала Ванюхина, перелистывая газету.

— Ничего, запас во времени не повредит.

— Дверь открыли отмычкой?

— Какая разница, чем? — пожал плечами Колесников. — Главное, что открыли без шума и свидетелей.

— Уверены?

— Иначе бы не говорил.

— Куда вы его засунули?

— Багажная полка, над входом. Даже если проводник, в случае чего непредвиденного откроет купе, он увидит только пустые сидения… Все нормально, можете не беспокоиться.

— Как долго будет действовать наркотик?

— Как минимум, два с половиной часа. Может быть, три. Впрочем, с этим бугаем вряд ли…

— Это слишком много! — подбородок Ванюхиной недовольно дернулся.

— Его можно привести в чувство в любое время. Скажите только когда.

— Хорошо, — кивнула Ванюхина. — Скажу.

— Что теперь?

— Прочешите весь состав — от головы до хвоста. Постарайтесь сделать это, не привлекая к себе внимание… Я все-таки не думаю, что Мишин был один — уж слишком все просто получилось… Так не бывает… При малейшем подозрении действуйте решительно. Никаких сантиментов или наводящих вопросов. За перестраховку винить никто не станет. Только чисто. Вы меня поняли?

— Так точно, — хмуро кивнул Колесников.

— Когда следующая остановка поезда?

— Два полустанка по тридцать секунд не в счет. Стало быть, Нотингем. Прибываем через… — Колесников взглянул на наручные часы, — четыре часа пятьдесят минут. Эти поезда обычно не опаздывают. В Нотингеме простоим тринадцать минут. Следующая остановка через два часа в Шеффилде…

— Все должно быть закончено до Нотингема, — властно распорядилась Ванюхина. — Выходим там. Либо с ним, либо… без него. В зависимости от обстоятельств. Все люди на местах?

— Радиосвязь отключена, как вы приказали. Работаем только на внутренней.

— Охрана вагона?

— В соответствии с планом.

— Никому не спать. Держите в резерве два эти полустанка по тридцать секунд — может быть, сгодятся. Идеально — уложиться в полтора — максимум два часа. Нотингем слишком большой город, да и стоянка легко просчитывается…

— Все зависит от вас?

— За меня не беспокойтесь… — Тонкие губы Ванюхиной тронула легкая улыбка. — Сколько сейчас на ваших?

— 21.07.

— Ровно в 22.00 откройте дверь в купе, дождитесь, пока я не зайду вовнутрь. Потом зайдете в купе сами, поможете мне стащить его вниз, после чего выйдите и закроете дверь снаружи.

— Понятно, — кивнул Колесников.

— Как вы собирались приводить его в чувство?

— С помощью этого, — курьер протянул Ванюхиной раскрытую пластмассовую коробочку с шприцом, наполовину заполненным красноватой жидкостью.

— Дайте мне.

— Вводить внутривенно и не очень быстро.

— Когда это начинает действовать?

— Максимум через минуту.

— Вы его обыскивали?

— Конечно!

— Оружие было?

— Два люгера. Один с глушителем. Четыре запасные обоймы. Ну, там еще парочка причиндалов…

— Понятно… Все сигналы — стуком в дверь, как и договаривались. А теперь идите. И будьте осторожны…