Son of Dov — Hard Times Don't Come

Это был вишнёвый день — день всесемейного сбора вишнёвого урожая. Надо сказать, в тот день я продегустировал этот фрукт впервые в жизни — в Штатах вишни нет, а о её существовании в природе я знал лишь из книг русских классиков, кои в несметном количестве прочёл в свои отроческие годы под чутким руководством Марии. Ну что сказать, вишня мне понравилась, но ещё больше сам процесс её собирательства!

Вся семья в сборе, гремят пустые и полные посудины, все члены семейства от мала до велика трудятся, как пчёлки, даже Старенькая бабушка, которая едва уже ходит от старости своих лет, выковыривает косточки из вишен специальной приспособой и складывает их в чан с будущим вареньем «без косточки», а в другом таком же чане будет вариться варенье «с косточкой», потому что последнюю разновидность предпочитают моя Лера, Алёша и Старенькая бабушка. Остальные — приверженцы «здорового» очищенного лакомства, потому что, оказывается, в вишнёвой косточке содержится синильная кислота, которая после термической обработки выделяет ядовитые вещества и тем самым вредит здоровью!

Процесс сбора урожая кипит усердием и бурлит весельем: шутки, подколы, небольшой и добродушный сарказм Киры достаётся абсолютно всем и в равно-долевом распределении и даже мне чуток в виде небольшого стёба над моим вишнёвым нарядом, в котором меня точно не признают мои друзья миллиардеры. Я парирую в ответ, что буду знать, в чём прятаться в будущем, если мне вдруг приспичит скрыться от любопытных глаз, но когда женская половина семьи хором завела старинную украинскую песню, я от сентиментальности едва не упал с дерева…

Да, конечно же, мы с Алёшей влезли на дерево, и, само собой, в этом не было никакой, ни малейшей необходимости.

Лера долго стояла под моим деревом, поедая вишни с нижних веток, молча тревожилась о нашей с Алексеем целостности и незаметно контролировала степень нашей вменяемости по одолению верхних веток, так как мы соревновались, кто влезет выше, но сыну, как ни странно, не сказала ничего, а вот на мой счёт у неё имелись некоторые соображения:

— Знаешь, я вот тут думаю, — неспешно затянула она, жуя очередную спелую ягодку, — вот если ты грохнешься с этого дерева, поломаешь себе, скажем, руку, ну или там ногу, тебе ж придётся соблюдать постельный режим, то есть дома сидеть. Это ж сколько миллионов зелёных баксов не дождутся твоего внимания?

— Не в миллионах счастье! — парирую я ей, смеясь, и, соблазнившись её причмокиванием, отправляю себе в рот очередную кислятину — черешня, которую можно купить в Штатах, куда как вкуснее на мой субъективный взгляд.

— Да уж, конечно, давно это подозреваю… — бормочет моя супруга и складывает в корзинку несколько собранных ею вишен, из которых потом Лерина мама и сестра станут варить варенье…

— Зато какой кайф! — признаюсь ей мечтательно-протяжно, — как будто на машине времени вжик и в детство вернулся! Я б тебя к себе забрал, если бы не твой пузик!

— Заметь, пузик — это твоя… — и тут она осекается, вспомнив про Алёшу, которому уже 12 лет, но его мамочка наивно полагает, что пикантная информация об отношениях полов мальчику ещё доподлинно не известна. Но мне, надо сказать, и не нужно продолжение — не сложно и догадаться, как любит повторять моя несравненная супруга Валерия, что далее следовало бы что-то вроде «это твоя работа/заслуга/вина и т. д. и т. п.».

— И я безмерно горд этим! — совершенно искренне сообщаю ей.

— Гордость гордостью, но как человек разумный, а тем более такой одарённый бизнесмен, что по определению подразумевает отсутствие каких-либо отклонений в логике и аналитических способностях, ты не можешь не согласиться, что с определённой долей вероятности ты также мог бы свернуть себе и шею, и в этом случае уже отлежаться не получится, а моему пузику, как ни крути, но всё-таки нужен же отец…

— Не обращай внимания, — шёпотом участливо сообщает мне Алёша, — маме иногда невыносимо нужно поумничать, она какое-то время порассуждает, а потом спросит: «тебе котлет на ужин или отбивных?», и вот в этот момент ты уже можешь поддержать разговор, а до этого можно даже музыку послушать в наушниках — она не заметит!

— Иногда, Алексей Артёмович, Ваша мама мудро делает вид, что не заметила пренебрежения, и даёт Вам возможность осознать это самостоятельно и исправиться, тем самым…

— Хорош, Лерка, умничать, ну правда уже! Достала ты мужиков! Что там у тебя, дай глянуть… это всё, что ты насобирала? — возмущается Кира.

— Я ела ещё! Я в положении, ты забыла?! Мне надо себя в первую очередь накормить, потом уже о вашем варенье думать!

— О каком это, о нашем?! Ты чего, прикидываешься что ли? Маман сказала вся первая партия Лерочке с Алексом, они с собой в Америку заберут! — последнюю фразу Кира будто бы наигранно ехидно пропела.

Алексей откуда-то уже совсем сверху сообщает мне спокойным тоном:

— Они и подраться могут, то ещё шоу, я раз видел. Правда, они потом шифровались, типа в шутку дрались, но ни фига, зуб даю — на совесть молотили друг друга!

— Слышь, малой, — Кира поднимает невидящий сквозь листву взгляд в поисках признаков своего племянника, — ты не ошалел ли? Я тебе не твоя мамочка, лекции читать не буду, уши, как пить дать, надеру! И ты же знаешь, да, что тётка у тебя злопамятная?

Лера давится собственным смехом, Кира, глядя на это, тоже смеётся, но чуть сдержаннее, а Алексей разочарованно добавляет:

— Эх, жаль. Помирились. Шоу не будет.

Вечером за ужином Кира делает предложение:

— Алекс, Лера, родители, дети! Мы с Толей приглашаем вас прокатиться на катере по Днестру. Поесть шашлыков. Послушать музыку и отдохнуть!

— И покормить комаров, — тихонько замечает Лера.

— Зануда, — бросает ей Кира с деланным пренебрежением. — Алекс, ты как? Не побрезгуешь после своих яхт?

— Только если ты примешь ответное приглашение прокатиться на яхте по заливу в Сиэтле, или можем даже на пару дней махнуть на океан, — отвечаю с улыбкой.

— Хм… Заманчивое предложение!

— И дорогостоящее… — негромко комментирует Анатолий.

— Пакет включает и авиа перелёт тоже! — добавляю.

— Ну, если и авиа перелёт тоже, — тут Кира смеётся негромко. — Шучу. Спасибо за приглашение, билеты купим сами, как выберемся. Сеструха, в ресторан сводишь меня?

— Это к Алексу обращайся, я в этом вопросе сама человек ведомый… или нет, отводимый! Короче я в них до сих пор ни черта не понимаю и заказываю всегда то же, что и Алекс.

— Нуу, ты натуральная зануда!

— Не скажи! Я раз заказала себе самостоятельно блюдо, оно и на вид было привлекательное и название звучное, потом оказалось, это были… это были…

— Бычьи яйца, — помогаю я.

Тут все прыскают смехом, Кира так вообще давится, Лера прикрыла рот рукой и смотрит на меня с ужасом, но при этом едва сдерживая смех.

— Между прочим, это блюдо считается деликатесным, — продолжаю я.

— Что ж сам не ел? — провоцирует меня супруга.

— Просто тот день был вегетарианским по моему расписанию, — отвечаю с невозмутимым видом.

— Что-то я не припомню у тебя такого расписания!

Тут я замечаю буквально багровое лицо тестя, и сидящая рядом Кира, поймав этот мой взгляд и продолжая смеяться, наклоняется к моему уху и сообщат, но так, чтобы точно все услышали:

— Наш папочка не позволяет нам произносить вслух такие слова, как «яйца», если только речь не о куриных, и вообще как-либо обсуждать подобные темы.

После этой фразы застолье накрывает ещё одна волна дружного смеха, и громче всех хохочут Лерина мама, Кира и Лера, из чего я делаю вывод, что Валентин Николаевич держал свое женское царство в строгости и целомудрии, которые со временем превратились в предмет шуточек и извечного стёба.

— И да, не знаю, предупреждала тебя Лерка или нет, но если что, мы до сих пор не в курсе, откуда берутся дети…

И снова прыскают смехом. А я думаю: странная семья, странные шутки, странное отношение к вопросу.

— Лер, а ты ж не знаешь, на катере теперь есть караоке! — внезапно восклицает Кира.

И тут происходит чудо: у моей Валерии так загораются глаза, и так растягиваются губы в улыбке, что она светится, словно новогодняя ёлка. И только в это мгновение, я, наконец, понимаю, насколько же сильно она любит петь!

Tom Francis — From Up There

На катере оказалось не так и плохо, как я успел подумать, опираясь на Лерину реакцию: небольшое белоснежноё судёнышко, увешанное занятными фонариками, спокойная, приятная музыка не нагружала отдыхающих ни своей навязчивостью, ни особенным стилем, приятным лишь знатокам, а существовала размытым фоном, добавляя этой незатейливой морской прогулке особенного шарма.

— До чего же тётя Кира всех достала с этим старым ржавым корытом! — тихонько бурчит Алёша, оторванный от своих компьютерных игр, а я замечаю, как старшая дочь Киры счастлива урвать его лично для себя хоть на пару часов, ведь Алёша сейчас в том возрасте, когда юнцы ценят живое общение (а вместе с ним и женское внимание) меньше всего, с радостью отказываясь от него во имя таких захватывающих развлечений, как, например, катание на скейте, игра на гитаре, гонки на велосипедах или мини-байках…

— Не такое уж и ржавое, Лёш, не нагнетай, — увещеваю я его, потому что, по большому счёту Кира — двигатель всякой событийности в этой семье. От её жизнерадостности и жизнелюбия, взбалмошной энергии питаются все вокруг и даже я немного.

Как только темнота позднего летнего вечера начинает сгущаться, Кира заботливо обрызгивает нас спреями от комаров, но моей Лерочке нельзя ими пользоваться, о чём я ей тут же и сообщаю:

— Лер, тебе нельзя этим брызгаться.

— Вот у меня детский крем есть от комаров, он прямо с рождения разрешается! — тут же находится Кира.

— Лерочка, не стоит, мы ведь не знаем, что за химические вещества там использованы! — не сдаюсь я.

Ну а что? Какой контроль проверяет все эти средства? Да никакой! От комара меньше вреда, нежели от этих аэрозолей и кремов.

Лера закатывает глаза, потом, усмехаясь, сообщает:

— Прямо не знаю, как я выносила, родила и подняла двоих своих других детей!

Но слушается. Она всегда меня слушается. Почти.

Кира многозначительно вскидывает брови, затем, нервно подёрнув плечами, уходит обрызгивать спреем остальных членов нашей семьи, а я усердно отгоняю комариков от своей Лерочки. По крайней мере, у меня теперь есть официальная причина не отрывать от неё своих глаз весь вечер!

А потом Лера пела:

— Я хочу спеть песню из моего любимого фильма «Перед рассветом».

Затем, взглянув на меня, моя жена тихонько добавляет:

— Это просто песня, — и улыбается. И только мы с ней знаем, к чему была сказана эта фраза.

Невероятная песня, необыкновенно подходящая этой прогулке, нашему настроению и тому ритму внутренних вибраций счастья, какими мы оба жили в те дни:

Julie Delpy — A Waltz For A Night

Все любуются Лерой, все слушают, не только мы, её семья, но и совершенно чужие нам люди, отдыхающие в этот летний вечер на маленьком речном катере. В своём белом просторном платье, она похожа на ангела, и этот ангел дарит своим голосом радость и красоту.

Моя Валерия совсем другая, когда поёт — она преображается, оживает, в ней словно взрываются фейерверки эмоций, никогда и ни при каких обстоятельствах она не бывает такой счастливой, как когда поёт.

Я понял, что ей очень хотелось выплеснуть песней своё счастье в тот вечер, ведь по-другому она ещё не умеет. Я понял также, что это не просто её увлечение, это её способ выражать те эмоции, которые воспитание приучило скрывать, прятать, зажимать, стыдиться, причём и плохого, и хорошего.

Кира не поддалась. Кира — вулкан и авторитет, в силу своего «старшего» положения. А вот Лера, будучи от природы мягкой и восприимчивой абсолютно ко всему, что ей говорят и внушают, оказалась высококачественной глиной, из которой родители слепили шедевр, но убили в ней важное — её природную горячность и эмоциональность. Тогда, в те дни, я только обозначил это понимание в своей голове, и лишь спустя многие годы, окончательно осознаю, что я — тот, кто должен был вернуть ей её лёгкость, эмоциональность, чувственность. Ведь Лера — самая чувственная женщина из всех, кого я знал и ещё узнаю, но не всякому дано увидеть это. И то, как она будет открываться для меня, год за годом, то, как много нежности, любви и душевного тепла я найду в ней, буквально никем не тронутые залежи, ждавшие только меня одного, всё это перевернёт моё сознание, углубив мои чувства к ней настолько, насколько я и сам не мог себе представить.

Тогда, в те наши счастливые три года, я наивно думал, что нахожусь на пике своей любви к ней. И это действительно был пик, но не любви, то был пик страсти, бесконечного, почти никогда не удовлетворяемого полностью желания. Но любить я буду сильнее… Годы спустя… Много сильнее, так сильно, как, я уверен, не любил даже мой отец…