Васильевский остров на протяжении многих десятилетий был местом жительства и работы нескольких поколений семьи Брюлловых. Первым появился в Петербурге прадед Карла Брюллова, выходец из Франции Георг Брюлло (так первоначально писали фамилию членов этой семьи до 1821 года, когда братьям Александру и Карлу было разрешено после окончания Академии художеств изменить фамилию на русский лад и писать ее «Брюллов»).

В 1773 году Георг Брюлло поступил лепщиком на Императорский фарфоровый завод, владея в совершенстве еще искусством резьбы по дереву и лакировщика.

Сын его Иоганн (Иван) стал скульптором, а внук Павел, отец будущих художников Федора, Александра и Карла, стал мастером «орнаментальной скульптуры», т. е. резчиком, позолотчиком и лакировщиком деревянных изделий.

В конце XVIII – начале XIX века большая территория по 11-й линии от Малого проспекта до берега реки Смоленки (участок современных домов № 66 и 68) принадлежала Иоганну Брюлло; на границе этого участка с прибрежным владением стояли два деревянных одноэтажных дома, в которых и разместилась семья скульптора.

В 1793 году Павла Ивановича приглашают в Академию художеств преподавать свою науку с предоставлением казенной квартиры. Но через 6 лет последовало увольнение «вследствие малой пользы от обучения слушателей его мастерству», т. к. большинство учащихся желало быть художниками. При увольнении он лишился и скромной казенной квартиры на заднем дворе Академии художеств.

Начались долгие поиски нового жилья, удобного для растущего семейства. Васильевский остров менять на другой район города не собирались: отец надеялся устроить в будущем сына Александра учеником в

Академию художеств, где уже учился старший сын Федор.

Наконец глубокой осенью 1799 года дом был куплен. Это было небольшое одноэтажное каменное строение на подвалах с мезонином и садом во дворе (Средний проспект, между 3-й и 4-й линиями, дом № 17). Здесь 12 (23) декабря 1799 года и родился третий сын, Карл, будущий великий художник России. Сад очень пригодился: в нем в хорошую летнюю погоду целыми днями сидел на теплом песке маленький болезненный Карл, который до 5 лет не мог ходить. Время, проводимое в саду, не проходило даром для наблюдательного мальчика: он рассматривал цветы, любовно выращиваемые отцом и матерью, следил за бегущими облаками, наблюдал за полетом птиц. Часто отец предлагал сыну и другие занятия: вырезать, лепить, копировать рисунки. Порой Карлу приходилось выполнять до 10 копий, пока не достигалось полное сходство с оригиналом.

Под крышей родного дома братья-погодки Александр и Карл Брюлло прожили до 1809 года, не бывая ни минуты без дела: они помогали матери по дому, а отцу, вечному труженику, в его работе. Как дети преподавателя Академии художеств они были приняты без конкурса в 1809 году сначала в Воспитательное училище при Академии, где им предстояло пробыть 6 лет, потом в саму Академию тоже с шестилетним курсом обучения. Расставание с отчим домом не было для мальчиков болезненным, т. к. они восприняли это как все заранее предопределенное и само собой разумеющееся. Тем более, что в Академии уже на последнем курсе учился старший брат Федор: он постоянно навещал мальчиков, опекал их, все свободное время проводил с ними. Режим дня был для детей суровым. Подъем в 5 часов утра, в 6 – молитва, завтрак, в 7 – начало занятий, в 12 часов – скудный обед, прогулка, после нее – снова занятия до 17 часов вечера, ужин, молитва, отбой. Пища была довольно скромная, дисциплина строгая. В воскресенье и праздничные дни учеников отпускали домой.

В училище преподавали только общие науки, а в Академии основное внимание уделялось специальным предметам. Плата за обучение была высокой – 300 рублей в год.

Отчий дом позднее перешел по наследству Федору, потомки которого продолжали жить в нем до конца XIX века. Их усилиями дом был расширен и надстроен до четырех этажей.

Александр и Карл в родное гнездо больше не вернулись: после 12 лет обучения в Академии их в 1822 году направляют пенсионерами в Италию на три года, которые для Карла обернулись 14 годами. Александр до 1826 года изучал архитектуру Италии, затем переехал в Париж, после чего вернулся в 1830 году в Россию. С 1831 года и по 1871 год он преподает в своей родной Академии. По его проектам в Петербурге были построены Михайловский театр, здание Штаба гвардейского корпуса, Пулковская обсерватория, лютеранская церковь на Невском проспекте. Как художник Александр Павлович исполнил ряд акварельных портретов (Е.П. Бакуниной, Н.Н. Пушкиной), рисунки к пушкинским произведениям («Домик в Коломне», «Каменный гость»), зарисовки участников обеда в лавке Смирдина (заставка к альманаху «Новоселье») и другие работы.

Великого Карла Петербург встретил только в мае 1836 года. В столице Брюллов останавливается у друга Пушкина Сергея Александровича Соболевского, с которым познакомился в Италии, и в тот же день отправляется на Васильевский остров искать брата Александра. Тот жил на 3-й линии в дворовом флигеле Академии художеств. «Выходя из ворот Академии, я повстречал двух мужчин, – запишет в этот день в дневнике будущий ученик и секретарь К. Брюллова А.Н. Мокрицкий – …я воротился, спросил подворотника, кто эти господа, и он отвечал: это А. Брюллов с братом, приехавшим из Италии».

Тем временем Академия уже готовилась к встрече своего прославленного ученика. Она состоялась 11 июня 1836 года в круглой академической зале при огромном стечении народа. Пушкина на этом торжественном акте не было, но от имени общих друзей и от себя лично он прислал на квартиру Соболевского записку, в которой «засвидетельствовал своё почтение господину Брюллову».

Заочное первое знакомство поэта с художником состоялось задолго до этого дня, еще 23 мая 1827 года, когда после семилетнего отсутствия Пушкин приезжает в Петербург и вскоре вместе с Дельвигом посещает выставку Общества поощрения художников: на ней экспонировалась картина Карла Брюллова «Итальянское утро». Один из современников, свидетель этого посещения поэтов, вспоминал: «Дельвиг подвел Пушкина прямо к «Итальянскому утру». Остановившись против этой картины, он долго оставался безмолвным… Разглядывая ее, поэт высказал свое мнение по поводу итальянской манеры письма художника».

Второе знакомство Пушкина с работами Брюллова, а именно с крупнейшей картиной «Последний день

Помпеи», состоялось в середине августа 1834 года во время двухнедельного показа ее в Зимнем дворце. Позднее ее выставили в Академии художеств, но поэт в это время уже был в Болдино. Полотно вызвало всеобщее восхищение и имело огромный успех. У всех на устах было четверостишье Баратынского:

Поразила картина и Пушкина. Под впечатлением от нее поэт делает по дороге в Москву набросок стихотворения:

Внизу под черновым наброском стиха Пушкин воспроизвел по памяти одну из центральных групп картины: сыновья несут на руках старика-отца.

Рис. 28. Черновой набросок Пушкина

Личное знакомство двух великих людей России произошло в самом начале мая 1836 года. Возвратившись из Италии, Брюллов не торопился в столицу: на несколько месяцев задержался в Москве, куда 2 мая приезжает и Пушкин. Узнав о том, что художник давно в Москве, поэт бросился его искать и нашел у скульптора Витали. Здесь они и познакомились. С этого дня два талантливых человека часто видятся, много беседуют об искусстве, истории, поэзии.

Рис. 29. К.П. Брюллов. Автопортрет

Пушкин уговаривает Брюллова скорее ехать в Петербург, но тот боялся столицы, холода и неволи. Увидев как-то у художника эскиз картины «Нашествие Гензериха на Рим», поэт заметил: «Это может стать выше «Последнего дня Помпеи». На что художник ответил: «Сделаю выше». К сожалению, картина не была написана.

В Петербург они прибыли почти одновременно, и очень скоро Пушкин буквально затащил Брюллова к себе, чтобы познакомить с семьей. Ему очень хотелось иметь портрет жены Натальи Николаевны кисти великого мастера. «У меня, брат, такая красивая жена, что будешь стоять на коленях и просить снять с нее портрет!» – говорил поэт художнику еще в Москве. Но у Брюллова так и не возникло желание писать ее: то ли из-за какой-то неприязни к этой красивой женщине, то ли из-за постановки глаз, взгляд которых был неуловим и казалось, что они косят. В общем, портрет не состоялся. А вот брат Александр написал с нее акварель в начале 1832 года, о чем Пушкин в письме от 8 декабря 1831 года спрашивал у жены: «Брюллов пишет ли твой портрет?».

С Александром Брюлловым поэт познакомился в 1831 году, когда тот вернулся из Парижа. Они встречались у общих знакомых, присутствовали на известном обеде у А.Ф. Смирдина, для альманаха которого Александр сделал виньетку. К 1833 году относятся его же рисунки к поэме Пушкина «Домик в Коломне».

Для нового преподавателя Академии Карла Павловича Брюллова в августе 1836 года подготовили и казенную квартиру, которую ранее занимал бывший ректор И.П. Мартос. Она находилась в первом этаже главного здания, окнами на Неву, по соседству с квартирой вице-президента Академии Федора Петровича Толстого. Почти все пространство квартиры заняла мастерская художника, а спальня и маленькая столовая находились на антресолях. Стены украсили работы самого хозяина, написанные в Италии. Из мебели в просторной мастерской стоял стол, турецкий диван, глубокое вольтеровское кресло с красной обивкой, мольберт у окна и высокая лесенка для работы на больших полотнах. Позднее появилась фисгармония, на которой часто музицировали гости.

Мастерская пустовала редко: друзья, знакомые, заказчики, ученики – постоянные посетители. Не раз здесь бывал Пушкин. Аполлон Николаевич Мокрицкий, ученик и помощник Карла, ведший несколько лет дневник, записал 1 ноября 1836 года: «Зашел к Брюллову… у него застал Жуковского, Пушкина и барона Брамбеуса. Хороший квартет, подумал я, глядя на них». Видимо, Мокрицкого удивило присутствие последнего. «Барон Брамбеус» – литературный псевдоним Осипа Ивановича Сенковского, редактора журнала «Библиотека для чтения», к которому у некоторых литераторов было неприязненное отношение, особенно у Пушкина в последние годы жизни.

С удивительной точностью и подробностями описывает позднее в своих «Воспоминаниях» Мокрицкий последнее посещение Пушкина и Жуковского академической мастерской Брюллова в январе 1837 года: «Карл Павлович угощал их своей портфелью и альбомами. Весело было смотреть, как они любовались и восхищались его дивными акварельными рисунками, но когда он показал им недавно оконченный рисунок «Съезд на бал к австрийскому посланнику в Смирне», то восторг их выразился криком и смехом… Пушкин не мог расстаться с этим рисунком, хохотал до слез и просил Брюллова подарить ему это сокровище, но рисунок принадлежал уже княгине Салтыковой… Пушкин был безутешен: он с рисунком в руках стал перед Брюлловым на колени и начал умолять его: «Отдай, голубчик! Ведь другого ты не нарисуешь для меня, отдай мне этот». Не отдал Брюллов рисунка, а обещал нарисовать другой». Художник М.И. Железнов вспоминал, что в этот день Карл Павлович обещал Пушкину начать его портрет и даже назначил время для первого сеанса – 30 января 1837 года.

Рис. 30. Съезд на бал к австрийскому посланнику в Смирне

Но судьба распорядилась иначе: сеансу, как и обещанному рисунку, не суждено было состояться. Художник очень сожалел об этом и ругал себя за то, что не отдал акварель и не доставил удовольствие великому человеку и другу в его столь трагические дни жизни.

Узнав о кончине Пушкина, Брюллов тот час же послал Мокрицкого на квартиру поэта, чтобы зарисовать его в последние часы пребывания на земле. Сам Карл Павлович был болен, и только Мокрицкий вернулся с готовым рисунком, он долго вглядывался в запечатленные в карандаше черты друга, промолвив: «Завидую его кончине». Данью памяти Пушкину явился фронтиспис, который вызвался нарисовать Брюллов к полному собранию сочинений поэта, задуманному друзьями. Но эту работу художник выполнил частично (сделал в карандаше только набросок): Пушкин сидит на высокой скале с лирой в руках. Тени великих поэтов и аллегорические фигуры России и Поэзии окружают его. Позднее, в 1849 году, Брюллов написал картину на сюжет поэмы Пушкина «Бахчисарайский фонтан». Она блестяще иллюстрирует такие же блестящие стихи:

Несмотря на большую загруженность (преподавание в Академии, консультации практикующим художникам и ученикам Мокрицкому и Железнову, многочисленные частные заказы), Брюллов навещал братьев, бывал у Плетнева, Кукольника, Струговщикова, М.И. Глинки. С братьями часто виделся в Академии, где они преподавали, а иногда наносил им визиты на дому. Федор продолжал жить в отцовском доме, а Александр в 1845 году покупает себе дом поблизости, на Кадетской линии (дом № 21). Он, талантливый архитектор, переделывает дом в своем вкусе, используя в отделке внутренних помещений мрамор, мозаичные полы, элементы древнеримской архитектуры. Остатки былой красоты дома можно видеть и поныне.

Рис. 31. Иллюстрация к поэме А.С. Пушкина «Бахчисарайский фонтан»

Но еще до покупки этого дома Александр Павлович с 1840 по 1844 год владел домом на Большом проспекте, где тоже произвел большую переделку интерьеров. Дом этот не сохранился: в 1950-х годах на его месте был построен новый дом № 13 (архитектор Б.М. Серебровский).

Рис. 32. А.П. Брюллов

Недалеко от Академии жил приятель Карла Павловича, Александр Николаевич Струговщиков, поэт, переводчик. В конце 1830-х – начале 1840-х годов он снимал квартиру в доме Иванова на углу 2-й линии и Большого проспекта (дом № 13/6). Здесь частенько собиралось интересное общество, состоявшее из друзей Пушкина: В.Ф. Одоевский, Матвей Юрьевич Виельгорский, В.А. Соллогуб, М.И. Глинка. Последний обычно развлекал гостей музыкой. Любил заглядывать в этот дом и Брюллов, иногда вместе с братом Александром. В 1840 году хозяин квартиры позировал Карлу, но портрет остался неоконченным.

Сам художник прожил в здании Академии до апреля 1849 года, когда по настоянию врачей совершенно больной покинул Россию. Но желанная Италия ненадолго продлила жизнь Брюллова: в июне 1852 года Великий Карл скончался и был похоронен на кладбище Монте Тестаччио близ Рима.