Поездка за границу окончилась для Вяземских трагически: Пашенька умерла. Умерла 11 марта 1835 года на руках несчастных родителей, уставших хоронить своих детей. Очередная смерть забрала их пятого ребенка, всеми любимое юное создание, которое стоически переносило приближение конца: «Не плачьте, маменька, что же делать… На все воля Божья», – утешала она мать. Ни климат Италии, ни лучшие врачи, ни трогательная забота близких не смогли удержать на земле дочь Вяземских.
В эти трудные для родителей дни два известных русских художника, жившие в то время в Италии, в знак памяти и трогательной дружбы рисуют два портрета: один – угасающей Пашеньки, акварель Федора Бруни (январь 1835 г.), другой – ее отца, Петра Андреевича, только что потерявшего дочь. Его изобразил в карандаше Орест Кипренский. На первом портрете кисть художника фиксирует трагическое приближение смерти девушки, на втором – потрясенный, резко постаревший ее отец, из-под пера которого медленно текут вымученные в эти дни строки:
Рис. 27. П.П.Вяземская. Акварель Ф.Бруни. 1835 г.
Рис. 28. П.А.Вяземский. Рисунок О.Кипренского. 1835 г.
Похоронив дочь на старинном кладбище Рима, Вяземский засобирался домой, в Россию. Перед его отъездом княгиня Зинаида Александровна Волконская, приятельница Вяземского и Пушкина, поэтесса, подарила Петру Андреевичу трогательные стихи:
Княгиня Волконская с февраля 1829 года жила постоянно в Риме и обещала Вяземским ухаживать за дорогой их сердцу могилой дочери. Многие годы она держала свое слово. Н. В. Гоголь писал Вяземскому из Рима в июне 1838 года: «Не так давно был я вместе с княгиней Зин. Волхонской на знакомой и близкой вашему сердцу могиле. Кусты роз и кипарисы растут; между ними прокрались какие-то незнакомые два-три цветка… Потом я был еще один раз с одним москвичом, знающим вас – и вновь уверился, что эта могила не сирота…».
Итак, в Россию. Но домой едет пока один Петр Андреевич, оставив жену с детьми в Риме. 16 мая 1835 года пароход «Александр» причалил в Кронштадте. Одинокий Вяземский направляется в дом близких ему людей, к семье Карамзиных. Они уже с октября 1833 года живут на Михайловской площади (ныне пл. Искусств) в трехэтажном доме, принадлежавшем генералу Голенищеву-Кутузову (современный дом №3); фасад дома, созданный К. Росси, сохранился до наших дней без переделок. Их квартира находилась на третьем этаже. По воспоминаниям А.О. Смирновой (Россет), «убранство комнат было самое незатейливое: мебели по стенкам с неизбежным овальным столом, окна со шторами, но без занавесок».
Рис. 29. Площадь искусств, дом №3. Фото 1970-х гг.
Здесь по давней традиции продолжал собираться круг людей, близких по духу карамзинским взглядам, друзья, знакомые, не чуждые литературе люди. Первых два этажа дома занимали братья Виельгорские, хорошие знакомые, скорее приятели Вяземского и Пушкина. Но поселившись у Карамзиных, Петр Андреевич первое время не хотел никого видеть: его не отпускала боль утраты и сумрачное настроение. Изредка заходили к нему только Жуковский, пытавшийся отвлечь князя от грустных мыслей легкой болтовней, да Пушкин. Вере Федоровне в Рим идут такие письма: «Провожу почти целый день дома, немногих, или почти еще никого не видел и никого видеть не хочу, разумеется, из посторонних. Жуковский приезжал на несколько часов из Царского Села. Он очень живо и глубоко разделяет нашу скорбь. У Пушкина жена родила сына. Не могу собраться с духом и пойти к нему на нашу квартиру. Мне надобно было бы сходить туда одному и выплакаться на свободе во всех углах, а особенно же в двух или трех. А теперь при родильнице нельзя». Летом он уже пишет жене так: «Жалею очень, что нет здесь Смирновой; ее видел бы я охотно. Она уехала на год и более…». Александра Осиповна Смирнова (Россет) – фрейлина, умная собеседница, с которой Вяземский и Пушкин были в большой дружбе.
Отсюда осенью 1835 года Вяземский перебрался в другой дом на этой же площади. В настоящее время в доме №3 с ноября 1949 года размещается мемориальный музей живописца и графика Исаака Израилевича Бродского, который жил и работал здесь с 1924 по 1939 год.