– Хорошо, что он уже научился есть сам, а не только сосет маму, – радуется Неандерталочка, глядя, как Лизунчик примостился на руках у Березки. – Мы можем приносить ему мясо…
Волчонок виляет хвостом, покусывает руки девочки, приподнимается, чтобы лизнуть лицо.
– Он тебя уже принял как маму, – замечает Умник. Из расщелины наверху, в стене пещеры, пробивается луч света; чуть слышен шум маленького водопада вблизи деревни.
– Почти целая луна прошла, – говорит Березка, лаская щенка. Она гордится своим питомцем, как настоящая мама, у которой подрастает дитя. Волчонок отвечает на ласку, лижет ей руку.
– Вот это зубки! – отмечаю я.
– Волки не такие уж страшные, – шепчет Березка, прижимая к себе заснувшего щенка. – Если бы мы их прикармливали, они, наверное, не доставляли бы хлопот.
Ничего себе! Нам самим еды не хватает.
– Кости, к примеру, мы не едим. Такой вот щенок мог бы очищать стойбище. Внизу, под скалами, такая грязь.
– Ты грезишь наяву, Березка, – вмешивается Умник. – Твоя любовь к животным тебе доставит уйму неприятностей. Мясо, которое ты стащила сегодня утром, предназначалось для праздника Матери-Луны. То было жертвенное мясо…
– Не хочешь же ты, надеюсь, чтобы мой любимый щеночек умер с голоду. И потом, Мать-Луна мяса не ест, его уминают эти заразы, наши старейшины.
– Согласен, согласен. Ты, как всегда, права, – вздыхает Умник. – А теперь поторопимся: скоро испытания моего Спустиподними.
– Да, я совсем забыла. – Березка опускает Лизунчика на постельку из мха, устроенную в уголке. – Вот, радость моя: оставляю тебе на ночь весь этот кусок…
Я, как всегда, голодный, поэтому с завистью смотрю, как волчонок вонзает зубы в мясо.
Мы выходим из грота. Березка подкатывает большой камень, закрывает вход, потом начинает смеяться.
– Ты почему смеешься? – спрашивает Умник.
– Помнишь, как ты представлял свое изобретение старейшинам? «И речи быть не может! – громыхал Насупленный Лоб. – Эти нововведения погубят наше стойбище».
– А Беззубый Лось его поддержал, – добавляет Неандерталочка, передразнивая старика. – «Эфти удобштва наш шделают шлабаками».
– Ему хорошо говорить. Он самый старый из всех, и папа Большая Рука носит его на горбу.
– Хорошо еще, что женщины вмешались.
– Еще бы. Бедняжки, сколько хвороста приходится им таскать, чтобы протопить Большую пещеру, ясное дело, что твое изобретение их не могло не задеть за живое.
– А помнишь, как они отказались работать?
– Ну как же: «Или вы попробуете изобретение Умника, или сами таскайте хворост!» – визжала Дикая Выдра…
– И когда кончились запасы, в Большой пещере все околевали от холода…
– Охотники отказывались собирать хворост: такая работа для них унизительна…
– Старейшины не хотели этим заниматься, ссылаясь на дряхлость и болезни…
И в конце концов они уступили…
– Сегодня для тебя великий день, Умничек. Волнуешься? – спрашиваю я.
– Немного, – признается Умник. – Модель, конечно, работает без сбоев, но действительность – другое дело…
Мы проходим по гротам, расположенным поблизости от пещеры Без Дна. С потолка спускаются длинные колонны, сложенные из кристаллов, которые сверкают при свете факелов; из пола тоже поднимаются колонны, более приземистые, закругленные. Мы сворачиваем в галерею, перебираемся через ручей. От глины, смытой с поверхности гор, берега скользкие. На шкурки, привязанные у нас к ногам, налипает грязь; мы то и дело останавливаемся и счищаем ее.
Странное дело: на какой-то миг мне показалось, будто за черепом медведя, который обозначает начало зоны табу, сверкнули чьи-то глаза, следящие за нами. Сразу думаю об этой противной Вонючке. Поднимаюсь на цыпочки, заглядываю за череп: никого. Тем лучше.
Вскоре мы входим в Большую пещеру, где царит великое оживление.
Женщины готовят мясо для вечернего праздника, а мужчины доделывают Спустиподними.
Дяденька Бобер проверяет платформу, которую воздвигли перед самым входом в пещеру: крепкая ли она, прочно ли держится на скале; папа Большая Рука, оседлав ствол, который возвышается над платформой, разглядывает длинную веревку, скрученную из шкур, – хорошо ли она скользит; Разъяренный Бизон собирает камни на площадке у входа…
Все готово.
Не хватает одной маленькой детали. Папа Большая Рука спускается со ствола и кричит: – Кто хочет испробовать изобретение Умника, шаг вперед!
Все остаются на месте, только Жирный Бык делает шаг назад.
– Это не опасно, – объясняет Умник. – Нужно только спуститься вниз, встать на узел веревки и хорошенько за нес держаться. Мы опустим камень, привязанный к другому концу веревки, и – пуф! – в один миг вы взлетите сюда…
– Ну что? Слыхали? Это просто. Кто хочет попробовать? – допытывается папа Большая Рука.
Теперь все делают шаг назад, а Жирный Бык делает два шага.
Умник расстроен, он чуть не плачет.
– Мальчик может попробовать? – спрашиваю я.
– Конечно, – говорит Умник. – Это даже лучше. Спускаясь по тропинке, проклинаю про себя мою
невероятную способность вечно попадать в дурацкое положение; очутившись под стеной, становлюсь обеими ногами на узел и на всякий случай привязываю себя к веревке. Гляжу наверх: все высыпали на платформу, кроме Разъяренного Бизона, который держит на весу камень.
– Смотри не попади мне по голове! – кричу я. Потом закрываю глаза.
Чувствую, как натягиваются шкуры; какая-то сила могучим рывком поднимает меня вверх, и сердце уходит в пятки.
Потом движение вдруг прекращается.
Открываю глаза и вижу: я болтаюсь в пустоте, на расстоянии трех локтей от платформы.
– Упс… это я не рассчитал, – бормочет Умник. – Нужно удлинить платформу, и…
– Втаскивай меня наверх, дурак несчастный, – верещу я, извиваясь и дрыгая ногами.
Вся стоянка забавляется зрелищем; чем громче я кричу, тем веселей они хохочут.
Наконец папа Большая Рука берет шест и вытаскивает меня.
Все радостно хлопают в ладоши – Спустиподними действует. Но Умник выливает на них на всех ушат холодной воды:
– А теперь самое трудное: кто-то из нас должен прыгнуть со скалы, опуститься вместо камня…
Прыгнуть со скалы? Вместо камня?
– Ну да. Если мы хотим, чтобы люди поднимались, им нужно сначала спуститься, ведь так? Кто-то тяжелый спускается, кто-то легкий поднимается…
Тетушка Жердь и бабушка Хворостина готовы подняться, но спускаться никто не желает.
Мы смотрим на Жирного Быка, но тот скрывается в глубине пещер.
Мы смотрим на Насупленного Лба, но тот исчезает в направлении пещеры Без Дна.
Мы смотрим на дедушку Пузана.
– Эй, вы что, обалдели? Я еще слишком молодой и красивый для такого ужасного конца…
– Ничего с тобой не случится, – уговаривает его Умник. – Ты упадешь на большую кучу сухой травы.
Дедушка Пузан в растерянности смотрит вниз.
– Сделай это ради блага племени, – вступает папа Большая Рука.
– Ради блага племени, да? Тогда почему не прыгает это старичье, которое спит и видит, как закрыть мою школу; почему они все разбежались?
– Прыгай, и никто твою школу не закроет, – успокаивает его мой папочка.
– М-м-м… ничего себе прыжок…
– Ефли пвыгнешь, будеф ефть давом цевую луну, – добавляет Беззубый Лось.
– Даром? Целую луну? – оживляется дедушка Пузан.
– Да, – соглашается папа Большая Рука.
– Все, чего мне захочется?
– Фее, чего тебе зафочется, – заверяет Беззубый Лось.
При этих словах дедушка Пузан привязывает себя к веревке и с блаженным выражением на лице прыгает в пустоту.
У подножия скал бабушка Хворостина и тетушка Жердь уже держатся за другой конец веревки. Кожи натягиваются, и бедняжки взмывают вверх, словно ласточки, вылетающие из гнезда.
А дедушка Пузан погрузился в стог сена, заранее приготовленный Умником.
Вынырнув оттуда, он складывает руки трубочкой и кричит:
– Информация для поварих. Сегодня вечером я бы съел на закуску мозговую косточку мускусного быка с березовым соком; первым блюдом пойдет жаркое из тетерева под черничным соусом; потом – паштет из снежного барана, ляжка оленя на углях, лопатка бизона, гуляш из горного козла и… ладно, на сегодня хватит. А завтра посмотрим.
Потом укладывается на сено и глядит в ясное небо. Жизнь никогда не казалась ему такой прекрасной.
Уже стемнело, и все Грустные Медведи собрались в Большой пещере. Сколько народу!
Пылают три костра: на двух жарится дичь, а третий, в центре, самый большой, будет гореть всю ночь – вокруг него и развернется наш праздник. Хвороста полно, благодаря Спустиподними Умника, да и дичи тоже хватает.
Ужин начинается с печени бизона. Старейшины, почти все беззубые, пожирают ее почти сырой. Отрывают порядочный кусок, потом разрезают его кремневым ножичком почти у самых десен. Иные берутся за косточки, высасывают мозг.
Зато женщины не сидят сложа руки: слушая рассказы охотников, очищают от жира шкуры убитых зверей.
Растягивают их на полу, прикрепляют колышками и скоблят кремневыми скребками; потом старухи примутся жевать кожу, пока она не сделается мягкой-мягкой…
Между тем является Тот-кто-вспоминает, совершенно особый старейшина: сейчас бы мы назвали его ходячей энциклопедией. Он играет важную роль в племени: запоминает жизнь, смерть и подвиги всех его членов. Одним словом, что-то вроде адресного стола. Он знает во всех подробностях историю нашего стойбища и на каждом празднике повторяет ее целиком.
Давайте послушаем.
Вначале была Ночь. Потом пришла Луна, мать всех ледниковых людей. Луна родила Росу и Ветер. От Росы родился Смеющийся Медведь, предок племени Смеющихся Медведей. От Ветра родился Грустный Медведь, предок племени Грустных Медведей. От Грустного Медведя родился Волосатый Мамонт, от Волосатого Мамонта – Хромой Лось. От Хромого Лося – Серебряная Форелька, от Серебряной Форельки родились Проворный Зайчик, Сосна Без Верхушки, Белка, Орехи Грызущая…
Ходячая энциклопедия невозмутимо продолжает свой рассказ. Очень не скоро, где-то к тридцатому поколению, рождается наконец Каменная Рука, прапрапрадед папы Большая Рука.
К тому времени многие из нас засыпают.
– Ой!
Рука-на-расправу-легка опускает свою длань, подобную дубинке, и возвращает нас к действительности.
– Так-то фы уфашаете ставейшин? – бранится Беззубый Лось.
Потом все хором:
– Сорванцы!
– Никакого уважения!
– Все бы им развлекаться!
– Ну и времена!
– И куда мы только идем!
Тем временем Тот-кто-вспоминает продолжает свой рассказ, который, к счастью, близится к концу, ибо уже родился Тяжелая Дубинка, дед папы Большая Рука.
Теперь-то и начнутся игры, думаете вы.
Ничего подобного!
Да, Тот-кто-вспоминает закончил свой рассказ, но сказителя сменяет его сын Тот-кто-должен-вспоминать. Ему предстоит доказать перед Советом старейшин, что он досконально изучил урок и в состоянии в один прекрасный день заменить своего папу.
Если папу можно назвать ходячей энциклопедией, то сына – живым словарем.
Опять начинается тягомотина:
Вначале была Ночь. Потом пришла Луна, мать всех ледниковых людей. Луна родила Росу и Ветер. От Росы родился Смеющийся Медведь, предок племени Смеющихся Медведей. От Ветра родился Грустный Медведь, предок племени Грустных Медведей. От Грустного Медведя родился Волосатый Мамонт, от Волосатого Мамонта – Хромой Лось. От Хромого Лося – Серебряная Форелька…
Еще немного, и я упаду в обморок.
Глаза у меня слипаются, я стараюсь держать их открытыми, потому что Старейшины за мной наблюдают. И наконец…
Наконец пытка прекращается, все встают и поздравляют живой словарь, который повторил литанию без единой ошибки. Мы тоже подходим, хлопаем его по спине.
– Молодец, молодец.
– Это было здорово.
– Какая история!
– Хотите, расскажу еще раз? – с наигранной наивностью спрашивает Тот-кто-должен-вспоминать.
Мы пускаемся наутек. Наконец и нам, детям, дозволено поесть. М-м-м! Нога бизона… вкуснятина! Но вот меня зовет Березка:
– Неандертальчик, иди сюда, попробуй, что я приготовила!
Откровенно говоря, я бы лучше отказался, но не хочется ее обижать.
Березка умная девочка, очень активная: она училась у папы Полной Луны, который у нас не только шаман, но и целитель, цирюльник, хирург и дантист, и поэтому досконально знает все травы и деревья в лесу, а в ее гроте оборудована настоящая маленькая аптека.
Холодно, сыро, вас замучил ревматизм?
Ступайте к Березке: она вам даст настойку коры карликовой ивы.
Вы столкнулись с мамонтом и расшибли себе лоб?
Березка смешает корень горечавки с другими целебными травами, и вы скоро поправитесь. Не говоря уже о том, что Березка умеет готовить из трав и плодов, которые сама собирает, изысканные и лакомые блюда.
Вот они, выстроены в ряд на большой каменной плите перед очагом.
– Чего тебе дать? – спрашивает подруга.
– Не… знаю, – нерешительно отвечаю я.
– Паштет из червей или пюре из улиток?
– Па-паштет из червей. Хватит, спасибо…
– У меня всего вдоволь. Ну же, бери побольше. Сажусь, начинаю есть.
Ого: вкусно-то как! Облизываю камешек со всех сторон.
– Попробуй-ка гусениц с мятой, – угощает меня Березка. – Или тебе больше нравятся протертые жуки с жимолостью? А на десерт у меня чудесный мармелад из тараканов…
С завистью смотрю на старейшин, которые обгладывают последние косточки мускусного быка. Охота или собирательство?
Что важнее – опасное занятие мужчин или повседневный, упорный труд женщин?
Тетушка Бурундучиха как раз выступает по этому поводу:
– Мяса недостаточно для правильного питания. Разве вы не замечаете, что человек, который ест одно только мясо, часто болеет и рано теряет зубы?
Дедушка Пузан подходит ближе, угрожающе сжимая в руке огромную голень бизона.
– А почему тогда я ем одно только мясо и зубы у меня все целы? – вставляет он.
– Ты – исключение, – громыхает папа Большая Рука. – Ты без зубов пропадешь. Вы можете себе представить, чтобы дедушка Пузан день-деньской ел одну только тюрю из ивы или паштет из мха?
Все хохочут.
– Смейтесь, смейтесь, – вступает тетушка Бурундучиха, но помните, что паштет из мха зимой придает нам силы. Да и тюря из ивы тоже!
Я, по правде говоря, ни того ни другого не люблю, но мама Тигра время от времени заставляет это есть, говорит, что так нужно, и я скрепя сердце подчиняюсь.
Вы, разумеется, не должны думать, будто зимой, когда все сковано льдом, мы ходим выкапывать мох. Мы бы его переварить не смогли! Нет, нет, за нас это делают олени. Когда охотники убивают оленя, его желудок обычно набит всякой подобной пищей; мы его сохраняем, закапываем в снег, и когда еды не хватает, берем оттуда понемножку.
Не ахти что, зато витаминов много, как и в тюре из листьев ивы, которую мы летом заготовляем впрок, на зиму, когда деревья стоят голые.
Набив животы, мы садимся вокруг костра и наблюдаем, как шаман готовится к магическому обряду. Завтра начнется охота на бизона, и необходимо заручиться поддержкой Духов-Покровителей.
Первая часть церемонии довольно скучная: пока Полная Луна читает молитвы, Счастливая Рука, наш специалист по магическому рисунку, велит Угольку приготовить смесь из жира и толченого угля, макает туда палец и рисует на коре сначала здоровенного бизона, потом наши копья, направленные на него.
Теперь все племя выстраивается перед рисунком, испуская устрашающие вопли: так Дух-Покровитель, испугавшись, оставит бизона, и нам будет легче его убить.
Уже стоит глухая ночь, а праздник в самом разгаре: начинается самое интересное.
В глубине Большой пещеры, рядом с черепом Медведя, который является для Колдуна объектом особого почитания, стоит массивный камень, имеющий форму Бизона.
Нам, детям, поручено кидать в него комки глины, дразнить его: пусть знает, что мы его не боимся.
Глины мы заготовили вдоволь и, едва Полная Луна дает сигнал, начинаем стрельбу по мишени.
Старики и женщины хлопают в ладоши, смеются, приветствуют наши достижения.
Папа Щеголька, Рука Загребущая, никогда не упустит случая делать кремни (деньги, по-нашему) – и вовсю бьется об заклад.
Выше всех котируется Молния, но и Рысь стреляет будь здоров.
А на бедного Кротика ставят один к ста, потому что, когда у него в руке комок глины, может случиться все, что угодно.
Вот и его очередь.
Первый комок попадает прямо в лоб Полной Луне со всего размаха. Шаман шатается, едва не падает.
Второй летит в глаз папе Большая Рука, который бросился на помощь шаману.
Третий бьет по носу тетушку Жердь.
Четвертый падает в огонь: искры и угольки разлетаются во все стороны.
Но последний… ах, последний, будто направляемый рукой божества, совершает безупречную траекторию и шлепается прямо о морду нашей каменной мишени.
Бабушка Хворостина ликует: она поставила один кремешок на Кротика и теперь бежит к папе Щеголька требовать выигрыш.
Рука Загребущая воет от огорчения, но вынужден заплатить долг чести – сто обточенных кремней как на подбор.
Наконец все вздыхают с облегчением: Кротик закончил броски.
Мы поднимаем его на руки и качаем как победителя.