Король Абдихиба II, хотя и отправлял фараону ежегодные верноподданнические послания, не нуждался в покровительстве великого Египта. Он никого не боялся, ибо его город Ивус находился на склоне холма, окружённого глубокими ущельями. Кроме того, Ивус защищали стены толщиной в десять локтей, способные выдержать любую осаду. Йеѓошуа бин Нун разбил войско пяти кнаанских королей и захватил в плен прапрадеда Абдихибы II, возглавившего это войско. После этого иврим попытались взять Ивус, но преодолеть сложенную из тяжёлых камней крепостную стену не смогли. Все их усилия вызывали только насмешки собравшихся наверху ивусеев. Прокляв врагов и попросив своего Бога покарать их, иврим ни с чем возвратились к себе в стан.

К вершине холма, на котором стоял город, поднимались каменные террасы. Ивусеи подправляли их бронзовыми лопатами, насыпали слой за слоем плодородную землю из долины и сажали ячмень и овощи, собирая дважды в год отменный урожай. Внутри города было достаточно травы для выпаса стада, и если бы враг осадил город и пришлось бы резать коров, то и тогда без мяса для жертвоприношений осаждённые не остались бы.

Ивусеи вырубили в холме водосборники, где сохраняли дождевую воду для поливки огородов, для питья овцам, для работы гончаров и кузнецов. А ту воду, которую приносили в кувшинах женщины, ту, что продавали на базаре водоносы и лили на жертвенник жрецы; воду, которой жители начинали и заканчивали день и которой кропили короля при коронации, всю эту драгоценную влагу давал городу Гихон – сильный, неиссякавший даже в самые засушливые годы родник у подножья холма.

Вода из Гихона разливалась по всей долине Кидрон, пока одному из ивусейских королей не пришло в голову окопать родник и, прорыв жёлоб, превратить Гихон в колодец под южной, самой мощной частью стены. При отце короля Абдихибы II ивусеи прорыли ещё и потайной лаз от Гихона к одной из сторожевых башен. Рабы, рывшие этот лаз, натыкались на материковую скалу, на которой стоял город, и в поисках земли или хотя бы мягких пород камня всё время отклонялись от прямой линии. Поэтому работа шла медленно, несмотря на свирепость ивусейских надсмотрщиков.

Закончили лаз почти незаметным выходом в город.

Но сам родник Гихон оставался вне городской стены, а значит, неприятель мог через лаз проникнуть в город. Поэтому решили сделать выход из лаза в Ивус с таким уклоном, что только самым ловким молодым ивусеям на состязаниях в честь бога Воды удавалось, цепляясь за корни, по скользким, влажным стенам подняться наверх и проползти в город, где их встречал с подарками сам король, жрецы и толпа зрителей.

Ивусеи почувствовали себя в полной безопасности. Они делали вылазки, уводили пасущиеся в долине чужие стада и возвращали их хозяевам только за выкуп. Чаще всего, эти стада принадлежали иврим из племён Йеѓуды и Биньямина.

Соседи проклинали ивусеев, но ничего не могли с ними поделать: стены города оставались неприступными.

Но однажды главный жрец святилища явился к королю и сказал, что бог Воды предупреждает о большой опасности, угрожающей Ивусу со стороны источника Гихон. Король собрал советников, велел сократить время, когда Водяные ворота открыты, а стражникам считать, сколько вёдер приносит себе каждая семья.

Советники Абдихибы II обсуждали устройство новой линии обороны, когда при утреннем обходе стен стража обнаружила, что возле города собираются отряды вооружённых иврим. Жившие по другую сторону долины ивусейские рабы едва успели прибежать в город до закрытия Водяных ворот.

Любопытные горожане высыпали на южную стену, смеялись и пели свою дурацкую песенку с таким припевом: «Только слепцы попрут на Ивус!» Припев этот звучал издевательски потому, что слово «иврим» значит ещё и «слепцы».

***

В доме Давида принимали финикийских купцов из города Цора, возвращавшихся из Египта. Караван сошёл с Королевского тракта и остановился на несколько дней в оазисе, а его начальник направился в Хеврон, чтобы поднести дары старейшинам племени Йеѓуды и нанять новых воинов в охрану. В Хевроне финикийцы узнали, что дом, куда их пригласили, принадлежит уже не простому вождю, а королю иврим. Для подарка Давиду купцы выбрали бронзовый меч в позолоченных ножнах, каждой жене досталось по пёстрому платку, а сыновьям – по чеканному браслету. Коэн Эвьятар бен-Ахимелех получил большую серебряную чашу для смешивания вина с водой. Не были забыты и старейшины племени Йеѓуды, и соратники Давида, и его командиры. Караван возвращался домой после двух лет удачной торговли в Египте. На верблюдов были навешены связки каменных кувшинчиков с золотым песком, мешки с утварью для святилищ, с оружием и дорогими тканями.

– В этом году, – рассказывали купцы, – в Чёрной земле за колесницу просят до четырёхсот сиклей серебра. Да за каждую лошадь ещё по сто пятьдесят. Мы их и покупать не стали.

– Сколько же сейчас стоят там рабы? – спросил Адорам из Двира, с которым Давид советовался по всем хозяйственным делам. Гости знали, что у иврим есть традиция посылать в Третий месяц каждого года караван в Египет для выкупа своих братьев, попавших в плен, и поэтому отвечали обстоятельно:

– Мужчины от двадцати до шестидесяти лет стоят по пятидесяти сиклей серебра, а моложе двадцати пяти – по тридцать.

– Точно столько же заплатили египтяне братьям праотца нашего Йосефа, когда те продали его в рабство, – засмеялся лекарь Овадья. – А сколько просят за египетских рабынь.

Адорам записывал.

Трапеза во дворе королевского дома становилась всё оживлённее. Между гостями сновали нарядные девушки, меняя блюда с пирогами и фруктами. Слуги обносили финикийцев кубками с холодной водой и молодым вином. Мааха и Ахитофель Мудрейший развлекали их беседой. Ждали Давида. За ним послали его младшего сына Шфатью, но тот всё не возвращался.

За столом слышались пожелания благополучного правления королю иврим и здравицы в честь короля Цора.

Странный сон увидел Давид во время дневного отдыха под смоковницей и, проснувшись, поспешил в дом пророка Натана рассказать о нём и посоветоваться.

– Сказал я Господу: Вот поставил ты меня над племенами Йеѓуды и Биньямина, а ведь между ними вражда и старинный спор». И ответил Он мне: «Твой главный город будет не в их наделах. Из Шалема будешь править – там буду я с тобой и с народом». Что это значит, Натан? Какой знак подаёт мне Господь? Что я должен исполнить?

Пророк Натан дрожал от волнения.

– Этого нельзя понять сразу, – вымолвил он наконец. Повтори сначала. И как можно точнее. Каждое слово тут означает нашу судьбу.

Давид повторил, и его рассказ прозвучал иначе, оттого что он вспомнил новые картины из своего сна. Постепенно оба успокоились и решили, что пророк Натан будет вопрошать Господа у жертвенника, а Давид соберёт своих советников.

Только теперь разрешено было войти Шфатье, томившемуся за порогом.

– К тебе гости! – выпалил мальчик. – Купцы, забыл откуда, пока здесь ждал.

– Не от Ахиша? – встревожился Давид.

– Нет, это – финикийцы. Они идут к себе домой, на север.

– Хорошо, – Давид поднялся. – Беги, скажи, что я иду.

Сначала он увидел верблюдов в богатой сбруе, привязанных к большим камням неподалёку от колодца. Прикинув по какой дороге мог прийти караван, Давид удивился, почему они не шли по Морскому тракту. Может, у них война с Филистией, а они не знают, что Давид – слуга басилевса и должен действовать против любых его врагов?

Так размышлял он, идя по заросшей травой тропинке к своему дому. Оттуда слышались музыка, весёлые голоса и приказания Маахи – она на всех приёмах распоряжалась слугами и рабами.

Давид вошёл.

Гостей представили королю, он присоединился к трапезе, и беседа продолжилась.

– Сколько старейшины племени Ашера взяли с вас за то, что вы шли в Египет через их надел?

– Два золотых языка.

Начальник каравана, круглолицый седой финикиец с удивительно светлой после такого путешествия кожей, достал из пояса слиток в форме овечьего языка и показал его всем.

– Вот так, – усмехнулся Адорам. – А как оружие закупать или коров для жертвенника – что из племени Ашера, что из Нафтали, что из Эфраима – из всех приходится вытягивать по шекелю

– Куда идут такие сборы у вас в Цоре? – спросил Давид.

Купец начал перебирать каменные чётки.

– В королевскую казну и для святилища. А на армию сборы поступают от купцов за пользование портовыми причалами. Рыбаки приносят ежедневно долю от своего улова в святилище Астарты, её статуя защищает вход в Рыбный порт.

– А твои Герои пасут овец и содержат себя сами, – негромко заметил Авишай бен-Цруя. Давид кивнул.

– Ваше племя Ашера берёт с нас налог, – продолжал начальник каравана, – а Филистия – та просто грабит. Поэтому мы и не идём через владения басилевса, уж лучше в обход, по Королевскому тракту, лишний месяц пути, зато не будет, как в прошлый раз, когда армия правителя Ашкелона взяла с нас семь золотых языков за то, что не отняла всё.

– Сегодня все боятся Филистии, – добавил толстый купец со свисающими ниже подбородка рыжими усами. – Ни Египет не решается с ней связываться, ни Вавилон. Да ты ведь, Давид, как мы слышали, и сам служишь басилевсу?

Все обернулись к Давиду. Казалось, иврим ждут, что он скажет, с ещё большим интересом, чем гости. Король медлил, и тогда за него ответил Ахитофель Мудрейший:

– Да, пока это так.

Трапеза продолжалась. Купцы рассказывали про новые посты и колодцы на Королевском тракте, про рынки в Египте и про то, как встречают купцов в королевстве Эдом. Они находили дорогу по звёздам над Синаем, над Великой пустыней и над рекой Египетской, на берегах которой устраивали привал.

Начальник каравана устал и начал дремать, рассказ продолжал высокий юноша по имени Хирам с чёрными, как у кошки, губами. Он впервые попал в Кнаан и, по его словам, был немало удивлён безопасностью Королевского тракта за Иорданом, в тех местах, где путь проходил через наделы племён иврим.

– У нас и на морских путях нет покоя от пиратов, – закивали купцы.– А уж что творят амалекитяне в Восточных пустынях, лучше не вспоминать.

Хозяева расспрашивали про жизнь морского государства Цор. Караванщики отвечали охотно и подробно, но слушали их недоверчиво: как можно ловить рыбу сетями, будто перепелов, и разве станут овцы есть траву, выросшую не на земле, а в море!

Потом для гостей пели и танцевали девушки. Особенно хороша была дочь Давида и Маахи – Тамар. Финикийцы подарили ей большую розовую ракушку с душистым маслом. Сёстры и братья окружили Тамар, разглядывая и нюхая подарок. Она набрала пальцем масла и мазнула всех по носам. Амону попала в глаз, и он захныкал, притворяясь ослепшим.

– На каком языке вы говорите? спросил Давид Хирама. – Ведь это не аккадский?

– Нет. И не финикийский, – ответил Хирам. – На этом языке говорят у нас в Цоре.

Лицо его сделалось печальным, и Давид догадался, что он соскучился по дому.

– У нас свой язык, – продолжал Хирам.– На нём мы разговариваем, обращаемся к богам, отпеваем покойников. На нём даём названия всем частям наших кораблей, учимся мореплаванию, а в открытом море определяемся, где находимся. В аккадском таких слов нет.

– И на иврите их нет, – сказал Давид.

– На нашем языке можно описать всё, от запаха цветов до случки собак.

– Я обязательно выучу ваш язык, – пообещал Давид.

Воспоминание о слове Божьем, услышанном во сне, возвращалось и путало его мысли, но он улыбался и слушал гостей. Когда расходились, король приказал советникам и командирам прийти к нему утром.

– Раз Господь велит нам завоевать Шалем, чего же тут советоваться? – удивился Элиэзер бен-Додо, один из командиров Героев. – Да, это мы, иврим, называем город Шалем. Для ивусеев он – Ивус. А во времена наших праотцев он назывался Ерушалаимом.

Советники молчали, размышляя над повелением Бога, услышанным Давидом во сне.

– Со времён праотца нашего Авраама священных городов у иврим четыре: Шхем, Бейт-Эль, Хеврон и Дан, – заговорил Ахитофель Мудрейший. – Из них, если ты хочешь выбрать главный город для всех иврим, следует предпочесть Хеврон: здесь у тебя всегда есть поддержка своего племени.

– И постоянный надзор старейшин, – вставил Адорам. – По-моему, новую власть лучше строить на новом месте и с новыми людьми.

– Мальчишка! – прикрикнул на него коэн Эвьятар бен-Ахимелех. – В Хевроне могилы наших праотцев. Главный город там, где наша священная пещера Махпела, а значит, только Хеврон!

Давид посмотрел на Авишая бен-Црую.

– Я тоже за новое место для главного города всех иврим, – сказал Авишай. – Нужно только, чтобы природа помогала его защищать и чтобы там был сильный источник с хорошей водой. Шалем как раз и есть то, что нам нужно.

Восход застал братьев Бен-Цруев в одной из заброшенных каменоломен, каких было множество в скалах напротив Шалема. Оба брата изрядно промёрзли этой ночью: здесь было гораздо холоднее, чем в Хевроне, а развести костёр они не решались. Авишай ругал себя за то, что согласился отправиться с братом к Шалему – в конце концов, могли посоветоваться, как брать этот город и у себя в Хевроне. Но ему было жаль Иоава, попавшего в немилость к королю за убийство Авнера бен-Нера. К тому же, он чувствовал, что брат хочет сказать ему что-то важное.

– Зачем по-твоему они сложили стену такой неровной линией? – спросил Иоав, вглядываясь в город через сложенную трубочкой ладонь.

– Затем, чтобы, если враг попытается прорваться в тех местах, где линия вогнута, его можно было бить сбоку камнями и стрелами. Нет, взять Шалем прямой атакой невозможно.

– Хорошо, возвращаемся обратно, – пожал плечами Иоав.– Но если король прикажет тебе захватить Шалем, что ты ему ответишь? Что невозможно?

Авишай молчал.

– Теперь слушай, что понял я, – Иоав говорил, продолжая рассматривать город. – В Шалеме нет воды. Жители спускаются за ней к Гихону. Ну, а что они станут делать во время осады, когда этот путь будет отрезан?

– Не знаю. Что ты там высмотрел?

– Немного. Зато я кое-что услышал, когда сидел вон в той расщелине под стеной. Внутри она довольно широкая, целый отряд может поместиться. Мы с оруженосцем не вылезали оттуда три дня.

– И что же ты услышал?

– Как постукивает о камни пустой кувшин и как он шлёпается на воду. А за ним верёвка. Потом стучит по камням уже полный кувшин – совсем другой звук.

– Неужели под стеной сделан тайный ход к колодцу? Ты уверен?

– Теперь – да. Это – главный секрет Шалема. К колодцу спускается от королевского дома тропинка – вон там, где нависла скала. Я прошу тебя вот о чём, – Иоав наконец отнял от глаз ладонь и повернулся к брату, – когда Давид поведёт войско на Шалем, уговори его оставить меня и человек тридцать воинов, которых я отберу, в той расщелине под стеной. И пусть ведёт свою атаку, а про меня забудет. Я сам появлюсь, когда придёт время.

– Я поговорю с королём, – пообещал Авишай.

***

Король Абдихиба II вошёл в святилище Баала и сделал свите знак остаться за воротами. У входа короля встретил главный жрец и вручил священный лук и позолоченный, покрытый чеканкой колчан с единственной стрелой. Как полагалось по ритуалу, Абдихиба II натянул лук, прикрыл глаза, прочитал молитву и выстрелил. Помощники жреца кинулись к стене, в которую стрелял король. Она была выложена обожжёнными кирпичами, покрытыми клинописью священной поэмы о великом боге Баале. Стрела, наконечник которой был обмотан верёвкой и окрашен охрой, отскочила от стены, но оставила метку на кирпиче. Около неё встал самый громкоголосый жрец и начал распевать предсказание:

– Сын Дагона у тебя в кабале.

Принесёт он тебе дань, как богу,

и жертвы, как сыну святости.

Предсказание было благоприятным. Король и жрецы в самом лучшем настроении вышли из святилища и уселись на скамью, разглядывая, что происходит у подножья холма. Святилище и королевский дворец располагались на заполненной землёй и камнями седловине. Вокруг был насыпан земляной вал с укреплёнными склонами. Место называлось Сионом, и подняться туда можно было только по узким проходам между домами, на крыши которых по первому сигналу тревоги поднимались вооружённые жители Ивуса.

Абдихиба II и жрецы не отрывали взглядов от Водяных ворот. Там, не торопясь, выстраивались королевские колесницы, чтобы, как только будет отдан приказ и распахнутся ворота, устремиться на дикую толпу каких-то иврим, с рассвета галдящую под крепостными башнями.

Ивусеи от мала до велика высыпали на стену, потешались над иврим, кричали, что если те решили от голода продаться в рабство, то рабов в Ивусе достаточно, и тем более, не нужно «слепцов». «Приводите своих жён, – добавляли солдаты. – Если они очень красивые, мы их у вас купим».

Погода в эти дни установилась ясная и прохладная. «Может, – думали ивусеи, – солнце мешает этим дикарям рассмотреть, на каком крутом холме стоит Ивус и из каких камней сложена наша городская стена?»

Осада города ошалевшими от засухи кочевниками случалась по два-три раза в год. Ивусеи привыкли к тому, что враги могут простоять внизу и несколько дней, если только король не прикажет своим воинам рассеять полчища и проучить их за наглость.

Абдихиба II держал в руке красный лоскут, которым должен был дать знак войску начать атаку. Трубачи на башнях поглядывали вниз, а вооружившиеся граждане смотрели на дворец. Но Абдихиба II не махал красной тряпкой. Он приглядывался к рядам своих воинов, выстроившихся перед Водяными воротами, и желваки ходили по его щекам.

Снизу прибежал вестовой. Король встретил его вопросом:

– Почему не видно наследника?

Солдат растерялся. Он не знал, почему королевский сын не появился на стене во главе своего отряда. Абдихиба поджал губы, помедлил, потом велел передать командующему: Водяные ворота не открывать, обороняться со стен. И обязательно найти его сына.

Вестовой побежал вниз, и в этот момент с дозорной башни над Водяными воротами послышался сигнал рога: враг начал сражение.

Давид сам вёл войско в третью за сегодняшний день атаку и, когда его армия опять откатилась от ивусских стен, услышал окрик одного из воинов, показывающего на его, короля, голову. Давид провёл рукой по лицу и увидел кровь. В него попал камень, когда он уже дотянулся до впадины в середине стены. Давид обернулся к Авишаю бен-Цруе, чтобы передать ему командование следующей атакой, но вдруг передумал и крикнул: «Отдых!»

Солдаты опускались на землю. От обозов, стоящих под самой скалой, к ним бежали слуги с дротиками, стрелами и камнями для пращей, чтобы пополнить запасы перед новой атакой.

Один из командиров Героев, Бная бен-Иояда, с сочувствием посмотрел на Авишая бен-Црую. Всем казалось, что Давид простил ему смерть Авнера бен-Нера, оставив в опале только убийцу – Иоава бен-Црую. Но вот сегодня король почему-то вместо Авишая сам командует не только армией, но и отрядом Героев. А где же Иоав? И весь его отборный отряд?

Прежде, чем Бная спросил, кто видел Иоава, послышался голос Давида:

– Кто первым ворвётся в Ивус, тот и будет в нём главным.

Солдаты поднимались с земли.

Авишай бен-Цруя что-то сказал Давиду, тот кивнул, и командир отряда Героев побежал вдоль крепостной стены.

– Так он и сказал? – переспросил Иоав. – «Кто первым прорвётся в Ивус, тот и будет в нём главным»? Ты сам слышал?

– Сам слышал, – медленно повторил Авишай, оглядывая широкую расщелину, куда набились солдаты из отборного отряда его брата. – А это кто?

Дрожащий молодой человек в дорогом, но перепачканном глиной халате стоял перед Иоавом, сложив на груди руки.

– Абдихиба-младший, королевский сын. Говорит, что хочет отомстить отцу за то, что тот забрал себе его любимую жену.

– Ладно, – сказал Авишай. – Я бегу к своим. Давид приказал Героям начинать новую атаку, а остальной армии и тебе с твоим отрядом быть готовыми ворваться за нами в Шалем.

– Ну, это мы ещё посмотрим, кто за кем ворвётся, – проворчал ему вслед Иоав.

Он ринулся вглубь расщелины и ударом кулака сбил на землю Абдихибу-младшего.

– Слушай, ивусей,– сказал Иоав. – Сейчас я с моими воинами начну пробираться в этот лаз. Если ты рассказал правду, и всё у нас получится, будешь главным над своими ивусеями, когда возьмём город. Но если ты наврал, чтобы заманить нас в ловушку – смотри у меня! С тобой останется мой оруженосец, и, если мы не вернёмся, он вот этим ножом отрежет тебе и нос, и уши, и то, что радует твоих жён. Понял?

– Я понял тебя, господин, – послышалось с земли. – Я не обманываю.

Иоав обмотал вокруг пояса верёвку и шепотом приказал: «Вперёд!»

– Значит, моего сына не нашли, – повторил, глядя на вестового, король Абдихиба II, а про себя добавил: «И не найдут никогда! А знал ли он про лаз – ведь королевские дети не ходят по воду. Вряд ли знал и перебежал, чтобы открыть секрет врагам ивусеев. Ну, а если?»

Вестовой заглядывал в лицо короля, ожидая приказа командирам. Абдихиба II молчал. Казалось, он не может оторвать взгляда от новой атаки иврим на Водяные ворота. «Что если эти только отвлекают? Прикажу внести в лаз змей или диких пчёл».

– Скажи командирам…, – начал король и не закончил фразу.

От источника поднялся пронзительный визг, и за ним – топот ног и голоса бегущей в панике толпы.

Не в силах шевельнуться, Абдихиба II и его приближённые глядели на перепачканных землёй дикарей, с дротиками и камнями несущихся на Сион.

– Как вам удалось проникнуть в город? – наперебой спрашивали у Иоава солдаты, столпившиеся вокруг короля и его командующего в святилище Баала.

Иоав обернулся к Давиду, тот кивнул: «Рассказывай», но вдруг положил ему руку на плечо и сказал:

– Как я обещал, кто первый ворвался сюда, тот и станет во главе города…

– Города Давида! – выкрикнул кто-то из Героев, и все подхватили: «Города Давида!»

– Пусть будет по-вашему, – согласился король. – Ты будешь главой Города Давида, Иоав бен-Цруя. Тебе его и отстраивать.

***

Три тысячи лет я здесь не был…

И вот опять стою у источника Гихон. Тот же вкус у воды, та же влага на красной глине камней вокруг источника, и сами камни, скользкие, как прежде. Всё остальное – незнакомо.

Господь вывел меня на новый круг жизни и дал понимание, ради чего совершено моё возвращение. Сейчас я должен вспомнить, каким был Город Давида тогда…

Вот я стою на середине склона Храмовой горы. Уже после смерти Давида были окончательно засыпаны седловины между Ивусейским холмом, горой Сион и священной горой Мориа. Город Давида стал частью Храмовой горы. По всему склону шли ступенями террасы, они были такими широкими, что на каждой разместилась улица. Завоевав Ивус, иврим продолжали заботиться, чтобы не истощился земляной слой на террасах, восстанавливали его и наращивали. В Офеле и Мило – верхней части города, где жили приближённые короля, – возле каждого дома был разбит сад, посажен огород и пробит в горной породе водосборник. Изнутри его обмазали чёрной глиной из Солёного моря.

Глубоко внизу лежало ущелье Кидрон, по которому весной и зимой бежал ручей. После того, как Храм на вершине был построен, иврим могли подниматься к нему по террасам с малыми детьми, стариками, больными, а на праздники Песах, Шавуот и Суккот – ещё и с жертвенными овцами.

Я жил в Мило, немного ниже Офела, и, когда возвращался домой, люди, завидев издали белую вязаную шапочку королевского писца, приветствовали меня и улыбались. Вот здесь, на этой ступени, рос сикомор – египетская смоковница. Я присаживался передохнуть в её тени, подстелив под себя полу рубахи, и подолгу рассматривал склон на другом берегу Кидрона. Горы, которые теперь называются Скопус и Масличная, тогда были безлюдны и не имели названия, дикий кустарник покрывал их склоны. Население Города Давида быстро росло, места не хватало, и поэтому все, кто возглавлял город, начиная с Иоава бен-Цруи, старались засыпать овраги, срыть холмы, расширить вершину горы. Город разрастался вверх и на запад, его пересекали в разных направлениях подпорные и оборонительные стены, сложенные из грубых и нетесаных камней. Пробитые в горной породе каналы искусно направляли весенние воды таким образом, чтобы они не смывали дома и плодородный слой земли на террасах, а заполняли водосборники.

Вон там, на берегу Кидрона, собирались каждое утро пастухи поить овец и обсуждать городские новости. Выше белеют камни древней кладки – это остатки стены дворца ивусейского короля. Я помню, как на эту стену поднялся, благословляя победу, коэн Эвьятар, а за ним наши военные вожди братья Бен-Цруи и сам король Давид, а у её подножья толпились остальные иврим. Менялось всё, впервые появилось место, где постоянно находился король и его приближённые, место суда и место сбора налогов. Иврим ещё предстояло привыкнуть к тому, что и Господь будет пребывать в одном и том же месте – в Храме на вершине горы Мориа.

В этой точке земли навсегда сохранилось Божественное присутствие – оно волнует до головокружения.

И ещё Иерусалим Небесный остался навеки отпечатком на облаках над Городом Давида. Несколько раз мне довелось видеть тот Иерусалим в скульптуре поднявшихся с Мёртвого моря облаков, и я желаю всем узнать подобное переживание.

Но я ушёл от воспоминаний о той своей жизни – три тысячи лет назад.

Итак, на склоне против Города Давида находилось городское кладбище, рынки, гончарные и оружейные мастерские и кузницы. При короле Шломо к ним добавились святилища богов его жён и постоялые дворы для паломников. Во все дни недели был открыт рынок рабов, где я однажды купил девушку, не догадываясь, кто из нас двоих вскоре станет рабом, а кто хозяином. Впрочем, это – только моё…

Ну, вот я почти забыл Иерусалим, который вижу сегодня, ради города моей прошлой жизни. Среди записей тех дней сохранилась и такая: И жил Давид в крепости, поэтому назвали её Город Давида. И отстроил он город кругом – от Мило и по всей округе. А Иоав застроил остальную часть города.

***

Сопровождаемый управителем Арваной, Давид шёл по обширному, аккуратно прибранному дворцовому саду. Возле олив и гранатовых деревьев выстроились нарядные слуги. Арвана представлял их новому хозяину: главный садовник, хранитель посуды, старший оружейник. Давиду было странно всё это слышать. Его братья были отличными огородниками и пастухами. Другие родственники, прижившиеся в его хевронском доме, исправно снабжали хозяйство продуктами, а давидовы жёны сами выпекали хлеб, и ему трудно было представить, что они передоверят кому-то такое важное дело. Но советники сказали: «Тебе придётся научиться жить по-королевски», и Давид кивал, слушая Арвану.

Они замедлили шаги у входа в лаз, ведущий к источнику Гихон. Лаз уже не составлял секрета и стоял открытый – памятник ивусейского позора. Герои успели прозвать его «Воротами Иоава».

Давид отпустил Арвану и слуг, а сам пошёл звать детей к завтраку.

Едва он вышел в длинный коридор, к нему подбежала Тамар.

– Папа, правда, что ивусеи обижали тебя, когда ты был ещё мальчиком и тебя звали Эльхананом?

…Он увидел себя среди сияющих на солнце стволов сосновой рощи на берегу Кидрона под стеной Ивуса. Он пасёт стадо и всматривается в куски коры, валяющейся под деревьями, ищет широкий и сухой обломок, чтобы сделать новый невель. Страже на башнях, ивусейским пастухам и даже рабам-водоносам – всем мешает маленький чужак. Его прогоняют, кидают со стен камни, но он возвращается, упрямец-иудей, гладит стволы молодых сосен, их чешуйчатую кору и не слышит стражника, орущего со стены: «Ты попроси дерева на костыль – я разрешу».

– Да, – улыбнулся Давид. – У меня с ивусеями давняя нелюбовь.

– Папа, а откуда они взялись, эти ивусеи? – спросил подошедший Амнон, старший сын.

– Видишь ту долину? – указал рукой на запад Давид. – Её называют «Эмек Рефаим». Там жили великаны. Их главный город назывался Ерушалаимом. Ивусеи рассказывают, что когда их предки пришли сюда, никто уже не помнит откуда, было великое сражение с великанами. Ивусеи победили и заняли всю долину. А город переименовали в Ивус.

– А теперь он стал Городом Давида, – напомнил Амнон.

Они шли и гадали, чем их сегодня будут кормить.

Усталый Ахитофель Мудрейший вошёл в трапезную, где кроме королевской семьи сидели братья Цруи, и занял своё место по правую руку от короля. Ещё не притронувшись к еде, он заговорил:

– Давид, обозы с добром, отобранным у ивусеев, готовы к отправке в Хеврон. Собрали зерно, скот – одних овец хватит всему племени Йеѓуды на целый год, не меньше. Но думаю, нужно что-то оставить и здесь. Ещё несколько дней войско простоит в Ивусе, прости, в Городе Давида. Людей надо кормить да левитам выдать не меньше трёх овец для жертвоприношения, и победу отпраздновать нужно. Верно? Я прикинул, сколько всего оставить, ты только скажи, как долго думаешь пробыть здесь?

– До самой смерти! – выкрикнул Давид, и все, сидевшие за огромным столом Абдихибы II, повернулись к нему. – Ничего не отправлять в Хеврон! – голос короля сделался жёстким, властным, каким бывал, когда он отдавал приказы во время сражения. – В Хевроне знают о нашей победе, и все, кто захочет, придут на праздник сюда. Отныне продукты, оружие и сами люди со всей Земли Израиля будут поступать не в Хеврон, а в Город Давида.

– Сделаю всё, как велишь, – произнёс Мудрейший, глядя в свою миску.

Давид обвёл взглядом сидящих за столом.

– Иоав бен-Цруя, ты с солдатами укрепишь стены и заполнишь камнями пробоины, что остались после штурма. А ты, Авишай, готовься к приёму новобранцев и обозов, проверь склады для продуктов, оружия и одежды. Элиэзер бен-Додо, размещай своих Героев. Адорам, на тебе хозяйство…

***