На юго-восточной окраине Хеврона начинался пологий спуск в глубокий овраг. Склоны оврага были наклонены так, что в их тени почва сохраняла влагу даже в самый жаркий сезон. Зимние ливни, закипая над холмами Иудеи, превращались на дне оврага в сплошной поток, и горе бывало тем, кто оказывался на пути этой бешеной воды. Но и в сухие месяцы пастухи обходили стороной сочные луга по краям оврага: одуревшая от запаха молодого репейника овца могла сорваться вниз и погибнуть.

Это пустынное место неподалёку от дома приглянулось Давиду. Сюда приходил он в ранний час разговаривать с Богом, а потом никем незамеченный возвращался в Хеврон.

Однажды Давид просил, стоя на дне оврага с закрытыми глазами:

– Словам моим внемли, Господи! Пойми замысел мой…

Он подумал о короле Эшбаале и его командующем Авнере бен-Нере:

– Воздай им по делам их и по злым поступкам их!

По делам рук их воздай заслуженное ими!

«Ми-и-и», – повторил овраг.

– Эхо, – решил Давид и продолжал:

– Услышит Господь, когда буду взывать к нему…

«Му-у-у!» – послышалось сверху.

Давид открыл глаза. Рыжая с белыми пятнами корова стояла у края оврага.

Давид рассмеялся и крикнул ей:

– Ты умеешь говорить?

– Уме-ю-ю! – протянула корова.

Давид взбежал на луг, где паслась корова, и увидел спрятавшуюся за её крутым боком пастушку. Девушка хохотала, прикрыв рот руками.

– Это ты повторяла за мной? – он хотел выглядеть сердитым, но не выдержал и рассмеялся.

– Нет, это корова, – девушка плюхнулась в розовые кусты цветущего шалфея, укололась о ветки и вскочила, продолжая хохотать.

У неё было крупное лицо, суженное к подбородку. Широкий лоб прикрывала обесцвеченная солнцем чёлка, а о бровях под ней можно было только догадываться. На шею девушка надела несколько рядов бус: колечки из стебля вьюнка, нанизанные на свитые из травы жгутики и связанные черенками листья фисташки. Рубаха, вернее, длинный, до земли мешок с прорезями для головы и рук, прикрывала упругое тело и высокую грудь.

До чего же они с коровой похожи! – подумал Давид.

– Откуда ты и чья дочь? – спросил он.

– Мы живём в Кирьят-Арбе. Я – Эгла, дочь Икутиэля, – засмеялась она.

– Почтенный род, – сказал Давид.– Он идёт от Калева бен-Ифуны, храброго разведчика. Тебе отец рассказывал, как Калев с Йеѓошуа бин Нуном принесли Моше виноградную гроздь и сказали: «Вот какие плоды даёт земля, обетованная нам Богом!»?

– Что-то такое нам дед рассказывал, – зевнула девушка и тут же снова захохотала.

В это время солнце осветило её смуглые с румянцем щёки, и они стали излучать тёплые запахи иссопа, губоцвета и ещё каких-то трав, чьими пушистыми семенами играет ветер на лугу посреди Иудейской пустыни. Давид не утерпел, наклонился и поцеловал девушку. Она не шелохнулась, только улыбалась.

– Сколько тебе лет, – задыхаясь, спросил Давид и, сделав над собой усилие, шагнул назад.

– Шестнадцать.

– Меня зовут Давид. Я – сын Ишая из Бейт-Лехема, и я…

– Наш новый король, – закончила Эгла. – Если у тебя найдутся хорошие подарки для моего отца и братьев, можешь прийти меня сватать.

И опять расхохоталась.

– Когда прийти? – растерялся Давид.

– Сейчас. Ты ведь должен вернуться в Хеврон? И я тоже. По пути и зайдём к моему отцу, – смеясь говорила девушка.

Он не нашёлся, что сказать, но девушка, пожалев растерянного Давида, объяснила, почему нельзя откладывать сватовство.

– Ты ведь солдат. Значит, тебя могут в любой день убить.

Довод был сильным. Давид протянул Эгле руку.

– А как же корова? – спросил он.

– И она с нами.

Девушка, пританцовывая, пошла отвязывать от камня крутобокую подругу, лакомившуюся хрусткой травой.

Так они и предстали перед женщинами, вышедшими утром за стену Хеврона к колодцу: король, смеющаяся румяная девушка и корова, которую она вела за собой на верёвке.

***