Так сложилась жизнь Амации (израильтяне произносят: Амацья) – девятого короля Иудеи, что он должен был начать её, как судья цареубийц, а закончить – как их жертва.

Но всё по порядку.

В конце пребывания у власти Иоаша, сына Аталии и Ёрама, в Иудее начались странные события. Едва король с почётом похоронил своего духовника, воспитателя и даже спасителя, священника Иояду, благополучно отбывшего в мир иной в возрасте ста тридцати лет, как тут же поссорился с родственниками и наследниками старца.

Старший сын Иояды, Захария, начав с интриг против короля, перешёл к откровенной пропаганде бунта. Однажды, когда он с возвышения во дворе Храма призывал иерусалимцев не подчиняться королю, отступившему от законов отцов и "переметнувшемуся к баалам", за ограду прорвалась толпа, побила Захарию камнями.

Тут же прошёл слух, будто народный гнев спровоцировал и направил сам король. Родственники Захарии поклялись, что "Иоаш не умрёт своей смертью!" Очевидцы уверяли, будто Захария в последнем слове проклял короля за неблагодарность к роду, который спрятал его от расправы сумасшедшей бабки, и так спас ему жизнь.

Умирая, сказал Захария: "Да увидит Господь и взыщет!"

С этого момента Иудея погрузилась в смуту. Все были против всех: нетерпеливо обличали, доносили, устраивали заговоры и распространяли вокруг панику.

Так прошёл год, и за это время враги-соседи сообразили, что для них иудеи больше не опасны, ибо утратили свою военную ярость, и что внутренние распри сломили волю этого народа к сопротивлению.

Арамеи со сравнительно небольшой армией вошли в Иерусалим, где они погубили всех князей народа, а всю добычу отправили своему царю в Дамаск. При этом потери арамеев, как выразился бы греческий историк, "не превосходили тех, что бывают на ипподроме от испуганных лошадей".

Король Иоаш лежал в эти дни у себя в поместье с тяжёлым приступом гриппа и не смог организовать сопротивления внезапному нашествию. Только когда грабители-арамеи ушли, иудеи опомнились, только тогда до народа дошло, до какого состояния доведена страна. Толпа ринулась искать виновного, на ком можно выместить гнев. Ближайшим "виновником" оказался больной Иоаш. Родичи Иояды решили, что вот он и пришёл, долгожданный час мести,

И над Иоашем свершился суд <...> Когда оставался он один в болезни тяжкой, сговорились против него рабы его за кровь сына Иояды, священнослужителя и убили его в его кровати, и он умер. И похоронили его в Городе Давида, но не хоронили его в королевских гробницах. Вот – те, кто составил заговор против него: Завад, сын Шимат-аммонитянки и Езавад, сын Шимрит-моавитянки. О сыновьях его и о множестве пророчеств о нём и об укреплении Дома Божьего написано в поучениях Книги Королей…

С этого момента и начнём.

И вступил на престол Амация, сын его, вместо него. Двадцати пяти лет воцарился Амация, и двадцать девять лет правил он в Иерусалиме. А имя матери его – Еодан, она из Иерусалима. И пост пал он справедливо в очах Господних, но не от всего сердца. И когда упрочилось за ним королевство, он умертвил рабов своих, которые убили короля, отца его. Но сыновей их он не умертвил, ибо записано в Торе, в Книге Моше, что Господь приказал: "Да не умрут отцы за детей, а дети не умрут за отцов".

Это был совершенно необычный жест для древних правителей: не вырезать род соперника до грудного младенца! Недаром хроники "Рассказы тех дней" особо отмечают данное событие. По-моему, изо всех королей Плодородной Радуги на это был способен только такой благородный человек, как Шаул – первый король иврим. Рассуждая о причинах переноса людьми вражды и на потомков своего недруга, о живучести этого чувства и о желании даже последнего злодея прикрыть свои поступки листиками слов, я заметил, что победителем вовсе не обязательно руководит ослепляющая ненависть ("И потомки твои...!"), а куда чаще- простой страх мести.

У Амации такого страха не было, и в конце новеллы мы увидим, к чему это привело.

Пока король Амация вершил суд, против Иудеи выступил следующий сосед – Эдом. Эдомцы тоже прослышали о смуте в Иерусалиме и спешили прирезать к землям своего королевства кусок Южной Иудеи.

Но они опоздали. В Иерусалиме сидел теперь крепкий государь – он не только отбил нашествие эдомян, но после жестокой расправы покорил всю их страну, возвратил её "под руку Иудеи", из-под которой Эдому не так давно (при короле Ёраме – деде Амации) едва удалось выползти.

Южный поход начинался довольно бестолково. Амация прикинул свои силы и решил, что воинов "Иуды и Биньямина, идущих в армию и держащих копьё и щит", будет недостаточно против наступающей эдомской армии. Поэтому нанял он израилитов: сто тысяч отборных воинов за сто талантов серебра.

Наёмники получили деньги вперёд и прибыли в Иерусалим, чтобы оттуда идти на войну с Эдомом. Но тем временем придворный иудейский пророк узнал о планах Амации и стал стыдить его:

– Король! Не бери с собой войско израильское, ибо нет Господа с сынами Эфраима. Иди один и действуй на войне мужественно, а иначе повергнет тебя Бог перед лицом врага.

И спросил Амация человека Божьего:

– А что будет со ста талантами серебра, которые я отдал войску израильтян?

Ответил человек Божий:

– Может, Господь возвратит тебе ещё больше.

Амация послушался совета и сказал израильтянам, что они могут оставить себе аванс и идти обратно домой. Наёмники обозлились и на обратном пути через Иудею излили на местное население весь пыл, заготовленный для Эдома.

А Амация отважился и повёл народ свой, и пошёл в Соляную долину, и побил сынов Сеира: десять тысяч! И десять тысяч живых пленили сыны Иуды и привели их на вершину скалы. И низринули их с вершины скалы, и все они разбились.

<…> И когда вернулся Амация, поразив Эдом, то принёс с собой богов Сеира и поставил их у себя богами, кланялся пред ними и им кадил.

Типичный для древних поступок: после захвата страны, богов – в плен и на Форум, пусть теперь служат римскому народу!

Но то, то ещё будет позволено могучему язычнику, непозволительно народу Единого Бога. Тот же самый придворный пророк ("Человек Божий") обращается к королю с недоумением: для чего ты притащил в Иерусалим этих истуканов, если они свой-то народ не смогли защитить? Да ещё и кадишь им!

Однако, в характере Амации за это время произошли большие перемены. Победа и богатые трофеи убедили его в собственной мощи и в покровительстве Бога любому его решению. А если так, для чего нужны ему ещё чьи-то советы?

И он прикрикнул на Человека Божьего:

– Разве мы поставили тебя королевским советником? Молчи, пока тебя не убили!

И перестал пророк, сказав:

– Значит решил Бог погубить тебя, потому что ты делаешь такое, и не слушаешь совета моего.

Если бы Амация остановился после похода на Эдом, он запомнился бы в народе, как собиратель иудейских земель. Но увы, девятого короля Иудеи было много гордыни и мало чувства юмора. Оглядываясь по сторонам, кого бы ещё победить, Амация вспомнил обиду, нанесённую ему израильскими наёмниками, которые, мало того, что не подумали вернуть деньги за невыполненную работу, но войско, оторое Амация отослал обратно, чтобы не шло с ним на войну, рассыпалось по городам Иудеи, от Шамрона до Бет-Хорона, перебило там три тысячи жителей и награбило множество добычи.

Амация посылает вызов на поединок королю Израиля (им в ту пору был Ёаш бен-Ехоахаз): Выходи и встретимся лицом к лицу!

В ответном послании, Ёаш рассказал Амации такую притчу. Репейник предложил породниться ливанскому кедру: "Отдай дочь свою сыну моему в жёны?" Пока кедр собирался с ответом, мимо пробежал полевой зверь и не то наступил на куст, не то просто поднял над ним лапу – во всяком случае, репейника не стало.

Вместо того чтобы посмеяться над анекдотом, а не принимать его на свой счёт, Амация обиделся. Он посчитал, что получил достаточный повод для войны и во главе войска двинулся на север.

Теперь уже у израильского короля не было выбора: его вызывали на поединок, и по законам чести он не мог не принять вызов.

И встретились лицом к лицу, он и Амация, король Иудеи, в Бет-Шемеше.

И потерпели иудеи поражение от израильтян, и разбежались они – каждый в свой шатёр. И схватил Ёаш, король Израильский, Амацию, короля Иудеи, в Бет-Шемеше, и привели его в Иерусалим. И сделали пролом в стене Иерусалима от ворот Эфраима до Поворотных ворот – на четыреста локтей. И взял Ёаш всё золото и серебро и всю утварь, что были в Доме Божьем у Овед-Эдома, и сокровища королевского дома, и заложников, и возвратились в Шомрон.

И жил Амация, король Иудеи, после смерти Ёаша, короля Израиля, ещё пятнадцать лет.

Заметим, что король Израиля поступил благородно: он не тронул иерусалимский Храм, только забрал свои законные трофеи. И Амацию он не стал наказывать за хвастовство и непонимание юмора, а взял с собой, в плен, где бедалагу содержали ещё пятнадцать лет после смерти великодушного Ёаша.

Потом отпустили.

И нужно было возвращаться...

А дома-то его не ждали.

За эти пятнадцать лет Иудея пришла уже в полное расстройство. Кто управлял ею – об этом в летописях ни слова. Когда стало известно, что старый король жив и возвращается из плена, среди правивших в Иерусалиме началась паника, и вскоре составился заговор во главе с теми самыми людьми, которых (надеюсь, мой читатель не забыл начала новеллы) помиловал Амация после убийства его отца.

Смелый слуга прокрался из столицы навстречу королю и предупредил того о заговоре. Амация повернул на юг, в Лахиш, где, как он надеялся, правитель сохранил верность Дому Давида. Но его предали. В Лахише короля схватили и выдали заговорщикам.

И умертвили его <...> И привезли его на конях, и погребён он был в Иерусалиме с отцами своими, в Городе Давида.

*