*

Итак, восьмой век дохристианской эры явился в Кнаан под гортанные крики наступающих урартских армий. Царь Сардури II, разгромив вассала Ассирии – Коммагену ограбил по пути несколько государств в Северной Сирии: Бит-Адини, Хатарикку и Хамат и возвратился в свой главный город Тушбу с богатой добычей. Властитель Урарту похвалялся победой, обещал вскорости покончить с Ассирией и приказывал всем её вассалам отправить причитающуюся с них дань не в сокровищницу Царя Царей в Ниневии, а к нему, в горы Арарата. Царь Царей на Евфрате копил злобу, но понимал, что пока по всей его империи идёт грызня непослушных властителей провинций, Ассирии нечем ответить на вызов дерзкого Урарту. Вокруг больной империи начали кружить "шакалы", споря и договариваясь о её будущем разделе.

Из предыдущих новелл читатель знаком с версией, по которой в интриги эти были вовлечены также арамейские государства Северного Кнаана. Цитирую советское энциклопедическое издание "Всемирная История":

"При помощи союзов влияние Урарту распространилось до самого Дамаска, и сирийцы выступали вместе с урартами против угрожающей всем им Ассирии".

Вот такое положение сложилось на севере от двух древнееврейских королевств, судьбе которых посвящена эта книга.

Но во второй половине восьмого века дохристианской эры политическая обстановка в прилегающих к Кнаану районах стала меняться. Началось с того, что примерно в 745 году к власти в Ниневии пришёл талантливый и хищный военачальник Пулу, прославившийся позднее под именем царя Тиглатпаласара III.

После смерти Яровама II Израилю оставалось жить всего двадцать пять лет, но и этот малый срок ещё предстояло разделить между шестью королями. Большинство из них было "выдвиженцами" крикунов из солдатского стана, получавшими трон так же внезапно, как и терявшими его вместе с жизнью. "Король" стал чем-то вроде воинского звания – эдакий "штабс-король Израиля".

Всё это настолько напоминает монархическую чехарду первых лет существования Израиля ("Баэша убил Надава..." – 2-я часть Второй новеллы этой книги), что кажется совершенной реинкарнацией заговорщиков и убийц, окончивших свои (и чужие!) дни столетием раньше.

В шомронском дворце слуги не успевали привыкнуть к новому хозяину.

Ошибки в управлении страной, происходящие от слабости королевской администрации, повторяются с такой монотонностью, а последствия их с таким смертельным однообразием устремляют Израиль в пропасть, что летописцу Танаха было скучно разделять историю между последней шестёркой королей, и у читателя остаются в памяти один и тот же незадачливый шомронский правитель и тень нависшего над страной хищника.

Вот и мы, чтобы представить события последней половины последнего века существования королевства Израиль, условимся, будто не шестеро, а один король был помазан в Шомроне, и что в это же время в Ассирии правил один царь (на самом деле, Ашшурнерари V /754-745/, Тиглатпалаcар III - Пулу /744-727/, Шалманасар V /726-722/ и Саргон II /721- 725/, которому и предстояло завершить уничтожение северного древнееврейского королевства). Такое допущение корректно ещё и потому, что речь идёт об исключительно коротком отрезке времени: 25 лет, а заглядываем мы на страницу истории, отстоящую от нас на 25 столетий).

Начнём с того, что в Ниневии и в Шомроне почти одновременно случились народные волнения. В Израиле Шалум бен-Явеш, возбудив толпу против короля Захарии, сына Яровама, поразил его перед народом и, убив его, стал королём вместо него.

Летописец Второй книги Царств подводит итог династии:

Такого было слово Господне, которое Он изрёк про Еху, сказав: "Сыновья твои до четвёртого поколения будут сидеть на престоле израилевом.

И сбылось так!

Новый король продержался на троне всего месяц.

Шалум бен-Явеш правил в Шомроне месяц. И Менахем бен-Гади вышел из Тирцы, пришёл в Шомрон, убил его и стал королём вместо него.

И опять, как в недоброе время путча Еху, переворот сопровождается жестокой карой сторонников свергнутого короля.

Менахем поразил и разгромил Тифсах <...> И за то, что этот город не открыл ворота, всех беременных в нём он рассёк...

Что происходило в этом же десятилетии в Ассирии мы узнали благодаря находке самого удачливого из английских археологов – Остина Генри Лэйярда. В середине XIX века при раскопках дворца в Мосуле (там располагалась ассирийская столица Ниневия) лопаты его экспедиции наткнулись на царский архив в дворцовой библиотеке: двадцать тысяч кирпичей, иссечённых клиньями! Их расшифровка продолжается до сих пор, однако картину интересующего нас момента ассирийской истории уже можно представить по этим и другим источникам.

В те же годы, когда израильтяне бунтовали и устраивали заговоры, в Шомроне и в Ниневии кипела толпа и плелись интриги вокруг трона. В Ассирии это тоже была уже вторая волна смуты. Полутора десятилетиями раньше, во время полного солнечного затмения толпа жителей столицы прибежала на площадь, разорвала в клочья своего царя, а его наследника сбросила с крыши храма в Евфрат, надеясь таким способом умилостивить богов и вернуть свет на землю.

На этот раз восставшая военная столица Нимруд прикончила царя Ашшурнерари V, после чего солдаты провозгласили императором своего военачальника Пулу, который был позднее коронован в Вавилоне под именем Тиглатпаласара III.

Два с половиной тысячелетия назад не было ни спутниковой связи, ни даже элементарных "средств массовой информации". Заговорщики в Шомроне и ассирийские солдаты в военном лагере действовали независимо и по самостоятельным сценариям. В истории не бывает плагиата, а только совпадения.

Новые монархи, Менахем и Тиглатпаласар, начинают с того, что, стараясь закрепиться на троне, награждают подарками и должностями своих приверженцев, в первую очередь, сторонников в армии.

Во внешней политике король Израиля продолжает интриги предшественников, и главной его глупостью стали попытки (увы, не безуспешные!) подорвать силы соседа – королевства Иудея.

А Тиглатпаласар, став властителем огромной империи, первым же указом обьявил, что отныне карьеру начальников провинций – самых богатых и влиятельных чиновников в государстве – смогут сделать только…евнухи. Такой хитростью он обезопасил себя и своих наследников от мятежей феодальных династий – кошмара ассирийских царей-предшественников Пулу. Полная перестройка аппарата власти и решительные перемены в армии подготовили Ассирию к великим завоеваниям.

И вот Пулу решил: пора!

Огнём и мечом пройдя по землям горцев на севере, сокрушив Урарту и приведя к покорности Вавилон, Тиглатпаласар ринулся на юго-запад, пожирая страну за страной на Плодородной Радуге. Быстрые успехи разжигали аппетит Ассирии в предвкушении главного блюда – Египта.

Политика Ниневии в покорённых странах стала теперь иной. Раньше её армии подвергали побеждённые народы тотальному грабежу и, наложив дань на местного правителя, спешили вонзить зубы в следующую страну. Отныне ограбленную землю объявляли имперской провинцией под управлением наместника (евнуха), и уж этот "паук" высасывал из своей вотчины всю живую кровь.

Царь Царей размещал в покорённой стране огромную армию уже не только Ассирии, но и её вассалов и союзников: халдеев, мидян, арамеев, хеттов. Для снаряжения и снабжения войска вдоль средиземноморского побережья двигался с севера на юг, навстречу караванам с трофеями и данью, непрерывный поток: солдаты, стада жертвенных овец для храмов Мардука, посыльные с приказами, сборщики налогов, жрецы, царские оружейники, купцы, палачи и работорговцы.

Следующие ассирийские цари сочли и такие административные реформы недостаточными и снова перекроили карту империи, раздробив провинции на ещё более мелкие округа, над которыми поставили чиновников, обязанных не только выколачивать дань, но и не допускать бунтов. Для этого придумали переселение народов – чтобы все, кроме ассирийцев, "поменяли землю". Так пополнялись людьми опустевшие из-за войн внутренние районы Ассирии, а кроме того, переселенцам, оказавшимся среди чужих, было уже не до бунтов – все их силы расходовались на то, чтобы просто выжить.

Сказанное здесь относится к переменам в хозяйстве и управлении империей. А итогом перемен в армии стал новый ассирийский солдат – первый в истории боец, экипированный железным оружием.

Отступление про Железного Ассирийца

Когда Господь прикинул на земном шаре все породы живого и такие, как гигантские ящеры, отменил насовсем; когда прошли перед Ним все твари: от благородных, убивающих только для насыщения, до амазонского гнуса, сосущего кровь, а потом сплёвывающего её в реку; когда увидел Он разом всю гадость, ползающую и летающую – от жалящих и кусающих крылатых вампиров до красавца скунса, гадящего на врага – тогда из отброшенных на свалку моделей возник Железный Ассириец. Возник и сразу отделился от ассирийца, строящего храм Иштар и записывающего миф о Гильгамеше, возник, чтобы развить хватательный рефлекс хищных тварей до предельного из мыслимых состояний.

Железный Ассириец брал в руки большой нож-меч, одевался в железо, напяливал на лоб шлем и уходил хапать, не волнуясь о том, что за горой ожидает этого момента враг, чтобы ворваться в ассирийский дом, ограбить его, а потом увести в рабство семью Железного Ассирийца.

А тот приходил в чужую страну, брал первого встречного местного жителя и, отрезая от него по кусочку, узнавал, где находятся ближайшие города и селения и какую добычу там можно захватить. Так Железный Ассириец компенсировал себя за незнание географии и бедность отечества полезными ископаемыми. Скалы на всех дорогах, по которым прошла Ассирия, воспевают подвиги Царя Царей, рассказывают, как тщательно подвластное ему войско Железных Ассирийцев превращало густонаселённые страны в ненаселённое пространство.

"...Я перевалил через горы Кашияри и подошёл к Кинабу – укреплённому городу Хулая. Множеством моих войск и моей яростной битвой город я осадил и покорил, 600 бойцов сразил оружием, 3000 пленных сжёг в огне, не оставив ни одного в заложниках. Хулая, их начальника поселения, я захватил в руки живым. Их тела я сложил башнями, их юношей и девушек сжёг на кострах. Хулая я ободрал и кожей его одел стену города Дамдамусы <...> В городе Тэла <...> многих людей живыми я захватил в руки. Одним я отрубил кисти и пальцы, другим отрубил носы и уши, многим я ослепил глаза. Я сложил одну башню из живых людей, другую из голов и привязал к столбам их головы вокруг их города. Их юношей и девушек я сжёг в огне, город разрушил, снёс, и огонь пожрал его..."

"<...> Я устроил большое побоище. Трупы воинов его я разбросал, как полову, наполнил ими горные перевалы. По пропастям и ущельям кровь их я заставил течь, как реки, степи, равнины, высоты окрасил, как алую шерсть. Бойцов его, надежду его войска, лучников и копьеносцев его, как ягнят, я зарезал, головы им отрубил".

"<...> Как связанных жирных волов, мгновенно я пронзил, учинил им разгром. Словно жертвенным баранам, перерезал я им горло, дорогие им жизни я обрезал, как нить. Я заставил их кровь течь по обширной земле, словно воды половодья в сезон дождей. Горячие кони упряжки колесницы моей в кровь их погружались, как в реку. Колёса моей колесницы <...> разбрызгивали кровь и нечистоты. Трупами бойцов их, будто травой, наполнил я землю. Я отрезал им бороды и тем обесчестил, я отрубил их руки, словно зрелые плоды огурцов <...>"

И т.д. Читаешь и видишь дьявола, выводящего Ассирийскую львицу на прогулку по Плодородной Радуге. Она тащит его за цепь вперёд, а глаза Львицы светятся ненавистью и нетерпеливой жадностью.

Если бы мы захотели узнать причину военных успехов Ассирии, нам пришлось бы повнимательнее приглядеться в музее Истории оружия к низкорослой фигуре Железного Ассирийца в варианте кавалериста – ведь именно этот род войск решал исход всех сражений.

Оказывается, в модели этого млекопитающего, как и в моделях гигантских ящеров, была техническая аномалия, из-за которой ящеры разваливались на ходу от собственного веса, но Железный Ассириец побеждал всех супостатов. Можно предположить, что в заднице, там где даже самые свирепые из кочевников имели мякоть, у ассирийца была мощная кость. Все победы Ассирии приходятся на удивительно длинный отрезок времени, когда люди уже додумались до применения лошади для верховой езды на войне, но ещё не изобрели седло со стременами. Поэтому обыкновенный кавалерист той поры, скача на лошади, ни о чём, кроме боли в заду, думать уже не мог. Иное дело, Железный Ассириец! Чтобы оценить его "усидчивость", посмотрим на тактику конной атаки на пехотный строй в Первом тысячелетии до новой эры.

Стрелять на ходу из лука, управляя при этом конём, было невозможно.

Сходу швырять дротики? Но сколько их может взять один верховой (а ведь следовало на того же коня погрузить ещё и щит).

Таким образом, налёт кавалерии на строй пехоты производил (если производил!) скорее психологический эффект: конники строили страшные рожи, дико орали и поднимали тучи пыли. Именно поэтому древнееврейские короли довольно безразлично относились к тому, что у противника имеется преимущество в кавалерии.

Иное дело, Железный Ассириец! Во-первых, он садился на лошадь задом наперёд, во-вторых, не желая рисковать жизнью, никогда не нападал прямо на вышедшую против него в поле пехоту противника, а наоборот, возникнув перед колонной врага, не мешал перепуганному коню унестись прочь. Зато теперь у седока освобождались руки, ибо лошадь в управлении не нуждалась, нечувствительный к ездовым мукам зад не мешал целиться, и сидящий задом наперёд ассириец посылал стрелы в неподвижного врага, который мог только дать залп из луков вдогонку удирающим в облаке пыли кавалеристам.

Вот и вся тактика. Представили: строй неприятельской армии, на который несётся ассирийская конница, не доскакав нескольких метров, разворачивается под прямым углом и пускается наутёк? Солдаты врага, разинув рты, глядят на скачущих задом наперёд малорослых и темнолицых конников в надвинутых до бровей медных шапках, а те успевают пальнуть из луков в упор, и вот уже половина копьеносцев из переднего ряда катается по земле, смертельно раненая лёгкими бамбуковыми стрелами с железными наконечниками, в которых ассирийцы придумали делать специальные желобки и кромки, увеличивающие дальность полёта и убойную силу стрел. Пехоте противника становится не до смеха, а на неё уже несётся следующий вал коней с верховыми Железными Ассирийцами.

Чем же был занят в эти дни Израиль? Помните, Танах описывает жизнь всех шести королей единой формулой: и делал он то, что было злом в очах Господних?

На площади в самом центре Шомрона толпа слушает пророка-пастуха по имени Амос. Вначале он предупреждает: Господь не делает ничего, не открыв своей тайны рабам своим, пророкам.

После этого следует информация о международном положении: Амос рассказывает, как расправилась Ассирия с соседями Израиля – в Сирии, за Иорданом и уже добралась до побережья, до городов Филистии.

– Что с нами-то будет? – выкрикивают из толпы.– Что сказал тебе Господь про Израиль?

Амос набирает в лёгкие побольше воздуха и цитирует слово Божье:

– Вот я придавлю вас, как давит повозка, нагруженная снопами. И быстрый не сможет убежать, и сильный не устоит в силе своей, и воину не спасти жизни своей. И лучник не выстоит, и быстроногий не спасётся, и всадник на коне не спасёт жизни своей. И самый храбрый из воинов нагим побежит в тот день.

Люди замерли. Амоса несомненно побили бы камнями, но все помнят, как точно предсказал он землетрясение за два года до того, как оно разрушило города в Сирии и Северном Израиле. Известно, как смело этот пастух разговаривал с королём Яровамом, вызванный во дворец после того, как на Амоса донёс сам первосвященник. Ходили слухи, будто Амос не побоялся встретиться для совета с прокаженным иудейским королём Узияу, своим давнишним другом, которого несмотря на болезнь, считают мудрейшим человеком во всём Кнаане.

– Ну, мы-то спасёмся!– долетает из толпы тонкий голосок.– Верно, Амос?

Пророк оборачивается в направлении оптимиста и жёстко чеканит:

– Как вырывает пастух из пасти льва две ножки или кусок уха – так вот спасутся сыны Израилевы, живущие в Шомроне.

И воздев руки к толпе, Амос кричит:

– Обратитесь же к добру, а не ко злу, чтобы жить вам, и тогда будет с вами Господь.

Между тем, армия Железных Ассирийцев приближалась к Кнаану.

Тиглатпаласар легко овладел Библом, Арвадом, сухопутной частью Тира. В Цидоне по традиции, восходящей к древнему испытанию физической мощи царя, ему устроили ритуальную охоту на льва. Вонзив копьё в шею уже подстреленного охотниками зверя, у которого из пасти с каждым выдохом вылетал фонтан крови, царь Ассирии позировал камнерезу, как живи он сегодня, опирался бы на мяч перед фотографом в центре футбольного поля.

Вдохновлённое победой царя Ассирии над царём зверей, месопотамское войско ринулось на юг и оказалось во владениях арамеев, судорожно пытавшихся организовать против него военный союз совместно с государствами иврим, Филистией и тремя царствами за Иорданом. Вторгшуюся орду кроме Железного Ассирийца составляли боевые отряды множества народов, входивших в империю или вассалов Ниневии. По "Истории" Геродота (раздел "Талия") попробуем представить зрелище вступления этой армии в Кнаан.

Впереди двигались вавилоняне в высоких островерхих тюрбанах, вооружённые обоюдоострыми боевыми секирами, короткими копьями и луками с тростниковыми стрелами. Персы были одеты в кожаные штаны и пёстрые хитоны с рукавами, покрытыми медными чешуйками. На головах они носили кожаные шапки, а под плетёные щиты прикрепляли колчаны с камышовыми стрелами. На правом бедре у каждого перса был широкий кинжал в бронзовых ножнах. В той же орде двигались полудикие племена - союзники Ассирии: каспии, одетые в козьи шкуры и вооружённые духовыми трубками, саранги в кожаных одеждах с дротиками – их острия были обожжены на огне, в который подкладывали ядовитый кустарник; шли пафлагонцы, чей обычай запрещает им мочиться в реку, и кочевники-сагартии, вооружённые сплетёнными из ремней арканами. Сойдясь с врагом, сагартии бросают вперёд арканы с петлёй и тащат на себя кого поймают – коня или всадника. Люди, попавшие в аркан к сагартиям, неминуемо бывали удушены.

В войске ассирийского царя состояло даже ополчение индийских племён. Всадники на диких ослах были одеты в белые рубахи и вооружены луками с камышовыми стрелами. Впереди индийцев двигался отряд колесниц, запряжённых четвёрками лошадей, в каждой колеснице помещалось по три воина: возница, лучник и прикрывающий их обоих щитоносец.

Среди вассальных племён севера выделялись фракийцы в лисьих шапках и обмотках из оленьей кожи на ногах. У писидийцев на головах были медные шлемы с бычьими ушами и рогами, сверху – султаны из павлиньих перьев. Медные щиты они украшали эмблемами или прибивали к ним черепа врагов, побеждённых в поединке. Ноги писидийцы обматывали красными тряпками. Солдаты племени милиев, которые не могут долго оставаться на одном месте, ибо по своим поверьям, они периодически подвергаются нашествию диких змей с крысиными мордами,– застёгивали плащи на плечах медными пряжками и прикрывали головы кожаными шапками с козырьком.

Сами ассирийцы носили поверх льняных рубах панцири из бронзовых чешуек. Чаще всего, их пехота вооружалась деревянными дубинками, обитыми железными шишками. Ассирийцы, судя по расшифрованным табличкам, при нападении использовали железное оружие, а защищались бронзовым.

И конечно, главной ударной силой войска Царя Царей была конница "Железных Ассирийцев".

Чем же ещё запомнились последние короли Израиля? Танах добавляет только одно качество к их крошечным жизнеописаниям: все они оставались глухи к уже не словам – крикам! – пророков.

Господь предупреждал Ехизкеля:

– Дом Израиля не захочет слушать тебя, ибо они не хотят слушать Меня <...> Весь Дом Израиля – крепколобые и жестокосердные.

В последней четверти VIII века в Израиле наступило время клоунов и пророков: клоуны занимали троны, пророки, отчаявшись вразумить современников, говорили – а иные уже и писали – для очень далёких потомков: предупреждали нас с тобой, читатель.

Поражает обилие пророков именно в последние годы жизни Израильского королевства: Иона, Амос, Ошеа, Ишияу, Миха – все они проповедовали в Шомроне в роковые годы нашествия Ассирии. Обращу ваше внимание и на такой удивительный факт: если во времена великих королей иврим созданы были: "Песнь Песней", "Псалмы", "Экклезиаст", "Притчи"– причём, авторство их приписывается самим королям, Давиду и Шломо, – то из двадцати пар королей Израиля и Иудеи ни один не заподозрен в литературном творчестве. Муза перешла от королей к пророкам, и все жанры она поменяла на один – политическую сатиру.

Но можно ли сегодня осуждать глухоту народа и правителей, к которым в век Железного Ассирийца обращались с призывом "жить не по лжи"? Можно ли было не посчитать рехнувшимся Амоса, объяснявшего, что судьба государства зависит от соблюдения в нём справедливости и закона – и это в годы, когда Кнаан переполняли рассказы о садизме приближающейся с севера непобедимой Ассирии!

Ошеа начал проповедовать позднее, чем Амос. Нервная внешняя политика израильских королей к тому времени уже выродилась в метание от одной великой державы к другой, от Египта к Ассирии и обратно. Общество окончательно разложилось и ринулось за спасением к иноземным оракулам, гадалкам и вещунам, принося жертвы "баалам и астартам" под деревьями, на горах и у сельских жертвенников.

Но разве может утешить "вера на всякий случай"!

Ошеа призывает народ вернуться к Богу: Он растерзал – Он и излечит. Он ранил – Он и перевяжет раны<...> Ибо Бог любит <...> поэтому и бичует через пророков и побивает словами уст своих. Пусть не являются к нему с жертвами? Любовь приятна ему, а не жертвы <...> Пусть возвратятся к своему Богу – Ассирия не спасёт их. Бог, единый со времени исхода из Египта,– единственный их спаситель <...> Пусть ищут Бога, ещё есть время. Он явится, чтобы научить их справедливости. Они посеяли зло и пожали беззаконие – пусть посеют справедливость и пожнут милосердие.

Пророки предсказывают, что Израиль будет растоптан марширующим по Кнаану Железным Ассирийцем, но они и утешают: за заслуги предков-праведников, отцов нации, этот грешный-прегрешный народ Божий сохранится и восстановится для нового витка жизни и истории, тогда как Железный Ассириец будет – и довольно скоро – ржаветь в месопотамских болотах.

Но спасётся не это поколение циничных обирателей бедняков, спешащее насладиться сладкой жизнью, пока ещё не пылает Шомрон, – нет, – говорит Амос, – только не это! "Коровам башанским" не помогут никакие покаяния в храмах – они обречены погибнуть.

Но народ Божий сохранится!

Конечно, ни одно из малых кнаанских государств не могло выстоять против наступающей орды. Ассирия проглотила их по одному. Израильская столица Шомрон при последнем короле, Хошеа, отбивала осаду целых три года! Это сражение оказалось для царя Ассирии Саргона II более длительным и кровопролитным, чем полное завоевание таких стран Кнаана, как Финикия или Филистия.

Но вернёмся немного назад – к королю Менахему бен-Гади, в его дворец в Шомроне в дни, предшествующие появлению царя Ассирии в пределах Израиля. Что за картину рисуют не слишком щедрые на факты источники?

Население страны готовилось к обороне. Собирались ополчения всех десяти племён Израиля, за крепостными стенами Шомрона создавались запасы оружия, продовольствия и воды, укреплялись башни, пополнялся бойцами столичный гарнизон. Главную нагрузку в сборе людей и средств возложили на землевладельцев. И тяжёлый военный налог был бы собран ради обороны страны, если бы со вступлением ассирийских орд в Израиль его король не проявил неожиданное малодушие.

<...> Пулу, царь ашшурский, пришёл в страну. И дал Менахем Пулу тысячу талантов серебра, <...> чтобы утвердить царство в руке своей. И взыскал Менахем это серебро с израильтян, со всех богатых людей, по пятидесяти шекелей серебра с каждого человека, чтобы отдать царю Ашшура. (По моим подсчётам, каждый земледелец должен был уплатить в переводе на серебро по 725 кг.). Ради сохранения своей власти король Израиля разорил страну, подорвал её хозяйство, вместо всеобщего энтузиазма и готовности к тяжёлым боям посеял недовольство и раздоры. Пророки повторяли: такое унизительное соглашение с врагом даст только временное затишье, Ассирия ещё вернётся, чтобы превратить Израиль в свою колонию. Многие из несогласных с капитуляцией аристократов увели свои боевые отряды в родные селения и объявили, что будут готовиться к новому вторжению Ассирии. Менахем бен-Гади остался в родной Тирце, где десять лет назад получил власть в результате заговора. Здесь он вскоре и скончался – единственный из шести последних израильских королей умерший своей смертью.

А прочие деяния Менахема и всё, что он сделал, описано в книге-летописи израильских королей. И почил Менахем с отцами своими, и стал королём вместо него Пекахия, сын его.

Пекахии не удалось помириться с аристократами. Через два года он был убит своими земляками гил'адцами из числа королевских телохранителей. Во главе полусотни заговорщиков стояли Аргов и Арея, а душой переворота был Пеках бен-Ремальяу, которого тут же и помазали в короли. Пеках оказался истинным солдатом – не слишком умным, зато решительным. Он тут же начал подготовку к войне с Ассирией и, чувствуя поддержку израильтян, изменил и внешнюю политику страны, подчинив её одной идее – созданию военного союза государств Кнаана против ассирийского нашествия. Он заключает договор с воинственным Рецином – новым королём Дамаска, вовлекает в союз своих заиорданских вассалов и начинает тайные переговоры с Египтом. Неожиданное упрямство выказывает король Иудеи Ахаз, категорически отказавшийся выступить против Ассирии, чьим данником он стал после предыдущего похода Тиглатпаласара. Пеках делает несколько попыток переубедить Ахаза, приезжает в Иерусалим и объясняет, что уже в силу своего географического положения – между Израилем и Египтом – Иудея не сможет оставаться нейтральной в будущей войне. Но Ахаз, сознавая слабость своей страны и слушаясь советов пророков, отказывается вступить в антиассирийскую коалицию да ещё и старается отговорить короля Пекаха от опрометчивого шага. Обозлённый, тот возвращается к себе в Шомрон и после совещания с Рецином публично обещает явиться с армией в Иерусалим и задать трёпку "потомку Давидову".

Своим духовником Пеках бен-Ремальяу выбрал нищенствующего философа по имени Барух, которого и назначил придворным советником. Моя авторучка не желает написать слово "пророк" применительно к Баруху, ибо единственный совет, который он успел дать королю Пекаху, был глуп и имел самые катастрофические последствия для Израиля. Совет этот в переводе с арамейского должен был означать: "кто не с нами – тот против нас". В результате, Рецин арамейский и Пеках – король Израиля поднялись против Иерусалима, чтобы завоевать его.

Ничуть не оправдывая роковое решение короля Ахаза обратиться за помощью к царю Тиглатпаласару– тот находился в военном лагере в Сирии, готовя поход на Египет, – мы должны констатировать, что все участники кнаанской трагедии не были отягчены государственной мудростью.

Царь Царей реагировал быстро. Он начал с ближайшего, с Дамаска, разорил его и обратил в ассирийскую провинцию. Потом принялся за Израиль. Тиглатпаласар огненной бурей пронёсся по Гил'аду, Галилее и Шаронской низменности, но тут внезапный бунт вавилонских сепаратистов потребовал его срочного возвращения на берега Евфрата. В Кнаан он уже не вернулся, и этот район на несколько лет остался в стороне от всеобщей войны, захватившей Плодородную Радугу. От королевства Израиль сохранились Шомрон и его окрестности, оно платило Ассирии дань, и всё-таки это ещё было государство, а не одна из ассирийских колоний, в которые были обращены арамейские города, Филистия и Финикия.

Мы уже не удивляемся, узнав, что Пекаху бен-Ремальяу не простили военные поражения и провалившуюся политику. Совсем в традиции эпохи на троне в Шомроне появляется новый (он ещё не знает, что – последний!) король Израиля по имени Хошеа бен-Эйла. Для него летописец делает короткое, но очень важное примечание в жизнеописаниях: "И делал он то, что было злом в очах Господних, но не так, как предыдущие короли израильские".

Похоже, что и королю Хошеа "повезло" с советниками: один из них донёс в Ниневию о тайных переговорах Хошеа с Египтом.

Вскоре король Израиля бросил открытый вызов Царю Царей, отказавшись платить ежегодную дань.

Кара последовала быстро. Салманасар V, сын Тиглатпаласара, появился во главе войска в Израиле. Хошеа был уведён в Ассирию и заточён в тюрьму, но столица, Шомрон, сопротивлялась нашествию ещё три года.

Внезапно, так и не завершив завоевание Израиля, царь Салманасар умер (по другой версии, был убит во время дворцового переворота), и в осаждённом Шомроне в который раз наступило тревожное затишье. Следующие два года никто ничего не предпринимал. Израильтяне молились и ждали чуда, выбирая из предсказаний ясновидцев лишь оптимистические. Современники "ассирийского Апокалипсиса", они только догадывались: то, что с ними ничего не происходит, и есть чудо.

Через два года в обескровленный, разорённый войной и оккупацией Израиль явился новый Царь Царей – Саргон II. На этот раз всё было кончено.

И изгнал он израильтян в Ашшур, и поселил их в Халахе и в Хаворе при реке Гозан, и в городах Мадайских.

Селения Израиля были отданы на разграбление кочевникам, позднее туда прислали из Вавилона халдеев. Переселенцы быстро ассимилировались, смешавшись с остававшимися в стране израильскими крестьянами. Так возникла близкая иврим нация – самаритяне – с похожими религией и языком.

Те же, кто добрался живым до Ассирии, ассимилировались в среде местного арамейского населения. Большая часть пригнанных получила земельные наделы, многие стали землепашцами, часть занялась ремеслом. Но сохранилось немало израильтян, не пожелавших принять какие-либо перемены. Впоследствии они слились с изгнанниками из Иудеи, и самые упорные из их потомков пережили и ассирийскую, и вавилонскую империи и возвратились в Эрец-Исраэль, чтобы восстановить Иерусалим и Храм.

P.S. Я заканчивал эту новеллу в начале февраля 1991 года, прерываясь по сирене, чтобы надеть противогаз и нырнуть в комнату с заклеенным окном. Современный правитель Ассирии и Вавилона посылал в Кнаан ракеты, и опять его оружие должно было убивать израильтян. Но мир стал другим, и совсем другими стали мы, израильтяне. В полной уверенности в завтрашнем благополучии моей страны я дописал новеллу и сказал читателям: "Шалом!"

***