Бедный мой читатель, я не волен менять имена героев летописей Танаха. Ты уже знаком с Ахавом-воином и с двумя Ахазиями: королём Израиля (после недолгого правления он выпал из окна и разбился) и с его иудейским тёзкой, убитым Еху. Постарайся не перепутать: сегодня речь пойдёт о короле Ахазе, успевшем за шестнадцать лет правления нагрешить так, что за грехи его расплачивалось несколько поколений иудеев.

Он был пронзительно красив – Ахаз, любимец иерусалимцев. Высокий, телом напоминавший большую рыбу; с худым загорелым лицом, обрамлённым длинными, вьющимися сияюще-чёрными волосами. Вельможи и дворцовые слуги, оказавшись в одной с ним комнате, переходили на шёпот и, забыв зачем пришли, любовались молодым королём. Он всегда улыбался, лениво и нагловато, и оказавшись перед его улыбкой, придворный, в десятый раз принесший на утверждение указ, отчаянно сознавал, что перед ним человек, неспособный принимать не то что государственные, но вообще какие-либо решения, правильные или неправильные.

И лишь один среди всех – великий пророк Ишаяу (Исайя в традиции Библии), непревзойдённый знаток людей, политики, армии и храмовых ритуалов, был нечувствителен к обаянию Ахаза, жёстко настаивал на принятии королём решения – немедленного, однозначного и обязательного для исполнения, ибо так хочет Господь. А никто, ни король, ни его вельможи, ни народ, ни священнослужители не смели возражать Иошияу и не только потому, что боялись его, как человека Божьего, великого пророка, но и оттого, что знали: завтра может понадобиться спасительный совет этого мудрейшего из современников.

Ахазу исполнилось двадцать лет, когда он, похоронив отца, короля Ётама, взошёл на трон Иудеи. Незадолго до этого Ахаз стал отцом.

В 3017 году от сотворения мира (743 г.до н.э.) правитель Эдома созвал на осенние праздники к себе в столицу Кир-Моав множество народу. На

утоптанной песчаной площади перед храмом бога Кемоша на скамье для почётных гостей восседали: цари Аммона и Моава, посланник египетского фараона, министр царя Дамаска. Но первый, на кого все обращали внимание, был молодой человек с прекрасным лицом, от которого не могли оторвать взгляда эдомские вельможи, вместе с семьями прибывшие на площадь. Этому человеку и его свите воздавались особые почести – ведь Ахаз, король Иудеи, являлся и властелином Эдома, царства степных пастухов и оседлых скотоводов, со времён Давида плативших Иудее ежегодную дань.

В ожидании начала праздника красавец-король забавлялся, то опуская на песок, то поднимая к себе на колени годовалого мальчика – своего сына Маасияу, который ещё только учился ходить. Ахаз давал ему палец, малыш делал несколько шагов, заваливался на песок, но, прежде чем начать реветь, опять оказывался на коленях у отца.

Рядом с иудейским королём восседали двое вельмож: Элькана – первый министр и Азрикам – правитель двора. Не хватало придворных пророков и не было Ишаяу, советника и духовника иудейского короля,– не то их забыли пригласить, не то они сами отказались прибыть на праздник чужого бога. Оба иудейских сановника тихо беседовали между собой, с улыбкой поглядывая на крошку-принца, прилагавшего большие усилия, чтобы освоить хождение по земле. Стоящие неподалёку эдомские вельможи тоже улыбались и вытягивали шеи в направлении беседующих гостей, но делали вид, что не подслушивают, а только любуются королём Ахазом и его сыном. На самом деле им было приказано определить, что за человек новый король Иудеи и каковы его намерения в отношении Эдома.

Слуги обнесли гостей свежими фруктами и смешанным с колодезной водой вином из нового урожая фиников. Правитель Эдома в белом халате вышел на середину площади и хлопнул в ладоши. Тотчас взревели глиняные трубы, такие длинные, что их держали на подставках, забили шаровидные барабаны и запели сидящие под пальмами юноши-воины.

Праздник начался.

Жрецы в плащах из овечьих шкур криками и прыжками через костёр благодарили бога Кемоша за добрый приплод верблюдов, коров, овец и коз, просили у него защиты от засухи и кровососущих мух из пустыни, молили о здоровье пастухов и их стад. После этого началось жертвоприношение у могил предков. Был разрублен и запечён на углях молодой верблюд, и его мясо подали эдомским жрецам, свите правителя и гостям.

Иудеи есть верблюда отказались, и на них не обиделись, зная о строгих законах их религии. После жертвоприношения были зажжены вереницы холмиков из сухого тростника, в которые эдомские жрецы подкладывали какие-то веточки, создавшие тёмно-красный резко пахнущий дым, заполнивший площадь перед храмом. Гости чихали, тёрли глаза, но запах был им приятен, и некоторые даже поднялись с места и приблизились к кострам.

Тут наступил главный момент праздника. Правитель, а следом за ним и придворные повели своих детей, родившихся в этом году, между рядами огней. Таким образом они представляли наследников духам, что плясали внутри пламени и на углях. На ходу люди всматривались, стараясь разглядеть лица духов: довольны ли они сегодняшними подношениями, высыпанными жрецами в костры? С этого момента духи становились уже не врагами, а покровителями детей, проведённых перед ними, и родители могли быть уверены в благополучной судьбе своих наследников.

Внезапно король Ахаз поднялся со скамьи, поставил сына на посыпанную белым песком дорожку между кострами и, взяв с обеих сторон за ручки, повёл малыша, повторяя всё, что делали эдомцы. Когда он вернулся на своё место, свита ещё сидела, вытаращив глаза. Прекрасное лицо Ахаза улыбалось, будто ничего не произошло, рядом такой же улыбкой сиял проведённый между кострами малыш. Никто тогда не смог выговорить упрёк королю за великий грех, совершённый им на глазах у всех.

Только на третий день, уже после возвращения в Иерусалим, услышал он от Ишаяу предсказание тяжёлой расплаты для Иудеи за неумный поступок её короля. Мальчик же, Маасияу, обречён теперь умереть в молодом возрасте, тогда как его брату Хизкияу, который лежал больной и на празднике в Кир-Моаве не был, Ишаяу предсказал счастливое правление.

Филистимский князь, присутствовавший на празднике, по возвращении в Ашдод приказал своей армии готовиться к походу на Иерусалим.

Посовещавшись со жрецом Читателем Лиц, правитель Эдома тоже заключил, что новый хозяин Иудеи слаб. Давно задуманное восстание против власти Иерусалима решено было не откладывать.

Шёл второй год королевства Ахаза. Над его домом собирались тучи, а он даже не чинил крышу.

Через двадцать лет Ахаз со стены, огораживающей иерусалимскую цитадель, увидел сокрушительный разгром своего войска армией израильского короля Пекаха. Перед началом сражения, как это было принято, состоялись поединки перед строем обеих армий. Израильский герой Зихри проткнул копьём нескольких иудейских командиров и среди них – Элькану и Азрикама, а потом и командующего армией принца Маасияу, высокого красавца, всем напоминавшего отца. Вдохновлённые этими победами израильтяне кинулись на противника, и иудейская армия была разгромлена. Победители и подошедшие с востока их союзники арамеи попытались штурмовать Иерусалим, но быстро выдохлись – не только из-за крепости городских стен, но ещё и потому, что солдатам, израильтянам и арамеям, не терпелось отвезти домой обильную добычу этого похода.

И взяли сыны израилевы у братьев своих, иудеев, двести тысяч жён, сыновей и дочерей. Также и множество добычи награбили у них и доставили это в Шамрон.

В эти дни у водоёма в Поле Стиральщиков произошла встреча короля Ахаза с Ишаяу,– я восстанавливаю её по записям, сделанным пророком.

Ишаяу пришёл в условленное место в сопровождении сына Шеар-Яшува.

– Ну, что скажешь, Ишаяу? – спросил король, подходя к пророку, за которым посылал слуг.– Что же мне делать, Ишаяу?

– Храни спокойствие и не бойся. Пусть сердце твоё не робеет перед двумя останками дымящихся головёшек – гневом Рецина и сына Ремальяу <…> Проси себе знамения у Господа, Бога твоего, из глубины ли преисподней или сверху, из вышины. И молись…

– Молиться?! – прервал пророка король, и Ишаяу удивился: как может оставаться прекрасным такой перепуганный человек? – У меня уже не осталось ни одного селения вне Иерусалима. Филистимляне наступают с запада, выход к морю для иудеев закрылся. Эдом восстал и уже дошёл до Арада. Рецин, царь арамеев, со своей армией по пути сюда прошёл по всему Заиорданью до Эйлата, захватил порт и, перебив там иудеев, заселил Эйлат и Эцион-Гебер арамеями. А может, ты не знаешь, что у Рецина и Пекаха есть договор покончить с Иудеей и посадить на трон вместо меня Бен-Тавеала – якобы, и он из Дома Давида?

И после этого ты предлагаешь мне молиться и ждать милости Господа?! Бог оставил меня. Слышишь, это не я – его, это он меня оставил!

Ишаяу молчал.

– Нет, – выговорил Ахаз. Карие глаза смотрели не в лицо пророка, а куда-то вдаль.– Я знаю, вы все считаете меня нерешительным, но теперь-то я точно завершу всё, что задумал. Можешь идти.

В ту же ночь из Иерусалима вышел обоз под большой охраной и направился на север. В телегах, запряжённых верблюдами, под слоем одежды и глиняных кувшинов были спрятаны храмовые сокровища и изрядная часть королевской казны, собранной во время правления Узияу, Амации и Ётама. Вельможа, возглавлявший обоз, вёз послание короля Ахаза Тиглатпаласару – правителю Ассирии и Вавилона. В послании Ахаз называл себя рабом ассирийского царя и просил его о защите от нашествия арамеев, израильтян и филистимлян.

Между тем, на севере от Иерусалима, в королевстве Израиль, начались события невероятные, но совпадающие с предсказанными Ишаяу.

Прибывшая домой победоносная армия была встречена в столице- Шомроне пророком Одэдом, учеником Ишаяу. Взобравшись на скалу, Одэд, прежде чем приветствовать войско, долго смотрел – но не на солдат и не в сторону сложенных горой трофеев: оружия, одежды, посуды, украшений, а туда, где, глядя в землю, стояли на солнце колонны рабов, рабынь и даже пленных детей – исцарапанных, грязных, едва держащихся на ногах после перехода из Иудеи без воды и пищи. Внезапно наступила тишина, потому что израильтяне тоже посмотрели на своих пленников и увидели их теперь уже совсем не такими, как в свалке сражения, когда один должен вонзить в другого меч. Вдруг все заметили сходство лиц победителей и пленников.

Одэд заговорил, и слова его в полной тишине врезались в толпу воинов.

– Вот Господь, Бог отцов ваших, гневаясь на иудеев, передал их в руки ваши, и вы избили их с яростью, достигавшей небес. А теперь сынов Иудеи и Иерусалима задумали вы обратить в рабов и рабынь своих? Но ведь тем самым берёте вы на себя вину перед Господом, Богом вашим. Послушайте меня и возвратите пленных из числа братьев ваших, кого вы захватили, пока не воспылал гнев Господень на вас.

Конечно, его не стали бы слушать. Счастливые победители, в буйной радости уже поделившие по дороге добычу, им не терпелось только поскорее расхватать рабынь. И вдруг – такая встреча! Воины сперва опешили, но вот уже злобный рёв взлетел и повис над толпой, поднялись руки, сжимавшие дротики, когда из-за спины пророка Одеда поднялись несколько военачальников из сынов эфраимовых: Азарияу бен-Иоханан,Берехяу бен-Мешеллеймот, Ихезкияу бен-Шаллум и Амаса бен-Хадлай и сказали пришедшим с войны так: "Не ведите сюда пленных, чтобы вину нашу перед Господом не увеличить преступлением этим. Велика вина наша, и пылает гнев Господень на Израиль".

И передало войско пленных и добычу военачальникам и всему собранию. И встали мужи, названные поименно, и всех нагих из пленных облачили в одежду из добычи, и одели их, и обули, и накормили их, и напоили, и помазали их елеем. И отвезли на ослах тех, кто ослаб, и доставили пленных в Иерихо – Город Пальм, к братьям их, а сами возвратились в Шомрон.

Вот какая волшебная история о внезапном подобрении народа записана в древнееврейских летописях. Вслушайтесь в эти строки – неправда ли, за ними слышатся счастливые крики и слёзы, с которыми встречали семьи в Иудее своих родных, внезапно возвратившихся из плена домой. В каждой букве иудейской летописи – благодарность за великодушие Израиля и надежда на возвращение к братскому союзу между двумя королевствами.

Такого благородства не знали в Кнаане со времён короля Шаула.

Увы, было уже поздно. Как читатель знает, за несколько дней до чудесного возвращения пленных король Ахаз тайно отправил Тиглатпаласару подарки и просьбу о немедленной помощи.

Конечно поход Царя Царей на Египет всё равно прошёл бы через Кнаан, и значит, все страны этого региона были обречены. Но, получив кляузу от иудейского короля, Тиглатпаласар пришпорил армию и через несколько дней вломился в Арам. В сражении на склонах Хермона он разбил армию Рецина, а самого царя пленил и замучил в тюрьме.

Настала очередь Израиля.

Во дни Пекаха – короля израильского пришёл Тиглатпаласар – царь ашшурский и взял Ион и Авел-Бет-Мааху, и Яноах, и Кадеш, и Хацор, и Гил'ад, и Агалилу – всю землю племени Нафтали. И изгнал жителей в Ашшур.

В результате королевство Израиль съежилось до четверти своего пространства, но просуществовало ещё десять недобрых лет, тогда как царство Дамаск исчезло с политической карты Кнаана навсегда.

Благодарный за спасение король Ахаз отправляется с дарами в военный лагерь Тиглатпаласара, чтобы выразить верноподданнические чувства. Он очень интересуется религией Ассирии и Вавилона, полагая, что за мощной империей должны стоять сильные боги-покровители.

 И пошёл король Ахаз в Дамаск встречать Тиглатпаласара, царя Ашшура, и увидел там жертвенник. И послал он Ури-священнослужителю изображение жертвенника <…>, и Ури сделал жертвенник к возвращению Ахаза <…>, и увидел король жертвенник и подошёл к нему, и вознёс хлебное приношение, и совершил возлияние своё, и окропил жертвенник кровью мирной жертвы своей. А медный жертвенник, который перед Господом, он передвинул из передней части Храма, с места, где тот стоял <…> и поставил его с северной стороны от того жертвенника. И велел король Ури: "На большом жертвеннике воскуривай утреннее всесожжение и вечернее приношение, и всесожжения от короля, и хлебное приношение от него и от всех людей страны.<…> А медный жертвенник будет мне для посещения".

И Ури сделал всё, как велел ему король Ахаз.

И обрубил король Ахаз стенки для подставок, и снял с них умывальные чаши. И снял он Море с медных волов, что были под ним, и поставил его на каменный постамент. И крытую пристройку для отдыха священнослужителей в Субботу, и внешний вход во дворец он обратил к дому Господню из-за царя Ашшура.

Но ни обаяние иудейского короля, ни подарки, ни даже его готовность принять религию победительницы Ассирии не тронули императора.

 Тиглатпаласар, царь Ашшура, лишь отягощал, а не укреплял Ахаза. Ахаз отделил сокровища из дома Господня и из королевского дома, но это не помогло ему.

Униженная, отступившаяся от своего Бога страна нищала с каждым ассирийским побором, а в народе крепла вера, что если бы не грехи красавца-короля, Ассирия никогда не появилась бы в Кнаане.

И почил Ахав с отцами своими, и похоронили его в Иерусалиме. Но не внесли тело его в гробницы королей иудейских.

*