В осенний месяц Тишрей шестьсот восьмидесятого года из оккупированной войсками Санхерива Южной Иудеи бежал в Иерусалим главный священник при жертвеннике в Беэр-Шеве. Чёрной иудейской ночью проводники вывели его к узкой тропинке между Солёным морем и скользкими подножьями гор. Утром беэр-шевский коэн должен был явиться в Иерусалим, чтобы поведать королю Хизкияу и его советникам, какая беда приближается к столице с юга.

Рассвет застал коэна у оазиса Белла – одного из цепочки сельских поселений при колодцах, основанных вокруг столицы проницательным королём Ётамом. Приближался праздник Суккот, и иудеи готовились провести его в шалашах, чьи крыши были покрыты виноградными лозами. В этом году крестьяне ближайших селений не ставили шалаши специально к праздникам, а использовали те, что ещё весной соорудили по краям своих участков земли. Часто у людей не было ни сил, ни времени, чтобы добраться до дома. Здесь, в поле, их навещали семьи: дети приносили еду, жёны оставались на ночь. На рассвете все спешили по своим делам: младшие – пасти скот, старшие и женщины – готовить еду, запасать продукты, ухаживать за домом. Мужчины едва заканчивали полевые работы, принимались за срочную сезонную работу: очищали землю от камней, рыхлили её, подвязывали саженцы, подрезали виноградные лозы, вырывали сорняки, обирали с листьев улиток. Весной и летом только в самый зной им удавалось ненадолго забраться в шалаш, немного передохнуть и хоть раз в день поесть ячменную кашу, доставленную из селения. Они всегда спешили, крестьяне Иудеи: в любое время могли появиться военные отряды арамеев с севера или из-за Иордана, налететь кочевники или, как в прошлом году, повалиться с неба жёлтые облака прожорливой саранчи.

Крестьянский труд и вовремя выпавшие дожди принесли в этом году богатый урожай ячменя и олив. Но теперь уже отдыхать людям не доводилось совсем. Выручали всё те же шалаши по краям поля: крестьяне оставались в них ночевать, чтобы чуть свет продолжить работу, пока зерно не осыпалось, фрукты не опали, не переспели, не испортились. Работа эта была радостной, она сулила довольство и достаток, и иудеи у жертвенника в оазисе благодарили Господа, благословившего крестьянский труд, отправляли обозы с дарами иерусалимскому Храму и налоги в королевскую казну, подсчитывали доходы, готовились к празднику Суккот. В этих краях окончание сбора урожая так и именовалось: Радостное Время Года.

Местные старейшины вышли навстречу коэну и его охране, представились и, узнав, какой знатный человек пожаловал к ним с юга, просили оказать селению честь – остаться и отпраздновать с ними Суккот. Коэн из Беэр-Шевы поблагодарил, сказал, что торопится с важным сообщением к королю Хизкияу и дал категорический совет: собрать в считанные дни весь возможный урожай и перебираться за иерусалимские стены.

В столице он немедленно направился в дом пророка Ишаяу, с которым они в юности изучали Тору. Коэн слышал, что Ишаяу отошёл от политических дел, но к его советам король продолжает относиться со всей серьёзностью.

Вскоре во дворец побежал мальчик с запиской от Ишаяу. Он вернулся с ответом, что Хизкияу и его советники вскоре прибудут в дом пророка.

Ишаяу и его гость беседовали возле низкого столика, на который женщины поставили кувшины с холодной водой и фрукты. Коэн был мрачен, Ишаяу пребывал в том же невозмутимом состоянии, в каком его застал гость. Это равнодушие раздражало коэна, и он всё подробнее рассказывал о зверствах ассирийцев, называл имена хорошо знакомых Ишаяу священнослужителей из высшей жреческой коллегии Лахиша – столицы Южной Иудеи, присовокупляя: "обезглавлен", "посажен на кол" или "с него содрали кожу".

Внезапно нахмурясь, пророк перебил:

– Хизкияу уже знает, что произошло после падения Лахиша. Я сейчас иду на женскую половину, дам распоряжения, чтобы подготовились к приёму короля и его людей, а ты пока подумай, какие советы сможешь подсказать королю, как Иерусалиму встретить войско Санхерива.

Оставшись один, коэн оглядывал комнату, пил воду из глиняной кружки и готовил рассказ о положении на оккупированном ассирийцами юге. В доме Ишаяу, как и в большинстве иерусалимских жилищ того времени, стены были окрашены в ярко-красный цвет, большие – через них мог пройти взрослый человек – окна, забранные решётками, пропускали свет и прохладный ветерок, а крыша поддерживалась каменными столбами. За одним из окон проходила глиняная труба – по ней дождевая вода стекала с крыши в выложенный камнем водосборник, куда коэн едва не провалился, разыскивая именно то из четырёх строений, составлявших иерусалимский дом, где находился пророк.

Волнуясь перед встречей с королём, он стал бродить из угла в угол, натыкаясь на циновки и одеяла, разбросанные по земляному полу. Из окон проникали с улицы звуки, обычные для любого иудейского города: скрежет домашних зернотёрок, на которых женщины мелют зерно, шум близкого базара и подгоняемых овечьих стад, крики водоносов и детей, окликающих друг друга. Вдруг сзади послышались шаги, коэн обернулся и увидел в проёме комнаты возвращающегося пророка Ишаяу, а за ним – облачённых в доспехи мужчин. Король Хизкияу с мечом за поясом направился прямо к гостю, крепко, до боли, пожал ему руку, поздравил с благополучным прибытием в Иерусалим и предложил рассказать, что происходит на юге и что он увидел по дороге к столице. Свита короля подтаскивала циновки и рассаживалась вокруг беэр-шевского коэна. Ишаяу – хозяин дома – остался стоять возле короля.

Когда прибывший закончил рассказ о расправе ассирийцев над попавшими к ним в плен защитниками Лахиша, о превращённых в пепел цветущих селениях, с таким трудом отвоёванных у пустыни, наступила тишина. Потом хмурые военные и сам король стали расспрашивать о подробностях обороны Лахиша. Особенно интересовали всех новые осадные орудия Санхерива – пока их не доставили из Двуречья, иудеи месяц за месяцем отражали все атаки полчищ Царя Царей.

– Не поможет!- раздался голос позади Хизкияу.

Все обернулись к Ишаяу.

– Нам ничего не поможет, – пророк покачал головой. – Говорю вам: это - Бич Божий! Только если иудеи вернутся к своему Богу, Он уберёт "бич" обратно в Ашшур.

Военные кривились, вынужденные выслушивать эту проповедь, но они видели, как серьёзно слушает пророка Хизкияу.

– Тебя, Ишаяу, я прошу говорить завтра на площади перед народом,– сказал король и обернулся к военным.– А мы будем продолжать своё дело: укреплять стены, готовить запасы оружия. И ещё вот что: если нам удастся закончить тоннель, то вода из Эйн-Гихона достанется Иерусалиму, а не Санхериву. И все будем молить Господа, чтобы простил нас и защитил от – как ты сказал, Ишаяу?– от бича своего.

Слуги принесли свежую воду и лепёшки. Гости принялись за еду, а пророк Ишаяу, будто ничего не случилось, рассказывал:

– У друга моего был виноградник на плодородном холме. И он окопал его, и очистил от камней, и засадил отборною лозой <...>

В утренней проповеди на площади перед Храмом толпа иерусалимцев услышала странное словосочетание: Бич Божий. По Ишаяу, выходило так, что страшный Санхерив – только исполнитель задания: он должен задать трёпку народу Божьему, дабы тот перестал грешить.

Чтобы представить, как воспринимали пророков их современники, мы тоже должны будем допустить, что в истории еврейского народа возможна какая-то закономерность или, как выразился бы человек верующий, постараемся приблизиться к пониманию Божьей воли, чтобы руководствоваться ею.

Ишаяу дал определение понятия "Бич Божий", пророк Хавакук подробно разобрал угрозу "бича" для народа иврим, а уже в посланиях Ирмияу (пророка Иеремии) своему королю и народу грядущая катастрофа живописалась с яростью и восторгом. При этом злодей – чужеземный завоеватель,– подразумевался, как предмет неодушевлённый, "бич", который по окончании своей миссии подлежит уничтожению. Народ же, иврим, хотя и сильно потрёпанный, остаётся на сцене, поскольку уж Господь пообещал праотцам хранить союз с их потомками на веки вечные.

Само орудие наказания не признаёт своей роли всего лишь "бича". Ишаяу издевательски цитировал перед иерусалимцами речь древнего фюрера:

"Благодаря собственной силе, – говорит Ашшур,– я совершил всё это. Благодаря моей мудрости, моему разуму. Я передвигал границы стран, захватывал сокровища, низвергал царей, покорял народы!"

Ассириец никогда бы не поверил, что только отбыл роль судебного исполнителя на суде Господа над народом иврим.

В 605 г. до н.э. на четвёртый год правления короля Ехоякима в Иерусалим пришло известие о битве в Каркемише. Вавилонский царевич Небукаднецр (традиционно – Навуходоносор, по-научному, Набукудурриусур) подошёл с армией к Сирии, сходу атаковал войско фараона Нехо, уже три года находившееся здесь на постое, и наголову разгромил египтян со всеми их союзниками.

Пророк Ирмияу сочинил по такому поводу песнь, извещая иудеев, что бич Божий уже занесён над Иерусалимом. По архитектонике песни сегодня её отнесли бы к жанру военного репортажа с берегов Евфрата – репортажа, написанного весьма натуралистически: горы расчленённых трупов, земля, горящая на местах стояния недавно ещё процветающих селений…

Бог Воинств вышел, чтобы сечь "бичом" Египет, Сирию, Финикию... Не избегнет наказания и самодовольная Иудея.

Так говорит Бог Воинств:

– За то, что вы не слушались моих речей, я подниму все племена севера с моим служителем Небкуаднецром во главе. Я поведу их против всех соседних стран и придам те проклятию. Я сделаю /те страны/ предметом ужаса и посмеяния, грудой развалин на века. Я прекращу в них крики радости и ликования, голоса жениха и невесты, звук жернова и свет светильника. А вся земля станет пустыней, глухим местом – так воздам по их поступкам, по делам их рук.

Сначала никто не обратил внимания на истерику Ирмияу – только поэтому он попал в яму королевской тюрьмы "Двор Стражи" много позднее (но попал!). В десятилетие, предшествующее концу Иудеи, весьма выросло число прорицателей при дворе короля Ехоякима. Из тех, кто поддерживал Ирмияу, Танах сохранил только имя Урияу, замученного в тюрьме за его мрачные предсказания. Зато противоположный лагерь – Танах называет его "сборищем лжепророков" – был куда многочисленнее. Отличались их проповеди от речей Ирмияу прямо-таки агрессивным оптимизмом.

– Не слушайте вы этого зануду! – обращались лжепророки к Ехоякиму и его придворным.– Господь всегда защитит Иерусалим. Вон халдеи и бавельцы: разбили армию фараона и сразу повернули обратно, не посмев идти на Иудею. Так что не верьте ворчанию Ирмияу – все знают, что старика замучили запоры и мигрени. Народу, избранному Богом, нечего бояться!

Иудеи, разумеется, верили оптимистам.

Мы-то теперь знаем, что кончилось всё это плохо. Навуходоносор сразу после победы на Евфрате получил известие о смерти отца и вернулся в Вавилон, чтобы занять трон. Четыре года он входил в наследование империей и закреплялся на границах – прежде всего, с Мидией. После этого царь отправился в Западный поход. В 586 г. до н.э. Иерусалим окончательно пал, Храм и дворец были разграблены, а в плен в Вавилонию увели десять тысяч иудеев из числа наиболее деятельных людей королевства.

Так исполнилось самое чёрное из предсказаний Ирмияу.

Пророки настаивают на сюжетности еврейской истории. Кажется, они были уверены: все варианты событий и их последствий уже случались с еврейским народом, надо только отыскать нужный абзац в Танахе – и всё узнаешь.

А как быть с галутом?

Пророки жили два с половиной тысячелетия назад, в тот переиод, когда основной исторический опыт народа приходился на житьё у себя в Эрец Исраэль. Сегодня уже важнейшее влияние получил галутный опыт – ведь он составляет более половины исторической жизни еврейского народа.

Так можно ли говорить о сюжетности истории в галуте, если этот период приходится на годы после составления Танаха?

Об основном сюжете я высказался в "Заключении периода" – читатель найдёт его в конце книги. Но может быть, существуют и меньшие?

Священные книги были канонизированы после Вавилонского изгнания, но написаны раньше. Правда, в Танахе помечены "границы" галута: сюжет об Иосифе с Исходом и "хэппи-энд" Пурима. Ирмияу от имени Господа даёт соотечественникам совет, как вести себя в галуте:

– Стройте дома и селитесь в них. Сажайте сады и ешьте плоды их.

Берите себе жён и рожайте сыновей и дочерей. И берите жён сыновьям вашим, и дочерей ваших выдавайте замуж, и пусть рожают они сыновей и дочерей, и размножайтесь там, а не убавляйтесь. И просите мира для того города, в который Я изгнал вас, и молитесь за него, ибо при его (города) благополучии и вы будете благополучны.

Но, строго говоря, "Галут"– не сильнейшая тема у пророков. Галутный опыт опоздал к канонизации Танаха ("попал" в "Шестую книгу"), его сюжеты разбросаны по гигантской литературе изгнания. Но они существуют и подтверждают догадку пророков о повторяемости ограниченного количества этих сюжетов.

Когда-нибудь, уйдя из америк и европ к себе в Иерусалим, наши летописцы засядут за компьютеры и обобщат сюжеты галутных жизней.

Вернёмся, однако, к занесённому над Иерусалимом "бичу": что ждёт его самого? Пророки отвечают: не жить ему дольше семидесяти лет. И действительно, вся Ново-Вавилонская империя просуществовала каких-нибудь шестьдесят лет. В 538 году войска персов и мидян оккупировали её столицу, где Вальтасар – последний царь Вавилона – заперся в глубине цитадели и пировал всю свою последнюю ночь. Древнееврейская Книга пророка Даниила сообщает, что во время пира на стене против Валтасара появились написанные огнём таинственные письмена.

Пророк Ирмияу после падения Иерусалима и Храма из злорадствующего проклинателя непутёвых иврим становится их утешителем:

Так сказал Господь: "<...> И соберу вас изо всех народов и изо всех мест, куда Я изгнал вас. И возвращу вас на то место, откуда Я изгнал вас".

Итак, по изложенному в Танахе сценарию, за грешную жизнь на еврейский народ насылается "бич", потом следует изгнание, но в конце – непременное возвращение в Эрец Исраэль.

*