Оставшись один на один с ночью, Ром достал из внутреннего кармана сюртука сигару и раскурил ее. Запах дорогого табака ласкал обоняние, Он наслаждался, неторопливо выпуская в воздух неровные колечки дыма.

Ему не следовало выходить сюда и курить в саду. Интимные гроты, искусно спрятанные посреди кустов, предназначались для влюбленных, а не для такого одинокого болвана, как он. Курение было лимитировано и практиковалось в таких местах, как мужские клубы или специальные кабинеты, а курение в общественном месте считалось верхом неприличия.

Но сейчас ему было все равно. Ему необходимо было нечто такое, что помогло бы собраться с силами, и сигара оказалась прекрасной идеей. Но его уединение длилось недолго, внезапно послышался хруст гравия. Пробормотав проклятие, он бросил сигару в кусты и повернулся с вежливой улыбкой на губах.

Улыбка исчезла, когда он увидел Анну.

– Вы курите? – спросила она.

Он прищурился:

– Что вы здесь делаете одна?

– Я не одна, вы здесь. Вы только что курили, да? – Она потянула носом. – Я чувствую запах сигары.

– Вам лучше вернуться в зал, – бросил он, отворачиваясь от нее.

– Нет! – Ее туфли мягко зашуршали по дорожке, и она подошла к нему. – Мне нужно поговорить с вами.

– Мне нечего сказать вам.

Опустив глаза, он пошел по тропинке, обрамленной с двух сторон цветущим кустарником. Она поспешила за ним.

– Вам не отделаться от меня, Ром Деверо.

– Вернитесь к своей матушке, – бросил он через плечо.

– Нет.

Резко остановившись, он посмотрел ей в глаза. Она споткнулась, едва не налетев на него.

– Прошу вас, вернитесь назад.

Она упрямо поджала губы.

– Нет!

Она стояла так близко, что до него долетал ее запах, несмотря на буйный аромат цветов, окружавших их. «Господи, дай мне силы!» – подумал он, на мгновение прикрыв глаза. Затем снова взглянул на нее, такую нежную и красивую в свете луны. Мерцающий персиковый шелк платья подчеркивал каждый изгиб ее тела, ее кожа сияла, как сливки. Знакомый медальон сверкнул на шее в свете луны.

– Мне нужно поговорить с вами, Ром, – повторила она, упрямо подняв подбородок.

Вызов в ее глазах пробудил в нем животные инстинкты. Она была так близко, мог ли он держать себя в узде? Он потянулся к ней, его руки легли на ее плечи, обтянутые скользким шелком. Легкий вздох слетел с ее губ, когда он привлек ее к себе, прижимая все эти нежные изгибы к своему горячему изголодавшемуся телу.

– Разве вы не знаете, – прошептал он, касаясь губами ее нежного уха, – какие опасности поджидают невинную девушку в темном парке?

– Не пугайте меня, – отозвалась она, ее голос дрожал, как и она сама. Но когда она снова взглянула на него, в ее глазах не было страха, только страсть.

– Бросьте, Анна. – Он потерся щекой о ее гладкие локоны, вдыхая знакомый аромат роз, который тут же пробудил в нем острое желание. – Почему бы вам не оставить все это?

– Что я такого сделала, – прошептала она, – что вы так ненавидите меня?

– О, вы прекрасно знаете, не притворяйтесь. – Он выпрямился, тяжело дыша. – Вы заставили меня желать вас, а я не имею права.

– Это произошло случайно. – Она отстранилась от него, пытаясь выбраться из его рук. – Мы договорились забыть ту ночь в Воксхолле и действовать как партнеры, чтобы прекратить убийства.

– Я не могу быть вашим партнером, Анна. – Он разжал руки, отпуская ее.

– Но почему? – Она отступила на шаг. – Я не смогу сделать это без вас.

– Потому что это опасно.

– Я не боюсь.

– А я боюсь за вас, Анна. – Он нежно коснулся ее щеки. – Я не хочу, чтобы вы пострадали.

Дыхание перехватило от его прикосновения.

– Со мной ничего не случится.

– Кто знает? – Он заставил себя убрать руку и отвернулся. – С этими людьми шутки плохи. Особенно если они узнают, что вам известно о существовании общества «Черная роза».

– Но я не такая глупая.

Он коротко рассмеялся.

– Я знаю.

– Мой брат заслуживает правды.

– Но вы ведь уже знаете, что с ним случилось?

– Нет, не знаю. – В сиянии луны она выглядела как королева амазонок – хрупкое тело и огромная решимость. – Это всего лишь подозрения, но не факты. Энтони был мне не просто братом, мы близнецы. И он все еще живет во мне и молит об отмщении.

– Я не могу позволить, чтобы с вами случилось что-то плохое, и не хочу.

– Вы говорили, что готовы помочь мне. – Она подняла подбородок, глаза горели решимостью. – Вы не держите слово, Деверо.

Он пожал плечами:

– Ваша жизнь для меня дороже.

– Моя жизнь не стоит и ломаного гроша, если я не найду правду.

– Нет, Анна. – Он покачал головой, – Вы не знаете, о чем просите.

– Я прошу относиться ко мне как к взрослой женщине, как к деловому партнеру.

Он снова рассмеялся, но это был скорее смех отчаяния.

– Ни один мужчина не мог бы назвать вас деловым партнером, Анна. – Он окинул ее сладострастным взглядом. – И не искушайте меня, упрашивая относиться к вам как к взрослой женщине. Я живой человек, мужчина, и мои силы на пределе.

– Но Ром, при чем тут это? На карту поставлена не одна жизнь!

– Вот именно, и ваша жизнь под угрозой, если вы не прекратите заниматься этим. Поэтому я дам вам один совет: держитесь подальше от общества «Черная роза», Анна.

– Я не могу. – Ее карие глаза, похожие на глаза испуганной лани, молили его о понимании. – Простите, Ром.

Он видел ее решимость, упрямство в складках рта.

– Черт бы вас побрал, в самом деле ...

Она вздрогнула.

– Так должно быть.

– Нет, так не должно быть. Я сомневаюсь, что ваш брат хотел, чтобы вы рисковали своей жизнью.

Она побледнела.

– Возможно. Но он часть меня, и я не предам его. – Дрожащими пальцами она раскрыла медальон. – Вы видите это? Видите, каким он был? Мечтательный юноша, склонный к приключениям: В нем было так много детского. Он обожал море и мечтал стать капитаном собственнoгo судна. Преданный брат, любящий сын. – Она охрипла от волнения, в глазах заблестели слезы. – Мир больше никогда не услышит Энтони, и я обязана узнать, кто отнял у него жизнь. Даже если мне придется поплатиться за это своей собственной.

Он вглядывался в изображение молодого человека, едва различимое при лунном свете, затем поднял глаза и встретил ее взгляд. Сердце перевернулось у него в груди. «Если эта женщина любит, она любит всей душой!»

– Вы удивительная женщина, Анна, – пробормотал он.

Дотронувшись до ее руки, лежавшей около медальона, он позволил себе погладить нежную кожу, чувствуя, как стучит ее сердце под его ладонью.

– Я не могу предать его, Ром. – Слезы, словно драгоценные бриллианты, засверкали на ее щеках. – Никто не слушает меня. Я – все, что у него есть.

– Успокойтесь, пожалуйста ... Все хорошо. – Он достал носовой платок и вытер слезы.

– Вы единственный, кто знает. Единственный, кто понимает меня. Те люди убили моего брата ... – Она говорила сбивчиво, прерывисто, глотая слезы. – Люди из общества« Черная роза» украли его у меня ... навсегда. Он собирался купить корабль и назвать его в мою честь, потом открыть свою собственную компанию и плавать по миру. Он был хороший человек, преданный брат ... – она снова всхлипнула, – я любила его.

И снова зарыдала. Крупные капли скользили по щекам. Анна смотрела на него, и в ее глазах было столько боли и горя, что он мог сделать лишь одно, что, впрочем, сделал бы любой мужчина на его месте. Он обнял ее и крепко прижал к своей груди.

Она не сопротивлялась, ее пальцы теребили лацканы его сюртука, пока глухие рыдания сотрясали хрупкое тело. Бормоча нежные слова, он увлек ее в один из запрятанных посреди кустов гротов, чтобы, не дай Бог, кто-то, проходя по тропинке, не мог увидеть их. И снова крепко обнял ее, пока она не выплакала все свое горе на его груди.

Ром гладил ее спину, шепча на ухо слова, которые могли успокоить ее. Она казалась такой миниатюрной для той непосильной ноши, которую взвалила себе на плечи, но он знал: победить ее дух невозможно, она узнает правду о гибели своего брата или умрет сама. Если бы она была мужчиной, то вызывала бы у него огромное уважение.

Но она не была мужчиной. Соблазнительные изгибы ее тела напоминали ему об этом. Но это не мешало ему питать к ней еще большее уважение. Красивая, умная, преданная. Анна Роузвуд была идеальной женщиной.

Ее рыдания постепенно затихли. Все еще оставаясь в его руках, она несколько раз глубоко вздохнула, сотрясаясь всем телом. Прижавшись щекой к ее голове, он закрыл глаза и вдохнул сладкий запах роз, который исходил от ее волос. Он готов был стоять так бесконечно. Бархатная темнота ночи приняла их в свои объятия, а луна купала в серебристых лучах. Он мог бы стоять так вечно и умер бы счастливым человеком.

Она подняла голову. Слезы дрожали на кончиках длинных ресниц, глубокая печаль сохранялась в ее взоре. Она шевельнулась. Он поднес руку к ее лицу и провел пальцами по влажной щеке, его нежная улыбка успокаивала. Она смотрела на него, изучая его лицо дюйм за дюймом. Ее взгляд задержался на его губах, в глазах проснулся интерес. Его тело тут же откликнулось на этот призыв. И тогда она прижалась, губами к его губам, и его голова закружилась ...

Он не смел иметь ее и не мог отказаться от нее.·Он не хотел желать ее, но страшно изголодался по ней. Ее требовательный поцелуй манил, погружал в водоворот страсти, путал все мысли и намерения. Он обнял ее, привлекая ближе к себе. Прижимаясь к нему, она целовала его мучительно и сладко. Он отвечал на ее поцелуи, понимая, что не в состоянии отказать и отказаться. Ее тихий, но полный триумфа стон тут же проник в его чресла и зажег пожар. Он увлек ее глубже в грот, и. она прижималась к нему, гибкая, как лоза.

Не в состоянии противиться желанию, она отдалась его ищущим рукам и отчаянным ласкам. Она вся горела как в огне, впервые за последние два года в ней пробудился интерес к жизни. Энтони ушел навсегда, но она продолжает жить, и ее тело доказывало это. Прикосновения Рома прогнал и прочь боль потери, наполнили ее желанием жить. Возможно ли чувствовать это всегда? Забыть тьму, которая преследовала ее с тех пор, как погиб ее брат? Забыть ночные кошмары?

Ром привлек ее к себе, его руки дрожали от нетерпения. Она забылась в его объятиях, растворилась в этом танце жизни, а он осыпал поцелуями ее шею. И она вздрогнула, когда резкий стон – некая смесь радости и желания – невольно вырвался из ее уст. Неужели близость всегда дарит такую безграничную радость?

Его рука легла на ее грудь, и все ее мысли тут же улетучились. Стоило ему прикоснуться большим пальцем к твердому соску, как каждой клеточкой своего тела она почувствовала ни с чем не сравнимое удовольствие. Невозможно! Господи, такую чувственность выдержать невозможно ...

– Я хочу тебя. – Его глухой шепот пронзил ее как молния. – Господи, помоги мне, но я хочу тебя, Анна.

– Но как ты можешь говорить такое? – Она положила ладонь на его щеку, привлекая к себе его взгляд. – Как ты можешь забыть обо всем и обнимать меня так?

– Ты сама виновата. Это ты заставляешь меня забыть обо всем. – Он обнял ее пониже спины и притянул к себе, заставляя ощутить его возбуждение. – Ну, видишь? Я не могу думать ни о чем, кроме того, что хочу тебя.

– Я тоже хочу забыть, забыть обо всем, – исступленно шептала она, целуя его в губы. Затем зажала его лицо между ладоней. – Заставь меня забыть, Ром.

Дальше все было как во сне ... Он руководил, она подчинялась. Подчинялась, отчаянно желая заглушить боль и еще раз, пусть последний, но испытать наслаждение. Тоненький голосок где-то в дальних закоулках ее сознания нашептывал ей слова предостережения, но она не слушала его.

Пятнадцать месяцев траура сделали свое дело. Она была разбита не только морально, но и физически. Она забыла, что такое радость. Душа ее пребывала в постоянном унынии, но ласки Рома омыли ее душу, изгнали из нее боль и отчаяние. Он заставил ее сердце биться с радостью и надеждой, а кровь быстрее бежать по жилам. До него она чувствовала себя холодной и бесчувственной, как мраморное изваяние в саду. Но сейчас, Господи, жизнь снова вернулась к ней!

Она не помнила, как он усадил ее на каменную скамью, отгороженную от тропинки густым кустарником. Но холодный камень моментально остудил затуманенную страстью голову. Внутренний голос зазвучал сильнее, и она напряглась, слушая его. Но тут Ром опустился рядом с ней на скамью, усадил ее к себе на колени; и чувство неуверенности мгновенно испарилось.

Ощущая его возбуждение под своими ягодицами, она поражалась, как сильно он хочет ее. И стоит ли лукавить, она сама хотела этого мужчину с той же страстью. Он целовал ее губы, тем временем его рука проникла под ворох ее юбок Его прохладные, чуткие пальцы ласкали ее лодыжки, икры, колени ... ее тело пробуждалось в ответ на его ласки, подстегивая нетерпение.

Она обняла его за шею и поцеловала в губы, утонув в чувственности и дрожа от нарастающего желания.

– Я знаю, что тебе было хорошо тогда. – Он провел языком по извилинам ее уха. – Мне нравилось наблюдать за тобой, нравилось, как ты стонала ... И я хочу, чтобы это повторилось снова.

Ее сердце подпрыгнуло в груди.

– О Боже ...

– Ты такая красивая. – Наклонив голову, он приник губами к ее полной груди в глубоком декольте. – Я хочу прикасаться к: тебе везде ... – Его пальцы прошлись по ее бедрам, едва касаясь, словно легкое перышко. – Я хочу видеть, что доставляю тебе наслаждение.

Его слова убаюкивали ее, как и его ласки. Он возьмет ее прямо здесь, в саду? Возможно ли? Он так сильно хочет ее? Мурашки возбуждения пробежали по спине холодной струйкой.

Он раздвинул ее колени. Его пальцы проникли в ее святая святых ... она дышала коротко и прерывисто, а он целовал ее в шею. Потом его губы спустились туда, где висел ее медальон, где билось ее сердце, и, отодвинув медальон на плечо, он осыпал мелкими быстрыми поцелуями ее ключицы, шею; а тем временем его пальцы ласкали ее нежную влажную плоть ...

Ее голова безвольно отклонилась назад, а медальон закачался, подчиняясь ритму его движений. Его ласки становились все определеннее, и все ее чувства закружились в дикой карусели.

– Милая, как же я хочу тебя! – прохрипел он. – Я чувствую, ты готова ... ты такая горячая и влажная... Я хочу войти в тебя. Почувствовать, как ты сожмешь его… там.

Он положил ладонь на ее грудь, его пальцы ласкали ее полную округлость, осторожно сжимали сосок; в то время другая рука не оставляла ее лона. Она дрожала в его руках, двигаясь и подчиняясь инстинкту.

Он наклонился и приник губами к розовому соску. Прогнувшись в спине и сгорая от нетерпения, она застонала от прикосновения его горячих, влажных губ.

– Сними все ... я хочу посмотреть на тебя. – Не дожидаясь ответа и опустив шелк с ее плеч, он снова приник губами к ее груди.

Стон вырвался из ее губ, голова упала назад, и она, дрожа и задыхаясь, вцепилась в его плечи ... Напряжение росло, словно река в половодье. Если он будет и дальше делать это: ласкать ее грудь и трогать ее «там», – то еще мгновение, и она снова утонет в том наслаждении, которое познала в ту ночь в Воксхолле.

Она прижималась к нему, бессильная бороться со страстью, сжигавшей ее. Она чувствовала, что должна сделать что-то, как-то ответить на его ласки ... Ее руки скользнула по его груди и замерла на талии. Она не знала; как это сделать, как получить то, что хотела, и нетерпеливо задвигала бедрами.

Он тихо рассмеялся.

– Я знаю, чего ты хочешь, – пробормотал он ей на ухо.

– О, я просто хочу тебя, – отвечала она.

– А я хочу тебя так сильно, что изнемогаю от боли. – Не отпуская ее взгляда, он пересадил ее на скамью, но так, что ее ноги остались лежать на его коленях. Затем взял ее руку и положил пониже своего живота, так чтобы она могла убедиться, как сильно он хочет ее. – Теперь ты поняла, что делаешь со мной? Как я хочу тебя, милая?

– Боже! – прошептала Анна. Потрясенная, она притронулась пальцами к ширинке.

– О, черт, Анна! – Он задрожал и прикрыл глаза, затем перехватил ее запястье, чтобы прекратить ласки.

– Я делаю что-то не то?

– Напротив, именно то.

Он открыл глаза, его возбуждение нарастало с каждой секундой.

– Ром, – она обняла его за шею, – не заставляй меня так страстно желать – прошептала она.

Он застонал. Когда она взяла его руку и прижала ее к своей обнаженной груди, этот звук превратился в стон. Он с силой прижал ее к себе, приник к ее губам таким глубоким поцелуем, что она испугалась его страстности.

Он дрожал, расстегивая брюки одной рукой, и, освободившись, взял ее маленькую ладонь и прижал к своему жаждущему, влажному бархатистому клинку. Она ахнула, и он заглушил этот вздох поцелуем. Она ласкала его мужское достоинство, получая удовольствие от того, как оно росло от ее прикосновений.

– Я хочу войти в тебя, – шептал он между поцелуями. – Я хочу почувствовать тебя «там», хочу, чтобы ты обняла «его» и сжала и вся твоя влажность облегчила мне путь.

– О, Ром ... – Она прижалась к нему, совершенно потрясенная его дерзостью и взволнованная не меньше его. Разве какой-то мужчина будет хотеть ее так?

– О Боже!

Резкий женский голос отрезвил их, как ведро ледяной поды. Они подняли головы и увидели, что у входа в грот стоит Лавиния. Ее лицо было белым как мел. Реальность вернулась с осознанием. Анна спустила ноги с коленей Рома, серьезность ситуации мгновенно привела ее в чувство.

– Роман, – прошептала Лавиния, – что происходит?

– Подожди меня там, на тропинке. – Двумя быстрыми движениями он застегнул брюки.

Лавиния разгневанно поджала губы, ее глаза осуждающе смотрели на брата.

– Подождать тебя на тропинке? Ты шутишь, Ром?

– Я просто хочу дать Анне возможность привести себя в порядок.

Лавиния перевела взгляд на Анну и прикусила губу, явно стараясь сдержать резкие обвинения, готовые вырваться наружу.

– Прекрасно, – сказала она. – Я жду ровно две минуты, Роман! – Круто развернувшись, она отошла от грота.

Анна старалась привести платье в порядок, но суета и волнение мешали ей, она боялась взглянуть на Романа. Слезы стояли в ее глазах. Что она наделала?!

– Позволь мне ... – Ром быстро оправил ее платье, пока она сидела и смотрела в одну точку. – Анна? Ты в порядке?

Она подняла на него глаза:

– Мы погибли.

– Нет, Анна. Это Лавиния. Я поговорю с ней.

– Она видела ... – Анна в ужасе замолчала.

– Я знаю. – Он провел рукой по ее щеке. – Я улажу это, обещаю. – Он потянулся к ней и взял со скамьи свой забытый платок, затем сунул его ей в руку. – Вытри слезы и соберись. Я должен пойти поговорить с сестрой.

«Соберись»? В полной растерянности она наблюдала, как он встал и вышел. Он думает, что так просто взять себя в руки, после того как они оба оказались на грани грандиозного скандала? Дрожащими руками она поправила декольте и вернула на место медальон. Он почему-то был открыт. Она посмотрела на милое дорогое лицо Энтони и вздрогнула от внезапного чувства вины.

Она сделала это снова: потеряв голову, забыв обо всем, упала в объятия Рома и позволила ему вольности ... И даже умоляла его. Ее щеки вспыхнули, когда она вспомнила, как просила его унять боль, которая не давала покоя ее измученному сердцу. Но как она могла забыть Энтони и свое намерение найти его убийц? Как могла забыть свои обязательства перед родителями?

Она спрятала лицо в ладонях. Бессовестная распутница! О Господи, Ром стал навязчивой идеей, совсем как черничный пудинг, ее любимый десерт. Она улыбнулась сквозь слезы и покачала головой: придет же такое в голову ...

– Ты сошел с ума? – послышался голос Лавинии, которая разговаривала с Ромом около входа в грот. Анна вздрогнула. – Как ты посмел соблазнить невинную девушку?

– Успокойся, Лавиния, я ... – Ром пытался что-то сказать, но Лавиния перебила его:

– Успокоиться? Ты лгал мне, Роман.

– Нет. Это просто случайность ...

– Случайность, когда ты падаешь с лошади. А обольщать невесту своего кузена, да еще в двух шагах от него, – это, мой друг, не случайность, а подлость. Неужели тебе мало печального опыта отца?

– Если бы ты дала мне возможность объяснить ...

– Мне не нужны никакие объяснения. Я видела все своими собственными глазами. И скажи спасибо, что это оказалась я, а не кто-то другой. Тогда бы не избежать скандала.

– Ты преувеличиваешь.

– Едва ли! Анна исчезла, и ты следом за ней. К счастью, только я связала эти два факта вместе и тут же отправилась вас искать.

– О, черт ...

– Вот именно, – нахмурилась Лавиния. – Теперь необходимо, чтобы Анна вернулась в зал, а ее матушке, которая не находит себе места, придется представить правдоподобное объяснение.

– Я придумаю что-нибудь.

– Ты? Ты не можешь участвовать в этой истории никоим образом, Роман. Иначе найдутся умники, которые тут же станут говорить, что яблоко от яблони недалеко падает.

Ром издал звук, нечто среднее между стоном и вздохом разочарования.

– И я буду одной из них, – добавила Лавиния.

– Что? – переспросил он, не скрывая своего изумления.

– Ты только что пытался соблазнить нареченную Хаверфорда, – отрезала Лавиния. – А ты хоть на секунду задумался, какие последствия это будет иметь для тебя? Для меня? Для матери? Ты подумал об этом?

– Я вовсе не хотел ...

– Как глупо, Ром! – перебила Лавиния резким, безжалостным тоном. – Это бы перечеркнуло будущее Анны, а на тебя все смотрели бы как на сына своего отца. Как ты мог, Ром? Ты потратил столько сил, чтобы избавиться от позорного клейма, ты был так близок к тому, чтобы занять достойное место, и вот ... Ты наплевал на все это ради того, чтобы соблазнить невинную девушку, которая к тому же обещана другому.

– К черту, Вин, – произнес он таким низким глухим голосом, что Анна едва расслышала. – Я никогда не хотел, чтобы такое случилось.

– Твое поведение отразилось бы на всех нас, Ром. Если бы это стало известно, мать снова не могла бы и носа показать в обществе. Это отразилось бы на тебе и на мне, на моем муже и его карьере, не говоря уж о моем будущем ребенке! И я намерена защитить свою семью, даже если придется защищать ее от тебя.

– Мне очень жаль, Вин.

– Я не готова сейчас простить тебя, Ром. Мне нужно проводить Анну назад в зал и предотвратить назревающий скандал. Одному Богу известно, что я придумаю в оправдание.

Шум решительных шагов подсказал Анне, что Лавиния подошла к входу в грот. Пора. Анна вздохнула и поднялась со скамьи. Ноги еле держали ее, колени подгибались, но она держалась с достоинством. К ее удивлению, Лавиния не набросилась на нее с обвинениями.

– Анна. Слава Богу, я нашла вас. Ваша матушка очень нервничает.

– Мне очень жаль, что я заставила ее волноваться.

– Да, и пришло время исправить это. – Лавиния быстро окинула ее придирчивым взглядом, но ничего не сказала. – Все нормально, но вот только глаза ... Вы плакали?

Ром появился из-за спины сестры, ловя взгляд Анны с жадностью путника, блуждающего по раскаленной пустыне в поисках источника ...

– Она плакала, – подтвердил он, – Когда я увидел ее здесь, она рыдала навзрыд. Я дал ей платок.

Лавиния недоверчиво покосилась на брата, затем взяла платок из рук Анны и протянула его Роману. – Уходи, Ром. Все, что мог, ты уже сделал.

Его скулы заходили ходуном, но он промолчал. Лавиния снова повернулась к Анне:

– Почему вы плакали? Из-за бестактного высказывания Романа, которое он позволил себе раньше?

– Нет. – Кончиками пальцев Анна коснулась медальона и глубоко вздохнула. – Я думала об Энтони.

Брови Лавинии расправились.

– О, моя дорогая!

Анна кивнула, благодаря за сочувствие.

– Ваш брат действительно дал мне платок, он старался утешить меня.

– Не сомневаюсь в этом. – Бросив на брата недовольный взгляд, Лавиния протянула руки Анне. – Позвольте мне проводить вас в зал. Мы расскажем всем, что вы были страшно расстроены воспоминаниями о брате и что я была с вами, пока вы не нашли в себе силы вернуться в зал.

– Спасибо, – прошептала Анна.

– А что касается тебя, Роман ... – Лавиния: снова обожгла его уничижительным взглядом. – Я посоветовала бы тебе оставаться здесь, пока опасность не минует окончательно.

В ответ на резкий тон сестры он сжал губы, но кивнул и отошел в сторону, давая женщинам дорогу.

Когда они исчезли из виду, какое-то время он стоял неподвижно, сжимая в руке носовой платок. Он, словно мальчик, получил выговор за свое поведение. Слова Лавинии прозвучали как упрек. И он должен признать, что она совершенно права во всем, что сказала.

Он действительно сошел с ума. Что произошло? Он пытался заняться любовью с Анной Роузвуд посреди сада Северли? Нужно быть сумасшедшим, чтобы решиться на такое, или влюбленным, окончательно потерявшим голову ... От этой неожиданной мысли у него перехватило дыхание. Господи, неужели это правда?

Он поднял глаза к небу, словно мог найти там ответ. Но звезды над его головой мерцали в насмешливом созерцании. Неужели он любит ее? Конечно, он обожал ее. Вне всякого сомнения, его влекло к ней. Но та ли это женщина, с которой он готов провести остаток своей жизни?

Будь он проклят, но это так Анна Роузвуд именно такая женщина. Будь проклята эта сентиментальная чепуха, но, увы, это правда. Он влюблен в женщину, предназначенную Хаверфорду. И что же ему теперь делать?

Ром сунул платок в карман. Он не в силах что-либо изменить. Анна не свободна и не может ответить на его чувства, хотя отвечала на его поцелуи. Но тогда что им остается? Мимолетные встречи и продолжительные взгляды через бальный зал? Анна заслуживает лучшего. И Хаверфорд, без сомнения, тоже.

Он тяжело опустился на скамью, где всего несколько минут назад она, обнимая его, молила заглушить ее боль. Он провел рукой по холодному, гладкому камню, вспоминая, как сладко она отдавалась ему ... Она была так податлива, так открыта, такая страстная женщина. Больше никогда они не смогут позволить себе такое.

Это было единственное решение. Он не может допустить, чтобы Анна была замешана в скандале. Она не сможет жить двойной жизнью, тем самым давая повод для сплетен и насмешек, и не заслуживает жизни парии, как случилось с его матерью. Но, увы, только такое будущее он и мог предложить ей. Но у него нет желания следовать по стопам своего отца. И все же он должен честно себе признаться, что, если представится возможность снова держать Анну в своих объятиях, он будет не в состоянии отказаться от этого.

Анна заслуживает жизни, которую ей может дать Хаверфорд. Она станет графиней, подарит ему наследников, и будет жить в довольстве и роскоши до конца своих дней. Она будет иметь все, что захочет, кроме него – Романа. Лорд Хаверфорд более достойный выбор, чем Роман Деверо, бывший вояка со скромным доходом и мечтами о дипломатической карьере и дальних путешествиях.

Если же Анна продолжит свои изыскания, связанные с обществом «Черная роза», шанс снова оказаться вместе возрастает. Она так верит ему, только с ним может говорить о своем брате, о пресловутом обществе, обо всем. И, несмотря на все его сопротивление, она будет искать возможность остаться с ним наедине, чего он не может допустить.

Эти мерзавцы из «Черной розы» доказали, как они опасны, и он не потерпит, чтобы Анна снова подвергала свою жизнь риску. Но он даже лишен права встать на ее защиту, так как любые усилия в этом направлении вызовут ненужные разговоры и приведут к скандалу, который им только что удалось предотвратить.

Оставался только один путь, чтобы не допустить полного крушения, угрожавшего им обоим. Только один путь, чтобы доказать свою любовь к ней, то есть поставить это общество на колени. И первое, что ему необходимо сделать, – это поговорить с Хаверфордом.