Особо хотелось бы выделить два переулка, находящиеся в непосредственной близости от нашего дома. Один берет свое начало от Тверской улицы и выходит на Б. Дмитровку прямо напротив комплекса административных зданий Федерального собрания РФ, а другой отходит от Б. Дмитровки к Петровке после дома № 28. В наше время первый назывался улицей Немировича-Данченко. Теперь он – Глинищевский переулок. Ему возвращено древнее название этой местности – Глинищи. Второй в начале XIX века был Богословским переулком, по имени находившейся в нем церкви Григория Богослова, затем Петровским, названный так из-за близкого соседства с Высоко-Петровским монастырем на Петровке. В 1946 году переулок переименовали в «улицу Москвина», хотя знаменитый мхатовский актер жил не здесь, а в Глинищевском переулке. Лишь в 1994 году переулку вновь вернули его историческое имя Петровский.

Оба эти переулка сами по себе имеют все основания претендовать на статус исторических памятников. Но для меня они еще имеют определенную эмоциональную составляющую, личное притяжение ностальгического характера. С ними связаны счастливые годы юношеской дружбы и тесного товарищеского общения с друзьями по духу, интересам и поискам себя в этом мире. Свой небольшой коллектив, сложившийся еще в школьные годы, мы по-мальчишески наивно окрестили «обществом гусар», а себя гусарами – в разных номинациях.

К седьмому классу некогда превалирующий интерес, объединявших всех ребят класса – футбольное помешательство – стал ослабевать. Появились другие увлечения. Наш класс стал распадаться на группы по индивидуальным интересам, которые все заметнее заявляли о своем праве на существование, разрушая сложившуюся модель господствующего классного единообразия. К этому времени меня прибило к группе ребят разных по характеру, темпераменту, воспитанию, но в чем-то единых по своему внутреннему настрою, отношению к происходящим вокруг нас событиям и окружающим людям. В нашу компанию входили: Гена Гладков, Митя Урнов, Павлик Алексеев (Буба), Олег Ряшенцев и Вася Ливанов. Разнообразие в личностных характеристиках членов нашей группы делали взаимное общение не только занимательным, но и взаимообогащающим интеллектуально, – если так можно сказать об отношениях 14-летних мальчишек. Нас объединяла, – сегодня это звучит не совсем понятно, – определенная книжная начитанность. Мы беспорядочно, но много читали. Это не проистекало от нашего стремления к знаниям. Просто в наш век – дотелевизионный и докомпьютерный – книга была самым доступным для нас методом познания мира вообще, и взрослого в частности. Мы читали все, что попадалось под руку, обмениваясь книгами и впечатлениями от прочитанного, часто в разговорах между собой фантазируя и домысливая продолжения различных сюжетных линий поведения книжных героев. Лихо к месту и невпопад козыряли понравившимися фразами и словечками из чеканных формулировок Остапа Бендера и «Бравого солдата Швейка», на свой лад переиначивали словесные изыски персонажей Чехова и Дюма, Зощенко и О’Генри, Марка Твена и Бабеля. Такая камерная книжная общность невольно приводила к единому знаменателю в восприятии окружающего мира и, тем самым, еще больше сближала нас.

Мы усиленно гнали время вперед, стремясь поскорее стать взрослыми и независимыми людьми, не сознавая, что убегаем от лучших лет своей жизни.

Геннадий Гладков и Василий Ливанов были первыми из нашей компании, кто самостоятельно принял взрослые решения, радикально изменившие условия и само направление их жизненного пути. После окончания седьмого класса Геннадий поступил в химико-технологический техникум, а Василий – в художественное училище при МГХИ им. В. И. Сурикова.

Как ни странно, выход наших друзей из закрытого от многих жизненных напастей пространства школьного существования в открытый мир почти взрослой ответственности за свои поступки не только не привел к распаду компании «гусар», – как мы продолжали называть себя по привычке, но наоборот – еще более сплотил нас впервые осознанным ощущением хрупкости человеческих привязанностей и желанием во что бы то ни стало сохранить их. Наши встречи превратились в регулярный и приятный ритуал постоянного общения. В хорошую погоду мы вытаскивали друг друга на вечерние прогулки по привычному кольцевому маршруту: от Петровского переулка, где жили Г. Гладков и О. Ряшенцев, – по Большой Дмитровке к «Полтиннику», затем вверх по Столешникову переулку к Тверской площади, далее вдоль Тверской улицы до Пушкинской площади и вновь на Б. Дмитровку к Петровскому переулку. Если погода или настроение требовали другого времяпрепровождения, заваливались к Митьке Урнову в квартиру его родителей на Страстном бульваре в тот дом, в подножье которого сегодня проделан проход на станцию метро «Чеховская», или к Павлу Алексееву в Глинищевский переулок, или, наконец, оседали у Геннадия Гладкова, благо его мама обычно работала допоздна.

Гладковы жили в центре Петровского переулка во дворе дома № 8, смотрящего через дорогу на причудливое здание в русском, можно сказать – сказочно-теремочном стиле. Это здание бывшего до революции частного театра антрепренера Корша, в котором затем давал свои спектакли филиал МХАТ, а ныне здесь – Государственный Театр Наций «с невнятным репертуаром и знаменитым шефом – актером Евгением Мироновым».

Появилось это здание сравнительно недавно. В 1885 году три брата Бахрушины, купцы и меценаты, пожертвовали участок своей земли в Петровском переулке и 50 тысяч рублей помощнику присяжного поверенного Ф. А. Коршу для строительства первого в России частного театра. По проекту и под руководством архитектора М. И. Чичагова здание Русского драматического театра Ф. А. Корша было, менее чем за полгода, построено из неоштукатуренного кирпича в нарочито русском стиле. В этом театре впервые в России были поставлены такие спектакли, как «Власть тьмы» Л. Н. Толстого и «Иванова» А. П. Чехова.

Бывший театр Корша в Петровском переулке, ныне Государственный Театр Наций

Шесть многоэтажных, похожих друг на друга доходных домов рядом с театром, из которых только два выходят в переулок, построили сами братья Бахрушины в середине 90-х годов позапрошлого века. В этом своеобразном квартале в 1918–1923 годах в квартире своего приятеля А. Мариенгофа жил Сергей Есенин. Позднее здесь проживала знаменитая советская актриса Мария Бабанова. В нашу «гусарскую» бытность в одном из этих домов жил со своими родителями наш товарищ по классу, будущий архитектор и скульптор – Олег Ряшенцев.

Как уже говорилось, напротив театра Корша – Театра Наций, на противоположной стороне Петровского переулка стоит дом № 8, ампирный особняк, выстроенный архитектором О. Бове для собственной семьи. Тогда это был двухэтажный особняк. В начале XX века этот особняк был перестроен в доходный дом.

Если пройти по туннелеобразному проходу во внутренний двор дома № 8, то оказываешься в небольшом внутреннем пространстве этого дома, полукруг которого разрывает непритязательный двухэтажный домик, похожий на куб со стертыми гранями. Официально это – строение № 2. Такие служебные постройки почти всегда сопровождали доходные дома. Второй этаж в таких постройках предназначался для персонала, обслуживающего технические потребности основного доходного дома, а нижний использовался как складское помещение. В советское время квадратные метры в таких служебных помещениях превратились в официальную «жилую площадь», куда судьба каким-то образом забросила семью Гладковых.

Первый раз у Геннадия дома я побывал, когда учился в четвертом или пятом классе. В тот день у нас по какой-то причине не состоялась после школы наша обычная футбольная баталия. И мы с Геной, в сопровождении Вовы Крафта, нашего одноклассника, оказались во дворе дома № 8 по Петровскому переулку, где жили Вова и Геннадий. Двор этого дома был плохо приспособлен для футбола. Круглый по своей конфигурации двор, был мал по площади для нашей любимой игры, а первый этаж огибающего двор здания изобиловал большими беззащитными окнами. Учитывая это, мы поставили безотказного Вову в ворота – туннелеобразный въезд в этот двор – и лениво «стучали» ему резиновым мячом с разных точек, довольные тем, что Вова безропотно бегал за каждым пропущенным мячом и послушно возвращал его нам для продолжения нашей тренировки. Наконец, наш уставший вратарь взмолился о перерыве, и Гена повел нас к себе домой напоить водой.

До сих пор хорошо помню узкую темную лестницу, ведущую на второй этаж, скрипучую дверь на втором этаже и резкий неистребимый запах коммунальной кухни тех лет. Еще два-три шага по узкому неосвещенному внутреннему коридорчику – и мы входим в крохотную комнату с одним маленьким окном справа, все жизненное пространство которой занято квадратным обеденным столом, кроватью и прижавшимся к стене пианино. Передвигаться по комнате можно было только боком вокруг стола. Матерчатая занавеска отделяла вторую «комнату» этой «квартиры»: слепой, пеналоподобный закуток, в котором с трудом помещалась одноместная кровать – это комната Геннадия. Вот на этой жилплощади и проживали Гена с братом Костей и их мамой. Их отец, Гладков Игорь Иванович, профессиональный музыкант, – как потом пояснил Геннадий, ушел из семьи. Тогда же обратил внимание на аккуратную стопку нот, лежащую на пианино. «Ты играешь?» – поинтересовался, указывая на пианино. «Только учусь», – коротко пояснил он и перевел разговор на другую тему. Но уже через несколько лет, когда началось наше регулярное «гусарское» общение, уже нельзя было не замечать его музыкальную одаренность. Без каких-либо усилий с его стороны Геннадий стал нашим безоговорочным музыкальным авторитетом, лидером и просветителем.

Когда мы собирались у него дома, он обычно занимал место у пианино и, рассказывая что-то, постоянно иллюстрировал свое повествование музыкальными заставками. Часто по нашей просьбе он проигрывал нам последние музыкальные новинки, услышанные в советских и зарубежных кинофильмах, в редких радиопередачах «Зарубежные эстрадные мелодии». Откуда-то у него появилась гитара, игрой на которой он моментально овладел и, аккомпанируя себе, пел несильным, но абсолютно правильным и выразительным голосом гусарские баллады, цыганские романсы, популярные песни советских композиторов, частушки и блатные песни из репертуара Коли Кондаурова, криминального авторитета, проживающим во дворе их дома.

Вероятно, я ошибаюсь, но мне думается, что одна из первых музыкальных композиций будущего популярного композитора Г. И. Гладкова прозвучала в Петровском переулке. По случаю праздника 1 мая нам, школьникам восьмого или девятого класса, – не помню точно, родители разрешили отметить это праздничное событие в своей компании. В тот майский день мы собрались в комнате у Геннадия. Его мама ушла в гости, а брата взяла к себе соседка. Компания у нас была естественно исключительно мужская. В складчину мы заранее заготовили себе набор деликатесов тех лет для праздничного стола: винегрет (забота родителей), колбаса, сыр, хлеб. Винный вопрос тайком от родителей был решен нами тогда на редкость удачно. Кто-то посоветовал купить разливное вино в магазине «Молдавские вина», находившимся в те годы на Тверской (ул. Горького) рядом с Филипповской булочной. Там прямо из бочки нам наполнили молочный бидон красным молдавским вином типа «Лидия» за весьма умеренную по тем временам цену.

Праздновать в тот день мы начали рано – часа в четыре дня. С гусарским размахом, как нам представлялось, дружно чокались бокалами – то бишь чайными чашками с красным вином, сопровождая свои возлияния цветистыми тостами о вечной дружбе, о гусарском братстве, о том, что наступившая весна окажется для нас счастливой, что в нашей жизни произойдет что-то хорошее, новое, большое, теплое и пушистое. Нас просто душили восторг и чувство любви друг к другу.

Тамадой на наших сборищах всегда был Митя Урнов, красноречие которого в тот вечер было особенно выразительно и цветисто. Основная тема его выступлений сводилась к близкой и хорошо понятной нам мысли: «Господа гусары! Вас ждут великие дела!». Мы были с ним согласны. Однако часам к семи наш «винный погреб», к сожалению, опустел, зато нас самих к тому времени переполняла неуемная энергия, зовущая на героические свершения и подвиги.

Вышли на улицу. Москва после массовой первомайской демонстрации еще отдыхала. Народные гулянья в центре Москвы начинались позже, когда зажигались огни иллюминаций на здании Центрального телеграфа на улице Горького и других общественных зданиях в центре Москвы.

Сделали привычный круг Столешников – Тверская – Пушкинская площадь, вернулись к исходному пункту нашего маршрута. В Петровский переулок мы вошли развернутой шеренгой, шагая посредине мостовой. В переулке, как и на всех улицах в центре Москвы, не было в то время ни автомобильного движения, ни одного запаркованного автомобиля у тротуаров. Несколько одиноких прохожих маячили вдалеке. Неожиданно Гена, шедший в центре нашего боевого порядка, остановился, взял наизготовку гитару, а в то время он повсюду ходил с гитарой, и голосом, еще не нашедшим нужную тональность тихо затянул: «Жить хочу, жить хочу…» – мы молча стояли, ожидая рождения музыкального шедевра. «Жить хочу, жить хочу», – повторил он более уверенно, подбирая при этом нужные гитарные аккорды и, наконец, завершив свой композиционный замысел, грянул фортиссимо: «Жить хочу, жить хочу, половою жизнью жить хочу!»

На несколько секунд мы замерли, пораженные откровенной точностью формулировки нашего друга и её прекрасным музыкальным обрамлением. Оправившись от шока, вызванного комбинированным воздействием текста, музыки и молдавского вина, мы не могли не выразить свой восторг по поводу услышанной художественно-музыкальной композиции нашего друга на столь актуальную для нас тему, и с энтузиазмом во все свои четыре дурацкие глотки более-менее стройно заорали слова о любви к жизни.

На такой эмоционально возвышенной ноте завершился тот вечер. Мы вскоре разошлись по домам.

Исполнительный репертуар Геннадия и уровень нашего общего внеклассного музыкального образования значительно пополнились после того, как наша компания зачастила в гости к нашему Павлику Алексееву или Бубе, – как все его всегда звали и зовут до сих пор. Буба жил вместе с матерью в знаменитом доме № 5/7 в Глинищевском переулке, бывшем с 1943 по 1994 год улицей Немировича-Данченко. В 1934 году здесь была снесена знаменитая церковь Святого Митрополита Алексия, построенная в 1685–1690 годах. На этом месте в 1938-м году корифей советской архитектуры, автор Мавзолея Ленина на Красной площади, Казанского вокзала, метро «Комсомольская» – кольцевая, гостиницы «Москва», здания НКВД на Лубянке, архитектор Алексей Викторович Щусев, возвел представительный «актерский» дом, где проживал цвет артистов и режиссеров отечественного театра и кино: Немирович-Данченко, Кедров, Книппер-Чехова, Москвин, Мордвинов, Хмелев, Тарханов, Еланская, Марецкая, Юткевич и другие. Памятные мемориальные доски, облепившие стены дома, наглядно подтверждают это.

Глинищевский переулок, «актерский» дом

Семья Алексеева, вернее, то, что осталось от неё к тому времени, занимала в этом доме небольшую трехкомнатную квартиру на втором этаже. Мать Бубы – Елизавета Владимировна, урожденная Алексеева, была дочерью Владимира Сергеевича Алексеева – старшего брата Константина Сергеевича Станиславского (Алексеева). В советские времена Владимир Алексеев вместе со своим тогда еще не знаменитым младшим братом Константином режиссировал постановки спектаклей в Оперной студии Большого театра, в Оперном театре. Нетрудно представить, в какой атмосфере, и среди каких людей прошли детство и юность Елизаветы Владимировны.

Когда наша компания познакомилась с ней, она была уже не первой молодости, с не сложившейся личной жизнью и затухающей актерской карьерой. Её еще иногда приглашали на «Мосфильм» – сниматься в эпизодических ролях. Но такие обращения поступали к ней все реже, а потом и вообще иссякли. Однако все это не проявлялось в её отношение к нам. Она, мне кажется, всегда была искренне рада, когда мы вваливались в её квартиру, и моментально полностью погружалась в наши интересы, заботы, переживания. Она умела просто, по-товарищески, без снобизма и взрослого морализирования общаться с нами, тактично обучая, как правильно говорить, держать себя на людях, носить шляпу, завязывать галстук, что читать, какую музыку слушать, какие кинофильмы и театральные постановки обязательно необходимо посмотреть.

Елизавета Владимировна – или по-нашему Тетечка – одинаково доброжелательно отзывавшаяся на оба обращения, научила и сама с увлечением играла с нами в театрализованные шарады, устраивала что-то вроде маскарадов, объясняла нам суть и символику традиционных народных и православных праздников.

Тетечка владела английским и французским языками, и именно она еще до самого первого приезда в Москву в начале 50-х годов Ива Монтана ознакомила нас «вживую» с французским шансоном в своем исполнении. Помнится, мы все буквально бредили французскими песнями из репертуара М. Шевалье, Э. Пиаф, Ш. Азнаура и других, которые она с блеском и, как нам казалось, с истинным французским шармом исполняла нам. Одна из них, начинавшаяся словами «же тандре тужур», помниться, надолго сделалась нашим фирменным выходным номером. Когда мы приходили в гости к нашим знакомым, Геннадий по нашей просьбе исполнял «же тандре», а мы в унисон шевелили губами, изредка тихо произнося, якобы, французские слова, но все же так, чтобы они были слышны присутствующим девушкам, поражая их широтой и исключительностью нашего музыкального образования в ту пору.

Вот такой набор отрывочных воспоминаний обязательно всплывает в моей памяти, когда речь заходить об этих двух переулках Б. Дмитровки.

Чтобы завершить рассказ о переулках этой улицы, назову последний – Козицкий, который встречается в конце нашего пути при подходе к Пушкинской площади. Он начинается сразу за театром Станиславского и Немировича-Данченко и соединяет Б. Дмитровку с Тверской улицей.

На четной стороне Б. Дмитровки на Козицкий переулок смотрят представительные дома № 30 и 32. Первый – бывший доходный дом Григорие-Богословской церкви, построенный по проекту архитекторов С. И. Тихомирова и Л. Н. Кекушева. Саму церковь, находившуюся в Петровском переулке перед театром Корша, разбирали, перестраивали еще до 1917 года, а в 1929 году полностью снесли. Второе здание № 32 – торговый дом Р. Левиссона, было построено в 1901–1902-х годах. Этот дом, украшенный двухцветной плиткой, выложенной в форме арки на фасаде, отличается идеальными сохранившимися пропорциями, несмотря на появившийся в советские годы дополнительный этаж. После революции в этом доме обитали и столовая, и мебельный магазин и автосалон. В настоящее время первый этаж здания занят кафе, рестораном, – как говорят, предприятиями общественного питания. Остальные помещения сдаются в аренду по ставке 21000 рублей в год за метр, что оговаривается в рекламном объявление при входе в здание.

На противоположной стороне Б. Дмитровки на подступах к Пушкинской площади в многоэтажном доходном доме на первом этаже находится известный магазин «Академкнига». Этот дом был построен в 1910 году по проекту архитектора С. В. Баркова, а принадлежал он до революции княгини М. А. Ливен, которая сдавала в нем квартиры в аренду. Напротив дома княгини на Б. Дмитровке сохранилось здание старой университетской типографии, построенной в 1827 году по проекту архитектора А. Г. Григорьева. Оно значительно старше окружающих соседей. В настоящее время его занимает Центральная научная библиотека Союза театральных деятелей России.

Большая Дмитровка