Брюсов переулок, расположенный в самом центре московской паутины улиц, является одним из древнейших и, возможно, одним из самых известных переулков столицы России. С 1962 по 1994 годы он именовался улицей Неждановой. Знаменитая певица действительно проживала здесь. Переулок извилисто тянется от Тверской улицы до Большой Никитской, начинаясь немного ниже здания Московской мэрии на Тверской и заканчиваясь на Большой Никитской перед Московской консерваторией. Здесь на пересечении переулка с Б. Никитской находится исторический памятник – усадьба графа А. Р. Брюса, племянника и наследника соратника Петра I, генерал-фельдмаршала и ученого Якова Брюса. Потомки обрусевшего шотландца проживали здесь более 100 лет. Со временем к этому переулку, называвшемуся в то время Воскресенским, перешло имя знатных домовладельцев.

Усадьба Брюсов в начале Брюсова переулка

Примечательно, что потомки знаменитого шотландца не являются единственными представителями туманного Альбиона, обосновавшимися по прихоти судьбы в этом московском закутке. Недалеко от усадьбы Брюсов по нечетной стороне домов этого переулка находится Англиканская церковь (дом № 5). Правда, она выходит на Брюсов переулок только своим южным фасадом, а северным – главным – на соседний Воскресенский. Англичане, работавшие в Москве, в 1828 году в складчину выкупили у прапорщика Наумова принадлежащий ему участок земли, и построили на этом месте «британскую часовню». Позднее британской общиной в Москве было принято решение опять же на добровольные пожертвования построить настоящую церковь в стиле поздней английской неоготики, которая была построена и освящена в 1885 году во имя святого апостола Андрея, первосвятителя Шотландии: подавляющее большинство британской колонии в Москве в те годы составляли выходцы из Шотландии.

Англиканская церковь в Брюсовом переулке

После революции 1917 года английская церковь была закрыта, а с 1932 года это помещение использовала Всесоюзная студия грамзаписи (затем государственная фирма «Мелодия»). С 1992 года в церкви возобновились регулярные англиканские церковные службы.

Сохранилась в этом переулке и православная церковь, находящаяся на стыке Воскресенского и Брюсова переулков (Брюсов переулок 15/2). Деревянный храм Успения Пресвятой Богородицы на этом месте существовал с 1548 года. В народе его называли «что на Успенском Вражке». Между Никитской и Тверской проходил глубокий овраг – «вражек», по которому протекал приток реки Неглинной. По соседству с деревянным храмом в 1630 году был возведен каменный храм Воскресения Словущего. После пожара 1812 года был восстановлен только последний, в пределы которого были перенесены престолы деревянного храма.

После революции храм Воскресения Словущего почему-то не прикрыли, он продолжал работать. Более того, ему были переданы иконы ряда закрытых в то время церквей.

Помимо религиозных и архитектурных достопримечательностей Брюсов переулок в советские времена выделялся среди других мест элитарного московского жилья своей чрезвычайно высокой плотностью проживания в нем советской творческой интеллигенции.

Вот далеко не полный перечень выдающихся личностей, проживавших здесь:

В доме № 12, который расположен слева сразу за аркой при входе в переулок с Тверской улицы, жил режиссер Всеволод Мейерхольд с женой Зинаидой Райх и её детьми от первого брака с С. Есениным. В этом же доме проживали также известные артисты, как И. Н. Берсенев, А. П. Кторов, С. В. Гиацинтова, балерина М. Т. Семенова.

Следующие два дома, отступающие от красной линии переулка, были построены в начале 50-годов для советских композиторов и преподавателей консерватории. Здесь были квартиры композиторов Д. Б. Кабалевского, А. И. Хачатуряна, Д. Д. Шостаковича, скрипача Л. Коган, пианиста С. Рихтер, знаменитой пары – М. Ростраповича с О. Вишневской.

На противоположной стороне переулка в доме № 17, поостренном в 1928 году для артистов МХАТ по проекту известного нам архитектора Щусева, жили: В. И. Качалов, Л. М. Леонидов, балерина Гельцер. В настоящее время 3-й этаж этого дома занимает художник Н. Сафронов.

Далее по переулку ближе к его середине находится дом № 7, также построенный по проекту архитектора Щусева. Это громадное здание предназначалось для артистов Большого театра. Его обитателями были: А. В. Нежданова, И. С. Козловский, Н. С. Голованов, О. В. Лепешинская, М. П. Максакова, М. О. Рейзен, А. Ш. Мелик-Пашаев, скульптор И. Д. Шадр, художник Ф. Ф. Фаворский.

Напротив этого здания на другой стороне Брюсова переулка стоит скромный 5-этажный дом (№ 2/А), который сегодня, правда, подновили, облицевали светлым отделочным материалом, чтобы он не портил своим затрапезным видом общей благостной картины окружающего благоустройства и славного интеллектуального прошлого.

Дом № 2/А изначально был трехэтажным. Его нарастили на несколько этажей, и перед войной он служил гостиницей одного из государственных наркоматов. В военные годы этот дом превратился по количеству своих обитателей в типичный советский коммунальный «муравейник», под завязку набитый жильцами, оказавшимися здесь по прихоти судьбы и воле московских городских властей.

На третьем этаже этого здание находилась квартира № 28, подняться к которой можно было только на своих двоих по плохо освещенной лестнице, зайдя в темный подъезд со двора этого дома.

В многосемейной коммунальной квартире, о которой идет речь, в двух смежных комнатах в послевоенные годы проживала семья Черновых, вернее, то, что от неё осталось – три брата: Дмитрий, Юрий и Александр. Родных отца с матерью у них не было. Отец был расстрелян в феврале 1939 году. Тогда только что пришедший в конце 1938 года к власти Берия инициировал расследования «правотроцкистского уклона» в комсомоле. По этому обвинению арестовали и расстреляли всех сто двадцать членов ЦК комсомола, в том числе и Ефима Опендака – отца трех сыновей. Их мать от пережитых потрясений и тяжелой работы в трудные военные годы скончалась в 1944 году. От типичной судьбы детей «врагов народа», которых в тот период обычно воспитывали по отдельности в особых детских домах, осиротевших братьев спас друг и дальний родственник их отца – Лев Ильич Чернов, который их усыновил. Последнему такая «инициатива» дорого обошлась. Он расплатился за это своей служебной карьерой и здоровьем, но ребят не бросил, дал им свою фамилию, отстоял для них жилье, куда они были переселены после ареста отца, и по мере своих сил и возможностей, без мелочной опеки следил и помогал им обрести себя в сложном процессе человеческого взросления.

Так сложилось, что братья Черновы жили в Брюсовом переулке, а их приемные родители на Соколе. Пожилые люди были не в состоянии опекать своих приемных детей каждодневно.

Вынужденная необходимость рассчитывать только на собственные силы и поддержку друг друга приучила братьев к взрослой самостоятельности при организации собственного повседневного быта, учебного процесса, всех сторон своей жизнедеятельности. Ничего не оставалось делать, как признать такое положение естественным и неизбежным, пусть зачастую и утомительным, скучным и трудоемким.

Юрий Чернов был первым из братьев Черновых, с которым я познакомился, когда учился в восьмом классе. Его представил нашей компании Василий Ливанов. После окончания седьмого класса общеобразовательной средней школы № 170, Василий поступил в Московскую среднюю художественную школу (МСХШ), где уже учился Юрий Чернов.

Посторонние молодые люди как мужского, так – правда, значительно реже – женского пола, оказавшиеся в сложившейся еще в школьные годы сплоченной группе ребят-единомышленников, редко в ней задерживались. Наша напускная заумь, вычурный ритуал общения с устоявшимися ассоциативными вывертами и собственным слэнгом отпугивали нормальных юношей и девушек. Однако Юра Чернов, молодой человек нашего возраста, внешне отличавшийся от остальных «гусар» курчавой шевелюрой да страшной худобой, не стушевался перед показушным гусарским выпендрежем. Он держался в общение с нами с достоинством, с независимой самостоятельностью и очень скоро без каких-либо усилий с обеих сторон занял достойное место в наших рядах.

Со временем центр «гусарской» активности полностью переместился в коммунальную квартиру в Брюсовом переулке, где Юрий Чернов, не претендуя на эту роль, стал для нас своего рода авторитетом по поведению, реакцией которого мы стали невольно соизмерять свои собственные поступки. Он, кстати, ввел в нашу компанию нового члена – студента-медика Тельмана, – лицо, как теперь говорят, кавказской национальности, зарабатывающего себе на проживание и учебу в Москве работой на «Скорой помощи».

Юрий никогда не стремился привлечь к себе внимание, хотя был настоящим эрудитом и потрясающим рассказчиком. Мысли свои он высказывал четкими логически выверенными фразами и всегда по существу. Однако о своем раннем детстве, трагедии, постигшей их семью, трудном периоде эвакуации из Москвы в годы войны, смерти матери, появлении приемных родителей избегал говорить вообще.

В числе наши знакомых взрослых, преподавателей, родителей, что было тогда объяснимо, не находилось желающих поделиться с нами соображениями об изъянах общественного устройства, в котором мы жили. Очевидно, если такие желающие потенциально и имелись, то у них еще были свежи воспоминания о том, что им пришлось пережить в предвоенные годы. Не давала возможности забыть об этом борьба с учеными-генетиками, космополитизмом, врачами-убийцами, волнами накрывающая общество в первые послевоенные годы.

Вся информация, поступающая в те годы в Советский Союз извне, была, как известно, не только скудной, но и строго рецензируемой. Поэтому мы, как и большинство молодых людей, проживающих в условиях столь плотной информационной блокады и всеохватывающего воздействия партийно-комсомольско-пионерской индоктринации, мало чем, кроме, пожалуй, таких исключений, как братья Черновы, отличались по восприятию окружающей нас действительности от типичных представителей советской молодежи.

Некоторая вольность суждений, этакое показушное фрондерство, присущее в те годы нашей компании, проистекало не от широты нашего политического кругозора и объективных знаний, а были скорее производным от вольнодумства, свойственного иным молодым людям, претендующим на интеллектуальность.

Близкие товарищеские отношения с Юрием Черновым помогли лучше узнать других членов его семьи. Познакомились мы с Львом Ильичом Черновым, приемным отцом братьев, во время его визитов в Брюсов переулок, и с Константином, родным сыном Льва Ильича, четвертым братом Черновых, вернее, первым, если считать по возрасту. Константин иногда заходил к Дмитрию. Нас он замечал лишь постольку, поскольку мы были друзья Юры Чернова. Сам он прошел всю войну в разведроте, был несколько раз ранен, имел много наград, но никогда их не носил. Когда бывал в настроении, рассказывал нам немного о войне, но не о той плакатно-приглаженной, которая представлялась нам по военно-патриотическим книгам, кинофильмам и театральным постановкам, а о той настоящей – тяжелой, грязной и кровавой, через которую он прошел.

В моей памяти навсегда сохранится тот летний день 1956 года, когда Юра Чернов вошел в комнату и бросил на стол какие-то деньги и сдавленно произнес: «Мне сегодня сказали, что теперь я могу не указывать в анкетах, что мой отец был врагом народа».

Нахлынувшие воспоминания заставили меня отклониться от основной темы повествования – моих московских улиц. Хотя должен сказать, что тесные дружеские отношения с Юрием Черновым значительно расширили мои познания в истории Москвы и московских улиц.

Первая профессиональная скульптурная мастерская Юрия Чернова находилась недалеко от дома Пашкова, при слиянии Волхонки и Знаменки (бывшей улицы Фрунзе) на Боровицкой площади, рядом с правительственной трассой, ведущей в Кремль через Боровицкие ворота.

Знаменка – одна из древнейших улиц Москвы – была одной из дорог, соединяющий Кремль с речной переправой через Москву реку у села Дорогомилова, и идущей далее на Можайск и Смоленск. Сегодня Знаменка заканчивается зданием Генштаба (бывшим Александровским юнкерским училищем), выходящим на Арбатскую площадь. На противоположном конце этой улицы, на её левом «берегу», через дорогу от дома Пашкова стояло небольшое строение – одноэтажный деревянный домик, чудом сохранившееся в те годы, учитывая близость правительственной трассы.

Это ветхое строение давно снесено, но в те годы оно служило скульптурной мастерской Суриковского института. Это помещение предоставляли выпускникам-скульпторам этого учебного заведения на 3–4 месяца для подготовки дипломной работы по окончанию института. За то время, которое было Юрию здесь предоставлено, он сделал то, что другой на его месте не сотворил бы и за несколько лет: два десятка этюдов, несколько портретов, ряд набросков скульптурных композиций – и это не считая самой дипломной работы.

В те месяцы 1959 года он здесь много и напряженно работал. Чтобы повидаться с ним, приходилось посещать его в этой мастерской – он из неё практически не вылезал, максимально используя предоставленное ему время и место. Однако и свои встречи здесь он проводил с условием – позировать ему в качестве модели. Профессиональный результат такого его общения со мной – «портрет друга» стоит сегодня в музее подмосковного Абрамцево.

Потом у Ю. Чернова в течение 11 лет была мастерская в подвале жилого здания площадью 32 метра и высотой 2.87 метра на пересечении Ленинградского шоссе и Песчаной улицы, а затем более 20 лет он работал в своей скульптурной мастерской рядом со станцией метро Багратионовская по Филевской линии метрополитена. Регулярно заходил к нему в мастерские, когда был в Москве, и эти районы и улицы города стали для меня тоже своими. Точно так же, как и те места и улицы Москвы, где были установлены его памятники, которых у него насчитывается более 30. Правда, географический разброс их необычайно широк. Они несут свою благородную службу не только в Москве, но и в Архангельске, Оренбурге, Кургане, Новгороде, Шадринске, Вологде. Стоят его памятники и в зарубежных странах: Германии, Канаде, Японии, Индии, Коста-Рике, Армении и Киргизии.

В данном случае мне бы хотелось рассказать о сложной судьбе мемориала Победы, сооруженном в Москве на Поклонной горе и о непризнанном участии Юрия Чернова в его создании. Решение о создании такого мемориала на этом месте было первоначально принято правительством СССР. Но утвержденный проект не был реализован. Одним из авторов несостоявшегося мемориала был Юрий Чернов вместе с коллегой-скульптором Олегом Кирюхиным. Авторский коллектив этого проекта включал архитекторов Я. Б. Белопольского, Б. Р. Рубаненко, а возглавлял его видный советский скульптор, действительный член Академии художеств СССР, лауреат Государственных и Ленинских премий, Герой социалистического труда Н. В. Томский. По целому ряду как объективных, так и субъективных обстоятельств строительство по утвержденному проекту было заморожено на несколько лет, а потом в спешном порядке проект был перекроен, сохранив общую конфигурацию первоначального замысла и вобрав в себя все проделанные подготовительные работы по его созданию, но уже другим авторским коллективом. Об этой истории, думается, стоит рассказать. Его первоначальные авторы дорого заплатили за свою причастность к этому проекту.

Если говорить конкретно, то решение о сооружении памятника Победы – Мемориала Победы, как он сейчас называется – было принято Политбюро ЦК КПСС 31 мая 1957 года. А 23 февраля 1958 года на высшей точке Поклонной горы был установлен гранитный закладной камень с надписью: «Здесь будет сооружен памятник Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов». Был объявлен всесоюзный открытый конкурс на этот памятник. Студент 3-го курса Суриковского института Юрий Чернов вместе со своим дальним родственником по линии жены архитектором Александром Рычаговым приняли участие в этом конкурсе и получили поощрительный приз за свой проект. Но победителя этот конкурс, как и последовавших за ним других, не выявили. Увековечить себя через этот Мемориал было слишком много желающих, в том числе, имеющих связи во властных структурах, которые у нас, как известно, все же время от времени менялась. И одним из пришедших во власть руководителям нравилось одно, другим – другое. Объективная же оценка результатов конкурсов по своим художественно-монументальным достоинствам в этих условиях была труднореализуемой, если не сказать больше.

Советский Союз – страна-победительница – не могла определиться с вариантом памятника до неприличия долго. Только в 1980 году после проведения 14 конкурсов в течение 23 лет был, наконец, установлен коллективный исполнитель заказа, о котором говорилось выше.

Проект этого коллектива, возглавляемого Н. Томским, представлял собой скульптурно-архитектурный ансамбль с тематическими скульптурными композициями, посвященными основным этапам Великой Отечественной войны. В такой скульптурный ландшафт гармонично встраивались образцы настоящей военной техники, участвовавшие в конкретных сражениях прошлой войны. Композиционной осью этого проекта должно было стать 70-метровое Знамя Победы. Это в обязательном порядке предусматривалось в решении о создании данного Мемориала.

Проект, после рассмотрения на многочисленных разноуровневых художественных советах, был утвержден Политбюро ЦК КПСС. Его непосредственным куратором стал секретарь МК КПСС, член Политбюро ЦК КПСС В. Гришин.

В начале 80-х годов развернулись и пошли полным ходом работы по сооружению этого Мемориала. Чернову с Кирюхиным была предоставлена большое просторное помещение на набережной Т. Шевченко для создания макета Мемориала. Для детальной разработки такого рабочего проекта его авторы привлекли целую плеяду наиболее талантливых мастеров скульптуры, которые с энтузиазмом включились в творческое воплощение замыслов авторов.

Однако созидательная активность на Поклонной горе продолжалась сравнительно недолго. В 1984 году, к сожалению, скончался Н. В. Томский. Авторский коллектив остался без своего руководителя. Появились желающие занять его место. Как обычно в таких случаях делается, началась критика утвержденного проекта. Критические замечания, как это в нашей практике часто случается в аналогичных ситуациях, в начале подавались общественности в форме так называемых рационализаторских предложений, якобы призванных улучшить привлекательность и значимость Мемориала, одновременно сократив при этом затраты на его сооружение.

Наступивший период «гласности» позволил перейти к более решительным шагам по дискредитации утвержденного проекта Мемориала – ведь он был утвержден Политбюро КПСС. Умело инициированная волна «общественной» критики обрушилась на строящийся Мемориал, вернее – на его оставшихся авторов, которых осуждали за, якобы, неоправданно раздутую скульптурную составляющую проекта. Особенно доставалось 70-и метровой скульптурной композиции «Знамя Победы» – обязательной составной части первоначального государственного заказа. Требования «общественности» были на удивление конкретны: привести в соответствие архитектурную часть Мемориала, что, по мнению критиков, позволило бы создать по-настоящему гармоничный ансамбль, достойно прославляющий подвиг советского народа в войне с фашизмом.

Протестные настроения широкой общественности, накопившиеся в стране за долгие годы партийного диктата, в условиях наступившей перестройки и гласности умело вызывались и направлялись на выбранный объект критики. Накал страстей, дискуссий, споров вокруг строящегося Мемориала нарастал, ход его строительства замедлялся. «Джинн» инициированного общественного возмущения этим проектом как «детищем Политбюро» вырвался на волю, и никто уже просто не знал, как сдержать его разрушительную силу в разумных пределах. Стройка остановилась. Мемориал вместе с Советским Союзом и КПСС медленно агонизировал в своем недостроенном виде. И здесь еще один удар судьбы – умирает друг и соавтор проекта Олег Кирюхин. Ю. Чернов остается в одиночестве, но пытается как-то защитить проект своего учителя Н. В. Томского, своего друга и собственный. Его аргументация в споре с критиками проста и логична. Он говорит своим оппонентам: давайте оставим политику. Мы все жили в стране идеологизированных мифов. Вчера нас осеняло знамя Ленина, потом Сталина, затем опять Ленина. Давайте отойдем от этого. Давайте посмотрим на проект недостроенного Мемориала с точки зрения его монументальной выразительности, архитектурной законченности, строительной логики, общих пропорций, наконец. Насколько он в целом в новых условиях соответствует поставленной задачи, что требуется подкорректировать.

Но было уже слишком поздно для принятия разумного, взвешенного решения. Со всех сторон раздавалось одно – «Долой!». Проект сознательно был заведен в глухой и беспросветный тупик.

Между тем приближался май 1995 года – 50-летие Победы, на празднование которой в Москве должны были собраться руководители зарубежных стран со всего мира. Кризисную ситуацию с Мемориалом Победы в Москве нужно было как-то срочно решать.

И она была, конечно, решена благодаря усилиям слаженного тандема – Юрия Михайловича Лужкова, бывшего тогда мэром Москвы, и Зураба Константиновича Церетели, скульптора, архитектора, бизнесмена, художника, «эффективного менеджера», ресторатора, к тому же президента Российской Академии художеств.

9 мая 1995 года состоялось торжественное открытие комплекса Мемориала Победы на Поклонной горе. 56 президентов и руководителей зарубежных стран почтили своим присутствием это торжественное событие.

Об авторах проекта в те дни речь не шла, было не до них. Да и позднее не припоминаю, что были какие-либо представительные пресс-конференции, интервью, заявления в прессе, детально рассказывающие о творческой работе авторского коллектива над проектом Мемориала, персональном составе самого коллектива.

Позднее об этом скромно было объявлено в официальном путеводителе по Мемориалу. Авторами мемориального комплекса, как утверждается в этом проспекте, являются «архитекторы Н. Томский и А. Полянский, художник З. Церетели». Здесь же скромно отмечается, что решающую роль в завершении его создания сыграли правительство Москвы и мэр Ю.М. Лужков.

Архитектурно-скульптурный ансамбль мемориального комплекса, как свидетельствует все тот же путеводитель, украшает «монумент Победы, представляющий собой классическую трехгранную стелу высотой 141,8 метра», который был возведен «по решению правительства Москвы» (!). В авторском коллективе этого сооружения, возглавляемом З. Церетели, скромное последнее место занимает мэр Москвы, Ю.М. Лужков. (Не исключаю, что сегодня этот путеводитель переиздан).

Грустно об этом вспоминать, но судьба первого коллектива авторов-скульпторов Мемориала оказалась на редкость печальной. Последнего из них, бесцеремонно отстраненного от проекта, Ю. Чернова, изматывающая борьба довела до инсульта. А что было дальше? Переболел и снова принялся за работу. Поставил памятник А. П. Чехову в Мелихове, Шолом-Алейхему в Москве на Малой Бронной, украсил московские улицы еще десятком памятных досок в честь выдающихся москвичей. И каждый день вплоть до своей кончины в 2009 году он ездил в свою мастерскую на троллейбусе от Киевского вокзала по Кутузовскому проспекту мимо Мемориала победы, в который он вложил столько сил, труда и здоровья. Этот московский маршрут стал мне тоже близок. Последние годы мы с ним часто встречались по воскресеньям на остановке троллейбуса на Дорогомиловской улице, куда я подходил с Пречистенки, и вместе добирались до мастерской.