После возвращения в Москву из эвакуации с головой окунулся в захватывающую жизнь нашего двора и его обитателей – ребят моего и более старшего возраста, которые проводили во дворе большую часть дня. Такого бесконтрольного времени у них было более чем достаточно. Вскоре и я втянулся в распорядок жизни нашего двора – той «улицы», которая по бытовавшим у взрослых представлениям губит подрастающие поколения.

В подростковом возрасте на формировании личности мальчишек и девчонок моего поколения, наряду с влиянием родителей, школы, пионерских и комсомольских организаций, оказывали реалии наших повседневных дворовых будней, с их правилами взаимного ребячьего общения в дворовом коллективе, кодексом дворовой «чести», эталонами общепринятого уличного поведения. В определенном смысле в военные и первые послевоенные годы «двор» был нашей первой «школой познания жизни», воспитателем характера, «преподавателем» уроков добра и зла.

Человек, как утверждают психологи, рождается неразумным, лишь потенциально способным к мышлению. Разум, то есть способность осознавать себя и мир, появляется у него в начальные годы жизни и только под влиянием окружающих людей и обстоятельств. Именно это имел в виду Иван Сеченов, когда писал: «Из реальных встреч ребенка с окружающим материальным миром и складываются все основы его будущего психического развития».

В отличие от теперешних московских дворов, заставленных автомашинами, с робкими вкраплениями миниатюрных детских площадок, наш просторный двор хотя и не имел цивилизованного обустройства, служил привычной средой обитания для местных жителей – как для молодых, так и для людей старшего возраста. Мы считали, что вся территория двора принадлежит нам и предназначена для игр. С этим, правда, не всегда были согласны взрослые, особенно наш дворник. Оставаясь при своем мнении, мы все же иногда были вынуждены отступать, прекращая свои шумные и не всегда безопасные для окружающих игры, подчиняясь авторитету власти и превосходящей силы.

В хорошую погоду, летом часть двора превращалась в клуб для взрослых. Пожилые жители дома, – молодых мужчин в то время в нем практически не наблюдалось, – выносили стол и стулья. Они играли в домино, карты или просто сидели, покуривая и обсуждая свои дела.

Мы же проводили во дворе больше времени, чем в школе, он был для нас тем самым материальным миром, данным нам в ощущение, со всеми плюсами и минусами, присущими такой специфической среде обитания. Особенно сильно влияние «двора» и «улицы» в те годы сказывалось на ребятах 7–14 лет. Подавляющее большинство родителей таких ребят, – а у многих их комплект был не полный, находились на работе с раннего утра до позднего вечера, включая субботу, которая официально была рабочим днем. Подросток, вернувшийся домой после четырех классов школьных занятий, был волен самостоятельно выбирать предпочтительные варианты своего дальнейшего поведения. Самым привлекательным, бесспорно, было участие со своими дворовыми сверстниками в общих играх, забавах, шалостях и временами далеко не безгрешных проделках. Других вариантов времяпрепровождения у большинства ребят практически не было.

Наша мальчишеская дворовая компания, несмотря на сравнительно одинаковый уровень семейного достатка, была довольно разной индивидуально, но единой в одном: она функционировала по принципу единого коллектива, стаи, если хотите. Кто бы из наших ребят не выходил во двор, он первым делом обязательно начинал созывать «стаю», выкрикивая под окнами имена своих друзей. «Юрка! Выходи гулять!» Ну, как усидеть за уроками, когда раздавался такой призыв. Немедленно все бросаешь и во двор, где уже в два голоса вызываешь Толю Тараскина с шестого этажа. Сергея Попова особо звать не приходилось. Окна комнаты, где Поп жил с матерью и старшим братом, выглядывали во двор из полуподвала. Он сразу выходил, когда кто-нибудь из ребят появлялся во дворе. «Стая», достигнув критической массы по своему составу, могла вплотную заняться вопросами своего досуга.

Первым делом нужно было разведать, не замышляют ли ребята из соседнего двора дома № 20, отгороженного от нашего невысокой каменной стеной, какой-либо вылазки или других, с нашей точки зрения, подвохов. К таким акциям можно было бы отнести заброс в наш двор дохлой кошки или просто обстрел камнями. Наши дворы традиционно находились в состоянии активного враждебного противостояния. Нужно было быть в постоянной готовности отразить вражеские происки. В мирные будни, если погода была плохой, наша братия предпочитала лазить по чердакам, в хорошую погоду, при отсутствии необходимого числа игроков для футбола, можно было снизойти и поиграть с девчонками в штандарт или казаки-разбойники. Возникавшие паузы между «мероприятиями», как правило, заполнялись опять же футболом.

По бытовавшим среди ребят тех лет понятиям, хорошо учиться было не принято. Отличники не пользовались уважением товарищей. Те несколько ребят из нашего класса, кто хорошо учился, как правило, были слабаками. Большинство ребят относилось к ним с чувством снисходительного превосходства. Герой-мальчишка послевоенных лет должен был отличаться независимым характером, силой, ловкостью, смелостью и самостоятельностью в своих ребячьих делах. Он был обязан хорошо играть в футбол, не бояться постоять за себя кулаками. Дерзость в отношениях со старшими приветствовалась и уважалась, а вежливость считалась проявлением слабости характера. Наш герой должен был не бояться ездить на трамвайных и троллейбусных подножках, прогуливать уроки, протыриваться без билета в кинотеатры, лазить по чердакам и крышам в поисках «приключений», конечно, уметь постоять за себя и никогда не выдавать своих, когда приходилось отвечать за свои шалости, которые часто были откровенно хулиганскими.

Такой негласный «кодекс чести» служил важной составной частью процесса самовоспитания подрастающего поколения в наши годы и не мог не влиять на формирование характера взрослеющей личности.