От Издательства

На Руси всегда любили и почитали больных, калек, убогих, несущих свою немощь без ропота, а с благодарностью Богу. Их смиренное «лежание» или «сидение» воспринималось народным сознанием как подвижничество или юродство Христа ради. Так было и во времена расцвета благочестия, и во времена смутные, безбожные. В эпоху гонений на веру значение таких людей в Церкви возрастает: духовно слабые ищут у них утешения и учатся христианскому терпению скорбей.

Парализованные, или безногие, или слепые, нуждающиеся в посторонней помощи, часто не имеющие собственного угла… Мир считает их несчастными страдальцами – Церковь именует блаженными . Они не от мира сего, они именно люди Божии, вырванные болезнью из житейской суеты и поставленные лицом к лицу с миром духовным.

На таких блаженных сбывается слово Писания: … сила Моя совершается в немощи (2 Кор. 12, 9). Убогие, они помогают внешне более благополучным, потому что стоят близко к Богу и многое могут вымолить у Него, как «свои». Через них действует всеисцеляющая благодать Божия. Лишенные житейских радостей, они часто становятся обладателями духовных дарований: дара рассуждения, прозорливости, исцеления болящих, изгнания бесов, молитвы за весь мир…

Одним из таких светильников Божиих, горящих во тьме греховной мира, в XX веке была (и есть, поскольку у Бога все живы) блаженная Матрона , которой посвящена наша книга.

В ней собраны воспоминания простых верующих людей – их чистосердечные рассказы о том, что они сами видели, слышали, пережили или узнали от близких. Православные русские женщины, они жили и состарились в то время, когда не только духовная святоотеческая литература была недоступна верующим, но и проповеди священников в храмах были запрещены…

До революции и в начале 1920-х годов верующая крестьянка могла пойти со своими скорбями и житейскими проблемами в монастырь, к старцу. У него она спросила бы совета, получила бы утешение, наставление, благословение… А к кому было обратиться в трудную минуту за духовной помощью простой русской женщине в годы гонений, репрессий, когда монастыри были закрыты, храмы порушены, старцы и духовники умирали в ссылках? Когда настолько боялись секретных осведомителей НКВД, что не решались раскрыться даже на исповеди – перед незнакомым батюшкой… Воистину народ был подобен стаду без пастырей.

Ломался традиционный уклад жизни, строился «новый мир», но проблемы оставались те же, что и сто, двести лет назад: за кого выходить замуж, как защититься от чародея, что делать, когда постигнет тяжкая болезнь, и, главное, как жить, чтобы спасти свою душу.

И вот, по милосердию Своему, Господь воздвигает в помощь простым людям святую подвижницу, блаженную – женщину из их, крестьянской, среды, понимающую все их житейские нужды и печали, говорящую на их языке, им самим близкую и доступную, своей духовностью освящающую их будни.

К блаженной Матроне шли не за разрешением богословских недоумений, а за конкретной помощью в жизненно важных ситуациях.

Богословская неосведомленность рассказчиц накладывает свой отпечаток на дух и стиль повествования, порой смущая современного читателя, внимательного и требовательного. Кое-что в рассказах о блаженной Матроне может вызвать у него нежелательные ассоциации. Особенно в наши дни, когда вошли в моду целители и знахари и на каждом шагу можно наткнуться на рекламу специалистов по «черной и белой магии», «снимающих сглаз и порчу». Когда экстрасенсы «водят руками» и «заряжают» воду. Когда «потомственные колдуны» берутся и излечить от любой хвори, и вернуть загулявшего мужа в семью. Когда простодушный обыватель обращается с просьбой о помощи к фотографии ведьмы в газете, вызывая к действию ее «фантом»…

По плодам их узнаете их (Мф. 7, 16) , – сказал Господь. Избавляя доверчивого пациента от телесной болезни, знахарь часто наносит непоправимый вред его душе. Больной, получив временное облегчение, попадает в тяжелую рабскую зависимость от экстрасенса. Желающий наладить свою семейную жизнь с помощью колдуна, сам того не зная, вступает в тесный контакт с бесовскими силами. Уныние, озлобление, вражда с ближними, страх и нервное расстройство, серьезное душевное повреждение и, наконец, вечная погибель души – вот что бывает следствием ложных чудес и исцелений.

Книга о блаженной Матроне как раз показывает, чем отличаются от них чудеса, которые творит Господь по молитве праведников. Их плод – покаяние, обращение к Богу и Церкви, желание душевного спасения себе и ближним, мир, любовь, радость духовная… И хотя эта мысль, по указанной нами выше причине, недостаточно четко проводится в воспоминаниях знавших Матрону, она там, несомненно, присутствует. Использование блаженной Матроной «своей воды» также не должно смущать православного читателя: он, конечно, вспомнит, что по молитвам святых тварное вещество может преображаться и освящаться. Вспомнит многих святых (из русских – прежде всего преподобных Сергия и Серафима), жития которых содержат повествование об освященных ими колодцах и источниках. И сегодня верующие пьют воду из этих колодцев и источников во исцеление души и тела…

Чем дальше по времени от рассказчика событие, о котором он повествует, тем больше вероятность невольной ошибки. Порой у нас нет уверенности, что слова и действия блаженной Матроны переданы и описаны вполне точно. Каждый рассказчик, даже не желая этого, привносит что-то от себя, особенно передавая таинственные речи блаженной. Учитывая это, не стоит искать в простодушных рассказах не слишком сведущих в богословии людей догматической строгости или святоотеческой глубины.

Внутренняя, духовная жизнь блаженной Матроны, оставшаяся тайной для ее спутников, останется тайной и для нас. Видимо, и это не без воли Божией. Но, хотя свидетели совершавшихся по ее молитве чудес и исцелений могут описать только внешнюю их сторону, чтение об этих чудесах утешительно и поучительно для нас, маловерных.

Впервые в настоящем издании помещен краткий очерк жизни блаженной Матроны, составленный нами на основании рассказов знавших ее людей.

Иеродиакон Роман (Тамберг)

Матрена Дмитриевна Никонова, 1885–1952

Краткое жизнеописание

В 1885 году в селе Себене Епифанского уезда Тульской губернии в бедной крестьянской семье родилась слепая девочка, при крещении названная Матроной (в честь преподобной Матроны, память которой празднуется 9/22 ноября). Родители ее, Дмитрий и Наталья Никоновы, уже имели троих детей (двух сыновей и дочь), и четвертый ребенок, при такой материальной нужде, когда и печку топили соломой, по-черному, был в семье прежде всего лишним ртом . Поэтому мать еще до рождения нежеланного ребенка задумала было избавиться от него. Разумеется, об убийстве младенца во чреве матери в патриархальной крестьянской среде не могло быть и речи. Зато во множестве существовали приюты, где незаконнорожденные и необеспеченные дети воспитывались за казенный счет или на средства благотворителей. В один из таких приютов, находившийся в соседнем селе, Наталья Никонова и решилась определить будущее дитя. Однако, как рассказывают, перед родами она получила некое предупреждение: еще не родившаяся дочь явилась ей во сне – в образе небесной птицы с человеческим лицом и закрытыми глазами. Приняв вещий сон за знамение, богобоязненная женщина отказалась от мысли отдать слепую дочку в приют: свое «дитя несчастное» она будет любить и жалеть. О крещении Матроны рассказывают удивительные вещи. Со слов очевидцев, их дети и внуки упоминают о дивном благоухании, наполнившем церковную сторожку, когда младенца погрузили в воду; кто-то даже видел столб ароматного дыма, поднявшийся в это время над купелью. Некоторые приводят (расходясь в частностях) слова сельского священника, отца Василия, крестившего девочку: батюшка, сам почитаемый прихожанами как праведник и блаженный , вслух, принародно свидетельствовал о святости, или богоизбранности, младенца Матроны. Рассказывают даже о внешнем, телесном знаке этой избранности – нерукотворном нательном крестике (на груди девочки была выпуклость в форме креста)… Матрона была не просто слепой – она вовсе не имела глаз. Глазные впадины закрывались плотно сомкнутыми веками, как у той белой птицы, что привиделась ее матери во сне. Конечно, такой ребенок не мог стать полноправным участником игр сверстников. Дети чаще всего безжалостны к немощным и убогим. Матрону они дразнили («слепая!») и даже издевались над нею: девочки постарше стегали беспомощного ребенка крапивой, зная, что Матрона не увидит, кто именно ее обижает, и не пожалуется; они сажали ее в глубокую яму и с жестоким любопытством наблюдали, как она на ощупь, с трудом выбиралась оттуда и брела домой. Поэтому Матрона с ранних лет начала сторониться детей и даже перестала выходить из дома на улицу.Девочка подрастала, и все заметнее становилась ее незаурядная одаренность. Уже в раннем младенчестве Матрону влекло святое, небесное. Рассказывают, что по ночам, когда родители спали, она пробиралась в красный угол, каким-то непостижимым образом снимала с полки иконы, клала их на стол и в одиночестве, в ночной тишине играла с ними. Видимо, уже тогда она находила утешение в духовной беседе с Ангелами и святыми. Дом Никоновых стоял поблизости от сельской церкви, посвященной Успению Божией Матери. Родители Матроны отличались глубоким благочестием и любили вместе бывать на богослужениях. И Матрона, можно сказать, выросла в храме: сначала с матерью, потом и одна она при всякой возможности бывала на службе. Не зная, где дочка, мать обычно находила ее в церкви. У Матроны было свое привычное место – слева, за входной дверью, у западной стены. Девочка неподвижно простаивала службу, как всегда, с закрытыми глазами, будто спящая… Она хорошо знала церковные песнопения и часто подпевала клиросным. Видимо, еще в детстве Матрона стяжала дар непрестанной молитвы.Для Успенского храма, по настоянию Матроны (которая уже приобрела известность в округе, и ее просьба воспринималась как благословение), была написана икона Божией Матери «Взыскание погибших». Этот образ прославился чудотворениями и стал главной местной святыней. Характерно, что иконописец должен был, по требованию главной заказчицы, приступая к написанию иконы, предварительно поисповедаться, получить отпущение всех своих грехов и причаститься.На протяжении всей жизни блаженную Матрону окружали иконы. В комнате, где она прожила впоследствии особенно долго (8 лет), было целых три красных угла («иконы сверху донизу»), с горящими перед ними лампадами…Удивительна любовь Матроны к святым иконам! Казалось бы, откуда она у человека слепого от рождения? Что такое для него – священные изображения?.. Как можно без глаз, не видя, видеть их?.. Не иначе как духовными очами. Впрочем, каким-то непостижимым для рассудка образом Матрона имела и обычное, как у обыкновенных зрячих людей, представление об окружающем мире. Как-то на сочувственную реплику близкого человека (Зинаиды Владимировны Ждановой): «Жаль, Матушка, что вы не видите красоту мира!» – она ответила: «Мне Бог однажды открыл глаза и показал мир и творение Свое. И солнышко видела, и звезды на небе, и все, что на земле, красоту земную: горы, реки, травку зеленую, цветы, птичек…» Поразителен и другой случай, описанный той же 3.В. Ждановой: как необразованная, неграмотная, слепорожденная Матрона помогала ей готовить дипломный проект по архитектуре, описывая итальянские палаццо эпохи Ренессанса… В раннем детстве Матронушку – немощную, бедную, слепенькую – окружала жалость взрослых. Эта жалость была непонятна девочке. Когда мать вздыхала над нею: «Дитя ты мое несчастное!» – она изумлялась: «Я-то несчастная?!» Действительно, Матрона не могла не понимать, что ей дано от Бога значительно больше, чем другим, и только ограниченному мирскому восприятию она может казаться «несчастной».По достижении Матроной шести-семи лет окружающие стали замечать, что убогой девочке открыто то, что сокрыто от взрослых, житейски опытных, благополучных, зрячих. Например, что ей ведомы не только их тайные грехи и преступления, но и мысли. Что она предчувствует наступление опасности, предвидит стихийные и общественные бедствия. Что по ее молитве люди получают утешение в скорбях и исцеление от телесных недугов. К Матроне начали ходить и ездить посетители, как всегда ходят и ездят к тому, от кого получают реальную помощь. Рассказывают, что с этих пор к избе Никоновых регулярно шли люди, тянулись повозки с больными из окрестных сел и деревень, со всего уезда, из других уездов и даже губерний: «по пять или шесть подвод каждый день, а то и больше»… Желая отблагодарить Матрону, посетители оставляли ее родителям свои приношения: продукты и другие подарки. Таким образом, девочка, вместо того чтобы стать обузой для семьи, оказалась ее главной кормилицей. В отрочестве ей довелось даже попутешествовать. Дочь местного помещика Янькова, добрая и благочестивая девица, совершая паломничества в Киево-Печерскую, Троице-Сергиеву Лавры, в Петербург и в другие города и святые места России, брала с собой Матронушку, уже известную всей округе. К этому времени относится знаменательная встреча Матроны со св. праведным Иоанном Кронштадтским, когда тот по окончании службы в Андреевском соборе попросил народ расступиться перед подходящей к солее Матроной и во всеуслышание назвал 14-летнюю отроковицу «восьмым столпом России» [1] . Предполагают, что это загадочное определение пророчески указывало на будущее служение Матроны русскому народу во времена гонений на Церковь.Прошло еще немного времени, и Господь, посещающий Своих избранников скорбями, лишил Матрону великого утешения бывать на церковной службе: на семнадцатом году жизни у нее внезапно отнялись ноги. Что это была за болезнь (есть свидетельство, что сама Матрона указывала духовную причину) и пытались ли родные лечить страдалицу, нам неизвестно; только с этого времени она уже до конца дней своих не могла ходить – «стала сидячей». И сидение ее – в разных домах и квартирах, где она находила приют, – продолжалось до самой смерти, то есть еще пятьдесят лет…Между тем наступили тяжелые времена, начались события, давно предсказанные Матроной. Добрый помещик Яньков стал свидетелем разграбления своего имения, а его дочь Лидия, некогда возившая Матрону по святым местам, – бездомной скиталицей. Начался дележ земли, потом голод; крестьяне покидали деревню, стараясь устроиться в больших городах, где легче найти работу и прокормиться, – прежде всего в Москве. Так поступали и многие односельчане Матроны, в том числе и из ее родни.Около 1925 года, в возрасте приблизительно сорока лет, и сама она перебирается в Москву.Объясняя причину переезда, достаточно сказать, что оба родных брата Матроны, Михаил и Иван, вступили в партию; Михаил даже стал сельским активистом (принимал участие в раскулачивании односельчан); присутствие в их доме блаженной, которая целыми днями принимала народ, делом и примером учила хранить веру православную, становилось для старших братьев невыносимым. Они, по вполне понятным причинам, опасались репрессий. Жалея их, а также стариков родителей (мать ее скончалась только в 1945 году), Матрона и переехала в Москву. Начались скитания по родным и знакомым, по домикам, квартирам, подвалам… Почти везде она живет без прописки, несколько раз чудом избегает ареста… Вместе с Матушкой живут и ухаживают за нею послушницы. До войны Матрона жила и на Ульяновской улице, и возле Павелецкого вокзала (в домике у самой трамвайной линии), и в Сокольниках (в летней фанерной постройке), и в Вишняковском переулке (в подвале, у племянницы); жила она также у Никитских Ворот, в Петровско-Разумовском, гостила у племянника в Сергиевом Посаде (Загорске), в Царицыно… Дольше всего (с 1942 по 1950 год) она прожила на Арбате, в Староконюшенном переулке.Здесь, в старинном деревянном особняке, в огромной 48-метровой комнате жила односельчанка Матроны, Е.М. Жданова, с дочерью Зинаидой. Именно в этой комнате три угла занимали иконы («сверху донизу»), по свидетельству одного из очевидцев – целый иконостас. Перед иконами висели старинные лампады, на окнах – тяжелые дорогие занавеси (до революции дом принадлежал мужу Ждановой, происходившему из богатой и знатной семьи).Рассказывают, что некоторые квартиры блаженная Матрона покидала спешно, порой даже внезапно, чуть ли не накануне прихода за ней милиции, настоятельно прося недоумевающих родственников перевезти ее туда-то . Тем самым она спасала от неминуемых репрессий не только себя, но и приютивших ее хозяев. Внешне ее жизнь текла однообразно: днем она принимала людей, практически ни на минуту не оставаясь одна, а ночью, в покое и тишине, молилась.Подобно древним подвижникам, Матрона по-настоящему, «всерьез» никогда не укладывалась спать – лишь дремала, лежа на боку, «на кулачке».Поток людей, обращавшихся к Матроне за молитвенной помощью и советом, и по переезде в город не оскудел. Говорят, в день у нее бывало по сорок человек посетителей, приходивших каждый со своей бедой, своей душевной или телесной болью. Приезжали и деревенские знакомые, привозя с собою записочки с вопросами от односельчан и жителей других деревень… Приходили и москвичи, и приезжие из разных городов, прослышавшие о прозорливой Матушке. Иные сначала видели в Матроне лишь народную целительницу, избавляющую от порчи и сглаза, и уже потом, после общения с ней, понимали, что перед ними человек необычный, святой, Божий , и обращались к Церкви. С чем шли к блаженной Матроне люди? С обычными бедами мирского человека: неизлечимая болезнь, пропажа, уход мужа из семьи, несчастная любовь девушки, гонения со стороны начальства, потеря работы… С житейскими нуждами и вопросами. Например, выходить ли замуж? Менять ли место жительства или службы?.. Не меньше было болящих, одержимых странными недугами: кто-то внезапно занемог , стал «как глупый», кого-то преследуют галлюцинации, кто-то ни с того ни с сего начал лаять, у кого-то руки-ноги свело… Это так называемые порченые – столкнувшиеся с колдунами, чародеями, знахарями; это люди, которым, как говорят в народе, «сделали» (то есть наколдовали)… Матрона, принимая своих посетителей, никому не отказывала в помощи (за исключением пришедших с лукавым намерением) и, к удивлению присутствующих, сама называла имена незнакомых людей из дальних мест. С большой долей вероятности мы можем предполагать, что к ней приходили и те, кто искал духовного совета и руководства, – о Матушке знали многие московские священники, знали и монахи Троице-Сергиевой Лавры, приехавшие на ее отпевание, – но мы не располагаем какими-либо конкретными свидетельствами об этом. По неведомым судьбам Божиим, не оказалось рядом с Матушкой внимательного наблюдателя и ученика, способного проникнуть в тайну ее духовного делания и написать об этом в назидание потомкам. Мы знаем только, что, помимо помощи простым верующим людям, Матушка молилась о всем нашем народе. Во время войны она молилась о победе. Может быть, она была молитвенницей и за весь мир.Исцеляя недужных, блаженная Матрона требовала от них веры в Бога и исправления греховной жизни. Так, одну из посетительниц она спрашивает, верует ли та, что Господь силен ее исцелить. (С подобным вопросом обратился в свое время прп. Серафим к Мотовилову.) Другой дает послушание не пропускать ни одной воскресной службы, на каждой исповедоваться и причащаться… Живущих в гражданском браке благословляет венчаться в церкви. Какой запомнилась блаженная Матрона людям, знавшим ее лично? Маленькой, как ребенок (недаром ее называют Матронушкой). С миниатюрными, словно детскими, короткими ручками и ножками. Сидящей, скрестив ножки (или поджав их под широкую юбку), на кровати или сундуке… Пушистые волосы на прямой пробор… Крепко сомкнутые веки… Доброе, светлое лицо… Ласковый голос… Она утешала, успокаивала болящих и скорбящих, гладила их по голове, осеняла крестным знамением, говорила несколько ободряющих слов, иногда шутила, порой строго обличала и наставляла. Давала попить воды, освященной ее молитвой…Желая приоткрыть завесу над ее духовной жизнью, некоторые любопытные посетители старались подсмотреть, что Матушка делает по ночам. Одна девушка видела, как она всю ночь клала поклоны… Непрестанная молитва помогала блаженной Матроне нести крест служения людям, что было настоящим подвигом и мученичеством. Принимая посетителей, разделяя людские скорби, молясь за каждого, отчитывая бесноватых, Матушка так уставала к концу дня, что вечерами не могла даже говорить с близкими и только тихо стонала, лежа «на кулачке».Блаженная Матрона не была проповедницей в обычном смысле этого слова, она не бралась учительствовать. Матушка вообще была немногословна. Она в основном отвечала приходящим на их вопросы, давала конкретный совет, как поступить в той или иной ситуации, молилась и благословляла. Но кое-какие ее наставления общего характера удалось сохранить в записи.Матушка учила не осуждать ближних, а видеть свои грехи. Учила предавать себя в волю Божию. Непрестанно молиться, жить с молитвой. Часто налагать на себя и окружающие предметы крестное знамение, ограждаясь тем самым от злой силы. Часто причащаться Святых Христовых Таин. Любить и прощать старых и немощных. Учила хранить молитвенное внимание на церковной службе. Не придавать значения снам. Учила не бегать по духовникам в поисках «старцев» или «прозорливцев». Желающих христианского совершенства учила не выделяться внешне среди людей (черной одеждой и т. п.). Учила терпению скорбей…В наставлениях Матушки мы не найдем противоречий со святоотеческим учением. Но, думается, не в проповеди словом было ее призвание – она проповедовала делом . Молитвы Матушка читала всегда громко. Знавшие ее не говорят о каких-то особенных молитвах, помимо известных верующим людям, читаемых дома или в храме. Но когда этими молитвами именем Божиим блаженная Матронушка творила чудеса, разве не было это и сильнейшей проповедью, укрепляющей маловерных? Рассказывают, что во время демонстраций (очевидно, 7 ноября и 1 мая) она не разрешала близким выходить из дома и открывать окна и форточки. Она видела духовную сторону происходящего. Когда возбужденная толпа, с красными флагами и портретами вождей, под звуки революционных песен и выкрики партийных лозунгов (словно адская пародия на крестный ход!) двигалась по улицам Москвы – бесы заполняли воздушное пространство улиц и проникали в дома. Что делать христианам, когда мир беснуется, становится одержимым ? Затворяться в жилищах, освященных иконами и молитвой, не допускать вторжения в свои дома, вместе с уличным шумом, полчищ демонов. Крепко затворять двери, окна, не видеть и не слышать… В то же время не исключено, что блаженная Матрона, часто прибегавшая к иносказанию, хотела таким образом напомнить всем о близости к людям духов злобы и о необходимости держать закрытыми от них «окна души» (так Святые Отцы называют человеческие чувства). Вообще в поведении блаженной Матроны, в некоторых ее действиях и словах, видны черты юродства. Как, например, иначе объяснить ее странную «игру в куклы» в детстве, о которой рассказывает А.Б. Малахова?.. Наверное, не случайными были и прозвища, которыми она награждала своих послушниц и хожалок , называя женщин и девиц мужскими именами («Семка», «Петька», «Ванька»). Юродством, а отнюдь не проявлением непомерной гордыни можно, видимо, объяснить и ответ Матроны на вопрос, как спастись : «Цепляйтесь все за мою пяточку – и спасетесь». Блаженная Матрона вообще не любила выспренности и скрывала свой дар прозорливости, облекая предсказания в шутливую или как бы небрежную форму. Так, в те годы, когда закрывались и рушились храмы, она спокойно говорила про себенскую Успенскую церковь, в которой была крещена и так любила в детстве молиться: «Откроется – куда она денется…» Возможно, тем самым Матушка показывала всем имеющим уши слышать , что важнее восстановить и хранить неповрежденным храм души, а не скорбеть лишь о каменных рукотворных храмах. Так же внешне спокойно и уверенно, не сомневаясь в силе Божией, обращалась она и с бесами, когда отмаливала одержимых ими людей.До последних дней жизни блаженная Матрона регулярно исповедовалась у приходивших к ней священников и причащалась Святых Христовых Таин. По своему смирению, она, как и обыкновенные грешные люди, боялась смерти и не скрывала от близких своего страха.Последний свой земной приют Матрона нашла в 1950 году на подмосковной станции Сходня, где, покинув комнату в Староконюшенном, поселилась у дальней родственницы. Посетители разыскали ее и здесь; шли и шли, несли свои скорби… Лишь незадолго до кончины, уже совсем слабая и больная, она ограничила прием. Но люди все равно шли, и некоторым Матушка не могла отказать в помощи. Говорят, что она предвидела время своей смерти и сделала все необходимые распоряжения…

* * *

3 мая 1952 года в Троице-Сергиевой Лавре на панихиду была подана записка о упокоении новопреставленной блаженной Матроны . Среди множества других она привлекла внимание служащего иеромонаха. «Кто подал эту записку? –взволнованно спросил он. – Что, она умерла?» (Многие насельники Лавры хорошо знали и почитали Матрону.) Старушка с дочерью, приехавшие из Москвы, подтвердили: накануне, 2 мая, Матушка скончалась, и нынче вечером гроб с телом будет поставлен в московской церкви Ризоположения на Донской улице… Таким образом лаврские монахи узнали о кончине Матроны и смогли приехать на ее погребение.

4 мая, в Неделю жен-мироносиц, при большом стечении народа состоялись отпевание и похороны блаженной Матроны. По ее желанию, Матушка была погребена на Даниловском кладбище, «чтобы слышать службу» (там находился один из немногих действующих московских храмов). Теперь, по Промыслу Божию, кладбище окружают храмы и монастыри, слышны колокола Свято-Данилова и Донского монастырей…

Прожив жизнь как странница и гостья, не имевшая собственного угла, блаженная Матрона и похоронена была в чужой ограде: место ей дала знакомая, служительница храма Ризоположения.

Более чем через тридцать лет после кончины старицы Матроны ее могила сделалась одним из святых мест православной Москвы и целью паломничества верующих со всех концов России. Еще при жизни, готовясь к кончине, Матушка приглашала всех приходить к ней на могилку и, поминая ее за упокой, говорить с ней, просить помощи. (Опять хочется вспомнить преподобного Серафима, который звал «дивеевских сирот» приходить к нему на гробик и рассказывать, как живому, о своих скорбях…) Многие случаи благодатной помощи и исцелений на могиле блаженной Матроны, увеличивающиеся с каждым днем очереди посетителей, как и при жизни, приходящих к Матушке со своими скорбями и нуждами, свидетельствуют о том, что помощь эта, живая и действенная, не прекращается.

* * *

Сведения о блаженной Матроне дошли до нас в основном в форме устных преданий. В своем стремлении точно передать виденное и слышанное рассказчики, конечно, не заботились о литературной форме повествования; зато рассказы этих непосредственных свидетелей отличаются искренностью и выразительностью.

В настоящем издании, как и в двух предшествующих, сохраняется стилевое своеобразие простонародной разговорной речи, с бытовыми диалогами, поговорками, специфическими оборотами… Благодаря этому мы будто слышим живые голоса свидетелей чудес и подвигов блаженной Матроны. Обладая детской нерассуждающей верой, они без тени сомнения сообщают о случаях «сглаза» и «порчи», о колдовстве злых людей – своих знакомых или соседей – и о борьбе с этими носителями зла матушки Матроны (которую они называют, как и все звали при жизни, Матреной, Матренушкой или еще более ласково, любовно – Матрюшенькой).

За исключением некоторых сокращений, рассказы (не только в отношении содержания, но также лексики и стиля) приводятся без изменений.

Подробные сведения о ее подвигах и чудесах представлены в воспоминаниях Зинаиды Владимировны Ждановой, которую сама блаженная Матрона благословила рассказать о ней людям.

Я знала Матронушку с детства. Часто мама брала нас, детей, к Матушке. Я привыкла жить под ее руководством и по ее совету.

Матушка была сверстницей моей матери, Евдокии Носковой, которая также жила в селе Себене.

Мать Матронушки, когда еще носила ее во чреве, решила отдать будущего ребенка в приют князя Голицына в селе Бучалки, так как семья жила в тяжкой бедности. Перед родами она увидела сон: с неба спустилась белая огромная птица и села ей на правую руку. А лицо – человеческое и без глаз, веки сомкнуты накрепко. Когда родилась девочка, то она имела именно такое лицо без глаз. Мать Матроны, глубоко верующая, побоялась Бога и оставила девочку при себе.

С семи лет Матрюшенька (так называли ее близкие) начала предсказывать, стала кормилицей всей семьи и других людей.

В раннем возрасте она предсказала, что грядет в России революция: «Будут грабить, разорять храмы и всех подряд гнать». Образно показывала, как будут делить землю, хватать с жадностью наделы. Лягут на землю, руки вперед, лишь бы захватить себе побольше, а потом все бросят и побегут кто куда. Земля никому не нужна будет. Янькову, помещику из их села Себена, советовала все продать и уехать за границу – если бы он уехал, то не увидел бы разграбления всего нажитого и избежал бы преждевременной смерти, а его дочь Лидия – скитаний.

Матушка предсказала необычную судьбу и моей матери. Ее слова в деревне пересмеивали, так как мать, по их понятиям, была старой девой (двадцать восемь лет), некрасивой, неграмотной; женихов у нее не было. Бабка моя, Феоктиста, однажды прибежала к Матронушке: «Приехал жених – вдовец (у него умерла жена, оставив четырех детей) сватать Евдокию. Как быть?» Матушка как цыкнет на бабушку: «Никакого жениха! Ты знаешь, какая судьба у твоей Дуни? Вот какой у нее будет жених – барин с усиками». Погладила усики, как будто смотрелась в зеркало, – у папы была такая привычка. «Красавец, вся губерния удивится! Не смей и думать выдавать ее замуж». Бабушка Феоктиста пошла домой невеселая, а в деревне ей объяснили: «Феоктиста, твоя Дуня умрет, вот и будет ей барин».

Через некоторое время Матронушка сказала маме: «Поезжай в Москву, устраивайся на работу». (На плечах мамы было от брата двенадцать сирот, нуждавшихся в помощи.) Мать приехала в Москву, день проходила, никто ее на работу не берет… Вечер, куда идти? Пошла по адресу: Арбат, Староконюшенный переулок, к своей будущей свекрови, моей бабке по отцу, знатного рода. Прежде у нее служила сестра моей мамы, Варвара, любимая горничная бабушки. Бабушка моя оставила маму в доме, на кухне, черной кухаркой. Отец мой, Владимир, был единственным сыном, красавец, имел невесту – княжну Ксению Шухову.

Однажды ночью он услышал таинственный голос, в котором, по внутреннему чувству, узнал голос Спасителя: «Женись на Евдокии!» Спросил у матери, есть ли в доме Евдокия. «Да, – ответила мать, – на кухне, черная кухарка». Отец пошел на кухню и, увидев Евдокию, чуть не упал в обморок… До того его испугала такая судьба!

Вскоре отец поехал на практику (он учился в Институте путей сообщения) в Пермь, в своей коляске с кучером. Едут по Мордовии полем, июль месяц, кругом дремучий лес, из леса им навстречу вышел согбенный старец с котомкой на спине, в белом холщовом одеянии. Отец говорит кучеру: «Сверни с дороги, дай пройти старцу!» Кучер свернул, а старец остановился и сказал: «Владимир, женись на Евдокии!» И пошел своей дорогой. Кучер оглянулся и говорит: «Барин, а старца-то нет».

Отец, по приезде в Москву, начал ходить по храмам и увидел в одном из них икону преподобного Серафима Саровского – точно таким и был тот старец. Опять ему ехать на практику, уже на целый год. Его мать и говорит своему мужу: «Дам я ему в услужение самую некрасивую и самую неказистую Дуню, так спокойнее будет!» Это было за два года до революции… В 1917 году я родилась, нас с мамой отец поместил в Сергиевом Посаде (напротив монастыря был двухэтажный дом) и ездил к нам, так как его родители нас не признавали. Если бы отец не женился на маме, его бы расстреляли, как многих его родственников, приближенных к Императору.

Мой отец одно время был членом Теософского общества (председателем его был, помнится, Белюсин). Отец был искренне верующим человеком, и кончина его была блаженной, но в молодости, поддавшись, по незнанию учения Православной Церкви, влиянию модных веяний, он так увлекся этой ложной духовностью, что участвовал даже в написании известной теперь среди оккультистов книги «Арканы Таро». Маме очень не нравилось, что он посещал собрания этого общества, она старалась не пустить его, но он все равно ходил туда, делая вид, что идет со мной на прогулку. Собрания устраивались в доме на Трубной площади, там проводили опыты по «материализации пространства». Мне было около десяти лет, и я хорошо помню, как во время этих опытов из воздуха падали на стол настоящие розы. Но Матушка уговаривала маму не мешать ему: «Господь его спасет!» – и молилась за него. И действительно, в конце двадцатых годов отец порвал всякие связи с этим обществом. Помню, долго еще он опасался их мести.

Бабушка моя, Феоктиста, под конец жизни ослепла. Она была кроткая, тихая, смиренная, все время молилась… Кровать ее была отгорожена в уголке комнаты книжным шкафом. Я готовилась к экзаменам в Архитектурный институт. До этого я два раза не была принята. Бегала с просьбой помочь к матушке Матрюшеньке (в то время она жила в Сокольниках). Матушка отвечала: «Поступишь, поступишь!» Конкурс был очень большой, а к тому же много детей сильных мира сего стремились поступить в этот институт – их, конечно, зачисляли в первую очередь. Надежды было мало, а Матушка – свое: «Будешь, будешь там!» И вот как-то утром я выхожу из моей комнаты в соседнюю и вижу: бабушка стоит на своей кровати и рукою шарит по верху шкафа, что-то ищет. Я спрашиваю: «Бабушка, что ты ищешь?» А она отвечает: «Ко мне приходил юноша, в белой одежде, такой светлый, и сказал: Феоктиста, я принес тебе двенадцать свечей, ты сегодня в пять часов умрешь, готовься». Я всей душой поверила, что это Ангел предсказал бабушке кончину и что именно так и будет, и говорю: «Бабушка, когда ты придешь на третий день ко Господу Саваофу на поклон, попроси за меня, чтобы Господь помог мне поступить в институт!» Она ответила: «Если Господь допустит, попрошу».

Когда я объявила маме: «Бабушка сегодня в пять часов умрет», – она не поверила, но все же вызвала врача. Он осмотрел бабушку и не нашел никаких оснований для беспокойства. Мама проводила врача, вернулась в комнату – часы бьют пять. «Вот тебе и умерла… Мам, а мам, как ты?» Молчание. Подходит и видит – сидя, наклонив голову, бабушка тихо почила…

Я держала экзамены и опять не попала. Был ответ: не хватило одного балла. Я к Матушке, плачу, а она меня рукой по голове постукивает и приговаривает: «Да будешь, будешь там!» Я ушла от нее в большом смятении. Прошел месяц, занятия в институте уже начались.

Как-то я шла по Кузнецкому Мосту, меня увидел начальник спецчасти института и спрашивает: «Почему ты не на занятиях?» Я отвечаю: «Меня не приняли». «Как так не приняли? Идем…» Ведет меня на Петровку в Академию архитектуры. Говорит: «Посиди!» Сам же пошел к директору академии, Людвигу, – институт был в его подчинении. Выходит и говорит: «Сейчас же иди в институт на занятия. Приказ о твоем зачислении сегодня же будет». Вот так я и была принята. О том, что это чудо, я тогда не подумала. Я решила, что просто понравилась начальнику спецчасти.

И вот в 1941 году Господь мне открыл тайну моего поступления. Началась война, шла эвакуация института в Ташкент. В вестибюле валялась гора папок—личные дела спецчасти, на сожжение. Среди этой кучи я нашла и свое личное дело. И что же я там вижу? По Промыслу Божию, когда я писала свою биографию, торопясь, я сделала ошибку – я написала, что мой отец работает в НКВД. Это было подчеркнуто красной чертой. (На самом деле мой отец, инженер, работал в одной организации, подведомственной НКВД.) Это-то и послужило моему зачислению в институт. Вот так Промыслом Божиим издалека вяжется цепочка нашей жизни.

Раньше мое общение с Матушкой было такое: придешь, спросишь, получишь облегчение, покой душе и уйдешь. Матронушка всегда была краткой, избегала лишних слов, не позволяла долго засиживаться у нее. Осенью в 1942 году она поселилась у нас в Староконюшенном переулке. А было так: я приехала в Сокольники, где Матушка летом часто жила в маленьком фанерном домике, отданном ей на время. Была глубокая осень. Я вошла в домик, а в домике сырой, промозглый, густой пар, топится железная печка-буржуйка. Я подошла к Матушке, а она лежит на кровати, лицом к стене, повернуться ко мне не может – волосы примерзли к стене, еле отодрали. Я в ужасе сказала: «Матушка, да как же это? Ведь вы же знаете, что мы вдвоем с мамой живем, брат на фронте, отец в тюрьме, неизвестно, что с ним, две комнаты у нас – сорок восемь метров, отдельный вход, теплый дом-особняк! Почему же вы не попросились к нам?» Матушка вздохнула тяжело и сказала: «Бог не велел, чтобы ты потом не пожалела!»

Вскоре к нам приехала Матушка и ее прислужница Пелагея, с маленькой трехлетней сироткой Ниночкой, мы их прописали к себе. Вот здесь-то я повидала много… К Матушке приходили иногда по сорок человек; чего только мы не видели и чего только не узнали…

Кто такая была Матронушка? Матушка была воплощенный ангел-воитель, будто меч огненный был в ее руках для борьбы со злой силой. Она лечила молитвой, водой… От рождения была святая, не как другие подвижники, которые своими подвигами получали со временем святость. Она была маленькая, как ребенок, все время полулежала на кроватке, на боку, «на кулачке». Так и спала, по-настоящему почти никогда не ложилась. Когда принимала людей, садилась, скрестив ножки, две ручки вытянуты прямо в воздухе; наложит пальчики на голову стоящего перед ней на коленях человека, перекрестит, скажет главное, что надобно его душе, помолится.

Она жила не имея своего угла, имущества, запасов; кто пригласит, у того она и живет; жила на приношения, которыми сама не могла распорядиться. Была в послушании у злой Пелагеи, которая всем распоряжалась, пила и раздавала все, что приносили Матушке, своим родственникам. Без ее ведома Матушка не могла ни пить, ни есть. Иногда губы у нее пересохнут и она жалобно просила Пелагею: «Пить хочу», – а та грубым голосом, нетрезвая, наевшаяся потихоньку, лежа на кровати, отвечает: «Не время тебе пить!» Мы тайком от Пелагеи приносили еду и питье, а Матушка не берет – иногда сутками.

Матушка, казалось, знала все события вперед. Каждый день прожитой ею жизни – поток скорбей и печалей приходящих людей. Помощь больным, утешение и исцеление их. Исцелений было много по ее молитвам. Возьмет двумя руками голову плачущего, пожалеет, согреет святостью своей, и человек уходит окрыленный. А она, обессиленная, только вздыхает и молится ночи напролет. У нее на лбу была ямка от пальчиков, от частого крестного знамения. Крестилась она медленно, усердно, пальчики искали ямку… Много было случаев, когда она отвечала приходившим на их вопросы о близких: жив или нет? Кому скажет: жив, ждите… Кому – отпевать и поминать. У мамы была подруга, три раза получала извещение о смерти мужа, а Матушка – свое: «Жив, придет на Казанскую! Постучит в окошко!..»

Кончилась война, а его так и нет, и вот в сорок седьмом году он пришел, и все так и было, как она сказала! Этот человек, Тимофей Петрович Хиров, только недавно умер, года два-три назад. Весной 1948 года он достал икону Казанской Божией Матери и пешком от Кутузовки донес ее до Царицына, где в то время Матушка гостила.

Когда началась война, Матушка просила всех приходящих к ней приносить ивовые ветки; она их ломала на палочки одинаковой длины, очищала от коры и молилась. Пальчики были все в ранках. Часто говорила, что бывает невидимо на фронтах, помогает…

После войны, как и многие тогда, я была страшно бедной, надеть нечего, пальто изношено, а Матушка твердит: «Все-то у тебя будет» – и по пальчикам мои пальто пересчитывает. И действительно, после лагеря я никогда не нуждалась в чем-либо. Я часто говорила: «Матушка, я плохая, грешная, исправиться сама не могу (была вспыльчива, горда, самоуверенна и т. д.), что делать?» А Матушка мне: «Ничего, ничего, выполем травку, сорняк, потом попоим молочком, и будешь ты у нас хорошая!»

Я знаю случай, когда молитва Матушки охраняла одного человека. Это было в войну. Этот человек был на фронте, потом его направили в Горький учиться на десантника. Семья его жила в Москве, и он не имел от нее известий. В школу его не приняли, но соблазн был велик – поехать в Москву узнать, что с семьей. Это считалось дезертирством. Чтобы ехать в Москву в условиях военного времени, надо было, кроме билета, иметь соответствующие документы – в поезде постоянно устраивались проверки…

Этот человек молился Николаю Чудотворцу, заочно просил и Матушку помочь. Чудом доехал до Москвы, в поезде у всех проверяли документы, а мимо него проходили, как будто бы его и не было. В Москве, на вокзале, стояли шеренги проверяющих, и здесь он прошел с молитвой. Приехал. Разыскал семью; мать его поехала тут же к Матушке, a она ей: «Пусть сын твой поживет дома, ходит по Москве не боясь, я буду все время с ним – устроится». Страшно было, ведь он считался дезертиром! Но человек этот верил без сомнений и поступил, как Матушка велела. Потом он влился в армию чудом Божиим и молитв ради Матушки и воевал до конца войны.

Матушка многое могла вымолить у Бога. С Матушкой, как я писала, приехала девочка трех лет, Ниночка, ангел во плоти! Если ей кто-то приносил что-нибудь сладкое, она сама не ела, а прятала под мебель, а когда приходили страждущие, она спрашивала: «А есть ли у них внучек?» Сиротка все сладости отдавала этим детям. Девочка была особенная. И вот, за неделю до своих семи лет, она в сутки умерла от дифтерита. Мы все очень горевали и плакали. Матушка сказала: «Не плачьте. У нее была бы страшно тяжелая жизнь, и она была бы великой грешницей и погубила бы свою душу. Мне жаль было Ниночку, и я Бога умолила дать Ниночке смерть…» Как-то Матушка говорит: «Я видела Ниночку. Она в раю, в красоте, и видела, как она безбоязненно подошла к идущему Спасителю и смело Его спросила: “Господи, а когда же сюда придет моя мама?” (Она меня называла мама Зина, свою мать не признавала – та пила, гуляла и страшно мучила девочку, отправляла ее в мороз на холодную кухню, не давала корочки хлеба, в конце концов ее лишили материнства.) Господь ответил Ниночке: “Деточка, не наступил еще предел времени, чтобы она пришла”».

Еще о Ниночке. В 1959 году мы с мужем приехали из Магадана, где отбывали срок заключения, в Москву, хотели обвенчаться, но все время возникали всякого рода препятствия. Я уже отчаялась. Муж вернулся с Севера больной, после инсульта. Он тоже хотел совершить церковное Таинство.

Прихожу в храм – батюшка отец Василий Серебренников, настоятель церкви Иерусалимского подворья на Арбате, отказывается венчать: скоро пост, после поста, говорит, приходите… Мама к нему, а он ей то же самое. Ночью я вижу сон: пришла Ниночка в длинном белом платье и строго так говорит: «Я пришла тебе сказать, что я помогу тебе с венчанием!» Я на нее смотрю и думаю: как она поможет, если она умерла? А она как бы в ответ: «Я на это испросила разрешение у Спасителя…» Утром встаю, и вдруг прибегает после службы одна знакомая и говорит: «Отец Василий просил вам передать, что сегодня в восемь часов вечера он вас обвенчает».

* * *

Матушка была провидицей, утешительницей, наставницей; скажет словечко – и душа повернется. Души целительница, избавительница от мук бесовских. Муки были разные, от разных бесов: немощь, расслабление, окаменение, беснование, одержимость… Я как-то ее спросила: «Матушка, а можно выгнать бесов из человека?» Она сказала: «Можно, но это сопряжено с мукой – надо прекратить дыхание, как бы умереть, и выдержать это человеку почти невозможно». Была у нее одна послушница, Даша, которая очень просила Матушку избавить ее от одного недуга. Матушка согласилась: «Ложись на пол» —и стала молиться, а когда наступил главный момент, клубок подошел и закрыл дыхательное горло, Даша взмолилась: «Не могу, оставь меня». В Евангелии от Марка этот момент хорошо показан: при исцелении Спасителем бесноватого нечистый дух, вскрикнув и сильно сотрясши его, вышел; и он сделался, как мертвый, так что многие говорили, что он умер (Мк. 9, 26).

Часто бывало так (не со всеми, правда): наложит пальчики на голову и скажет: «Ой, ой, сейчас я тебе подрежу крылышки [2] , повоюй, повоюй пока!» «Ты кто такой?» – спросит, а в человеке какое-то жужжание. Матушка опять скажет: «Ты кто?» – а он еще сильнее зажужжит, а потом она скажет: «Ну, повоевал комар, теперь хватит». Начнет молиться – человек все тише и тише. Однажды четверо мужчин привезли старушку. Она махала руками, как ветряная мельница, а когда Матушка отчитала ее, она ослабла и стала как кисель.

Мать одной моей знакомой, Екатерины Жаворонковой, внезапно заболела падучей. Ее привезли к Матушке. От двери она ползла к Матушке. Та напряженно сидела, наклонившись вперед, вытянув ручки. «Ой, какого засадили!» – говорит. Отчитала, а потом обратилась к больной: «Одна я не справлюсь; если ты будешь сама мне помогать, тогда будешь жить: надо каждое воскресенье тебе причащаться». Один раз она пропустила причастие – сразу сделался страшный припадок. У них в квартире жили муж и жена, они постились в праздники, надевали рваную одежду и бегали по коридору с гоготом, ногами стучали, как копытами. Матушка сказала Екатерине (до войны, после того как ее мать поправилась, Матушка долго жила у них на Ульяновской): «Человек человека скорежит – Бог поможет, а вот если Бог скорежит, никто не поможет!» Так и было. В 1953 году Катя вернулась из лагеря, так эту колдунью выносили на руках на улицу, клали в коляску – ее парализовало, и она вся высохла.

В войну Матушка спасла Катю от тюрьмы. Катя в голодное время подделала талоны на сахар. Это обнаружили и передали дело в суд. Срок неминуемый. Карали строго. Матушка успокаивала родителей: «Я сама буду на суде. Ничего Кате не будет». И что же? Судья спросил, кто ответчик. Катя: «Я». Он: «Да не вы же!» Она: «Я». Он засмеялся, такая она была комичная (надела шляпу с полями), и закрыл дело. В суде народ возмущался: «Всем дают срок, а почему этой не дали?!»

Приходила к Матушке одна католичка – полячка Хеля; от нее ушел муж. В доме напротив, окна в окна, жила женщина, она его приворожила. Он любил Хелю, сына и говорил: «Хеля, милая, я тебя люблю, но она меня посадила на цепь, я не могу от нее избавиться!»

Однажды пришла Хеля – рыдает и показывает нам, что у нее вырос горб. Мы все щупали, поверить не могли: на спине горб, жирный, острый, как у верблюда. Неделю Матушка отчитывала Хелю, горб исчез.

Вернувшись с Колымы, однажды я встретила Хелю в храме. Она мне рассказала, что стала православной и что Матушка много сделала чудес в ее жизни.

* * *

Матушка часто шутила и на вопрос как спастись ? отвечала: «Цепляйтесь все-все за мою пяточку и спасетесь, и не отрывайтесь от меня, держитесь крепче!»

О снах говорила: «Не обращай на них внимания; сны бывают от лукавого – расстроить человека, опутать мыслями».

В наше время недавно пришедшие к вере люди, особенно молодые, осаждают священников, ищут себе духовников – если бы только одного, а им нужно разных. Ездят по монастырям в надежде найти наставника, а спасает Один только Бог. Бегая по разным отцам, можно потерять духовную силу и правильное направление жизни. Матушка не одобряла таких поисков. Она усиленно внушала нам: «Наступает время прелести. Многие впадут в нее через прельщающих их. Если идете к старцу или священнику за советом, молитесь, чтобы Господь умудрил его дать правильный ответ».

Часто Матушка повторяла: «Зачем осуждать других людей? Думай о себе почаще. Каждая овечка будет подвешена за свой хвостик. Что тебе до других хвостиков?»

Как-то Матренушка сказала мне: «Ходи в храм и ни на кого не смотри, молись с закрытыми глазами или смотри на какой-либо образ, икону. Не интересуйся священниками и их жизнью и не бегай, не ищи прозорливых или старцев. Мир лежит во зле и прелести, и прелесть – прельщение душ – будет явная, остерегайся». Спрашивающих ее совета идти в монастырь – не благословляла, говорила: «Если хочешь служить Богу, молись дома, будь тайной монахиней (или монахом), не выделяйся среди людей, не носи черной одежды» [3] .

Был и такой случай. В 1946 году, в мае, одна из близких Матушки, Таня, привела женщину-комиссара, в кожаном коричневом пальто, только что приехавшую из Берлина. Муж ее погиб на фронте, безбожница… Единственный сын сошел с ума. Говорит: «Помогите мне, я сына возила в Базель – европейские врачи не могут помочь, я пришла к вам от отчаяния! Мне идти больше некуда».

Матушка выпрямилась: «Господь вылечит твоего сына, а ты в Бога поверишь?» Она: «Я не знаю, как это – верить!» Тогда Матушка попросила воды, сказала: «Смотри» – и начала при ней громко читать над водой молитвы, потом налили в пузырек воды, и Матушка, подавая ей пузырек, сказала: «Поезжай сейчас же в Кащенко [4] , договорись с санитарами, чтобы они его крепко держали, когда будут выводить. Он будет биться, а ты постарайся плеснуть этой воды ему в глаза и обязательно попади в рот».

Прошло много времени, и мы с братом были свидетелями вторичного прихода этой женщины. Она на коленях благодарила Матушку, говоря, что сын здоров. Было так: она приехала в Кащенко и все сделала, как Матушка велела. Там был зал; с одной стороны барьера вывели сына, а она вышла с другого хода. Пузырек с водой был у нее в кармане. Сын бился и кричал: «Мама, выброси, что у тебя лежит в кармане, не мучай меня!» Ее поразило это, откуда он узнал? Она быстро плеснула водой ему в глаза, попала в рот, и вдруг он остановился, глаза стали прежними, и он сказал: «Как хорошо!» Вскоре его выписали. Рассказывал матери: летом на каникулах, студентом третьего курса университета, в Крыму он провел время с девушкой, перед его отъездом она потребовала, чтобы он женился. Он: «Не могу – учусь». Она: «Тогда ты не достанешься никому…» – и появилась около него, невидимо для других, восточная черная женщина и все время истязала его.

* * *

Я как-то сказала: «Матушка, как жалко, что никто из людей не узнает, какие чудеса вы творите именем Бога», – а она мне в ответ: «Как это не узнают? Узнают!» А я: «А кто же об этом напишет?» «Кто? Да ты и напишешь…» Я не думала писать, а вот спустя сорок восемь лет пришлось… Так исполнились слова Матушки. Я записала главное, что со мной было и что я видела своими глазами.

Я как-то говорю: «Матушка, нервы», – а она: «Какие нервы, вот ведь на войне и в тюрьме нет нервов… Надо владеть собой, терпеть. Людям лечиться надо обязательно, тело – домик, Богом данный, его надо ремонтировать. Бог создал мир, травы лечебные, и пренебрегать этим нельзя».

Матушка говорила: психических заболеваний нет, есть духовные – немощь, расслабление, беснование, одержимость разными духами злобы… Со мной был такой случай: однажды, под праздник Святителя Николая Чудотворца, в декабре, я легла спать и вдруг чувствую – темное облако стало входить в голову и меня выталкивать. Ум помрачился, в ужасе я закричала: «Мама, я схожу с ума!» Матушка из другой комнаты: «Скорее, скорее ко мне!» Мать меня подвела к Матушке, та наложила ручки мне на голову, прочла молитву, и я пришла в себя.

При жалобах на болезни и недомогания Матушка говорила: «Кырька вступила! После приема святой воды все недомогания и болезни исчезают. Бывают мнимые болезни, их насылают… Боже упаси поднимать на улице что-либо из вещей или денег».

О колдунах Матушка говорила: «Кто вошел в союз с силой зла, занялся чародейством, выхода для него нет. Человек одурманен. Нельзя обращаться к бабкам, они одно вылечат, а душе повредят – наведут порчу».

В 1974 году я жила летом в деревне. У меня была соседка-знахарка, к ней люди обращались за помощью. Мы сидели как-то на скамейке около ее дома, мимо шел сосед с двумя ведрами воды на коромысле. Она быстро вскочила и, схватив в доме ковш, зачерпнула воды в ведре соседа. Подбежала ко мне и ткнула ковш мне в губы: «Пей!» Я оттолкнула ковш, но немного воды попало все-таки в рот. Через час мне стало плохо, и я с трудом добралась до Москвы. Пошла к врачу, врач осмотрела, попросила подождать, привела еще одного врача. Обе сказали: «Немедленно на операцию. Двадцатисантиметровая опухоль». Я попросила отсрочку для устройства девяностолетней матери и больного мужа. Дали десять дней. Пришла домой в отчаянии. Звонит мне по телефону Катя – я ей все рассказала. Она только спросила меня: «Жжет?» Я отвечаю: «Огнем горит». Она: «Не переживай, тебе сделано ; я приду и скажу, как тебе лечиться». Приехала и говорит: «Три раза по утрам омывай больное место святой водой! Матушка так лечила. Читай молитвы и омывайся». (Матушка у них жила много лет на Ульяновской улице.) После первого раза мне стало лучше, а потом все боли прошли. Пошла к врачу. Снова она привела свою коллегу. Обе были удивлены и чувствовали себя неловко. Говорят: «Ничего не понимаем, никакой опухоли нет». (Обо всем этом есть запись в моей медицинской карте.) А ведь могла быть ненужная операция.

Когда я снова приехала в деревню, колдунья спросила: «Ну что, будет операция?» – она знала, что делала.

* * *

Матушка говорила об особой силе святой богоявленской воды. Она нас учила: «Омывайтесь святой богоявленской водою начиная с головы, чтобы она стекала вниз, до конца ног, омывая все тело. Святой воды надо налить немного в кружку и дополнить до верха обычной водой». Она говорила, что крещенской водой, в праздник Богоявления, освящаются вся Церковь и человек, а иорданской водой, накануне Богоявления, освящаются земля, трава, источники и вся тварь, живущая на земле.

По ночам Матушка молилась, дремала «на кулачке», полулежа. Я как-то ночью подсмотрела: она наклонилась и с кем-то невидимым разговаривала, потом повернулась в мою сторону и говорит: «Ай-ай-ай, зачем ты так?»

Однажды я слышала, как Матушка обращалась к одному всем известному лицу.

В том, что слово проникает всюду, я смогла убедиться и на своем опыте. В одну из Пасх во время моего пребывания в лагере я лежала на нарах и думала о доме, об оставшихся брате и маме и так ясно представила себе дом, время окончания праздничной службы в Москве, как мама идет домой, как они с братом садятся за стол. Мне так захотелось похристосоваться с ними, и я громко в бараке сказала: «Мама, Сережа, Христос Воскресе! Христос Воскресе! Христос Воскресе!» Вскоре я получила от матери письмо, в котором она писала, что в три часа ночи они с братом слышали мой голос и мои слова.

Матушка была совершенно неграмотная, а знала все и ведала. В 1946 году я должна была защищать дипломный проект «Министерство военно-морского флота» (я тогда училась в Архитектурном институте в Москве). Моим руководителем был Емельянов; он, непонятно за что, все время меня преследовал. За пять месяцев он ни разу не проконсультировал меня, решив «завалить» мой диплом. За две недели до защиты он объявил мне: «Завтра придет комиссия и утвердит несостоятельность твоей работы – проект беззубый!» Я пришла домой вся в слезах. Отец в тюрьме, помочь некому, мама на моем иждивении; одна надежда была – защититься и работать.

Матушка выслушала меня и говорит: «Ничего, ничего, защитишься! Вот вечером буду пить чай, поговорим». Я еле-еле дождалась вечера, и вот Матушка говорит: «Поедем мы с тобой в Италию, во Флоренцию, в Рим, посмотрим творения великих мастеров…» И начала перечислять улицы, здания! Остановилась: «Вот палаццо Питти, вот другой дворец с арками; сделай так же, как там: три нижних этажа здания крупной кладкой и сделай две арки въезда». Я была потрясена ее ведением. Утром я прибежала в институт, наложила кальку на проект и коричневой тушью сделала все исправления. В десять часов прибыла комиссия. Посмотрели мой проект и говорят: «А что, ведь проект получился, отлично выглядит – защищайтесь!»

Я как-то говорю: «Матушка, как плохо, что вы не видите, какая земля и какой мир». А она: «Мне Бог однажды открыл глаза и показал мир и творение Свое. И солнышко видела, и звезды на небе, и все, что на земле, красоту земную: горы, реки, травку зеленую, цветы, птичек».

В 1941 году я вышла замуж за атеиста (брак был гражданский), не по любви, а потому, что он спас моего брата. Я поклялась быть ему верной женой. После ранения муж был направлен в Горький. В то время Матушка гостила в Загорске, и я не спросила ее совета. В Горьком мой муж стал работать в штабе. Начал выпивать, приходить поздно, говорил: «Работа, работа!»

В 1942 году приехала я в Москву и отправилась к Матушке. Летом она жила в Сокольниках. Вхожу и говорю: «Я, Матушка, вышла замуж». А она на это: «Как же ты не спросила меня! Брось его!» – «А я же дала клятву Богу быть ему верной женой». А она мне: «Я этот грех беру на себя, а ты поезжай домой; муж твой дома – заболел. Приедешь и сразу же скажи: “Боря, дай мне прочесть письмо от Тани”, – прочтешь и бросай мужа! А то, что он спас твоего брата, так он и так тебе бы это сделал». Всю дорогу от Сокольников я ехала и плакала – разрушить жизнь, на иждивении престарелая мать, институт не кончила!

Приезжаю, муж заболел – дома; я вхожу в комнату и сразу же: «Боря, дай мне письмо от Тани». Он достал механически конверт из кармана и тут же в ужасе требует его обратно: «Как ты узнала? Я только что получил это письмо». Письмо было от официантки Тани, с которой он проводил время. Так я бросила мужа.

После ареста папы (осенью 1941 года) я оказалась в бедственном положении. Война, мать-иждивенка, Москва опустела, все бежали, работать негде. Поехала к Матушке, а она мне: «Работу не ищи, она сама к тебе придет». И действительно, зашел как-то к нам один человек, друг знакомого. После ранения он возглавил какую-то контору и взял меня туда секретарем.

Об отце Матушка говорила так: «Жив, жив, вернется. А перед этим получите письмо от него, напишет, где он, и попросит сохранить книги». Через шесть лет мы получили такое письмо; в нем была приписка врача, что отец очень истощен. (Отец писал и раньше, но, как оказалось, наш сосед, поселившийся в нашем доме, которого отец приютил из чувства сострадания, выбрасывал их. Это письмо наша знакомая случайно обнаружила в его помойном ведре.) Попытались послать посылку, а почта не принимает—запрет. К Матушке, а она говорит: «Подождите, найдется человек и сам будет отправлять посылки». Так и случилось. В церкви на Арбате, в Филипповском переулке, подошла к маме незнакомая женщина и сказала: «Я знаю ваше горе, работаю в отделе посылок правительственной платформы Курского вокзала – я вам помогу». Мало того, она еще помогала продуктами, сама носила тяжелые ящики с посылками и молилась о благополучной доставке. Отец выжил и вернулся.

Во время войны начальник конторы, где я работала, посылает меня с завхозом в командировку в Рязань что-нибудь привезти, наменять. Я отказываюсь: не умею. Матушка же говорит: «Поезжай, все сделаешь и на крыльях Божиих прилетишь домой. Я за тебя буду молиться».

Поехали, но в Рязани у нас ничего не получилось, отправились в Ряжск. Деревня за деревней, отошли от Ряжска на двадцать пять километров. Наменяли. Погрузились в санки, пудов по пять, от проезжей дороги далеко. Решили идти, а кругом бугры, овраги. Время упущено, март. Встали рано утром и по насту пошли. Километра три прошли. Солнце стало припекать, снег как сухая крупа, начали проваливаться. Тянули, тянули и оба упали, задыхающиеся, обессиленные. Чтобы прийти в себя, стали глотать снег. В отчаянии я вдруг закричала: «Николай Угодник, помоги, погибаю!» Не прошло и минуты, как завхоз поднял голову и говорит: «Смотрите, смотрите, черная точка к нам приближается». Не успела я ответить, как вижу – по оврагам-сугробам едут сани, подъехали к нам. Человек почтенного вида в черном до полу армяке, в черной скуфейке на голове говорит: «А я с дороги почему-то решил свернуть, видно, за вами». Погрузил нас, мы опомниться не могли. Он спрашивает: «Куда вас?» Я говорю: «До Ряжска», – а он мне: «Ведь вам-то надо в Рязань, в Москву ехать». Я была как одеревеневшая и даже не удивилась. «Я вас довезу до Рязани». Начало темнеть. Он и говорит: «Остановимся переночевать». Посреди полей вдруг видим одинокий домик. Вошли – кругом иконы, приветливый старик, печка натоплена. Мы сели на пол, прислонились к печке и от пережитого тут же заснули. Утром рано тронулись в путь. Возница, нас не спрашивая, подвозит к вокзалу, берет мои санки: «Скорее, скорее, поезд отходит». Подъезжаем, а уж первый гудок к отправке. Сесть невозможно, теплушки переполнены. Стоят у входа мужики стеной, не пускают. Он повел рукою: «Раздвиньтесь, посадите их». И они беспрекословно раздвинулись. Люди подняли санки, и мы оказались в поезде. Я была в таком запале, спасибо не сказала и не чувствовала ничего. Приезжаю домой, а Матушка говорит: «Ну что, на чьих крыльях прилетела?»

И вот прошло тридцать лет, прежде чем я поняла, на чьих. Как же долготерпелив и милостив Господь! Нас переселили с Арбата в Медведково. Прихожу в храм Покрова Пресвятой Богородицы, в нижний ярус, ставлю свечку Николаю Угоднику… Господи, да ведь это был он, великий чудотворец, тот же лик я вижу под митрой. Я вся затряслась. И все это случилось со мной по молитве Матушки!

С тех пор моя душа преисполнена благодарности и теплой, безграничной любви к святителю Николаю, нашему скорому помощнику. И только теперь я задаю себе в удивлении вопросы: как могли сани так быстро подъехать к нам, как могла пройти лошадь по глубоким оврагам с рыхлым снегом? Почему помощь явилась мгновенно? Что это был за дом среди безбрежных полей? Как возница узнал, откуда мы, и привез нас к самому отходу поезда?

* * *

Матушка часто говорила, что сражается с колдунами – злой силой, невидимо воюет с ними…

К Матушке приходили в числе прочих и «темные», после чего она заболевала. За борьбу с ними она расплачивалась болезнями. Рассказывала мне, как она стала сидячей: шла по храму после причастия и знала, что к ней подойдет женщина, которая отнимет у нее способность ходить. Так и случилось. «Я не избегала этого – такова была воля Божия!»

Один раз я слышала такой разговор. Пришел к Матушке благообразный старик, с бородой, степенный, пал перед ней на колени весь в слезах и говорит: «У меня умирает единственный сын». А Матушка наклонилась к нему и говорит: «А ты как ему сделал? На смерть или нет?» Он ответил: «На смерть». А Матушка говорит: «Иди, иди от меня, незачем тебе ко мне приходить».

После его ухода Матушка сказала: «Колдуны Бога знают! Если бы вы так молились, как они, когда вымаливают у Бога прощение за свое зло!»

Было время, Матушка жила в вертепе сатаны, на квартире у колдуньи (выбирать не приходилось – кто возьмет). Эту историю мне рассказала малознакомая Верочка, часто посещавшая Матушку в войну и бывавшая у нее и раньше. Она жила за городом – на станции Подлипки. Работала конструктором на военном заводе. Однажды приходит она к Матушке, а та сидит с поднятыми руками. Верочка спрашивает: «Что с вами?» А Матушка говорит: «Вот, смотри, что нам с Митрофаном сделала хозяйка дома» – и показывает под обеими руками чирьи. Потом подозвала блаженного Митрофания и сказала: «Покажи, что у тебя!» Он сдвинул брюки, а там кила – опухоль с большой графин. Матушка говорит Верочке: «Спаси нас, скорее поезжай на Немецкое кладбище и слей нам водички с креста Господня». (На этом кладбище стоял чудотворный образ Спасителя – бронзовая статуя – с крестом в руке.) Время было уже около десяти часов вечера. Матушка дала два бидона, один с водой, другой пустой, и Верочка, не рассуждая, отправилась в дорогу. Приезжает на кладбище, а оно закрыто. Обошла вокруг и где-то нашла лазейку. Статуя находилась в центре кладбища, на площадке перед кирхой. Был мороз сорок градусов, светила яркая луна. Нашла статую – она вся сияла… Медленно с руки Спасителя стекала в бидон вода. Верочка постояла – уходить не хотелось, страха не было. Куда бы она ни отошла – Спаситель смотрел на нее светлым, сияющим взором. Было хорошо. Обратно вернулась уже поздно. Матушка говорит: «Скорее, скорее мочите тряпочки и прикладывайте к нарывам мне и Митрофану».

Блаженный Митрофаний был Божий человек, его жизнь – одно скитание. Его привезли из Петрограда в дни революции еще отроком в женский монастырь в районе Вязьмы к игуменье Сарре. Он жил в келье у игуменьи под ее личной опекой и помогал сестрам стегать одеяла [5] . Но недолго он там жил. Мать Сарра ему сказала: «Монастырь скоро опустеет, всех разгонят, меня заберут, а тебя я благословляю быть странником». Всю жизнь он прожил без дома, родных, вещей, ходил по людям. Откуда он, так до сих пор и неизвестно. Как-то он сказал мне, что его родители жили в Михайловском дворце, а он остался сиротой. Все его знали: «Смотришь в поле, во ржи головка черная, с волосами длинными – это идет наш Митрофан». Он и Матушка прожили у нас всю войну. В 1948 году блаженного Митрофания арестовали, дали двадцать пять лет и отправили в Мордовию. Он также был великим прозорливцем и рабом Божиим. Матушка его очень любила.

Так вот, на следующий день Верочка была у Матушки, никаких следов на теле уже не было. Верочка говорит Матушке: «Я уже опоздала, на последний поезд не успею, переночую у вас!» А Матушка отвечает: «Беги скорее, ты успеешь на последнюю электричку, а здесь тебе ночевать нельзя, сейчас к хозяйке – колдунье нашей – придет целое полчище бесов, и тебе здесь быть нельзя, да и мама твоя будет беспокоиться». Верочка побежала и успела вскочить в последний вагон отходящей электрички. Вот как Матушка расплачивалась за свои добрые дела и любовь к людям.

Был еще случай. Верочка приехала к Матушке на станцию Сходня, и вдруг Матушка говорит хозяйке дома: «Спрячь скорее Верочку, к нам идет колдунья, спрячь ее от нее!» Ее спрятали за занавеску. Матушка говорит: «Я долго с ней разговаривать не буду, она сейчас быстро уйдет». Сотворила молитву, входит эта женщина. Матушка ей: «Ну что же, не сидится тебе там, и сюда приехала? Здесь нечего тебе делать, я больная, ложусь спать» – и выпроводила ее.

В дни демонстраций Матушка просила нас всех не выходить, закрывать окна, форточки, двери. Полчища демонов занимали все пространство, весь воздух и охватывали всех людей. Учила нас не забывать крестить еду и особенно на ночь все убирать и накрывать: «Силою Честнаго и Животворящаго Креста спасайтесь и защищайтесь!»

Я как-то спросила Матушку, как же Господь допустил столько храмов разрушить, а она мне: «На это воля Божия, сокращено количество храмов потому, что верующих будет мало и служить будет некому». Спросила: «Почему же никто не борется?» Она: «Народ под гипнозом, сам не свой, страшная сила вступила в действие… Эта сила существует в воздухе, проникает везде. Раньше болота и дремучие леса были местом обитания этой силы, потому что люди ходили в храмы, носили крест и дома были защищены образами, лампадами и освящением. Бесы пролетали мимо таких домов, а теперь бесами заселяются и люди по неверию и отвержению от Бога».

Матушка часто нам показывала в лицах, что происходит и что произойдет… Не раз она говорила мне: «Не горюй, скоро всю пятьдесят восьмую статью [6] отменят, не будет того, что было». (В лагере мне это предсказание помогало – я твердо знала, что ее слова не пропадают, и это вселяло в меня надежду. Я утешала других заключенных, особенно с двадцатипятилетними сроками.) Я спрашивала: «Матушка, а когда это будет?» – «После войны! Сначала уберут Сталина, потом после него будут правители один хуже другого. Растащат Россию. Вот “товарищи” после войны поездят по загранице, разложатся и зубы сломают. Некоторые из них увидят там другую жизнь и поймут, что хорошо, а что плохо и что дальше жить по-прежнему – гибель. И появится в то время Михаил [7] , – ручки подняла кверху, приложила руку к сердцу и голове, – вот какой будет! Захочет он помочь, все изменить, перевернуть… Но если бы он только знал, что ничего изменить ему не удастся и что он за это поплатится, его убьют – он ни за что за это не взялся бы! Начнутся смуты… распри… пойдут одна партия на другую… будут ходить по домам, спрашивать: за кого ! Будет резня». Я спрашиваю: «А что нам тогда отвечать?» – «Отвечайте: мы люди верующие, кого Господь даст, тот и будет».

Послабление будет на короткое время. «Вздохнете, но ненадолго… Все будет: и молебен на Красной площади, и панихиды по убиенном Помазаннике Божием и его семье». Сказала: «Напрасно Император Николай отрекся от престола. Не надо было этого делать, принудили. Пожалел народ, собой расплатился! Знал наперед путь свой».

«Потом придут прежние, и будет хуже, чем было! Как мне вас всех жаль! Доживете до последних времен. Жизнь будет все хуже и хуже. Защищайтесь крестом, молитвой, святой водой, причащением частым… Перед иконами всегда пусть горят лампады. Придет время, когда перед вами положат крест и хлеб и скажут: выбирайте . Мы выберем крест». – «Матушка, а как же тогда жить будем?» Она: «А мы помолимся, возьмем земельки, скатаем шарики, помолимся Богу, съедим и будем сыты!»

* * *

Ни одно слово Матушки не пропадало. В 1943 году как-то мне Матушка сказала: «В доме надо иметь одну комнату на восток, в комнате стол – престол Божий, для молитв, есть и пить на нем нельзя». Я пропустила эти слова мимо ушей, так как у нас не было ни комнаты на восток, ни своего дома. И вот прошло сорок шесть лет, и исполнились ее слова. В 1988 году у нас сгорел в деревне дом. Мы с братом, старики за семьдесят, не хотели строиться, но брат увидел во сне умершего блаженного Митрофания, который вошел в комнату и строго сказал: «Строиться, строиться и строиться!» Дом нам строил Сам Господь, так как тогда не было строительных материалов и все было очень трудно. Стройка пошла как по маслу; все шло в руки, и дом из бревен поставлен. И вот летом умерла одна монахиня девяноста трех лет. Нам отдали ее стол, и брат привез его в новый дом. И что же? Вскоре, по приезде в Москву, мне как-то священник отец Александр на исповеди сказал: «Берегите стол, который попал к вам от матушки Марии, он особенный. Умирая, она просила меня лично его сохранить. Этот стол – престол Божий, на котором в первые годы после революции совершалось Таинство Евхаристии, служили епископы и сам Патриарх Тихон, великие люди Церкви нашей, на нем есть и пить нельзя». А в доме у нас одна комната выходит на восток!

* * *

Говорила: «Умру, ставьте на канун за меня свечки, самые дешевые, ходите ко мне на могилку. Все поверяйте мне, а я буду вам подсказывать, что вам делать и как поступать. Наступает время прелести, не ищите никого, иначе обманетесь».

У меня была школьная подруга. Она не была мне приятна, но она как прилипла ко мне. Я старалась сделать ее верующей, и она стала каждый день посещать храм, рядом с ее домом. Однажды Митрофаний, который тогда у нас жил, и говорит: «А что, Галя ходит в храм?» Я: «Да». А он: «Какое это хождение – ходит и только облизывает иконы! Она хуже татарина и жида». Я возмутилась, говорю: «Матушка, Галя стала верующая!» А она мне: «Какая она верующая!» Я все свое доказываю, а Матушка: «Ну ладно, ладно, поживем – увидим». И что же? Галя была секретным сотрудником НКВД. Она оказалась для меня роковым человеком. Следователь, полковник Гарбузов, говорил мне: «Если бы не Г-кая, вы бы здесь не были».

Меня арестовали 6 января 1950 года. Обвинили по пятьдесят восьмой статье – «церковно-монархическая группа». Тяжко было, надо было отстаивать невинные души. Дело было огромное. На допросах я часто опережала следователя, и мои ответы нередко ставили его в тупик. Я называла документы, дела, которые лежали у него на столе! Он был вынужден приглашать других следователей для присутствия на допросах. Спрашивал у Кати, не занимаюсь ли я гипнозом и магией. (С Катей мы сидели в одно время, только в разных камерах.)

Матушка, переехав к нам, исповедовалась всегда у священника отца Димитрия из храма на Красной Пресне. Этот священник часто бывал у нас. Пелагея однажды и говорит: «Ты знаешь, кто он? Другого пригласи!» Матушка ответила: «Нельзя мне, так надо».

* * *

Много чудес было на следствии. Матушка невидимо отклоняла обвинения. Ко мне был приглашен гипнотизер, и один протокол я подписала под его воздействием. Страшно вспомнить. Он все время требовал смотреть ему в глаза и повторял: «Вы виновны, вы виновны!» Я чувствовала, что падаю в бездну, и какую-то огромную вину. Когда меня вызвали подписать копию протокола, я себе не поверила – ложь на брата, только что вернувшегося с войны, и многое другое. Я зачеркнула свою подпись. Понимала, что это опять может повториться. Молилась, просила помощи и вдруг вспомнила: против гипноза надо читать псалом 90-й «Живый в помощи Вышняго…» В камере нашлась женщина, которая знала этот псалом наизусть, и целый день я его запоминала. Ночью опять меня вызвали, опять тот же человек требовал смотреть ему в глаза. Я без страха смотрела и читала псалом. Гипнотизер вышел из себя, кричал, так что вены от напряжения вздулись на лице и руках, клал мне руки на плечи. Наконец, весь в поту, повалился на кожаный диван и сказал: «Я ничего с ней сделать не могу».

После тяжелейшего допроса я оказалась лежащей на полу в кабинете следователя… Сознание возвращалось медленно, в веках чугунная тяжесть, до слуха еле-еле доносились звуки. Видимо, был вызван врач – я ощущала на голове добрую руку и услышала слова: «Что вы с нею сделали?» Наверное, мне был сделан укол. Меня посадили на стул. Потом два солдата волокли меня, взяв под руки, по коридору, как сноп соломы. «Так тебе и надо, контре!» Бросили меня в камеру-одиночку поперек железной кровати, голова свесилась вниз, и ушли. У меня не было сил пошевелиться, кровь прилила к голове, а поднять ее на кровать не могу. Только одна мольба в сознании: «Помоги, помоги, Господи!» И тогда я услышала строгий голос: «Помни, Бог поруган никогда не бывает. Милость Божия всегда пребывает с человеком, молитва за Богом никогда не пропадает». С трудом я все-таки подняла голову на край кровати и забылась. Сколько я тогда так пролежала, не помню. И после много страшного мне пришлось пережить в тюрьме и в лагере. Я твердо верю, что только по молитвам Матушки осталась жива.

После моего ареста Матушка прожила всего два года – сгорела, помогая нам. Мы с Катей понимали, что́ могло ожидать Матушку. Я молилась: «Пусть с нами, только не с Матушкой».

В войну у нас проживал блаженный Митрофаний, и после войны он гостил часто у нас. Перед моим заключением его арестовали в Вязьме, дали двадцать пять лет. Также и это усугубило дело.

Мама написала мне в лагерь последние слова Матушки, обращенные ко мне: «Пусть она ничего не боится, как бы ни было страшно. Она в воде не потонет и в огне не сгорит, пусть знает это и живет, как малое дитя, – возят дитя в саночках, и нет никакой заботы – Господь все Сам управит!»

Матушка была человеком, и ей не были чужды наши страхи. Перед смертью пришел ее исповедовать отец Димитрий, и она очень волновалась, правильно ли сложила ножки и ручки. Отец Димитрий говорит: «Матушка, да неужели и вы боитесь смерти?» – «Боюсь».

После смерти Матушка многим помогала. Явилась моему будущему мужу, который также сидел в лагере, и сказала, что она мать Матрона. В руках у нее была чашка чая. Она поставила ее на тумбочку, сказав: «Давай выпьем вместе чаю; ты Зину еще увидишь, а меня больше никогда». После этого сна меня вскоре отправили на этап в тундру, и след мой был потерян на полтора года. Таким образом она успокоила моего будущего мужа, а у него самого был срок двадцать пять лет. (Он был сыном священника, погибшего в лагере.) В 1955 году меня реабилитировали, и я осталась в Магадане помогать мужу, потом ему сократили срок до десяти лет, и он вышел на свободу, но с «волчьим» паспортом – с предписанием пожизненно жить на Севере. Мы подали на пересмотр дела. Прошел год, а ответа нет и нет. И вот я вижу сон: Матушка облачается в мундир генеральский, царских времен, с аксельбантами, лентой полосатой через плечо и прикрепляет на грудь множество значков, а я спрашиваю: «Матушка, что это такое?» Она отвечает: «Это регалии – мои заслуги перед Богом». Я спрашиваю: «А куда же вы так одеваетесь?» А она недовольно: «Куда-куда – к Самому Богу Саваофу на поклон, ведь до сих пор по делу Ростислава нет ответа!» Я: «Матушка, неужели вы и там о нас заботитесь?» А она: «А куда вас денешь-то!»

Через некоторое время дело моего мужа пересмотрели и дали право на выезд и паспорт.

* * *

У могилки Матушки люди, которые ее никогда не видели, рассказывали мне о ее великой помощи. Одна старушка жила с сыном и снохой в однокомнатной квартире. Сын внезапно умер. Жена начала гулять, а старушка была вынуждена скитаться и ночи проводить на вокзале. Три года она страшно мучилась, молилась, но помощи нет. Однажды в храме кто-то посоветовал ей поехать на Даниловское кладбище, на могилку к матери Матроне. Она поехала; была несколько раз, слезно просила помочь. Через несколько дней прибегает ее сноха и говорит: «Я вышла замуж и выписалась…» Старушка была спасена. Вскоре сноха вернулась: «Пропиши меня обратно, я не знаю, как я выписалась!»

Было еще такое. Я рассказала знакомым верующим о могиле Матушки и все, что знаю о ней. И вот две женщины, не знавшие друг друга, в разное время поехали к ней и не могли найти могилку. Начинался дождь, пора уходить. И обе они взмолились: «Матушка, где же ты? Где твоя могилка?» И вдруг та, что стояла у могилы, услышала: «Ай-ай-ай!» Другая же, стоявшая неподалеку, также слышит: «Ай-ай-ай!» Одна из них – Верочка, архитектор, работающая в Даниловом монастыре, а вторая – Дуся, простая женщина, верующая. Дуся рассказывала, как ей помогла Матушка. Она была вынуждена на работе подать заявление об уходе (не сложились отношения с начальством).

Через две недели она не вышла на работу. Три месяца ее не увольняли и не отдавали документов – готовили дело в суд о прогуле. Дуся на могилке Матронушки слезно просила помочь ей. И вдруг ясно почувствовала, что ей делать: «Подавай на них в суд сама». Она подала. На суде ее стали обвинять в том, что она не сдала пятнадцать телогреек на склад. Вдруг встает прокурор и начинает защищать Дусю. Он потребовал оплатить все дни и выслать ей на дом трудовую книжку. Это было настоящее чудо.

* * *

При жизни блаженной Матроны никто из близко знавших ее не сомневался в ее святости. И после ее кончины верующие люди продолжали так же приходить к ней, как к живой… Еще при жизни Матушка как-то сказала: «После моей смерти на могилку мою мало будет ходить людей, только близкие, а когда и они умрут, запустеет моя могилка, разве изредка кто придет… Но через много лет люди узнают про меня и пойдут толпами за помощью в своих горестях и с просьбами помолиться за них ко Господу Богу, и я всем буду помогать и всех услышу».

После выхода в свет первого издания этой книжечки [8] предсказание Матушки исполнилось. Вереницы людей нескончаемым потоком с утра до вечера текут за помощью к ее могилке. Она продолжает нести тот же подвиг, что и при жизни, помогая приходящим к ней страдальцам. Когда Матушка жила у нас, я видела, как вечерами она, ослабевшая, тихо стонала от этого непомерного бремени, а по ночам молилась о всех просивших ее помощи и о всем народе нашем.

Матушка говорила: «Если народ теряет веру в Бога, то его постигают бедствия, а если не кается, то гибнет и исчезает с лица земли. Сколько народов исчезло, а Россия существовала и будет существовать. Молитесь, просите, кайтесь!»

* * *

Чем жива Россия? Еще дышит остатками святости своей и великой помощью невидимого мира. Матушка была послана Богом сражаться с державой зла, с приспешниками сатаны, прославлять Бога. Она – явление излияния Святого Духа Отца Небесного на земле, Его любви к нам, помощи страждущим людям. Всех, кто обращался к Матушке за помощью, она не только исцеляла, но и наставляла на правый путь – кроме колдунов, которые обступали ее, а она от них болела, но вела против них битвы, поражая их.

Перед глазами всегда стоит образ Матушки. Она не была строгой, не учила, была терпима ко грехам, сострадательна, тепла, участлива, всегда радостна, терпела свои муки, страдала от болезней не жалуясь. Сопутствовала мне в жизни от самого моего рождения. Теперь, когда жизнь на земле подходит к давно ожидаемому концу, когда все ближе и ближе великий и страшный день Суда Божия, все содрогается в муке. Мы видим великую битву добра и зла, и силы эти борются за каждую душу, за каждое проявление жизни. Злая сила губит сами истоки жизни нашей, и если бы не милость к нам Творца нашего, уже не было бы спасающихся на земле. Ад весь открыто выступил во всеоружии: экстрасенсы, колдуны, факиры, маги, волшебники, астрологи, «летающие тарелки» и всякая прочая нечисть обрушивается на творение Божие – человека, на всю тварь и на всю красоту земную. Бесы заселяют людей, как свои дома, всех признающих могущество зла и всех, прельщающихся на лживые обещания силы, здоровья, продления жизни. Эти люди становятся сообщниками, рабами сатанинского царства.

Прожитая жизнь предстает перед глазами – и во всем, что переплелось в ней, так ясно видится теперь направляющая десница Божия…

Минуло время мученичества, но мученичество может быть и бескровным. Не гонят человецы, но гонят бесы, не озлобляет мучитель, но озлобляет диавол, мучителей всех лютейший. … Наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф. 6, 12).

Матушка Матрона всю жизнь боролась за каждую приходящую к ней душу и одерживала победу. Этот венец мученичества пронесла она через всю жизнь. Она никогда не сетовала, не жаловалась на трудности своего подвига. Не могу себе простить, что я ни разу не пожалела Матушку, хотя видела, как ей было трудно, как она болела за каждого из нас!

Лучшие дни моей жизни – это дни, когда Матушка жила у нас. Свет тех дней согревает до сих пор. В доме перед образами теплились лампады, любовь Матушки и ее тишина окутывали душу. В доме были святость, радость, покой. Шла война, а мы жили как на небе. Жизнь вне святости и веры православной – ад кромешный, усыпление греховное.

Рассказ Ксении Ивановны Сифаровой, двоюродной сестры жены брата блаженной Матроны

Я, урожденная Сифарова Ксения Ивановна, родилась в Тульской области, в селе Себене Епифанского района. Мои родители – Сифаровы Иван Васильевич и Татьяна Павловна. Мой дедушка по материнской линии, Прохоров Павел Иванович, служил церковным старостой в церкви Успения Пресвятой Богородицы в селе Себене. Он лично присутствовал при крещении Матрены Никоновой. Родители ее были немолоды. У нее было два брата, Иван и Михаил, и сестра Мария.

Вот рассказ моего дедушки: «Дня за два до крестин в церковную сторожку зашел уставший прохожий: священник отец Василий из деревни Борятино, что в пяти километрах от Себена. Это было накануне какого-то праздника. Этот-то священник и крестил младенца Матрюшеньку. Когда во время крещения священник окунул ее в купель, то из купели до потолка вышел столб или пара, или легкого благоухающего дыма», – я точно не помню. Дедушка говорил, что священник был несказанно удивлен: «Я очень много крестил младенцев, но такое вижу в первый раз, и этот младенец будет свят».

Матрюшенька от рождения была слепенькая, а на груди у нее, на тельце, был выпуклый крестик как бы с распятием Иисуса Христа.

Все, что я знаю, это со слов моих родителей. Когда Матрюшенька подросла, она спала с родителями зимой в печке, чтобы не было холодно. Бывало, ее родители проснутся, а ее нет с ними, они зовут ее, а она отвечает: «Да вот я!» Оказывается, она ночью сидит в переднем углу и играет с иконами. Как она могла их достать, снять, положить на стол и сама спуститься? Она успокаивает родителей: «Спите, я скоро приду». Это были ее первые удивительные поступки. Когда она стала подрастать, однажды попросила мать: «Мама, дай мне куриное перо, только большое». Ей дали перья, она выбрала самое большое перо, ободрала его и говорит матери: «Мама, видишь это перышко?» Мать говорит: «Да что ж его смотреть, ведь ты ж его, Матрюшенька, ободрала», – а Матрюшенька отвечает: «Вот так обдерут нашего Царя-батюшку». Мать испугалась: «Так нельзя говорить!»

Однажды она проснулась и говорит своей матери: «Мама, подготовься, у меня скоро будет свадьба». Мать пошла к священнику, рассказала ему; священник пришел к ним, причастил Матронушку – ее всегда причащали на дому по ее желанию. И вдруг, через несколько дней, едут и едут повозки к их дому, идут люди со всеми бедами и горестями, везут больных, и все почему-то спрашивают Матрону. По пять или шесть подвод каждый день, а то и больше. Матронушка читала над ними молитвы и очень многих исцеляла. Ей мама и говорит: «Матронушка, да что же это такое?» Матронушка отвечала: «Я ж тебе говорила, что будет свадьба». К ней приезжали издалека, но никто никого не оповещал и никто никому ничего не говорил, а ехали…

Однажды Матронушка говорит: «Мама, сходи к батюшке, у него в архиве на таком-то ряду, от низу четвертый, лежит книга, а в ней изображена икона Царицы Небесной “Взыскание погибших”. У нас в храме такой иконы нет. Сходи и скажи батюшке, чтобы он ее принес». Батюшка очень удивился этому, но принес книгу ей, нашли икону эту, и она говорит: «Мама, я выпишу такую икону». Семья была бедная, мать опечалилась: чем же они будут платить за нее? Матронушка велела женщинам деревни пойти по всем церквам в округе для сбора помощи, благословила их. Они набрали всего: и денег, и хлеба, и масла, и яиц… Нашли в городе художника. Матронушка спросила: «Ты сможешь написать эту икону?» Он ответил, что ему не впервой. Матронушка велела ему пойти покаяться в своих грехах, исповедаться и причаститься. Художник сказал: «Давайте, буду писать». Матронушка спросила: «Ты точно знаешь, что напишешь эту икону?» Художник ответил, что напишет, взял все и стал писать. Прошло много времени, наконец художник пришел к Матронушке и сказал, что у него ничего не получается. Матрюшенька и говорит ему: «Иди, раскайся в своих грехах, ты убил человека». Он ужаснулся – откуда она могла знать? Тогда он снова пошел к священнику, покаялся, снова причастился, пришел к Матронушке, попросил прощения, что сразу не раскаялся. Она ему сказала: «Иди, теперь ты напишешь чудотворную икону Царицы Небесной “Взыскание погибших”». К этой иконе чудотворной идут люди с любой болью, с любыми болезнями, обращаются к ней, и она помогает. Если нет дождя – засуха, ее выносят на луг, ставят посреди нашего села и молятся, служат молебен и не успеют прийти домой, как пойдет дождь.

Дополнение З.В. Ждановой Будучи девочкой восьми лет, я жила летом у бабушки в Себене и присутствовала на таком молебне. Шло множество народа, впереди несли хоругви и эту чудотворную икону. Был июль месяц, страшная засуха. Крестный ход дошел до реки Дон, примерно три километра, и остановился на берегу, у обрыва. Начался молебен… Я как-то оступилась и упала с крутого обрыва в реку. Дон в этом месте был очень глубок – все ахнули. Гибель была неминуема. Но Царица Небесная, «Взыскание погибших», это падение чудом остановила у самой кромки темной воды… Молебен продолжался. С пением и молитвами пошли обратно до Себена; не успели войти в храм, как полил ливень.

Рассказ Антонины Борисовны Малаховой Я родилась в восьми километрах от села Себена, в деревне Подмоклое, ныне проживаю в Москве. Из рассказов моей матери я знаю о Матронушке, что она была прозорливой… Родилась слепая. Ей и годика не было, а она старалась, ползла в угол к иконам. Мать Матронушки была глубоко верующей, водила маленькую Матронушку в храм, потом она сама ходила: придет в церковь, встанет, маленькая такая, около стеночки, молится, глаза закрыты – слепая, как спит… (Матушка Матрона до семнадцатого года была ходячей.)Матронины родители, Дмитрий и Наталья, любили ходить в храм вместе; и вот мать в праздник одевается и зовет с собой Дмитрия, а он отказался, не пошел. Дома он читал молитвы, пел; Матрона тоже была дома. Мать, находясь в храме, думала о своем муже: «Вот, не пошел» – и все волновалась. Отошла Литургия, Наталья пришла домой, а Матрона ей и говорит: «Ты, мама, в храме не была». – «Как не была? Я только что пришла и раздеваюсь!» А девочка говорит: «Был отец в храме, а тебя там не было!»Село Себено построено буквой «П», Матрона жила в доме, где у «П» перекладина.Однажды Матрона, еще совсем девочкой, говорит матери: «Я сейчас уйду, а завтра утром будет пожар, но ты не сгоришь». И действительно, утром начался пожар, риги загорелись у Козловых. Чуть не вся деревня сгорела, ветер перекинул огонь на другую сторону деревни, а дом матери остался цел.Как-то по осени Матронушка сидела на завалинке, которую делали около дома до окон, для тепла. Мать ей говорит: «Что же ты сидишь? Холодно, иди в избу». Матрона отвечает: «Мне дома сидеть нельзя, огонь мне подставляют, вилами колют». Мать говорит: «Там никого нет». Матрона отвечает: «Ты же, мама, не понимаешь, сатана меня искушает». Потом это больше не повторялось.В детстве блаженная Матрона играла в куклы. То есть как понять «играла»? Она ходила в широком платье. Нашили ей самодельных кукол, и вот она бросала по одной кукле за пазуху, и они проскакивали через платье и падали вниз. Этим, как стали позже думать, она показывала, что матери будут убивать своих детей во чреве.Однажды моя тетя Анисья пошла к Матроне со своей теткой Татьяной. Татьяна идет с открытым сердцем, а тетя Анисья говорит: «Да ну, что там она знает! Что она может сказать-то нам?» Ну вот, когда пришли, Матрона говорит: «Татьяна-то пусть заходит, а эта пусть идет к тому, кто знает». И не приняла ее.На Устье, в четырех километрах от Себена, жил мужчина, у которого ноги не ходили. Матрона сказала: «Пусть идет с утра ко мне, ползет. Часам к трем доползет, доползет». Он полз эти четыре километра, а от нее пошел на ногах. Она его исцелила.Еще Матрона говорила, что краситься большой грех, человек портит и искажает образ естества человеческого, дополняет то, чего не дал Господь, создает поддельную красоту, что ведет к развращению, и эти люди будут в аду.Бабушка Анна сломала палец, пошла к Матроне, а по дороге думала: «Мне лучше идти в Березовку, к бабке, ведь она выправляет переломы», – но решила сначала зайти к Матроне. Когда Анна пришла, Матрона говорит: «Мама, кто там пришел? Анна? Ты ведь, Анна, хотела идти в Березовку палец исправить, ну и иди, иди!» Она пошла, идти надо семь километров. Пришла, а бабка говорит: «Да где же у тебя сломан палец? Он здоров!» Так вот, пока она шла, Матрона исцелила ей палец.Один мужчина пришел в Себене в храм, набрал много свечей больших и ставил их на каждый подсвечник. Прихожане говорят: «Не жалеет денег», – а Матрона услышала и говорит: «Он ставит не свечи, а столбы, потому что ему надо поставить дом». Матрона часто ходила в свой храм в Себене и всегда стояла на левой стороне, подпевая певчим.Блаженная Матрона уехала из Себена примерно в 1925 году, потому что братья ее, Михаил и Иван, относились к ней с пренебрежением, были против того, чтобы к ней ходил народ. Оба брата были коммунисты, а Матронушка со своей верой в Бога мешала им, да и боялись они за свое положение и родителей.Километрах в трех от деревни Щепено были выселки, домов в пять, в поле. Там жили две сестры, тетя Наташа и Шура. Они еще приняли нищенку Прасковью (все ее звали Панькой) и жили втроем. У них были лошадь и корова. И их «раскулачили» – лошадь с коровой отняли.Тогда Шура поехала в Москву хлопотать и заодно к Матроне зайти. Приехала к родственникам, спрашивает адрес Матроны. А они ей адрес не хотят давать: «Ты красивая, все с женихами бегаешь, нечего тебе у Матроны делать». Когда она легла спать, приснился ей сон: подходит к ней Матрона, надевает ей на голову золотой венец, говорит: «Тебя ко мне не допустили, а я тебе надеваю золотой венец». Она утром встала и родственникам сказала: «Вы меня к Матроне не допустили, а она ко мне во сне явилась». Тогда она пошла на прием к Калинину, встала в очередь. А очередь была на неделю. Нужны были документы; люди видят, что она деревенская, спрашивают, есть ли у нее паспорт. «А вот, – отвечает, – за пазухой, когда позовут, покажу». (Паспорта у нее, конечно, не было, откуда он в то время у деревенской?) Неожиданно к ней подошла незнакомая женщина и сказала: «Пойдемте со мной, я вас другим ходом проведу». Провела кругом, поднялись они на седьмой этаж и вошли в кабинет Калинина. Он говорит: «Садитесь, что у вас случилось?» «У нас взяли лошадь, корову и землю, – отвечает Шура, – что ж нам, помирать с голоду?» – «Нет, это неправильно, вам все отдадут. Идите, не волнуйтесь». На другой день она уехала домой. Тетя Наташа ее встречает: «Шурка, где ты была-то? Все нам отдали —корову, лошадь». Так они и жили единоличниками. Шура умерла молодой, в тридцать три года. Как-то приснилась Паньке тетя Наташа, вскоре после того, как умерла. Панька спрашивает ее во сне: «Как там Шурка-то живет?» «И я живу хорошо, – отвечает тетя Наташа, – а Шурка намного выше меня живет, в саду, хорошо».В 1952 году я с мамой была у Матронушки перед ее смертью. У нас был адрес, где жила Матронушка. Мы сначала пришли в Староконюшенный переулок к Евдокии Михайловне [9] , нашей деревенской. У нее большая комната, метров сорок, иконы сверху донизу, в трех углах. Матронушки там уже не было… Евдокия Михайловна нам рассказала, что Матушка уехала на Сходню, дала ее адрес. Перед отъездом Матронушка предупредила: «Уезжаю, так надо. Против всех нас готовится что-то страшное, мне здесь быть нельзя, так будет лучше»… Было и раньше такое. Жаловались соседи, что без конца ходят люди, даже полковники на машинах приезжают. А времена были сталинские.Так и случилось. Ночью приехали три полковника и три солдата из МГБ, окружили дом, вошли. Дочь Евдокии Зинаида лежала в постели, увидела их и стала молиться, чтобы только ее забрали, а не мать и брата. Предъявили ордер на арест Зинаиды. Она, уходя, пала на колени перед образом «Взыскание погибших» (Матушкина вторая икона, заказанная ею художнику) и молилась (думала про себя, а оказалось, вслух): «Царица Небесная, мне никто не может помочь: ни мать, ни брат, – одна Ты, в руки Твои предаю мою жизнь!» Ее увезли. Сына Сергея лишили права работать по специальности, он устроился рабочим на завод.Евдокия Михайловна мне дала прочесть письмо от Зинаиды, где она пишет с Колымы: «Мама, ты за меня не волнуйся, Мамусик (так они звали Матушку) меня везде охраняет и везде со мною». Матушка во сне явилась Зинаиде, и та поняла, что она умерла; написала письмо матери – точно, день ее смерти. Евдокия Михайловна говорила, что после ареста дочери и ее таскали на допросы на Лубянку, угрожали. Она поехала на Сходню к Матушке со своим горем, а та ей сказала: «Ты только не плачь, ты проси Царицу Небесную и молись Богу, а им ничего не отвечай, с ними не пререкайся. Молись Господу, Царицу Небесную проси, и больше тебе ничего не надо. Главное, чтобы ты не плакала, не волновалась. Зинаида не пропадет, вернется».Всех знакомых допрашивали, запретили ходить к ним – «враги народа». Матушку выписали из Москвы, и последнее ее место жительства так и осталось на Сходне, где она и умерла.Жизнь Матушки была скитальческой, без пристанища. В Москве она жила во многих местах, переезжала с места на место, кто возьмет. До войны долго жила у Жаворонковых на Ульяновской улице (до ареста отца Василия [10] ).Жила на Пятницкой, у Никитских Ворот, в Петровско-Разумовском (на Соломенной Сторожке), в Сокольниках, в Загорске, в Царицыно и других местах. Жить – живи, а кроме Евдокии Михайловны, ее никто не прописывал, все боялись в то время.Евдокия дала нам адрес Матушки, и мы поехали на Сходню. Дело было ранней весной, наверное, в марте, снег был сильный. Доехали мы на электричке, а дальше идти пешком с километр до ее дома. Дошли мы, к нам выходит хозяин: «Вы к кому?» «Да мы, – говорим, – к Матроне идем». – «А она, знаете, не принимает». – «Как же не принимает, мы столько времени шли…» – «А вы чьи?» «Да мы, – говорим, – тоже оттуда, где она родилась». – «Ну-ну, идите, своих она вроде принимает».Это были ее последние дни жизни – она в мае умерла.Вошли мы, а послушница ее говорит: «Она вас принять не может». У них был земляной пол в прихожей, а в доме деревянный; ну, мы с мамой упали на пол на колени и плакали, молились, очень плакали, что она нас не принимает, – значит, мы грешные.Минут, может быть, двадцать стояли на коленях. Потом открывается из другой комнаты дверь, и Матрона говорит: «Ну, пусть войдут, пусть, пусть войдут».Мне было тогда двадцать два года, а маме – шестьдесят. Мы вошли. Я вошла с трепетом.Вначале мама стала с ней разговаривать, а я рядом стояла. Мама сказала: «Я с мужем живу плохо». Матрона ей отвечает: «А кто виноват? Виновата ты. Потому что у нас Господь глава, а Господь в мужском образе, и мужчине мы, женщины, должны подчиняться, ты должна венец сохранить до конца жизни своей. Виновата ты, что плохо с ним живешь».Маму отдали замуж не по любви… Слова Матушки перевернули ее жизнь. После этих слов мама стала молиться. Потом у них с отцом жизнь наладилась.Я жила в Москве недавно, один год, как приехала из деревни, и работала на очень тяжелой работе, в котельной Первой градской больницы, давала воду горячую в роддом. Грязь, пыль; страшно мне было. Закрывалась там ночью, и мама со мной ночевала, ведь я была молодая, и по ночам стучались, я боялась. По ночам мы там молились, в этой котельной. Это до Матроны, еще до поездки к ней. При встрече она стала со мной говорить: «Где ты работаешь? Ну-у! Тебя оттуда возьмут». А я в управлении больницы никого не знала и думаю: «Кто меня возьмет? Кому я нужна?»Через две недели меня вызывает главный врач и говорит: «Ты девочка умная, грамотная, мы тебя возьмем работать завскладом». Я говорю: «Боюсь, я там не справлюсь». – «Справишься. Если кто тебя будет обижать, придешь ко мне, и я тебе во всем помогу». Вот так я стала работать завскладом, а потом перешла в бухгалтерию.Еще она мне сказала: «А ты что, задумала идти учиться? Иди, иди, сейчас время такое, учиться надо». А задумала я учиться на медсестру. Но война кончилась недавно, и у меня еще оставался страх, вдруг возьмут на войну, и поэтому я боялась идти учиться. Но когда она меня благословила, я стала учиться. Потом она мне еще сказала: «Судьба твоя далеко, эти женихи не твои, которые за тобой ходят, – гони их от себя, твоя судьба далеко».Мне было тогда двадцать два года, а замуж я вышла в двадцать девять лет. Правильно она сказала. Еще она сказала: «Потом ты будешь жить хорошо-хорошо, счет деньгам в кошельке не будешь знать». Вот и сейчас я не знаю, сколько у меня там денег. Другие считают, пересчитывают, а я никогда не знаю. Сегодня денег у меня нет, допустим, завтра они у меня обязательно появятся, откуда-нибудь да будут.На прощание матушка Матрона подозвала нас к себе, сказала: «Наклоните головы» – и благословила нас…В начале мая мы опять хотели поехать к Матушке. Приходим к Евдокии на Староконюшенный переулок узнать, не там ли она, а та нам сообщает, что Матрона умерла и завтра в шесть часов вечера, значит, третьего мая, ее привезут в храм Ризоположения. Мы расстроились, было нестерпимо жалко, что ее больше не увидим, что теперь делать? И поехали домой.У нас с мамой было задумано третьего мая поехать в Загорск к преподобному Сергию… Ну, говорим, в Загорск теперь не поедем, а то не успеем завтра матушку Матрону проводить. Легли спать. Вдруг маму в половине пятого Матрона будит: «Вставай, вставай скорее, везде успеете, езжайте в Загорск, везде успеете». Мы тут же собрались и поехали в монастырь, подали там записку о новопреставленной блаженной Матроне. Она, видимо, послала нас туда известить о своей смерти. Таким образом в Троице-Сергиевой Лавре узнали тоже о смерти Матушки, и монахи приехали из монастыря накануне похорон и в день похорон. В Сергиевой Лавре хорошо знали Матушку, она там часто гостила. На панихиде батюшка записочку нашу взял и говорит: «А кто это подал записочку? Кто подал записочку? Она что, умерла?» Там, видно, многие ее знали. Мы говорим: «Это мы подали. Да, умерла. Сегодня в шесть часов ее привезут в храм Ризоположения в Москве». Мы вернулись, успели, еще даже два часа ждали, пока ее привезут. Гроб с ее телом стоял в середине церкви, лицо открыто. Ручки у нее были такие маленькие, пухленькие, как у младенца, и все подходили, прикладывались к рукам.Все, кто был в церкви, плакали: потеряли самое дорогое – путеводительницу в жизни, как жить без нее? Такая опора была, скажет слово – и не думаешь, не терзаешься, все так и будет…Я передать не могу, что в церкви я чувствовала, что-то необычное, будто по воздуху ходила…Ее отпели, все сделали как надо и четвертого мая похоронили на Даниловском кладбище. Снег шел, как сейчас помню. Автобус подъехал. Кто в автобусе, а кто пешочком шел, до кладбища недалеко. Похоронили там, где она в настоящее время и находится. Приходят люди, ставят свечи на могиле, священники служат панихиды. Горит у нее там неугасимая лампада с того дня, как ее похоронили.На Добрынинской, где я жила, срочно ломали дома и нас выселяли. Я тогда ходила к Матроне на могилку рано утром, до работы, и просила, чтобы она мне помогла в трудную минуту.Я жила вдвоем с сыном и просила Матрону, чтобы мне дали жилье, как по закону положено, сверх этого я ничего не просила.Всех уже выселили, остались только те семьи, где по два человека. Вызвали нас на комиссию, решают, какую площадь давать. Начальник посмотрел документы. Сереже было одиннадцать лет, положена однокомнатная квартира, а он выписал ордер на малогабаритную двухкомнатную. Я сразу поняла, что это Матрона помогла. Дня за три до этого, в субботу под воскресенье, Матрона мне приснилась. Мы стоим с сыном около гардероба – у меня стояли на нем иконы. Матушка Матрона открывает дверь в нашу комнату. Сама в сарафанчике широком, седенькие волосы… Раскрывает дверь и складывает такую большую гору, чуть не с нее ростом, только я не могу разобрать, как бы в тумане, или это яблоки, или яйца крупные. Поворачивается к нам и говорит: «Ведь это я вам принесла!» Я сразу поняла, что она нам принесла квартиру. Мы тогда с Сережей сразу побежали в церковь, потом на кладбище, помолились, поблагодарили. И мы действительно получили квартиру двухкомнатную, такую, какую и не ждали.Еще перед тем, как мне выходить на пенсию, за год, я все просила Матрону, чтобы мне получить пенсию побольше, чтобы хватало на храм. И вот я нашла дополнительные документы и получила полную пенсию, сто тридцать два рубля. А после мне снится сон, будто я пришла в больницу навещать Матрону. Я говорю: «Матронушка, я пенсию получила!» А она: «Ай, как я рада за тебя, как рада!» Видно, молилась за меня.Один батюшка сказал мне поминать Матрону как святую. Ну, так я и стала делать примерно в семидесятом году. Через полгода она мне снится: подходит ко мне на своей могилке и говорит: «Я еще не святая, меня святой не называй», – и я опять стала обращаться к ней как к блаженной Матроне.На Пасху в 1989 году на могилку к Матроне пришли две порченые, одной лет сорок, а другой лет тридцать. Я стояла у ног Матроны, у дуба, а они в головах. Народу было человек десять. Одна из этих двух кричит: «Ух ты, Матрона! Молишься за всех, Матрона!» Я ей говорю: «Положи голову к Матроне на могилку, где находится Матушкина голова». Она не может, что-то ей мешает. Я говорю: «Клади, клади, не бойся, нагибай голову, клади». Наконец она положила голову; но тут у нее стали дергаться ноги, и она начала биться о землю. Потом это прошло. Она поднялась, ей стало легче.На могилке лежали крашеные яйца. Я ей говорю: «Возьми себе три яйца красных». Она: «Да? Взять три яйца, взять?» – и протягивает руку, а рука все ходит над яйцами и никак не может их взять. «Бери, бери, – говорю я, – не бойся». А вторая стоит рядом и кричит: «Не бери крашеные яйца, не бери крашеные яйца, не бери!» Наконец она все-таки взяла и спрашивает: «Что мне с ними делать?» Я ей говорю: «Клади в карман, завтра их съешь, это тебе от Матроны». А вторая хватает щепоть песку и сразу в рот, и начала жевать, глотать и кричать. А потом без всяких затруднений взяла яйцо. Обе они притихли, успокоились, поговорили с нами и пошли. Больше я их не видела. Вот как действует сама могилка и присутствие Матушки.Блаженная Матронушка еще при жизни говорила: «После смерти моей приходите на могилку. Как принимала людей, так и буду принимать». Блаженная Матрона за три дня до своей кончины сказала, что она отойдет ко Господу. У нее спросили: «Матронушка, как же нам жить? С кем же мы теперь останемся, с кем советоваться будем?» Она ответила: «После моей смерти приходите на могилку, я вам так же буду помогать и молиться за вас, как при жизни моей. Разговаривайте со мной, все горести свои поверяйте мне, я буду вас видеть и слышать; что душе вашей скажу, то и делайте».

Рассказ Анны Филипповны Выборновой, дочери Ксении, которая была старостой в себенской церкви при жизни блаженной Матроны Крестили Матрону в нашем храме, в сторожке при церкви, вместе с моим папой. Сначала папу крестили, а потом ее. Когда ее окунули в купель, то пошел аромат по всей сторожке, невозможно какой. Все удивились: «Что так духовит? Что же такое-то?» А священник сказал: «Эта девочка – дарованная от Господа. Она будет праведницей». Еще священник сказал ее матери: «Если она что попросит, вы обязательно обратитесь прямо ко мне, идите и говорите, не стесняйтесь, что нужно».Однажды Матронушка говорит: «Мама, мне все снится икона “Взыскание погибших”. Божия Матушка к нам в церковь просится». Собрались бабы, Матронушка благословила их собирать деньги на икону по всем деревням.Один мужик дал рубль нехотя, и брат его дал копейку на смех. Когда деньги принесли к Матронушке, то она все деньги перебрала, что-то искала, нашла этот рубль и копейку: «Мама, отдай им, они мне все деньги портят».Как только собрали деньги, сразу поехали в Богородицк и там заказали икону «Взыскание погибших». Когда икона была готова, прислали об этом сказать. Потом взяли подсвечник с тремя свечами, взяли икону в киоте и понесли ее от Богородицка до самой церкви в Себено переносом с крестным ходом, с хоругвями.Так и донесли до нашего села. Пешком шли, несли на руках, а не чувствовали тяжести, как перышко, и сама Матрона ходила встречать икону за четыре километра, ее вели под руки. Вдруг она говорит: «Не ходите дальше, теперь уже скоро, они уже идут, они близко». Она слепая от рождения, а все говорила, как видящая. «Вот – идут, через полчаса придут, принесут икону». И правда: через полчаса показался крестный ход. Здесь, на месте, где жители встречали икону, отслужили молебен и тогда только понесли ее до Себена. А Матрона то держалась за икону, то ее вели под ручки – она слепая, не видела ведь ничего. Когда принесли икону, опять молебен был, и икону поставили в нашем храме. Она там до сих пор стоит [11] .Матрона предсказывала с семи лет, даже раньше. Когда ей было шесть-семь лет, мама однажды на нее заругалась: «Зачем крестик снимаешь? Замучила меня, слепая!» Матрона отвечает: «Мамочка, это ты слепая сама, у меня свой крестик на груди». Она рожденная с крестиком на груди. Когда мать увидела, говорит: «Милая дочка! Прости меня, а я-то тебя все ругала! Я и не видела у тебя такой крестик!»Когда она начала предсказывать, людей очень много к ней стало ездить. Привозили лежачих. Здесь ночует ночь и едет назад здоровый. Она большая была помощница!А со мной был вот такой случай. Я, конечно, не помню, мне было тогда девять месяцев. Колдовство – оно и сейчас есть, и тогда было. Мне «сделала» тетка родная: в люльке посмотрела, погладила – и у меня ножки согнулись в коленках. Пришла мама с работы – ребенок грудь не берет, кричит во всю глотку, лежит задрав ноги, будто их скрутило, подогнуло к груди. Никак их мне не могли распрямить, в девять месяцев не вставала на ножки совсем. Матроны тогда не было, она была в Москве. Дядя поехал за ней и привез ее в Себено. О приезде Матушки сообщили родные. Мама моя тут же побежала к Матроне. Она жила от нас домов за восемь. Хожалка была недовольна: «Вот, не дадут поспать». А мать говорит: «Дарья, не твое это дело. Ты знаешь, сколько она спит». А Матрона сказала: «Приноси, приноси, Аксиньюшка. Люлечку вынеси на ветерок, пускай лежит на улице люлечка, а с девочкой приходи ко мне». Матрона читала надо мной часа два. Я у нее на груди заснула. Матрона говорит: «Клади ее на чистое место, да все покропи водой – люлечку, весь дом». Положили меня на стол, люлечку принесли. Матрона воды дала, покропила все водой, положила меня в люльку. И вот, когда я в люльке зашевелилась, мама подошла и взяла меня. К столу поднесла, посадила. Уже я сижу, и ножки опущены. Потом я скинула с колен одеяло и встала на ноги. Улыбаюсь родным братьям (у меня три брата было). Все обрадовались, ну а я засмеялась и уже стала ходить. Так за сутки я сделалась здоровой. Вот какая помощница была наша Матушка! Мама все время к ней ходила, еще молодая. В Москву ездила, когда уже Матрона уехала из деревни. И все время она помогала маме.А еще был такой случай. Пришли к моей бабушке две женщины и пошли к Матроне на исцеление. Одна с верой шла, а другая – с хитростью. Пришли они к Матушке. Одну она приняла, дала воды, а другой даже и воды не дала. «У меня, – говорит, – водички для вас нету». Приходят они обратно от Матушки, а моя бабушка говорит: «Ой, миленькая, я вам дам водички, у меня есть Матронина водичка!» Она их накормила, этих старушек, чаем напоила, и стали они собираться. А бабушка вспомнила и говорит: «Подожди, я тебе сейчас водички налью». Только налила водички, поставила на столик: «Вот, возьмешь». И тут же бутылочка пополам раскололась, и водичка разлилась. Тогда бабушка моя зашумела: «Ой, что же я сделала! Зачем я дала тебе воды-то!» Побежала к Матроне. А Матрона, только та входит, говорит: «Иди, иди! Я тебе сейчас покажу, как моей водичкой распоряжаться! У меня у самой воды разве нету? Раздобрилась, дала! Что, дала ей воды-то?» – «Нет, Матушка, не дала. Бутылка лопнула…» – «Я и знаю, что лопнула! У нее и в руках-то не должна моя водичка быть».Мать все время к ней ходила, а отец-то не ходил. Все знали Матушку, все приходили с какими-то нуждами, заботами. С кем что-нибудь «сделают» – к ней идут. Даст воды – все исцеляются.Потом она уехала из деревни в Москву, но навещала все равно, из Москвы ездила. Или вызовут, или сама приедет – соскучится по дому, по матери.Вот пришлось мне как-то ехать к Матроне; это еще в первый раз. А до этого видела я ее во сне: она сидит в черном платье, волосы на рядок и ручки так вот спущены. Такой я ее увидела во сне. Встаю и говорю: «Мама, я видела Матронушку». «А какая она была?» – «Вот такая. Ручки маленькие, полненькие такие, пушистые волосы на прямой рядок, черное платье с белыми мушками». И точно, я ее увидела такой, когда мне пришлось к ней поехать. Я ей говорю: «Маменька, я тебя во сне видела такой». А Матушка говорит: «А ты ведь галдела матери две недели, вот я тебе и привиделась».Вот какая наша Матрона была, и все-то она знала. Бывало, только зайдешь – уж она говорит из своей комнаты: «Это наши, наши соскучились по мне, открывай скорее!» Вот какая она была прозорливая! Или придут к ней за двести километров. Идут, а по дороге о своем думают. Только они зайдут к ней, а она им говорит: «Вот у вас такие-то дела, вот что». Говорила и даже по имени называла.А еще вот какой случай был. Приехал мой брат из Москвы к матери. И вот повели мы с ним корову продавать в Москву, на Белорусский вокзал, а оттуда – в Жаворонки. Мы прошли километров тридцать, когда обнаружили, что брат обронил где-то документы: и свои, и мои, и коровьи – все растерял. Он говорит: «Я сейчас застрелюсь! Куда мне деваться?» А я назвала брата старшего дураком. «А как же мы теперь пойдем?» – «Будем Матрону просить, она нам поможет, с нами пойдет». Вот это Матушка! Давала нам путь и давала нам дом, где ночевать. До Москвы шли десять дней. И вот как ночевали: Матрона покажет, где дом, мы стучимся – и нас принимают. Мысленно показывала, конечно. Я брата спрашиваю: «Где ночевать-то будем?» Он говорит: «Вон дом за огородами, с голубой крышей». Туда пошли, постучали, хозяева нас пустили и ночлег дали. А когда патрули приходили, то они отвечали: «Чужих у нас нет, только брат с сестрой приехали». А у нас документов-то не было! А они нас не спрашивали, принимали как родных. И так всю дорогу было. Вот, за десять дней мы дошли, корову привели, все благополучно. Брат дивится: после войны патрули были, везде останавливали, но нас нигде не остановили. Я брату говорю: «Ты видишь, какие чудеса!» Он говорит: «Вижу, Нюра». Потом я говорю: «Вот вернемся в десятом или одиннадцатом часу, поедешь к Матрюше?» – «Поеду».

Пришли мы с братом к Матроне, еще дверь не открылась, а слышим ее голос. Хожалка открывает, а она смеется: «Пускай, пускай их, это свои. Я, слепая, всю дорогу с ней корову за хвост вела. Веди ей корову, да дай ей дом, да ночлег у хороших людей! Вот когда я тебе понадобилась-то! С языка меня не спускала!» А брату говорит: «Как это сестра моложе тебя, а дураком назвала?» Брат потом говорил: «У меня волосы дыбом встали, ведь она с нами не шла, а все знает!» Тогда брат спрашивает у Матроны: «Что же мне теперь делать – все документы потерял». – «Твои документы стоят всего десять рублей. Ничего тебе не будет». Вот поблагодарили мы Матушку! Какая она правильная, какая вера глубокая была! Богодарованная!

Много раз я к ней ездила. Однажды поехала с двоюродной сестрой. Я с Матушкой говорила, она надо мной читала. А двоюродная сестра молчит, язык – как прирос во рту. Матрона ей говорит: «Что язык убрала! Дома только ругаться матерным можешь, а тут примолкла!» Сестра помолчала и отвечает: «У меня язык куда-то ушел, я не могу говорить». Она спросила только про мужа, но Матрона ей сказала: «Думай сама». Сестра испугалась и ничего больше не спросила: ни про мужа, ни про брата. Они не пришли после с войны. Матрона же говорит: «Брат твой живой, и мужа твоего все время поминаю, муж тоже живой». Так все и оказалось. Брат потом еще много раз ко мне приезжал.

А еще как-то я поехала к ней постом, незадолго до ее смерти. Она мне говорит: «Ты не бойся, войны теперь не будет. Мы ляжем так, а встанем по-другому». – «А как по-другому?» «Мы, – говорит, – перейдем на сук». Я говорю: «Матушка, я не знаю, что это за сук?» – «Соха, на соху перейдем». Я говорю: «А куда же трактора денутся?» – «О-о, трактора!» Она просто сказала: «Будет соха работать, и будет жизнь хорошая. Мы еще пока не дождались таких времен. Ты не умрешь и все это увидишь». Вот, буду ждать.

Да, вот как она еще говорила: «Войны не будет, без войны все умрете, жертв много будет, все мертвые на земле будете лежать. А еще я вам скажу: вечером все будет на земле, а утром восстанете – все уйдет в землю. Без войны война идет».

Много раз Матрону хотели арестовать. Однажды пришел милиционер ее забирать, а она ему говорит: «Иди, иди быстрей: у тебя несчастье в доме». Он послушался, поехал домой, а у него жена от керогаза обгорела. Но он до больницы ее довез все-таки живую. Приходит на работу утром, а ему говорят: «Ну что, слепую забрал?» А он отвечает: «Слепую я забирать никогда не буду. Если б слепая мне не сказала, я б жену упустил, а тут я жену все-таки в больницу свез». Матрона ему тогда сказала: «Поезжай скорее, у тебя дома несчастье, а слепая от тебя никуда не денется. Я сижу на постели, никуда не хожу».

Поехала как-то раз Матушка в Куликовку, за километр от нас, на лошади, кому-то помочь, там одна женщина очень болела. Ну а муж этой женщины говорит: «Иди, там с горшками твоя приехала! Ступай, горшки покупай». Жена на мужа заругалась: «Дурак ты, дурак!» Но все-таки она пришла к Матроне, не побоялась его, пришла. Только открывает дверь, а Матушка говорит: «А я горшки все побила! У меня горшков нет!» Та говорит: «Матронушка, прости! Ну что я с дураком-мужем сделаю? Дурак полный, да и только!»

Видите, какие случаи! Она все знала. А за сколько километров к ней приезжали – за двести, за триста, и она знала, как человека по имени звать! Брат Матушкин не верил в ее силу: «Что там она знает!» Родной брат, а не верил. А как коснулось его горе, так и поверил. И вот в последнее время (она жила в Москве) брат начал к ней ездить и прощения сколько раз просил у сестры!

Моя мама родом из села Устье. У нее там был брат. Однажды встает он – ни руки, ни ноги не двигаются, сделались как плети. А он тоже Матроне не верил. За мамой в село Себено приехала дочь братнина: «Крестная, пойдем скорее, с отцом плохо, сделался как глупый: руки опустил, глаза как у дурака смотрят, язык плохо говорит». Тогда моя мать запрягает лошадь, и они с отцом едут на Устье. Приехали к брату, он на маму посмотрел и еле выговорил: «Се-стра…» Мама на него ругается: «Что согнулся-то?» – «Не знаю… Стал… плохой…» И опять замолчал. «Ну что же, садись! Поедем к Матрюше». Собрала она брата и привезла к нам в деревню. Оставила его дома, а сама пошла наперед к Матроне спросить, можно ли его привезти. (Матушка от нас за восемь домов жила.) Приходит, а Матрона ей говорит: «Ну что, поверил, что я ничего не знаю, а сам сделался как плетень!» А она его еще не видела! А вот как сказала: «Веди его ко мне! Помогу». А брату Матрона сказала: «Благодари сестру, я из-за сестры тебе помогаю». Почитала над ним, воды дала. И на него навалился сон. Он лег спать здесь, у матери моей. Как убитый уснул. Утром встал совсем здоровым. Водички только выпил, да и покропили его. Все у него прошло.

Ксению, мою маму, часто обижали Прасковья и Марья. Марья была казначеей в церкви. Вот Марья начала печь просфоры и продавать их в углу, а их у нее никто не берет. Она и бросила печь. Поехала к Матроне, а та ей по голове постучала и наказывает: «Ты и на порог Ксении не наступай, а за порогом проси прощения». Когда Марья к нам пришла, она так плакала: «Тетушка Ксения, простите! Я не могу к вам даже на порог ступить».

Как-то моя мама поехала за Матроной в Москву: «Матушка, поедем ко мне, у меня поживешь, чего ты боишься? Похоронила бы я тебя в храме – там на полу, где “Взыскание погибших”, кирпичи разберу…» – «Приду, приду, – отвечает Матрона. – Сколько народу ко мне туда будет ходить, руки не протянешь. И храм мой никогда не закроют».

Однажды приехала я в Москву к Матушке, а она мне говорит: «Езжай домой, вези колокол в церковь и икону “Покров Пресвятой Богородицы”». Я испугалась, что тяжело нести. А она говорит: «Как перышко понесешь, не учуешь». И я довезла. Колокол был серебряный, а как звенел!

А один раз я была у Матроны в Москве вместе со своей снохой. Матрона говорит: «Вы вот в Москве, а что у вас дома делается! Двадцать пять домов сгорело! Поезжайте быстрее обратно». Мы приехали в Себено и узнали, что так все и было. Одна бабушка зашла в горницу, а там у нее лежала мята сухая и моченник [12] был из конопли. Зажгла спичку – все и загорелось.

Одна женщина из Себена, Валентина, работала в Москве у судьи секретарем, и начальник советовал ей идти работать на базу, учил воровать: «Может, когда чего возьмешь». Решила она пойти к Матроне и узнать, не перейти ли ей на другую работу, а Матрона говорит: «За большой получкой не гонись, как работаешь, так и работай, и найдется тебе побольше зарплата». Тогда начальник предложил другому секретарю идти на базу. Та согласилась, а Валентина заняла ее место с зарплатой побольше. Пришла Валентина к Матроне и говорит: «Теперь получаю больше». – «Вот видишь, а та работа была не твоя». А вторая девушка отработала на складе только три месяца. Один раз какие-то две баночки с чем-то унесла. За эти баночки она получила три года. Валентина Матрону благодарит: «Бабушка, большое тебе спасибо. А той ведь три года дали». – «А я знала, что это не твоя работа, это ее место было».

Племянник Матронушки, Иван, жил в Загорске. И вдруг она его вызывает к себе; конечно, мыслями вызывала. Откуда же он мог знать? Он вон где, в Загорске жил, а она в Москве. Приходит он к своему начальнику и говорит: «Хочу у вас отпроситься: прямо не могу, надо мне к тете моей ехать». Он приехал и не знает, в чем дело. А Матрона ему говорит: «Давай, давай, перевези меня скорей в Загорск, к теще своей». Он ее привез к теще. И только они уехали, как пришла милиция. Сколько раз так было: только хотят ее забрать, как она накануне уезжает.

Еще когда Матрона жила у Ванькиной тещи, пришли мы как-то туда ночевать с Марьей Васильевной Куликовой. Марья Васильевна беспокоится: «Где будем ночевать?» А я говорю: «Матушка хоть на пороге, да положит нас». Только мы зашли, Матрона говорит: «Я перину-то вам не постелю, а из дому вас не отпущу, места всем хватит». И еще сказала: «Вот некоторые приходят, ночами не спят, все караулят, как я буду молиться». Марья Васильевна не обратила внимания на эти слова, а ведь потом так и вышло: я спала как убитая, а Марья Васильевна не спала – караулила.

Однажды приехала я к Матроне в Москву. Наш храм в Себене был закрыт, и мы хлопотали, чтобы открыли. У митрополита Крутицкого и Коломенского я была – это после войны было. Потом пошла к Матроне, а она говорит: «Ты больше не езди, вашу церковь откроют, будет служить монах». И действительно: приехал монах, отец Евлогий, но прослужил он недолго, только семь месяцев.

Когда я была у Матроны в последний раз, она сказала: «Если с тобой что случится, приходи ко мне на могилку. Наклонись, спроси, что нужно, – я дам совет». А были ведь такие случаи.

Когда Матрона умерла, моя мама была еще жива. Когда к нам пришла телеграмма, у мамы были какие-то дела, и она не поехала на похороны. И после этого все она тужила: «Дочка! Что ж это я не поехала? Поленилась!» А вскоре приснился ей сон. Матрона ей говорит: «Что же ты поленилась, не приехала? Ну пойдем, я тебя повожу, покажу все». И вот она ей во сне показала, за что умершие мучаются. Кто много говорит, смеется – тому хуже всего: язык на сковороде горячей. Мама ей говорит: «Я страшусь!» И много она ее так водила. Потом еще помнит: там был забор, а за забором люди в огне кипят, только одни головы торчат. Мама рассказывала: «Я тогда даже вскрикнула, в сторону отвернулась, вроде как не хочу даже смотреть». Вот какие вещи она ей показала. Мама долго не могла забыть этот сон.

А еще Матрона, когда была жива, состригла и дала мне немножко волос с виска и сказала: «Я тебе дам свой височек, ты его храни. И всегда ходи на кладбище, когда какая нужда или что. Проси с душою, и я помогу».

Рассказ Евгении Ивановны Калачевой, сестры Василия Ивановича Прохорова, 1907 года рождения Мать родная Матроне говорила: «Дитя ты мое несчастное!» А Матрона ей отвечала: «Я-то несчастная! У тебя Ваня несчастный да Миша!».Когда барыня купила в Себене дом, пришла к Матроне и говорит: «Я хочу строить колокольню». «Что ты задумала делать, не сбудется», – отвечает Матрона. А барыня уже известь нажгла, все приготовила. «Как же не сбудется? Все у меня есть – и деньги, и материалы». А было это все перед революцией.У нашего отца отобрали лошадь. Отец пришел домой, не знает, что делать, может, судиться? Пошла мать к Матроне, и Матрона ей сказала: «Судиться будете – лошадь вам более станет. Вы больше просудите, чем получите». Родители не послушались, наняли адвоката. Сколько денег всадили, привели свою лошадь, а она совсем скелет. Там гоняли чужую лошадь, не жалели.Сестра моя болела скарлатиной. Мать у стенки спала, а ее клала рядом, на подушке. Ночью дед встал, а девочка закатилась и задохнулась. «Ох, девка мертвая!» Огонь зажгли, давай ее отхаживать, а она померла. Пошла моя мать, Анастасия, к Матроне. Матрона ее встречает: «Не думай, ты ее не заспала». – «А мне думается, заспала». – «А если думается – жги лампадку до года».

Рассказ Анастасии, жительницы города Кимовска Когда Матронушке было уже три годика, иногда она выходила на улицу. А девчонки крапивы наломают, крапивой ее настегают и в яму глубокую посадят. А потом спрячутся и смотрят, как же она оттуда вылезет? Она с трудом вылезала и шла домой. Когда они потом ее звали играть, она им отвечала: «Не пойду я больше. Вы меня крапивой стрекочете, в яму сажаете, ругаете меня слепой, смеетесь надо мной». И не стала больше гулять с детьми.Однажды к Матронушке пришли женщины из деревни Орловки. Матрона принимала сидя у окна. Они пришли к ней на Пасхальной неделе. Одной дала просфорку, другой – воду, третьей – красное яйцо и последней сказала, чтобы она это яйцо съела, когда выйдет за огороды, на гумно. Женщина яйцо положила за пазуху, и они пошли. Когда вышли на гумно, женщина, как велела ей Матрона, разбила яйцо, а там – мышь. Они все испугались и решили вернуться обратно. Подошли к окну, а Матрона говорит: «Что, гадко мыша-то есть?» – «Матронушка, ну как же я буду есть-то его?» – «А как же ты людям продавала молоко, тем паче сиротам, вдовам, бедным, у которых нет коровы? Мышь была в молоке, ты ее вытаскивала, а молоко давала людям». Женщина говорит: «Матронушка, да ведь они не видели мыша-то и не знали, я ж его выбрасывала оттуда». – «А Бог-то знает, что ты молоко от мыша продавала».В деревне Устье одна женщина была порченая. Матрона ее вылечила. И вот эта Евдокия в тридцатом или двадцать девятом году уехала в Москву. Потом она вернулась оттуда, забрала к себе Матрону, и Матрона долго жила у нее.

Рассказ Анны Дмитриевны Прохоровой Матронушка моей матери – тетка родная. На Сходне, где она последнее время жила (мы там потом были), все сломали, и дядя Сережа, у которого она жила, умер.Я не знала, как ее называть, и смущалась этого. Но она мне сказала: «Что ж ты меня никак не называешь? Кем я тебе довожусь? Бабушка. Хоть я и не выходила замуж, я все равно тебе бабушка».Я приехала в Москву в тридцать седьмом году, жила на Котляковской улице, дом двадцать восемь. И у дяди Вани жила, маминого брата, на Комсомольской площади, и в Ногинске, у военных. Мне было тринадцать лет, пять классов кончила и уехала: голод был. Я вернулась в сентябре, а места в шестом классе были заняты.Когда началась война, я собралась в Себено. Взяла билет и перед отъездом зашла к Матроне. «Я еду домой». – «Нет, ты домой не езди». – «А я уже билет взяла». – «А кто тебе разрешил?» – «Я боюсь, тут бомбежки». – «Там еще хуже будет». Я упрямая была, не слушалась. А Матрона говорит: «Ну, потужишь и обратно приедешь».Так и вышло, как Матрона сказала. Вернулась я в Москву в сорок седьмом году. А через пять лет взяла на работе отпуск и поехала в Себено и там собралась замуж за Васю, а хотела за другого. Приехала в Москву к Матроне (она тогда жила на Сходне, улица Курганная, дом двадцать три, у дяди Сережи Курочкина), сказать ей, что уезжаю в Себено. Там уже свадьбу готовят, стол накрывают. А она говорит: «Ты Богу молилась? Подожди, не езжай». Я возразила: «Он за мной приехал, а я не поеду? Уже билеты взяли». – «Ты сейчас поедешь, и опять тебе приезжать. Сдай билеты». Я не послушалась. Приехали мы домой, а нас догоняет телеграмма: Матронушка умерла. И поехали мы обратно.Матроне было восемь лет, когда забрали нашего дедушку, Илью Горшкова (Матрониной сестры муж). Жена его растерялась: «Ох, что ж я теперь буду делать?» У них было семь или восемь детей. Матрона говорит: «Подожди, придет твой Илья». «Пошла бы ты от меня, слепая!» – отмахнулась сестра. А Матрона ей: «Не слушаешь, ну, как хочешь». Вот пошли они в ригу молотить. Матрона их предупредила: «Молотите быстрее, а то не успеете». Они только засмеялись: «Что это ты все предсказываешь, слепая?» – «Ну, как хотите. А то можете не успеть». Начали они работать, вдруг кто-то бежит: «Илья пришел!» Они побежали, все на току оставили. А ведь раньше никто не верил.Потом ей было уже годов побольше – двенадцать или четырнадцать, начала она как-то беспокоиться: «Господи, хоть бы меня отвезли, ох, скорей бы! А ты, мать, только икону одну возьми и больше ничего». Тут неожиданно приехали за ней и увезли в Краснополье. (Там жила тетя Поля, которая за ней ходила.) И в тот же день вечером начался пожар. Все дома сгорели, а Матронин уцелел.А один раз (у сестры она жила или дома) подошел мужик и хотел поджечь дом. Но видит: какой-то человек стоит и стоит возле дома. Раз подошел, два подошел, а человек все стоит, не отходит, не дает поджигать. Потом мужик этот пришел к ним с покаянием: «Правда, ваша слепая чего-то знает. Я не смог ничего сделать».Мать собралась корову покупать. Матрона тогда жила в Москве. Мать приходит к ней, а Матрона говорит: «Ты эту корову не бери». Мать не послушалась: «А я уже договорилась». И купила корову. На последние деньги купила, все тряпочки продала. А через год корова сдохла.Вот умер отец. Мать говорит: «Лошадь нам не нужна совсем. Она молодая». «А ты ее переменяй на старую», – велела Матрона. Мать не послушалась: «Как же я ее переменяю?» А лошадь никого к себе не подпускала. (Когда умер отец, Ваньке было годов восемь, брату моему.) Все равно она ее продала.Еще до Сходни Матрона жила в Загорске, у тети Поли. Я к ним часто приезжала. Однажды из Царицына приехала одна больная, муж ее был полковником. Она четырнадцать лет лежала. Ее на носилках внесли, когда они первый раз приехали. Во второй раз она уже сидела, а в третий раз уже сама шла. Муж ее не знал, как отблагодарить Матрону: «Я тебе хоть машину куплю». А Матрона от всего отказалась: «И машина мне твоя не нужна».А еще одна женщина приходила к ней – Лена. Вышла замуж со школьной скамьи. Восемнадцать лет было сыну, когда муж ее бросил и женился на другой. Она пришла к Матушке: «Матронушка, что мне делать? Он меня не хочет видеть». – «Ну и ладно». Лет через пять он заболел и лег в больницу. Лена приходит: «Матушка, как мне быть? Сходить в больницу?» – «Ступай, иди». Она пришла в больницу, а он уже помер. Она снова к Матроне: «Как же мне теперь плакать о нем?» – «Как хочешь». Жена плачет: «Милый мой, хороший мой!» Потом спрашивает: «Куда мне его записать?» – «Ну, записывай его во все церкви». Она записала и каждый выходной к бабушке ходит, спрашивает: «Как он там?» А Матрона ей говорит: «Я вижу его каждый день: в костюме, в серой рубашечке и лысый. Однажды влетел в окно, как голубь, и говорит: “Какой прекрасный там рай! Как бы мне туда попасть?” Ты ему закажи еще сорокоуст». Она заказала. Однажды приходит, а Матрона сидит на койке и улыбается: «А что же, вы не видели, как я с ним разговаривала?» И спустя еще некоторое время сказала: «Ну вот, теперь твой Богдан из шкуры вышел. И это все благодаря тебе».В Загорске бабушка Матрона жила у тети Поли (тетя Поля – дяди Вани моего жены сестра). Я приезжала в Загорск на выходные. У тети Поли жила еще тетка Настасья устьинская. Ей было около восьмидесяти лет, за ней дочери ходили. Ее привезли в Загорск к Матушке лечить. Ей было «сделано» на смерть: под исход месяца Настасья начинала все говорить, говорить, то лежит в лежку, то пойдет плясать, песни петь – шутик играет. Отпляшется и лежит как мертвая. Бабушка Матрона отчитывала ее, облегчала ее страдания.Однажды на Сходне, у тети Груши и дяди Сережи, бабушка Матрона говорит: «Идите все домой». И сделалось все темно, поднялся ветер, все летит мимо окон: и железо, и кирпичи, и крыши; электрички переворачивало, березки в обхват все скосило. Это был смерч 1951 года.Мы все испугались, а Матрона успокаивает: «Не бойтесь». Наш дом как стоял, так и стоит, а у всех вокруг разрушения. У кого крышу приподняло, у кого сарай, у кого во дворе все перевернуло. На ключе, за линией, где колодец был, все березы скосило, как косой. А у нас – ни кирпичика. И враз все просветлело.Она все знала наперед. Про себенскую церковь говорила: «Откроется церковь, куда она денется, откроется».Мне она говорила: «Хоть я умру, а все равно я буду с тобой, живая. Никогда про меня не забывай». Говорила мне: «Поезжай в деревню. Хлебушка, да и мяса будешь есть». Так и получилось. Живем в достатке. А я ей не поверила тогда: «Какое мясо? Да я сроду его не ела».Матрона все время сидела на койке. Ручки маленькие, ножки коротенькие. Я за нее боялась и хвататься. Она меня звала Семка, тетю Дашу – Петька, тетю Таню звала Ванькой, тетю Грушу – Андрей, всех звала на прозвище.Мать Матушки умерла в сорок пятом году, тетка Марфа – в сорок первом. Братья ее, дядя Миша и дядя Ваня, были неверующими, особенно дядя Миша. Они ее вообще не понимали. Дядя Миша тут всех кулачил [13] , дядя Ваня уж к ней ходил, когда стал плохой. Он был маленький ростом, с усиками, худенький. Приходил на кладбище, плакал. Тетя Дуня, его жена, тоже к ней ходила.За Матроной ухаживала Пелагея, которая потом умерла, тетя Поля краснопольская, порченая. После тети Поли – тетя Даша и тетя Таня. На Сходне – тетя Груша (Агриппина Ивановна) и дядя Сережа ракитинские. Вторая тетя Поля (ракитинская) тоже была порченая.Многие приходили к Матроне. Всякие ходили; бывало, на машинах приедут… Порченую на носилках несут, а она упрется в притолоку и не идет. А сама все рассказывает, кто ей что «сделал».Матрона ножки поджимала под себя, под юбку. Люди встанут на колени, она одной рукой по голове водит, а другой крестит. А та кричит: «И слепая, и дурочка, и урод, и куда ты меня прешь, на улице дождь».Она жила, примерно в 1938 году, на Пятницкой улице у Павелецкого вокзала, у церкви. Трамвайная линия, и рядышком их домик. Мне было годов пятнадцать (сейчас шестьдесят четыре). Матрона из Себена уехала еще молоденькая. Как она начала с восьми лет предсказывать, так ее и начали везде возить.

Рассказ Прасковьи Кузьминичны, из Епифани Когда началась война – немец тут быстро подошел, – Матрона передала всем людям, что в Тулу немец не войдет. «Не бойтесь, в Туле он не будет». Так и было. В день наступления немцы были как мертвые, и наши их погнали. В Туле их не было.Анна Ивановна Меняева, староста церкви в Епифани, рассказывала, что в 1951 году она устроилась работать счетоводом в райпотребсоюз. И как-то было ей не по себе там работать. Тогда она решила поехать к Матроне на совет: «Матронушка, я устроилась в штат бухгалтерии». Матрона трижды перед глазами помахала ручкой: «Ад-ад-ад!» И девять раз так сказала. Анна Ивановна поняла, что работа эта плохая, не для верующего человека, и ушла с работы. Побыла дома и думает: «Куда же мне дальше идти?» По молитве (наверное, Матронушкиной) приходят к ней домой и зовут работать в церковь помощником старосты, где и по настоящее время она работает уже старостой.

Рассказ Василия Михайловича Гуськова, 1910 года рождения, жителя села Себено Когда Матрона жила здесь, рязанские и из других областей шли к ней, народу много. Я у нее здесь не был, были мои родители, они в тяжелые моменты к ней ходили.Однажды у нас пропали лошади; дня три мы их искали, и безрезультатно. А в деревне Татинки были зеленя. Отец мне сказал: «Сходи на зеленя, может, там». Отец пошел к Матроне. А я – мимо леса, в бездорожье, напрямую полем лошадей искать. Только к лесу подхожу – слышу, заржали лошади. Я прислушался – еще. Захожу в лес, там лощина, потом на бугор, потом в осинник – там лошади. Я их обратал и приехал. А вскоре и отец пришел от Матроны. Он стал ее спрашивать, а она ему говорит: «Иди, иди домой, они уже дома».У матери сестра живет в Журишках. Как-то приходит она к нам и приглашает в Журишки. Дед мой рыбу ловил круглый год, рыба у нас всегда была. Мать завернула рыбу, и мы пошли. А дорога в Журишки – мимо церкви, мимо Матрониного дома. Сестра спросила: «Зайдем к Матроне?» А мать отвечает: «Надо ей рыбу давать, а нам мало будет». А в это время Матрона зовет свою мать: «Дай мне рыбки». – «Что ты, Матрюша, где мы возьмем?» – «У нас рыба есть», – отвечает Матрона. Тут как раз мать с сестрой пришли. Матрона взяла немного и говорит: «А это несите, куда несете, а то мало будет».Через два дома на третий от нас жил Семен Алексеевич; у него был племянник, хромой. Однажды прихожу – смотрю, племянник к ним приехал, и между ними разговор о Матроне: «Все к ней ходим, а что она знает?» Вот племянник собирается (такой френч на нем был) и говорит: «Я ее сейчас испытаю, навру ей, что жениться хочу». Скоро он вернулся и рассказал, как Матрона его встретила: «Ты зрячий, грамотный, я слепая; к кому ты пришел? Иди, иди отсюда».Потом я уже в Москве жил, поступил работать на завод, а здесь, в Себене, началась коллективизация, и хозяйства взялись кулачить. Отец убежал ко мне, а мать забрали, посадили в Виневскую тюрьму.Матрена находилась у инженера Жданова в Староконюшенном переулке. Он был инженером по кессонным работам. Матрона жила одна у Евдокии (девичья фамилия Носкова) в сорокаметровой комнате. Там был иконостас, старинные лампады, занавески тяжелые. Дом был деревянный, львы на воротах. Часть дома у инженера конфисковали и поселили людей. Я пришел к Матроне, рассказал ей, что арестовали мать. «Отпустят, – говорит Матрона, – а в чем она виновата? Она ни в чем не виновата, отпустят».Мы были во многих местах, пришли в ЦК на Моховой улице. Вход свободный, охрана стояла, но заходить не запрещали. Мы все писали на имя Калинина, а секретарей там было очень много. Куда идти? К нам подошла женщина в обмундировании и мне говорит: «Идите в четыреста какую-то комнату, на третьем или четвертом этаже, без лифта». Я поднялся, смотрю – народу немного, все в самотканых поддевках, в лаптях. «Кулаки» собрались.В комнату подают заявки, а секретарь по карточкам вызывает. Это был секретарь по сельскохозяйственным вопросам. Я ему доложил обстановку, показал бумажку, подписанную соседями, какое у меня хозяйство. Он открыл мое дело, а там разрисовано, что мы имели сорок гектаров сада, амбар и наемных рабочих. И он пишет мне бланк, чтобы все вернуть. Даже выругался. Я еще говорю: «У меня мать арестовали». Он отвечает: «Я сам подам прошение».Я приехал в Епифань к прокурору. Прокурор говорит: «Дай мне бланк». Я не отдал (тот секретарь мне сказал: «Бланк прокурору не давать. Пусть пишет свой, а нет – я сам с ним разберусь»). Прокурор сказал: «Мне некогда», – и убежал. А потом пришел и дал свой бланк: «Хозяйство государству не принадлежит, вернуть обратно».А утром мама сама пришла, ее ночью отпустили.

Рассказ Александры Антоновны Гуськовой, жены Василия Михайловича Первый раз я была в Москве у Матроны на квартире Ждановой. И в Царицыно была.Мой муж аккурат попал в плен; извещение о нем пришло: «Пропал без вести». Я приехала к Матроне. Домик деревянненький был такой. Стучусь. Выходит хожалка: «Вам кого?» – «Я приехала к Матронушке». – «Я не могу вас пустить, я вас не знаю». Дверь открыта была. Матрона услышала и говорит: «Пусти, пусти ее. Что ты ее не пускаешь?» Я вошла, поцеловала Матронушку. Спросила про мужа. Она отвечала: «Он придет. Он у строгих начальников находится». Потом спросила ее про сестриного мужа, Парашкиного. Она сквозь зубы сказала: «Придет». Я поняла, что огорчать не хотела, и он не пришел.

Рассказ Зинаиды Александровны Карпиной, уроженки села Себено, ныне живет в Москве В Себене блаженная Матрона жила около церкви. Храм был во имя Успения Божией Матери, а второй престол – на Дмитриев день. Приход был на семь-восемь деревень. Храм очень красивый. Матрона всегда стояла в храме за входной дверью. Мать ее ищет, а она в церкви.Матрона никогда ни с кого ничего не брала, но если кто что принесет – на том и спасибо.Потом ее стали преследовать власти.Моя мама, как только едет в Москву к Матроне, ей из всех деревень пишут записочки, и Матрона на них отвечает. Я была тогда еще маленькой; моя мама рано осталась вдовой, пять человек детей было. Ее стал сватать директор винного завода, а она ему сказала: «Через месяц я дам вам ответ», – а сама поехала к Матроне за советом. Матрона ей сказала: «Дуня, ты не должна этого делать, а идти по Божьему пути». Мама ее послушала и отказала жениху.У моей мамы в Москве был брат. Она как-то к нему приехала и спрашивает у Матронушки: «Я еще ночку ночую?» – а Матрона говорит: «Тебе надо уезжать, а то тебя обкрадут». Мама не послушалась, а как приехала – узнала, что нас обокрали.Я уехала в Москву в шестнадцать лет, в общежитие к сестре, которая была старше меня на четырнадцать лет. Через два с половиной года меня стали сватать за человека, которого я ни разу не видела. Моя мама мне писала: «Дочка, даже если знаешь человека два дня, но если Матронушка благословит, выходи. Москва – темный лес, это не дома, где всех знаешь за несколько деревень».И вот я поехала на Сходню. Нашла домик, где Матрона жила, а когда ехала, то думала (не нарочно, лезло мне в голову): «Ничего она не понимает». В дверях меня встретила – потом я узнала – ее прислужница. Я не сказала, откуда я. Она мне говорит, что Матрона сегодня больше принимать не будет. Я сразу решила, что вот, я ехала, думала о ней плохо, вот она меня и не принимает.Одна комната была совсем закрыта, а другая на один палец приоткрыта. И только я повернулась уйти, как слышу ее голос из комнаты: «Татьяна Ивановна, пропусти, это дочка Дунина из Себена приехала», – и Татьяна Ивановна меня пропустила. Матушка мне не дала ничего говорить и сразу сказала: «Это не твой жених, он всякими делами занимается; ты скоро выйдешь замуж, и выйдешь вперед своей сестры». Еще сказала, что я к ней скоро приеду; и правда, через два месяца я к ней приехала, и она мне сказала: «Это – твой муж, и ты будешь жить хорошо, только венчайся, до венчания ничего не позволяй». И она мне читала молитвы над головой и три раза сказала: «Будь честной христианкой – и будешь жить хорошо». Я так и сделала. Венчалась в Богоявленском храме. Сестра моя ездила ко мне в гости и тоже вышла замуж в тот же дом; она на первом этаже, а я на втором.Матрона предупредила, в какой день она умрет, и три дня принимала неограниченно. Она просила, чтобы ее отпели в церкви Ризоположения [14] , а похоронили на Даниловском кладбище, – «чтобы я слышала службу». Когда мне сообщили, что Матронушка умерла и что ее сегодня хоронят, я поехала в храм Ризоположения. Когда я приехала – ее уже отпели, я не успела проститься, но поехала с гробиком в автобусе, как родственница. На кладбище было такое паломничество, весь асфальт был заполнен народом. Пока я добралась до могилы, ее уже закапывали, я успела только горсть земли бросить.

Рассказ Ксении Гавриловны Потаповой В 1927 году я приехала в Москву из деревни; мне было девятнадцать лет.Шестнадцати лет я вышла замуж, но через год муж умер. Сначала я устроилась домработницей, а потом пошла на работу и вышла замуж за вдовца с двумя детьми.Узнала я Матрону в 1935 году. Мне было тогда двадцать семь лет, и я заболела туберкулезом. Матрона меня исцелила и сказала незадолго до своей кончины: «А легкими ты никогда болеть не будешь».Всю жизнь Матрона мне помогала. Жила она тогда, в 1935 году, в Вишняковском переулке, недалеко от храма Николы в Кузнецах, Татарская улица, двухэтажный дом, в подвале, у племянницы. Пришла я к ней без креста – боялась его носить. Бывало, стану подметать, крест выпадет, а хозяева мне говорят: «Что ж ты удавленника-то носишь, молодая девушка?»Пришла я к ней, прошу: «Матронушка, помоги мне!» А она отвечает: «Что, Матронушка – Бог, что ли? Бог помогает». – «Вот те и Матушка», – думаю.У нее была послушница, она и спрашивает: «А крест-то на тебе есть?» Матрона за меня отвечает: «Кто ей давал-то. Они все кресты побросали, только ищут здоровья, чтоб им Бог дал». Послушница мне и говорит: «Ты надень крест, тогда приходи. Ты к кому пришла без креста?»

Матрона меня всегда принимала хорошо. Если кого не хочет принимать, с теми говорит притчами, а со мной – простым языком.

Две послушницы тогда были у нее: одна Татьяна, другая Даша. Сперва была Пелагея. Она ее выдала замуж за священника. У них двое детей было, мальчик и девочка. Сын не женился, и дочь замуж не вышла. Еще была сиротка, лет пять ей было. Она умерла.

Врачи не заметили у меня туберкулеза, думали, что сердце. Выписали двадцать капель валерьянки. А когда разобрались, в легких уже была каверна.

Поставили мне дыхательный аппарат, а с ним что-то не заладилось. Стала я проситься в санаторий, а с путевками было трудно. Пришла к Матушке, спрашиваю: «Что мне делать? В деревню ехать или ждать путевку?» – «Путевка-то тебе будет». И действительно, дали мне через две недели путевку в Крым с бесплатной дорогой, три месяца пробыла я в Крыму.

В войну я не работала. Перед самой войной у меня родился ребенок, жила тем, что с сумками, мешками ездила в Плавск Тульской области. Обычно после Серпухова всех проверяла милиция. Перед поездкой я заходила к Матронушке: «Матушка, благослови!» – «Поезжай, никто не тронет». И милиция, не доходя до меня, заканчивала проверку и поворачивала назад. А мешки я носила по пятьдесят-шестьдесят килограмм, когда ездила в деревню.

Когда моей дочери исполнилось двадцать лет, она тоже заболела туберкулезом. Она лежала в больнице в Сокольниках, а Матрона тогда тоже жила в Сокольниках. Однажды дочь отпросилась из больницы – захотела пойти со мной к блаженной Матроне. Пришли мы к ней; дочь осталась за дверью, а я зашла, поговорила. Потом осмелела и говорю: «А дочь-то со мной». Матрона улыбнулась: «Вы не можете ходить по одной, обязательно чтобы хоровод с вами был». Вдруг говорит: «Да, да». Я спросила, к кому же она обращается – в комнате никого, кроме нас, не было. «Это тебе не нужно знать», – отвечает. Наверное, она с Ангелами говорила.

Потом дочь положили в больницу в Звенигороде; у нее уже начался распад легких. Предложили операцию. Приехала я ее навестить, она плачет: «Боюсь, умру».

Пошла я к Матушке, рассказываю, что дочери предлагают операцию. «А какую?» – «Легких». – «А я не разрешаю! – постучала кулаком о кулак. – Пусть выписывается, если будет стоять вопрос о выписке, а от операции отказывается».

Вскоре после этого дочери стало намного легче, настолько, что она собралась замуж. Пришла она к Матроне: «Матронушка, я хочу замуж выходить». – «Куда собралась постом-то? Я тебя после выдам за хорошего». А она вышла постом за своего жениха и родила девочку. Вскоре у моей дочери повторился сильный туберкулез с кровохарканьем и распадом легких. Это было зимой. Предложили операцию. Врачи сказали: «Если согласишься – год тебе жить, а если не решишься – ни за что не ручаемся». И отпустили за советом к родителям. Она приезжает под масленицу, ревет: «И так и так – смерть». Я и говорю: «У нас есть советчица, пусть будет по ее». – «Съезди, – попросила дочь, – спроси».

Матрона тогда жила на Сходне или на Арбате, не помню. Приехала я за советом. «Что делать? И так и так – смерть». Она опять постучала кулаком о кулак: «А я не разрешаю. А если вы, родители, разрешите, она умрет под ножом. А сколько Бог нарек – столько проживет». Дочь отказалась от операции, и процесс в легких закрылся, все прошло. Она сейчас легкими здорова, даже с учета сняли.

Детей мужа, от первого брака, двух девочек, я растила как своих, переживала за них. Перед войной родила сына и семнадцать лет не работала, Матронушка мне запрещала: «Ты дома работаешь, будь хозяйкой». А когда сын закончил десять классов, я пошла работать. Перед этим вижу сон. Иду я, впереди деревенский заборчик, там вырезано окошечко, вроде как Матушка принимает в этом окошечке. Думаю: «Сейчас я про сына спрошу». Вдруг навстречу ее послушница Татьяна; «Ксень, ты далеко?» – «Татьяна Петровна, я к Матушке. Ты-то к ней пойдешь?» – «Я пойду, но попозже».

Я что-то забыла, вернулась, бегу обратно, а окошечко уже закрылось. Я умоляю загробную послушницу: «Скажите, что Ксения Гавриловна пришла, она меня хорошо принимала, она меня обязательно примет». А та ведет просфорочкой по бумаге, и на бумажке появляется надпись: «С † В †††». Четыре креста мне показала и ушла к Матроне спрашивать (это, может быть, семейная жизнь – крест, а сын Владимир – втрое больший крест). Так потом по жизни и получилось. Выходит послушница и говорит: «Она велела тебе поступать на работу». Я насупилась (она мне раньше все время запрещала). «А то муж будет серчать за деньги».

Что делать, думаю, ведь семнадцать лет не работала. Пошла я к Матроне на могилу, встала на колени, прошу помочь мне найти работу.

Вскоре встретилась неожиданно в очереди с заведующей инструментальной мастерской на «Красном пролетарии», и она взяла меня к себе на работу. Препятствий нигде не было, хотя я закончила четыре класса, а брали туда только с десятилеткой.

Перед смертью Матроны, на Страстной, я пришла к ней. Она жила на Сходне. Народ сидит на терраске. Выходит Даша, послушница, говорит: «Матронушка очень плохо себя чувствует». Матушка Даше сказала: «Всех-то провожай, а ей скажи, чтобы она подождала».

Постучала Матронушка мне по голове: «Ты меня слушайся, слушайся!»

Марья Ивановна, которая работала в храме Ризоположения, к ней ходила и рассказывала, что Матрона ей говорила: «Я в вашей церкви все иконы знаю, какая где стоит».

Рядом с блаженной Матроной, на кладбище, в одной ограде лежит Прасковья, которая работала в храме Ризоположения на Донской, за ящиком. Прасковья и дала Матроне место для захоронения рядом со своей матерью.

Марья Ивановна рассказывала, что как-то пришла к Матроне, а на столе селедка разрезанная. «Матронушка! Что-то мы ели-ели, а селедка все целая». – «А ты ешь, не обращай внимания».

Еще Матрона не велела никаких венков и пластмассовых цветов приносить на похороны.

Матрона лечила порченых. Когда она жила в Царицыне, к ней подошла одна порченая. Матрона схватила ее за шею. Женщина закричала: «Матушка Матронушка, брось, я умираю». – «Нет, не брошу, выйдешь». Та просто по полу каталась, а потом заснула.

Однажды идем с сестрой к Матроне для разговора. Сестра говорит: «Сколько я к Матронушке хожу, я бы за это время у любого врача вылечилась». Пришли, а Матрона говорит: «Что ж, Матронушка сидит в окне и зовет – идите ко мне? Сколько врачей-то в Москве, идите к ним». – «Матронушка, простите!» – «Вот ходите, а обо мне не разговаривайте».

Рассказ Прасковьи Сергеевны Аносовой Я в молодости была сильно порченая, меня как при эпилепсии било, припадки были. Матрона дала мне свою водичку и сказала: «Все пройдет». И в шестнадцать лет поставила меня на ноги.И еще помню, Матрона мне сказала: «У тебя будет тернистый путь, Прасковья, все переживешь».К ней много ходило народу. Но принимала она не всех: кого примет, а кого нет. Много молодых к ней ходило. Однажды был такой случай. У меня брат работал на золотых приисках. И вот как-то везли они морем золото сдавать в государственный фонд, и по дороге на них напали и стали топить. Моего брата ударили веслом по голове, золото отобрали. Брат с этого времени стал глупым, и его положили в психиатрическую больницу. Однажды, когда мы с матерью ехали к нему в больницу, с нами ехал молодой мужчина с женой – дочь из больницы выписывать. Обратно мы опять ехали вместе. Вдруг эта девушка начала лаять. Ей лет восемнадцать было. Я маме говорю: «Жалко, мы мимо Царицыно едем, давай завезем ее к Матронушке». (Матрона тогда в Царицыно жила.) Отец этой девушки, генерал, сначала и слышать не хотел, говорил, что все это выдумки. Но жена его настояла, и мы заехали к Матронушке. Приехали, а Матронушка меня первым делом отругала, что мы против воли заставили генерала сюда свою дочь везти. И вот стали ее подводить к Матронушке, а она сделалась как кол, руки-ноги как палки, на Матушку плевала, вырывалась. Матрона говорит: «Бросьте, она теперь уже ничего не сделает». Ее отпустили. Она упала и стала биться и кружиться по полу, и ее стало рвать кровью. Матронушка говорит: «Возьмите все это, уберите и заройте в землю». Так и сделали. Потом эта девушка уснула и проспала трое суток. За ней там ухаживали. Когда она очнулась, увидела мать и спросила: «Мама, а где мы находимся?» Та ей отвечает: «Мы, дочка, находимся у прозорливого человека…» И все ей рассказала, что с ней было. И с этого времени девушка перестала лаять. Генерал поразился и говорит: «Чем нам отплатить? Я вам могу дачу построить, денег дать…» А Матронушка говорит: «Ничего мне не надо, идите с Богом».Еще был такой случай. Дочке моей, Гале, хотели делать операцию в горле. Матрона еще была жива. А Гале моей годика три было. Мы посоветовались с Матушкой, а она сказала: «Никакой операции не нужно, все пройдет и так». И все прошло.Еще у одной моей дочки, Натальи, была сильная пупковая грыжа, величиной с кулак. Матрона тоже сказала, что все пройдет. Дала воды, читала молитвы над ее головой, и все прошло.Еще Матрона как-то сказала мне и всем, кто стоял рядом (а это было в тридцать девятом или сороковом году): «Ну что, вот сейчас вы все ругаетесь, делите, а ведь война накануне. Конечно, много народу погибнет, но наш русский народ победит».Я, бывало, прибегу к ней, вся дрожу. А она говорит: «Ну что ты дрожишь? От Бога ведь никуда не убежишь».Приходило к ней много народа: у кого развод или еще в семье что не ладится. А одна женщина пришла и говорит: «От меня муж ушел. Я ему порчу сделаю». А Матрона отвечает: «Не надо ничего делать, он сам к тебе вернется». Лично мне она сказала, что будет у нас много детей и что муж мой умрет, и я останусь одна с детьми. А он в то время был еще здоровый. Народилось у нас с ним шестеро детей. И вот у мужа нашли рак желудка, и 28 марта 1961 года он умер. Когда у меня родился седьмой мальчик, Юрочка, Матрона мне сказала: «Он у тебя жить не будет. Бог возьмет его к Себе». А мальчик был удивительный, не по возрасту разумный. Умер он в год с месяцем.Однажды сказала она Пашиному (своей послушницы) брату: «Пойди, простись с Никитушкой, ты ведь его больше не увидишь». Он посмеялся: «Как же это не увижу?» А того на следующий день хулиганы в деревне убили и бросили в колодец.Про девушек, которые уверовали в Бога, Матрона говорила: «Вам, девицам, Бог все простит, если будете преданы Богу. Кто себя обрекает не выходить замуж, та должна держаться до конца. Господь за это венец даст. Дотерпишь до конца – венец получишь, Божий венец». Вот ее слова были.Еще говорила Матронушка: «Враг подступает – надо обязательно молиться. Внезапная смерть бывает, если без молитвы. Враг у нас на левом плече сидит, а на правом – Ангел, и у каждого своя книга: в одну записываются наши грехи, а в другую – добрые дела. Чаще креститесь: крест – такой же замок, как на двери».Еще говорила: «Если вам что-нибудь будут неприятное или обидное говорить старые, больные или кто из ума выжил, то не слушайте, а просто им помогите. Помогать больным надо со всем усердием и прощать им надо, что бы они ни сказали и ни сделали».Еще давно, когда Матронушку крестили, отец Василий, блаженный батюшка, взял ее на руки и сказал три раза: «Православные, вы меня слушаете?» А сам все выше и выше поднимает Матронушку. «Господи! Кого Бог послал нам! Это дитя от Бога. Она встанет на мое место и предскажет даже, когда я умру». Так потом и вышло. Однажды ночью Матронушка вдруг сказала матери, что отец Василий умер. Родители удивились, испугались, побежали в дом священника. Когда они пришли, то оказалось, что он действительно умер, перед этим постелив на постель чистый холст, чтобы умереть на чистом холсте.

Рассказ Прасковьи Сергеевны, хозяйки домика в Царицыно Было на Матрону гонение после ареста Зинаиды Ждановой и Екатерины Жаворонковой. У Зинаиды Матронушка жила на Арбате, а у родителей Екатерины – на Ульяновской улице. Я у себя тогда прописала ее. А она мне говорит: «Ты меня прописала в Царицыно, а я тебя буду везде прописывать».Много народа к ней ходило. Кто может, сам идет, а кто не может, на подводах везут.Спала Матронушка на голом кутничке [15] с маленькой подушечкой. Она была мученица. И спала очень мало. Как-то раз ко мне приехал отец с Колымы. Мы пришли с ним к Матроне и остались там ночевать. Я думаю: дай-ка я послежу, что Матушка делает. Я следила до утра: до утра она била поклоны и молилась.А утром пришли две женщины из Бирюлева, а одна была хулиганка и стала Матрону щипать. А Матушка говорит: «Зачем вы меня щиплете? Я не ваша, я от Бога». А потом поворачивается к нам и говорит: «Ну что они пришли? Одна мочевым пузырем страдает, а почему? Она хочет у четверых детей отца отбить, читает о нем молитвы за упокой».Приходило к Матроне много девушек. Одна пришла и говорит: «Я не могу завлечь одного парня». Плакала: «Я его люблю!» А Матушка ей отвечает: «Это не любовь, а насмешка. А того парня вообще гони от себя, он не твой».Одна женщина ходила несколько раз к Матроне: ей очень хотелось съездить в монастырь, а денег не было. И вот как-то раз опять пришла она к Матроне, а та, прочитав ее мысли, говорит ей: «Ну что, я вижу, тебе хочется съездить в монастырь? Ну ничего, съездишь, и деньги у тебя будут». А через несколько дней пришла незнакомая женщина и принесла сто рублей. Дает деньги и говорит: «Ты хочешь съездить в монастырь, вот тебе сто рублей». Та женщина очень удивилась и обрадовалась: она и не надеялась, что так скоро ее желание исполнится. Съездила в монастырь, а обратно ехала без билета. Вещей у нее было много, а тут контролеры идут. «Билета нет? Выходи!» Хватают за рукав, а рядом сидит какой-то военный. И вдруг он говорит: «Я корреспондент. Если вы сейчас же не оставите эту женщину, то я в Москве до высших инстанций дойду!» И они ушли. Доехала эта женщина благополучно до дома и думает: «Надо ехать к Матроне поблагодарить». Взяла сумку с луком, огурцами и еще какими-то подарками и поехала.А у Матронушки в это время варили обед, и луку у них не было. А Матронушка говорит: «Сейчас, сейчас, через двадцать минут я схожу на базар и принесу вам луку». А через двадцать минут приехала эта женщина с луком. Матрона довольна: «Ну, вот видите, я вам луку и принесла! Видите, как быстро!»Я всю жизнь жила по ее совету. Бывало, приду к ней, спрашиваю: «Я собираюсь пойти туда-то. Можно? Ничего мне не будет?» А она: «Иди, иди! Ничего тебе не будет». Она спасла мою родную мать. Когда отца забрали на Колыму, мать была очень больна. А Матронушка мне сказала: «Не волнуйтесь, отец еще вернется, будете вместе жить. А маме воды дай попить». И дала своей водички. «Мама поправится, все будет хорошо». Так все потом и было.А послушнице своей Матрона как-то раз сказала: «Таня! Поди сюда, Петровна! Ты Пане телеграмму сразу же дай, как я умру!» Когда Матрона умерла, я эту телеграмму и получила.

Свидетельства о посмертных чудотворениях блаженной Матроны

Ниже приводятся записи о чудотворениях последних лет начиная с 1994 года, собранные на могиле Матушки Антониной Борисовной МАЛАХОВОЙ. В каждом из приведенных свидетельств указан полный адрес или номер телефона.

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

Сказания о чудесах блаженной Матроны, записанные диаконам Валерием ВАХТЕРОВЫМ, клириком церкви Всемилостивого Спаса, что в селе Андреевка Солнечногорского района Московской епархии, в 1998 году.

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

На этом мы обрываем перечень выбранных свидетельств о посмертных чудотворениях блаженной Матроны. Их подлинность не вызывает сомнений. И убеждает в ней даже не столько указание имен и адресов, сколько присутствие живых, невыдуманных подробностей, а главное – сердечное волнение и чувство благодарности, которым проникнуты невыдуманные рассказы.

Мы не сомневаемся и в том, что перечень свидетельств можно продолжать: ведь не иссякает благодатная помощь блаженной Матроны прибегающим к ее предстателъству.

Вечером 8 марта 1998 года, в Неделю Торжества Православия, по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, на Даниловском кладбище в Москве были обретены честны́е останки подвижницы благочестия XX века блаженной старицы Матроны (Никоновой).

Комиссию по вскрытию захоронения возглавил архиепископ Истринский Арсений. В перенесении честных останков старицы Матроны участвовали: наместник Новоспасского монастыря епископ Орехово-Зуевский Алексий, наместник Свято-Данилова монастыря архимандрит Алексий с братией, настоятель храма во имя святителя Мартина исповедника в Москве священник Александр Абрамов. В храме в честь Сошествия Святого Духа, что на Даниловском кладбище, наместником Свято-Данилова монастыря архимандритом Алексием в сослужении собора клириков была совершена заупокойная лития. Гроб с честными останками старицы Матроны был доставлен в Данилов монастырь и помещен в надвратном храме во имя преподобного Симеона Столпника. У всех присутствовавших при этом памятном событии состояние духа было по-особому торжественным и радостным.

В работе Комиссии помимо представителей Русской Православной Церкви участвовали эксперт по вопросам судебно-медицинской экспертизы, антрополог, доктор медицинских наук, профессор Звягин Виктор Николаевич и археолог, доктор исторических наук Станюкович Андрей Кириллович.

13 марта Комиссия закончила работу. Было отмечено, что при освидетельствовании честных останков старицы Матроны обнаружена выпуклость в форме креста на груди, о чем упоминается в ее жизнеописании.

В Покровском храме Свято-Данилова монастыря на аналое была положена частица гроба блаженной Матроны. Здесь в дни Великого поста братия служили панихиды о упокоении рабы Божией Матроны.

30 апреля, по благословению Святейшего Патриарха Алексия, при торжественном пении тропаря Пасхи «Христос воскресе из мертвых…» было совершено перенесение честных останков блаженной Матроны в храм Святых Отцов Семи Вселенских Соборов. Вечером братия монастыря отслужили заупокойное всенощное бдение.

1 мая, в пятницу 2-й седмицы по Пасхе, накануне 46-й годовщины преставления блаженной Матроны, Божественную литургию и панихиду в том же храме совершил архиепископ Истринский Арсений. За богослужением было много молящихся, хотя официально об этом событии не объявлялось.

В тот же день после панихиды гроб с честными останками блаженной Матроны был препровожден в московский Покровский женский монастырь, что у Абельмановской Заставы. Там его торжественно при колокольном звоне встретили игумения Феофания и сестры обители.

Адрес: ул. Таганская, 58. Проезд: ст. м. «Таганская», «Марксистская». Выход на Таганскую улицу, далее любым автобусам, троллейбусом до «Абельмановской Заставы» (2-я остановка).

Кондак 1

Избра́нная Ду́хом Бо́жиим от пеле́н младе́нческих, блаже́нная ста́рица Матро́но, слепоту́ и не́мощь теле́сную ко очище́нию духо́вному от Бо́га прия́вшая, да́ром прозре́ния и чуде́с обогати́лася еси́ и венце́м нетле́нным от Го́спода укра́силася еси́. Сего́ ра́ди и мы благода́рне вене́ц похва́льный прино́сим ти, вопию́ще: Ра́дуйся, пра́ведная ма́ти Матро́но, те́плая о нас к Бо́гу моли́твеннице.

Икос 1

А́нгел во пло́ти яви́лася еси́ на земли́, Матро́но блаже́нная, исполня́ющи во́лю Бо́жию. А́ще рождество́ твое́ в слепоте́ теле́сней бысть, но Госпо́дь, умудря́яй слепцы́ и любя́й пра́ведныя, просвети́ духо́внеи о́чи твои́, да послу́жиши лю́дем и дела́ Бо́жии явятся чрез тебе́. Мы же с любо́вию вопие́м ти такова́я:

Радуйся, от младе́нчества Бо́гом избра́нная;

радуйся, благода́тию Ду́ха Свята́го от пеле́н осене́нная.

Радуйся, да́ром чуде́с измла́да обогаще́нная;

радуйся, прему́дростию от Бо́га свы́ше испо́лненная.

Радуйся, мы́сленныма очи́ма во́лю Бо́жию прозира́ющая;

радуйся, слепо́тствующих умо́м мудрецо́в ве́ка се́го посрамля́ющая.

Радуйся, ду́ши заблу́ждшия к Бо́гу приводя́щая;

радуйся, ско́рби и печа́ли утоля́ющая.

Радуйся, пра́ведная ма́ти Матро́но, те́плая о нас к Бо́гу моли́твеннице.

Кондак 2

Ви́дяще лю́дие и иере́й, егда́ креща́ше тя, блаже́нная, чу́дный столп о́блачный над главо́ю твое́ю и обоня́вше благоуха́ние ве́лие, дивля́хуся, что у́бо сия́ отрокови́ца бу́дет, пою́ще Бо́гу: Аллилу́ия.

Икос 2

Ра́зум име́я просвеще́нный, иере́й Бо́жий Василий позна́, я́ко креща́емая от него́ сосу́д благода́ти Бо́жия есть, и тя, пра́ведная Матро́но, отрокови́цу свя́ту нарече́. От на́шего же усе́рдия прино́сим ти похвалы́ сия́:

Радуйся, во святе́й купе́ли благода́тию Свята́го Ду́ха облагоуха́нная;

радуйся, на пе́рсех твои́х крест запечатле́нный име́вшая.

Радуйся, моли́твеннице, от Бо́га лю́дем дарова́нная;

радуйся, свеще́ неугаси́мая, пред Го́сподем сия́ющая.

Радуйся, да́ром чудотворе́ния от Бо́га просла́вленная на земли́;

радуйся, венце́м неувяда́емым от Го́спода уве́нчанная на небеси́.

Радуйся, ми́лости Бо́жия гре́шным возвеща́ющая;

радуйся, от исто́чника воды́ живы́я жа́ждущия напая́ющая.

Радуйся, пра́ведная ма́ти Матро́но, те́плая о нас к Бо́гу моли́твеннице.

Кондак 3

Си́лу Бо́жия благода́ти ощуща́ющи, еще́ во младе́нчестве су́щи, Матро́но блаже́нная, ко ико́нам святы́м устремля́лася еси́, и чи́стым се́рдцем и младе́нческими усты́ хвалу́ Бо́гу возглаша́ла еси́: Аллилу́ия.

Икос 3

Иму́щи от Бо́га дар прозре́ния изде́тска, блаже́нная ма́ти, сокрове́нная серде́ц приходя́щих к тебе́ ве́дущи, и о́ным бу́дущая, я́ко настоя́щая сказу́ющи, мно́гия лю́ди на путь благоче́стия направля́ла еси́. Те́мже прославля́юще Бо́га, умудря́ющаго слепцы́, вопие́м ти си́це:

Радуйся, ди́вная прови́дице;

радуйся, сокрове́нных грехо́в обличи́тельнице.

Радуйся, помраче́нных душе́ю пресве́тлая наста́внице;

радуйся, заблу́ждших ми́лостивая путеводи́тельнице.

Радуйся, звездо́, ве́рным путь указу́ющая;

радуйся, свеще́, во тьме ве́ка сего́ светя́щая.

Радуйся, еди́ному Бо́гу послужи́вшая;

радуйся, ко́зни диа́вольския благода́тию Ду́ха Свята́го попра́вшая.

Радуйся, пра́ведная ма́ти Матро́но, те́плая о нас к Бо́гу моли́твеннице.

Кондак 4

Бу́ря недоуме́ния и смяте́ния о чудесе́х твои́х в лю́дех разве́яся, ма́ти блаже́нная, и тии, вразуми́вшу их Го́споду, ди́вному во святы́х Свои́х, просла́виша и восхвали́ша тя, Бо́гу же с благодаре́нием воспе́ша: Аллилу́ия.

Икос 4

Слы́шавше лю́дие, ма́ти Матро́но, я́ко по́мощь в неду́зех душе́вных и теле́сных подае́ши, прихожда́ху к тебе́ со упова́нием, и, сове́т благоприя́тен и исцеле́ние получи́вше, благодаря́ще Бо́га, воспева́ху тебе́:

Радуйся, я́ко боле́знующих и стра́ждущих душе́ю прие́млеши;

радуйся, я́ко мир душа́м скорбя́щим да́руеши.

Радуйся, в заблужде́ниих су́щих вразуми́тельнице;

радуйся, благоче́стия учи́тельнице.

Радуйся, печа́лей на́ших утоли́тельнице;

радуйся, в ско́рбех уте́шительнице.

Радуйся, блага́я безсре́бренице;

радуйся, неду́гов вся́ческих безме́здная врачева́тельнице.

Радуйся, пра́ведная ма́ти Матро́но, те́плая о нас к Бо́гу моли́твеннице.

Кондак 5

Боготе́чная звезда́ возсия́ла еси́, ма́ти блаже́нная Матро́но, во дни лихоле́тия во Оте́чествии на́шем, я́ко но́вая испове́дница, и́го Христо́во дерзнове́нно и безбоя́зненно чрез все житие́ пронесла́ еси́, и благода́тиею Бо́жиею укрепля́ема, подава́ла еси́ недоумева́ющим вразумле́ние, стра́ждущим осла́бу, больны́м исцеле́ние, благода́рственно зову́щим Бо́гу: Аллилу́ия.

Икос 5

Ви́девше мно́зи Росси́йстии лю́дие чудеса́ и исцеле́ния, Бо́жиею благода́тию от тебе́ подава́емая: хромы́м – хожде́ние, разсла́бленным и на одре́ лежа́щим – исцеле́ние, бесну́ющимся – духо́в зло́бы отгна́ние, устреми́шася к тебе́, ма́ти, я́ко к исто́чнику неисчерпа́емому, от него́ же испи́вше оби́льно, умиле́нным се́рдцем возопи́ша тебе́ такова́я:

Радуйся, на путь пра́вый от младе́нчества призва́нная;

радуйся, пра́веднице, от Бо́га нам дарова́нная.

Радуйся, цели́тельнице, неду́ги на́ша исцеля́ющая;

радуйся, в ну́ждах на́ших ско́ро помога́ющая.

Радуйся, душеполе́зными сове́ты нас вразумля́ющая;

радуйся, недоуме́ния на́ша ско́ро разреша́ющая.

Радуйся, ду́хи нечи́стыя от челове́к отгоня́ющая;

радуйся, от вся́каго зла моли́твою твое́ю огражда́ющая.

Радуйся, пра́ведная ма́ти Матро́но, те́плая о нас к Бо́гу моли́твеннице.

Кондак 6

Провозве́стник свя́тости и пра́ведности жития́ твоего́, блаже́нная ма́ти, яви́ся святы́й и пра́ведный оте́ц Иоа́нн Кроншта́дтский, егда́ узре́ тя во хра́ме и наименова́ тя свою́ прее́мницу та́же и осмы́й столп Росси́и. Вси же, слы́шавше сие́, просла́виша Го́спода, возглаша́юще Ему песнь: Аллилу́ия.

Икос 6

Возсия́ моли́твами твои́ми, ма́ти Матро́но, свет благода́ти Бо́жия в сердца́х, не ве́дущих Бо́га и грехми́ мно́гими прогневля́ющих Его́. Тии же, ви́дяще чудеса́, тобо́ю соверша́емая, обраща́хуся ко Го́споду, ублажа́юще тя си́це:

Радуйся, по́двиги твои́ми Бо́га прославля́ющая;

радуйся, сла́ву Бо́жию нам явля́ющая.

Радуйся, неве́рных на путь пра́вый наставля́ющая;

радуйся, грехми́ оскверне́нныя моли́твами твои́ми очища́ющая.

Радуйся, к покая́нию нас призыва́ющая;

радуйся, за вся благодари́ти Го́спода нас вразумля́ющая.

Радуйся, храм Бо́жий люби́ти нас науча́ющая;

радуйся, во огра́ду церко́вную расточе́нныя о́вцы собира́ющая.

Радуйся, пра́ведная ма́ти Матро́но, те́плая о нас к Бо́гу моли́твеннице.

Кондак 7

Хотя́щи Пресвяту́ю Влады́чицу на́шу Богоро́дицу досто́йно ублажи́ти, ма́ти Матро́но, повеле́ла еси́ лю́дем написа́ти всечестны́й о́браз Ея, «Взыска́ние поги́бших» имену́емый, и в хра́ме Бо́жием ве́си твоея́ водвори́ти, да вси взира́юще на све́тлый лик Пречи́стыя, со умиле́нием восхва́лят Ю, Го́споду же возопию́т: Аллилу́ия.

Икос 7

Но́вую Тя засту́пницу, моли́твенницу и хода́таицу к Бо́гу дарова́ Госпо́дь в годи́ну тя́жкую лю́дем Росси́йским, мно́зи бо отпада́ху от Святы́я Це́ркве, ты же, ма́ти, малове́рныя и заблу́ждшия наставля́ла еси́ сло́вом и де́лом, явля́ющи ди́вная чудеса́ Бо́жия. Те́мже воспева́ем ти си́це:

Радуйся, страны́ на́шея Росси́йския неусы́пная печа́льнице;

радуйся, спасе́ния на́шего хода́таице.

Радуйся, Бо́га, Судии́ пра́веднаго, уми́лостивительнице;

радуйся, неду́жных и оби́димых покрови́тельнице.

Радуйся, немощны́х и безнаде́жных помо́щнице;

радуйся, про́тиву духо́в зло́бы непреста́нная вои́тельнице.

Радуйся, я́ко трепе́щут тя кня́зи бесо́встии;

радуйся, я́ко ра́дуются о тебе́ Ангелы и челове́цы.

Радуйся, пра́ведная ма́ти Матро́но, те́плая о нас к Бо́гу моли́твеннице.

Кондак 8

Стра́нно малове́рным и неразу́мным бысть, ка́ко слепорожде́нная ви́дети и ве́дети мо́жет не то́чию настоя́щая, но и бу́дущая, не ве́дяху бо си́лы Бо́жия, в не́мощи челове́честей соверша́емыя. Мы же, блаже́нная ма́ти, прему́дрость Бо́жию, в тебе́ явле́нную, зря́ще, вопие́м Бо́гу: Аллилу́ия.

Икос 8

Вся́ческия досажде́ния и оби́ды, изгна́ния и укоре́ния претерпе́ла еси́, блаже́нная ма́ти, не се́тующи о сем, но за вся благодаря́щи Бо́га. Сим же и нас науча́еши терпели́вно нести́ крест свой, тебе́ же благохвали́ти та́ко:

Радуйся, в моли́тве непреста́нно пребыва́вшая;

радуйся, духо́в зло́бы посто́м и моли́твою отгна́вшая.

Радуйся, мир благода́тный стяжа́вшая;

радуйся, любо́вию твое́ю мно́гия о́крест тебе́ спаса́вшая.

Радуйся, житие́м твои́м изря́дно лю́дем послужи́вшая;

радуйся, и по кончи́не твое́й лю́дем непреста́нно помога́ющая.

Радуйся, и ны́не на́шим проше́нием те́пле внима́ющая;

радуйся, упова́ющих на по́мощь твою́ не оставля́ющая.

Радуйся, пра́ведная ма́ти Матро́но, те́плая о нас к Бо́гу моли́твеннице.

Кондак 9

Вся́кия ско́рби и боле́зни а́ще и претерпе́ла еси́, ма́ти Матро́но, непреста́нно веду́щи брань с си́лами тьмы, облича́ющи ко́зни и кова́рства их, и изгоня́ющи бе́сы от одержи́мых, оба́че до кончи́ны дний твои́х помога́ла еси́ стра́ждущим, неду́гующим и скорбя́щим, при́сно пою́щи Бо́гу: Аллилу́ия.

Икос 9

Вети́и многовеща́нныя не возмо́гут досто́йно просла́вити свято́е житие́ твое́ и чудеса́, си́лою Бо́жиею тобо́ю твори́мая, преди́вная ста́рице. Мы же, хотя́ще псало́мски хвали́ти Бо́га во святы́х Его́ и подвиза́емии серде́чною любо́вию, дерза́ем пе́ти тебе́ такова́я:

Радуйся, у́зкий путь и те́сная врата́ избра́вшая;

радуйся, доброде́тельми мно́гими просия́вшая.

Радуйся, вся тле́нная в житии́ твое́м отве́ргшая;

радуйся, смире́нием, я́ко венце́м драги́м, укра́шенная.

Радуйся, ева́нгельски, я́ко пти́ца небе́сная, на земли́ пожи́вшая;

радуйся, Сы́ну Бо́жию, не име́вшему, где главу́ подклони́ти, после́довавшая.

Радуйся, ны́не во оби́телех ра́йских веселя́щаяся;

радуйся, и нас, гре́шных, моля́щихся тебе́, ми́лостию твое́ю не оставля́ющая.

Радуйся, пра́ведная ма́ти Матро́но, те́плая о нас к Бо́гу моли́твеннице.

Кондак 10

Спасти́ хотя́щи мно́гия лю́ди от страда́ний теле́сных и душе́вных неду́г, всено́щно пребыва́ла еси́, пра́веднице Бо́жия, в моли́тве, прося́щи им по́мощи и укрепле́ния от Го́спода на́шего Иису́са Христа́, пою́щи Ему́: Аллилу́ия.

Икос 10

Стена́ и покро́в была́ еси́ во дни жития́ твоего́, блаже́нная ма́ти, всем к тебе́ прибега́ющим, и по смерти́ не престае́ши хода́тайствовати пред Бо́гом о лю́дех, с ве́рою притека́ющих ко гро́бу твоему́. Темже у́бо, услы́ши ны́не и нас, гре́шных, скорбьми́, боле́зньми и мно́гими печа́льми одержи́мых, и потщи́ся на по́мощь твои́ми моли́твами, всем, к тебе́ вопию́щим:

Радуйся, оби́димых ско́рая предста́тельнице;

радуйся, терпя́щих лише́ния уте́шительнице.

Радуйся, честна́го супру́жества охране́ние;

радуйся, всех, во вражде́ су́щих умире́ние.

Радуйся, непра́во на суд влеко́мых защи́тительнице;

радуйся, и о вино́вных пред судо́м земны́м к Бо́гу ми́лостивая хода́таице.

Радуйся, лиши́вшихся кро́ва приста́нище;

радуйся, о всех к тебе́ взыва́ющих засту́пнице.

Радуйся, пра́ведная ма́ти Матро́но, те́плая о нас к Бо́гу моли́твеннице.

Кондак 11

Пе́ние Ангельское слы́шала еси́, ма́ти честна́я Матро́но, еще́ на земли́ живу́щи. Научи́ и нас, недосто́йных, ка́ко подоба́ет сла́вити Бо́га, в Тро́ице почита́емаго, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, Ему́же непреста́нно во́инства небе́сная велегла́сно воспева́ют: Аллилу́ия.

Икос 11

Светоза́рным све́том сия́ет житие́ твое́, блаже́нная Матро́но, освеща́я мрак многосу́етнаго ми́ра сего́, и влече́т к себе́ ду́ши на́ша: я́ко да и мы луче́ю благода́ти Бо́жия озари́мся и ско́рбный путь привре́менныя жи́зни богоуго́дно пройде́м и Ца́рствия Бо́жия дости́гнем, иде́же ты, ма́ти, ны́не всели́лася еси́, слы́шащи глас наш, тебе́ зову́щих:

Радуйся, свеще́ Бо́жия, при́сно горя́щая;

радуйся, би́сере честны́й, блиста́нием святы́ни твоея́ нас озаря́ющий.

Радуйся, цве́те благово́нный, Ду́хом Святы́м нас облагоуха́ющий;

радуйся, ка́меню ве́ры, малоду́шныя в благоче́стии утвержда́ющий.

Радуйся, звездо́ пресве́тлая, пра́вый путь нам указу́ющая;

радуйся, до́брая вои́тельнице Христо́ва, мече́м моли́твы де́монския полки́ устраша́ющая.

Радуйся, я́ко все житие́ твое́ свя́то и непоро́чно;

радуйся, я́ко и смерть твоя́ пред Го́сподем честна́.

Радуйся, пра́ведная ма́ти Матро́но, те́плая о нас к Бо́гу моли́твеннице.

Кондак 12

Благода́ть Бо́жию оби́льно еще́ от пеле́н восприя́ла еси́, ма́ти блаже́нная, я́же вы́ну пребы́сть с тобо́ю по вся дни жи́зни. Ве́руем несумне́нно, я́ко и по успе́нии твое́м благода́ть сия́ пребога́тно пребыва́ет с тобо́ю. Сего́ ра́ди припа́дающе мо́лимся: не лиши́ и нас, еще́ стра́нствующих на земли́, по́мощи твоея́ и заступле́ние, прося́щи Го́спода поми́ловати всех, пою́щих Ему: Аллилу́ия.

Икос 12

Пою́ще мно́гая и ди́вная твоя́ чудеса́, ма́ти Матро́но, восхваля́ем Бо́га, дарова́вшаго гра́ду Москве́ и Оте́честву на́шему во дни безбо́жия и гоне́ния тя, непоколеби́мый столп благоче́стия и ве́ры. Ны́не же, блаже́нная ма́ти, благода́рным се́рдцем воспева́ем тебе́ си́це:

Радуйся, мир Христо́в в душе́ твое́й стяжа́вшая;

радуйся, сего́ ра́ди мно́гая лю́ди о́крест тебе́ к Бо́гу приве́дшая.

Радуйся, в немощно́м те́ле су́щи, си́лу Бо́жия благода́ти показа́вшая;

радуйся, во обре́тении честны́х моще́й твои́х Бо́жию ми́лость нам яви́вшая.

Радуйся, со́нма святы́х Моско́вских изря́дное процвете́ние;

радуйся, гра́да Москвы́ пресла́вное украше́ние.

Радуйся, Оте́чества на́шего при́сная пред Бо́гом печа́льнице;

радуйся, к покая́нию и моли́тве о земли́ Росси́йстей всех призыва́ющая.

Радуйся, пра́ведная ма́ти Матро́но, те́плая о нас к Бо́гу моли́твеннице.

Кондак 13

О блаже́нная ма́ти, услы́ши ны́не воспева́емое тебе́ хвале́бное пе́ние и испроси́ нам у Го́спода Иису́са Христа́ грехо́в оставле́ние, христиа́нския ми́рныя кончины и до́браго отве́та на стра́шнем суди́щи Его́, да и мы с тобо́ю сподо́бимся в селе́ниих ра́йских сла́вити Святу́ю Тро́ицу, вопию́ще: Аллилу́ия.

( Сей кондак читается трижды,затем икос 1 и кондак 1. )

Молитва

О блаже́нная ма́ти Матро́но, душе́ю на небеси́ пред Престо́лом Бо́жиим предстоя́щи, те́лом же на земли́ почива́ющи и да́нною ти свы́ше благода́тию разли́чные чудеса́ источа́ющи. При́зри ны́не ми́лостивным твои́м о́ком на ны́, гре́шныя, в ско́рбех, боле́знех и грехо́вных искуше́ниих дни́ своя́ иждива́ющия, уте́ши ны, отча́янныя, исцели́ неду́ги на́ши лю́тыя, от Бо́га нам по грехо́м на́шим попуща́емыя, изба́ви нас от мно́гих бед и обстоя́ний, умоли́ Го́спода на́шего Иису́са Христа́ прости́ти на́м вся́ на́ша согреше́ния, беззако́ния и грехопаде́ния, и́миже мы́ от ю́ности на́шея да́же до настоя́щаго дне́ и часа́ согреши́хом, да твои́ми моли́твами получи́вше благода́ть и ве́лию ми́лость, просла́вим в Тро́ице Еди́наго Бо́га, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь. 

Икона Божией Матери «Взыскание погибших» написана по просьбе старицы Матроны

Примечания

1

Об этом блаженная Матрона и Лидия Янькова в разное время рассказывали З.В. Ждановой.

2

Это значило лишить беса силы мучить человека, но не совсем изгнать его.

3

Матушка не благословляла идти в монастырь в определенную историческую эпоху, и мы не можем с уверенностью сказать, что она не делала для кого-то исключения. Известно, что современники Матушки, также замечательные подвижники отец Валентин Амфитеатров и отец Алексий Мечев, редко давали благословение на поступление в монастырь. – Примеч. ред.

4

Московская психиатрическая больница имени П.П.　Кащенко (ныне имени Н.А. Алексеева). – Примеч. ред.

5

В первые годы после революции многие монастыри продолжали существовать под видом трудовых артелей.　– Примеч. ред.

6

Политическая статья, по которой были безвинно осуждены миллионы людей.　– Примеч. ред.

7

Мне думается, это предсказание не относится к М.С.　Горбачеву.

8

«Сказание о житии блаженной старицы Матроны». Коломна, 1993 г.

9

Ждановой.

10

Священник Василий – муж послушницы Матронушки Пелагеи. Пока он был на свободе, Матушка жила с ними.

11

Ныне икона Божией Матери «Взыскание погибших» находится в Свято-Успенском монастыре Тульской епархии (город Новомосковск).

12

Мочалки.

13

То есть раскулачивал.　– Примеч. ред.

14

В храме Ризоположения на Донской улице служил в это время любимый прихожанами батюшка отец Николай Голубцов. Он знал и почитал блаженную Матрону.

15

Кутник – место для спанья в избе (род нар или ларь, в　котором хранилась упряжь).　– Примеч. ред.