Иваны России

Маляков Лев Иванович

#img3.png

ЗЕРНА

 

 

Псковщина

От истоков до устья Великой. Исходил я леса и поля. До чего ж высока, Многолика Наша тихая матерь-земля!.. Полыхает заря, Голубые За рекою теплеют снега — Все знакомо, Но снова впервые Я встречаю горюн-берега. И от устья опять до начала Разливанная лада-волна Лютой вьюгой меня привечала, Жар-цветами дарила сполна. По утрам дергачиные всклики Будоражат зеленую тишь. И птенцами рассветные блики Осыпаются в темный камыш. Я дышал половодья кипеньем, Слушал пульс потаенных ключей, Замолкал, Околдованный пеньем Одуревших весной косачей. И не раз у лосиного стада, Замирая, Стоял на виду… Как мне мало, Как много мне надо! Я к тебе Как на праздник иду!

 

ПАШНЯ

Гулкой подпоясанная речкой, Зорькой подрумянена, Как в печке Испеченный сдобный каравай, Пашня за околицей лежала, Зерен полновесных ожидала, Слушала грачиный грай. Солнышко ночей не досыпало, Поднималось, Землю облучало, К полдню раскаляясь добела. Облака над нею набухали, Проливались И спешили в дали Завершить весенние дела. В поле выезжали трактористы, Веселы, Чумазы и плечисты: Начиналась жаркая страда. Гуд моторов повисал над краем, И дышала новым урожаем Свежая Прямая борозда.

 

ОТЦОВСКАЯ ЗЕМЛЯ

Живешь, Заботой городскою Насквозь пронизан и прогрет. И вдруг под ложечкой заноет, Да так, Что почернеет свет. С чего бы, Сам не понимаю, Тоской захолонуло в мае, Когда на влажных тротуарах Асфальт теплынью разморен: Его вздувает, что опару. Да что гудрон, Когда бетон Зеленой молодью пропорот. И вроде город мне не в город. Так вот с чего под сердцем боль Отозвалась набатным гулом: Полями вешними пахнуло. И ты хоть как себя неволь — Уснуть не сможешь: Ночь, другую Все видишь землю дорогую С крутым веселым половодьем, Когда ручей под стать реке, А в нем березы налегке Бредут, Смеясь над непогодьем. А бани, Словно пароходы, В субботу густо задымят. И до потемок огороды Богато ведрами звенят… Листа березового запах, Мореного в жару сухом, Ложится в лунные накрапы, Как пух, туманно и легко… Я до утра усну едва ли: Ведь знаю: Ждут меня поля, Поют мои родные дали,— Зовет отцовская земля!

 

ЛИПА

Закипая веселой, Ядреной листвой, Ты вовсю хорошела Над тихой Псков о й. Ох, и грузно же было В июльскую звень Из суглинка водицу тянуть Долгий день! А мальчишек В зеленой охапке качать… А влюбленных С темна до светла привечать… У Псковы я опять Вечерами брожу И на корни витые взглянуть Захожу. Им трудиться не тридцать, А триста бы лет. Да кому-то, наверно, Ты застила свет. Сникли, Съежились листья: Нож не дрогнул впотьмах… И добро б человеку Потребность в лаптях!

 

«Изба избой, каких немало…»

Изба избой, каких немало Стоит у пыльных большаков, Какие Русь наоставляла Ещё от дедовских веков. И что мне, Что в избенке этой О старых четырех углах? И все же незажившей метой Вдруг припечет, Как на углях!.. Мы поднялись в ином просторе: Один — моряк, Другой — пилот. На радость той избе и горе, Благословившей нас в полет. Домой лишь изредка писали И обещали каждый год Родителям: Нагрянем сами На августовский огород. Когда, случалось, приезжали: С дороги — в баньку, И — к столу… И в рамках на стене дрожали Ребячьи грамоты в углу. Родня до полночи шумела. О чем? Не сразу разберешь… А осень знай себе звенела, Тихонько осыпая рожь.

 

ПОЛДЕНЬ

Полдень, полон солнечной дрожью, Плещет зноем о кромку ржи. Над приречной широкой пожней Крутокрылый чибис кружит. А комбайн все гудит, И небо Захлебнулось голубизной, В нем стозвонная песня хлеба Раскаляет июльский зной. Перегретый мотор устало Напоследок вздохнул и затих. И такое вдруг заиграло, Засвистало, защебетало: Песен, песен-то, Сколько их! Работенка — Гудят лопатки, И пшеница — хоть напоказ! Вот бы квасу теперь с устатку, Полведерка бы — В самый раз. До деревни прогон не короткий, А вода — Тут подать рукой. И хозяйской степенной походкой К быстрине ты идешь над рекой. Приняла раскаленное тело, Холодком обожгла чуток, Обжурчала, Такого напела: Набирайся силенок, браток! А потом расплескалась в смехе, Поумерила юный пыл: Делу — время, Часок — потехе, Будет, парень, — Мотор остыл.

 

«Проснувшейся земли улыбчивы глаза…»

Проснувшейся земли улыбчивы глаза Таят былых веков заботы и тревоги. Как дедам и отцам, Зыбучая лоза Мне кланяется низко у дороги. Мы исходили тысячи дорог, Но лишь единственной верны, Верны до гроба. Апрельская земля, Я без тебя не мог. Не мог забыть о доле хлебороба! Она приходит полою водой, Улыбками веселыми проталин, Подснежника застенчивой звездой И мурав о й оттаявших проталин.

 

В ДЕРЕВНЕ У ДЕДА

И не вёдро, и не хмуро. Слышен трактор вдалеке. Разговаривают куры На курином языке. Бродит по двору подсвинок, Чешет боком тын-плетень. Кот ленивый возле кринок Ждет парного долгий день. Словно дрема, нескончаем, День улегся у ворот. Бабка балуется чаем После утренних хлопот. Ранний час течет, как в сказке. Все тут ясно, Что к чему. Мудрость дедовской закваски С давних пор живет в дому. Дед, он тоже старым не был: И пахал, и воевал. Принимал и быль, и небыль, День наш сердцем принимал. Всяко было: Ел мякину, Трактор вел, растил овес, Пас колхозную скотину, Вот — До пенсии дорос. И ему теперь не к спеху Торопить остатки лет. Всей деревне на утеху Телевизор ставит дед. Ладит мачту и антенну, С радости — навеселе. Надо видеть непременно, Что творится на земле. Бабка, больше для порядка, Поворчит на старика… Пригорюнилась трехрядка, Задремав у верстака.

 

«Не успеет под капелью…»

Не успеет под капелью Воробей перо омыть, — Трактора гудят в апреле Голосисто: «Будем жить!» Молодухи за деревней, На разливе у реки, По привычке стародревней Звонко бьют половики. И дедам столетним дела Тоже хватит по весне: Старым — вот как надоело Греться солнышком во сне! Окружили у правленья Агрономшу брадачи: Преподносят наставленья, Словно в праздник калачи. А над ними май, Как мячик, Кинул солнышко в зенит. И, суля весне удачу, Новосел-скворец звенит.

 

СТРАДА

Страда зачиналась в марте В табачном дыму зыбучем, Когда бригадир на карте Гулял пятерней по кручам. Да в кузне мой батька молотом Набатил на всю округу, — Звенелось и пелось молодо Видавшему виды плугу. Страда разгулялась в мае — Вбирала, Тянула соки. Надеждой на урожаи Ложилась в земные строки. И не было ей покоя, И не было ей остуды: Гудит она над рекою Бульдозером у запруды. Пылит на сквозных проселках. Машинами со стогами, Гостюет у баб на полках Румяными пирогами. Страде до всего есть дело. С лица она подобрела, Невестой богатой скоро Заявится к комбайнеру.

 

ЗИМНЕЕ

Наметелили метели Горы снежные — Встанешь утром, Не узнать низины здешние. Выхожу я спозаранку в стынь лиловую, Месяц теплится потерянной подковою. Ветер плачет: «Не развеять хмару белую!» К большаку тропу Не скоро, видно, сделаю. Надо мной провисло небо Темной тучею. Я швыряю снег лопатой загребучею… На деревне говорят: — Работа зряшняя, В сн е ги канула тропа твоя вчерашняя, С каждым днем на ней сугробы нарастают… Но не ждать же мне весны, Когда растают!

 

«Среди безлюдья буйная река…»

Среди безлюдья буйная река Гранила камни Долгие века. Никто не знает, Сколько лет подряд В горах ревел могучий водопад, Кремнистые дрожали берега, Гудела непролазная тайга. И только летом В солнечные дни Играли ярко радуги над ним. Над ним свечой Взмывали птицы ввысь И молодые ястребы дрались. А у реки, На гладком валуне, Сидел медведь Верхом, как на коне. Застыл косматый бурый рыболов. Здесь все его: Леса, река, улов… И вдруг он показал зубов оскал: Зверь человека в чаще увидал. А тот стоял: За поясом топор… Меж ними шел недолгий разговор, — Пришельца зверь не смог переглядеть: Ворча, в тайгу поковылял медведь. А человек Сурово глянул вслед — В глазах ни страха, Ни сомненья нет. Он поплевал в ладони не спеша. Тайга ждала. Стояла не дыша. Взметнулись щепки из-под топора — В ответ протяжно охала гора, Тайга медведем пятилась в тайгу… И пятистенок Встал на берегу.

 

«Вздыбилось море…»

Вздыбилось море, Гривастое, злое, Играет с баркасом Опасной волною. И нам не до шуток. Но мы не заплачем, Не молим пощады, Не просим удачи. Волне разъяренной Врезаемся в гриву, Взлетев, Опускаемся в пропасть с обрыва. И снова, И снова паденья и взлеты: Налево, направо Руля повороты. И вдруг захлебнулся Мотор раскаленный, Баркас, как живой, Накренился со стоном. Ну что ж, Мы не дремлем: За весла беремся, К желанному берегу Яростно рвемся. В ладонях бугрятся, Вскипают мозоли: Мы насмерть схватились, И нам не до боли. Гребем, Не сдаемся стихии суровой И знаем: За нами последнее слово!

 

«В душе моей Иваны…»

В душе моей Иваны — Сердцу любо, Как звезд на небе, Нету им числа: Оратаи, шахтеры, лесорубы И мастера иного ремесла. Коль памятью не слаб — Бери повыше: Князей, Царей Иванов знала Русь… Иван мой спит, Пожалуйста, потише! Но зашумите — Я лишь усмехнусь. Ведь нам не привыкать, Нам, Внукам дедов, Праправнукам и Невских, и Донских Падения и взлеты — Все изведав, Мы свято верим В сыновей своих. В сараи, Как в музеи, спрятав сохи, Мы честью пахаря, Как прежде, дорожим. И на заре космической эпохи Земная суть — Зерно обычной ржи. И пусть наш век, Как паруса тугие, Орбиты рвет, Огнистый взвихрив стяг! Хоть Русь теперь не та И мы другие, Все ж без Иванов Нам — Нельзя никак.