Срывает листья осенний ветер, Мечутся, рыжие, Падают в вечер. В метелице знобкой Такая тревога… Прилягу устало у доброго стога. Прилягу, Озябшую спину согрею. А листья куда-то — Скорее, скорее. Вот-вот закричат беспокойно, Как птицы, Над полем продрогшим Начнут табуниться. Но листья не птицы, Не сбиться им в стаи. Куражится ветер, Бездомных взметая. И хочешь не хочешь, И надо ль не надо: Вбираешь душой Маяту листопада.

Сюда слетались не впервые Драчливые тетерева. Им сосны нравились кривые И прошлогодняя трава. Слетались затемно, Сходились И славили весну и высь. И жаром зорь они светились И, как положено, — Дрались. Крыло в крыло — Сшибались гулко, Раскинув радугой хвосты… И никла дедовская «тулка», Не смея тронуть красоты…

Скворцы на родину летят. В слезах зима лихая: Не дровни большаком скрипят, — Телега громыхает. И трактор, чуть засветит рань, Старается на пашне… Одна лесная глухомань Томится днем вчерашним. Но близок, Близок добрый день, Когда в лесных оврагах, Где затаились мрак да тень, Вскипит вода, как брага. Теплынью захлебнется стынь: Была, А вот — и нету! И жизнь сквозь бурые пласты Пройдет, Пробьется к свету.

Осин промерзлых горестные почки Жует сохатый замшевой губой. Давным-давно Он бродит в одиночку, Беду и радость Делит сам с собой. У ельника в затишке греет тело На предвесеннем солнышке скупом. Но изморозь, Что по хребту осела, Не растопить и мартовским теплом. И даже к шуму леса Равнодушен: Не слышит потревоженных сорок И грохота машинного дорог. Он лишь безмолвью ельника Послушен. Стоит, жует… О, эта сила сока, Что бродит тайно в почках молодых! Она ударила по жилам током И заискрилась на боках крутых. И вздрогнул лес От радостного грома. Пропала белка молнией в снегах. Весенний зов, Как солнышко, весомо Несет сохатый на крутых рогах.

Я пришел на вырубку Поутру В жаркую малиновую Гущару. Ягода-кровинушка — Знай бери. Про люл и -Малинушку Лопочут глухари. Я не буду слушать Старых глухарей, Только ты, сладобушка Приголубь-согрей! А за той за вырубкой Зеленючий мох. Что ни кочка-выскочка — То подвох. Стелются багульника Сизые леса, Гоноболи-скромницы Синие глаза. Припаду я к синим — Буду пить и пить. Мне без Гоноболины Не прожить. Закружила голову, Остудила боль. Ох, пьяна ты, ягода Гоноболь!

Я лежу у синя моря — Пообжарился слегка. Вот бы, дедушка Егорий, И тебе погреть бока. Полежать бы в белой пене На песке, как на полку. В небо выставив колени, Словно в баньке к потолку. Окунуться бы для пробы В моря Черного теплынь, Может, давние хворобы Смыла б ласковая синь. Только где тебе, трудяге… Пишешь мне: Не те лета. Да к тому ж Без старой тяги Наше поле — сирота. Прописали деду ванны С давних пор У тех болот, Где и з а полдень туманы Жарким солнцем не проймет, Но Егорий не в обиде, Лишь бы я писал ему. Он с письмом к соседу выйдет, Растолкует, Что к чему. Словно сам на синем море Грел ребрастые бока… Ты прости меня, Егорий, Не считай за чудака.

Разукрашена, будто на свадьбу, Свет-земля в дорогие дары. Землякам эту яркость видать бы, Эту зелень Осенней поры. В черноморской октябрьской теплыни Услыхать бы им скрипки цикад!.. У моей северянки-Псковщ и ны Догорает теперь листопад. В поле лужица, Ямка любая Застеклела, Закована в лед. А на юге вода голубая Искрит радуги, Песни поет. По-над морем светлынь — И в июле Северянке не снилось такой! Но меня в этом блеске И в гуле Приласкало нежданно тоской.

Я гляжу на море и свечусь Тихой переменчивостью света: На прибрежье катит, Катит грусть, Желтым жаром осени согрета. А в просторах, Рыже-зелен а , Поднялась и будто бы застыла, Исподволь накапливает силу Глубины Ленивая волна. Горизонт подернут синевой, Горизонт — задумчиво-седой. Море это, Небо ль? Разберись! Смотришь — Будто сам взмываешь ввысь.

С годами любится и мыслится иначе: Не властна тьма, Не ослепляет свет. И горькие былого неудачи Становятся лишь суетой сует. Награды нет, И нету круглой даты. Но и черта нам Не подведена. И луч последний тихого заката Звенит и греет сердце, Как струна. Сгущаются лиловые потемки, Но где-то зреет новая заря. И первый лед, Звенящий, тонкий, ломкий, — Пока лишь отголосок ноября.

Из вчера к тебе пришел, От мая, Видишь: В волосах черемух цвет… Шел я через годы, Разметая Сумрак дней, Ночей зеленый свет… Ты глядишь спокойно, Незнакомо. Помолчим, К чему теперь слова?.. Нагляжусь И в ночь уйду из дома, Тихий, как сентябрьская трава.

Ой, шир о ко-широк о Разлилась водица. Поругаться легко, Трудно помириться. Боль-обида — не ручей, Не положишь лавы. Лучше не было б ночей И травы-отавы. Омуты любимых глаз Вовсе не видать бы. Зря сказали, что у нас Скоро будет свадьба. Лишь осталась губ твоих Жгучая прохлада… Что дается на двоих, На троих — не надо!

От земли И вроде не земная По деревне шла княжной она. И глядел я вслед, Еще не зная, Как ты стала мне с тех пор нужна! Лада-свет, Живительная сила, Не прошла меня ты стороной: То звездой далекою светила, То вставала солнцем надо мной. Верю, Как язычник в солнце верил: Ты — Мое начало всех начал: Дальний путь от материнской двери, Мой приют И в бурю — мой причал.

Я верю: этот миг настанет И все-таки она придет! Былое Камнем в волны канет, И новая заря взойдет. Она поманит робким взглядом К себе На праздничный песок. И я покорно встану рядом — От гибели на волосок. Мы постоим на многолюдье, Не замечая никого, Себе — Волшебники и судьи, И боги счастья своего. Она в русалочьей одежде — Лишь на полшага впереди… Мне кажется, Что где-то прежде Я видел этот взлет груди. И обжигался смуглой кожей, Ревнуя, Мучаясь, Любя… И до чего она похожа, Точь-в-точь похожа На тебя.

Отныне я — «дикарь»: Навес над головой Под виноградным пологом упрятан, Три кипариса, как солдаты, Оберегают мой покой. Мне солнце и вода Сегодня — Муза, Их власть я принимаю целиком. Вот-вот сольюсь я с морем, Как медуза, Пошлепаю по в о лнам босиком. Вода — То сизая, То голубого тона, То цвета золотистого вина, Смотри хоть вверх, Хоть вниз — Она бездонна, В ней искра каждая видна. И пусть со мной Заигрывают рыбы, Несут дельфины, Словно скакуны. Загадки мне И д о роги, и любы Кавказии — Неведомой страны

Ты во мне потревожила юность, Оставаясь сама в стороне. Расплескалась апрельская лунность По июльской ежастой стерне. Над поляной зарянкой звенела Белокрылая песня твоя. Поманила кого-то несмело В заозерные наши края. Зеленеют пожухлые травы, А цветов — Хоть девчонок зови!.. Журавли надо мною картаво Все поют И поют о любви.

Огрузела осень. Свысока Катится в Юпшарское ущелье. Там,       внизу, Отменное веселье — Захмелела горная река. Брызг веселых солнечный фонтан Взвихривает Радужно и пенно. К буйной силе преклоню колена, Окунусь, — И тоже буду пьян. На меня седые облака Наползают медленно и строго. Их бока косматые потрогать Тянется веселая рука. Искрами затепленный гранит Хочется ладонями погладить… Что-то мне С самим собой не сладить: Как в ущелье, Все во мне гремит. Мне бы самому теперь Волной Осени навстречу покатиться, И под стать реке — Повеселиться, Выплеснуться Силою хмельной! Хребты на сутулые плечи, Как бурку, накинули ночь. Ручьи на гортанном наречье Ведут бесконечные речи: Как лучше друг другу помочь? Как в каменном мире дремучем Пробиться сквозь тяжесть громад? И, яростно пенясь, По кручам Несутся к утесам могучим, А те, как могилы, молчат. И жутко бывает, не скрою, Услышать Как дышит гранит, Как борются волны с горою, Огромной, Суровой, Немою, И думать: А кто ж победит?

Привечает море каждого, Кто от роду не скупой: Напоило море жаждою, Смыло завтрашний покой. Звездным вечером окутало, Распластало синь крылом, Сказку с былью перепутало, Нашептало о былом. Поманило сизой дымкою, В чудо-дали повело, Обратило невидимкою, Подымает на крыло. Над волной, Над белым облаком Понесло невесть куда: К деревеньке с псковским обликом, К вербам, Сникшим у пруда… Надо мной заря рябинная И рябина, как заря, Колоколенка старинная Привечает скобаря. Здравствуй, Диво несказанное, В белой шапке отчий дом! И ко мне дорога санная Вьется — В бело-голубом.

Дни короче, Прозрачней стали, Глубже, радостнее печаль. Мы с волненьем осень встречаем, Облетевший лист примечаем, Провожаем в дымную даль. Удивленным, Влюбленным взглядом Мы глядим на клин журавлей, Что летят над притихшим садом, Над раздольем родимых полей. Видно, тяжко без нашего лета Птицам жить в стороне чужой, Что уносят на юг фиолетовый Неба русского Цвет голубой.

Густая синь на запад потекла, Ершистые смывая с неба звезды. И ночь уже не ночь — Белым-бела, И распирает грудь, Как радость, воздух. Я закричать готов: Гляди, гляди, Береза занялася, словно свечка! И вот уже пожар вовсю гудит В кустарнике прибрежном И на речке. Забыв о поплавке, Готов опять, Как маленький, Рожденьем дня дивиться. И хочется мне Милый край обнять И ласковым березам поклониться.

Печальный лист на голову мою Спускается, Багрянцем опаленный… Я снова перед осенью стою, Растерянный и удивленный. И снова вижу: Избы в два ряда И на отшибе вдовая церквушка, Рябинушка в саду — рудым руда, Веселая, Как девка-хохотушка. А я, под стать седому журавлю, Вздымаюсь на крыло Заре навстречу. И крик мой запоздалый: — Я люблю! — Летит в поля, Тревожа сонный вечер.