Из бесконечности явились, Туда же, говорят,                           уйдем. Просторы космоса открылись — И тем милей родимый дом. Иду зелеными лесами — Моя дорога далека. И надо мною парусами Бегут по небу облака. Из леса выйду                      в чисто поле — Кукушка щелкает года. Моя мечта цветет на воле И порывается туда… Ей заглянуть бы                        в бесконечность Мечте ведь свойственно                                       витать… И сам я здесь                   пускай не вечно, Но не желаю улетать. Пускай я гость, Но гость надежный, И до всего мне дело есть. Я погощу, пока возможно, — Воздам земле-хозяйке честь.

Ко мне была хозяйка доброй — Будила затемно:                        вставай… Меж катеров ломала ребра, Учила:          рот не разевай. То вверх,             то вниз Кидала плавно, Поскрипывало знай в костях. Я на Земле прижился славно, Мне очень               хорошо в гостях.

И мне давно мотор сродни, Железной силе не перечу. Как вехи в будущее, Дни Летят распахнуто навстречу. Я за рулем, как за столом, Лишь сердце чуть прихватит зноем. За лесом Даль плывет светло. И вот оно — Село родное. Как нарисована, В окне Моя бабуля — чище снега… И снова чувствую: Во мне Скрипит и грохает телега.

Какие высокие травы — Почти в человеческий рост! Ручей говорливый                             направо. Налево —             старинный погост.

Мальчишкой любил хорониться В тех травах,                    как в добрых лесах. Мне пели веселые птицы О всяких земных чудесах. Лежал у земли я                         в объятьях, И сам я ее обнимал. Со мной            одуванчики-братья, Над ними              цветет краснотал.

И что-то меня заставляло Лежать          и глядеть в небеса. Фантазия знай расцветала И мчалась,                раздув паруса. Мне в облаке чудились звери — В лесу не встречал я таких. Готовый и в небыль поверить, Я видел воочию их. И больше того: Мне казалось, Что был я когда-то звездой… Додумывать не удавалось — Вспугнут или крикнут домой. И что-то теперь заставляет, Как прежде, Уставиться вдруг На звонкие звездные стаи И месяца кованый круг.

Наработался вволю С утра на лугу… Хорошо поваляться в духмяном стогу! Хорошо в голубой вышине потонуть И на миг ощутить Бесконечности жуть. Ощутить, словно жажду, Внезапно мечту — Самому поднебесную взять высоту. И представить космические корабли Где-то там — В беспредельной туманной дали. И увидеть миры Вдруг открывшихся звезд, В те миры звездолетом проложенный мост. И себя Как посланца земного добра… До чего ж беспредельна Фантазий игра!

Ходили за счастьем от веку За горы, моря и леса. Уж видно, судьба человеку Искать на Земле чудеса. Не знаю как счастья, А лиха Досталось искателю впрок. И если не сгинет, То тихо Осядет, усвоив урок. Не знаю как счастья, А боли… Хватило бы на сто дорог. Такая искателя доля… Светлеет родимый порог. Так вот где покоится счастье! Я робко иду под уклон К избе, Что неясною властью Меня забирает в полон.

Теперь бы тем счастьем упиться — Оно мне вполне по плечу… С чего ж не поется, не спится — То к солнцу, То в бездну лечу!

Не верю дню рожденья слепо, Хотя на бланке есть печать: Не мог же взяться я из пепла, Из ничего себя начать? Бог весть какими шел путями, Чтоб видеть,                   слышать,                                 просто жить. Из лыка первыми сетями Меня пытались изловить. А я в воде,                подобно блику, Был удивительно живуч, Взлетал над лесом легче крика И прятался в наплывах туч. И не случайно, Лишь стемнеет, Сажусь я, молча, на крыльцо. Моя душа, как даль, светлеет, Подставив космосу лицо. От непонятного застыну, Чему-то горько улыбнусь И, распрямив внезапно спину, Навстречу звездам засвечусь.

И до меня за сотни лет С утра, как новоселы, В полях —               едва взыграет свет Гудели важно пчелы. Стояли тихо у воды Печальные ракиты. Грузнели к осени сады Анисом знаменитым. В реке гулял ленивый сом И жировала утка. Катился вольно в небе гром… Подумать — Просто жутко! За что-то выпала мне честь Пройтись тропой земною… И без меня все будет цвесть, Но лучше бы — со мною.

Считаемся —                    лесная полоса, Но крепко мы повысекли леса. Не только мы —                        и предки хороши: Дома, как терема, —                               сама мечта! Умели деды брать для живота И сверх того взымали для души. Раздели липу, иву на корье, Свели до счета дикое зверье. Десятка два в лесу тетеревов С утра слагают про любовь стихи. И разучились драться петухи, Отпел зорю —                      и фьють, Бывай здоров! А было время (Летопись не врет: Монах был зрячим,                              не подпольный крот), Пскова носила на себе лодьи, В ней,         верь не верь,                              водились осетры. А за Псковой                    звенели топоры —

Там лес валили,                         ладили бадьи. Монах писал: А за Псковой леса, Гнездится соболь,                            черная лиса… Остались летописные листы. Но извели леса на берегу, И соболь убежал давно в тайгу — Подальше от опасной суеты. Река не та,                и лес теперь не тот. Пскову вороны переходят вброд. А деды наши баржи гнали тут. С тех пор прошло поменьше ста годов, А сколько встало новых городов! Как жаль — Леса так скоро не растут.

Я, кажется, еще не понял, Зачем пришел на этот свет: На топоре обжечь ладони Или познать какой секрет? Уйти в раздумье, как в берлогу, С молвою не вступая в спор? Иль все ж найти свою дорогу Самой судьбе наперекор? Иль жизнь несуетно простую Среди родных полей вести? Или, как жилу золотую, Любовь случайно обрести? И за нее любую долю Принять, Как благостный покой? Иль замереть вот так от боли Над неожиданной строкой?

Есть дочь и сын — О разные созданья! Как день и ночь, Как солнце и луна. Иван мне дан,                      понятно,                                   в наказанье, За что же Лада,                        дочь за что дана? Деяньями я вышнего не славил, Не блюл посты, Грешил как только мог, Отцовский дом давным-давно оставил, Ну и ушел не лучшей из дорог. На ней есть все для синяков и шишек: Колдобины — увы! —                                   не на виду. И сам хорош: Как вышел из мальчишек, Так до сих пор к солидности иду. Но я не трус — Хоть голову на плаху, — Готов ответить за свои грехи… Сыграй мне, Лада,                             что-нибудь из Баха За все мои поэмы и стихи.

Осенние цветы — как вскрики Последних журавлей. Они — как солнечные блики Среди пустых полей. Пускай в лугах пожухли травы И высохла стерня, — Цветы, пригревшись у канавы, Покличут вдаль меня. И на опушке пожелтелой, Где листопад шуршит, Я этот зов, уже несмелый, Вдруг уловлю в тиши. Под небом хмурым, словно в мае, Поверится в цветы. И вскинутся, как птичьи стаи, Мои мечты.

Я морем обольстился зря, Сказал себе — Вода водою. Слепит холодная заря, Да плещется оно,                           седое. А волны знай себе снуют, Кипят на палубе, клокочут. Не спрятаться в глуши кают — Ни дня тебе, Ни тихой ночи. Решил:          на берег убегу. И убежал —                 я верен слову. …Пасутся овцы на лугу, Как баржи, стельные коровы. Не узнаю себя я сам: Повсюду слышится мне море. Я уношу тоску в леса, Где догорают тихо зори. Я знаю: Трактор за холмом Урчит. А чудится мне —                          катер. И с каждым днем мрачнеет дом, И мелким кажется фарватер.

Живешь, как все, И вдруг накатит, Что свету белому не рад. И улыбаешься некстати, И слово молвишь невпопад. Тебе друзья —                     одна морока, Ну а родия —                     тоска сама. И солнце спряталось до срока В дымы за длинные дома. А ночь глухая, как подполье, И месяц вовсе окривел… Крест-накрест опоясан болью, Живешь как будто не у дел. Уеду, Где простора вволю, И небо —             плавай, как во сне. Где можно прислониться болью К любой березе и сосне.

Застыли низины и взгорки, Печаль вековую храня. Закончились сроки уборки, Щетинится в поле стерня. Прислушались чутко осины, На цыпочки встала лоза, У елок сутулятся спины И спрятаны в гуще глаза. В чащобе осталась прохлада И в полдень таится в тени, Как будто засела в засаду С ножом на погожие дни. И вдруг тишину потревожит Крикливых скворцов перелет. Морозец пройдется по коже И к сердцу надолго прильнет.

Неужели горки укатали? Я забыл и думать о любви. Не манят неведомые дали, Не волнуют сердце соловьи. Не пойму я: Надломилось что-то, Оборвался песенный мотив? Надоела добрая работа Или стал я попросту ленив? Норовлю туда, Где есть моторы. Мне жирок не в тягость на боках. Не махну без рассужденья в гору, Мыслю так: Отбегал в дураках. В каждом деле рациоприкидка, Как давнишний плащ, — Мне по плечу… Нет, не ожидал, что под микитки Без предупрежденья получу. Стоит ей взглянуть Иль мимоходом О своем капризе намекнуть… Я не замечаю непогоды, Для меня любой не в гору путь. Рассужденья полетели к черту, Я шагаю,              ворот распахнув. И во мне шевелятся аорты, Ледяного воздуха хлебнув.

Твоя голубая улыбка На миг озарила меня. И стало болото не зыбко, И вспыхнули вновь зеленя. Иду не холодной отавой — Ступаю июньской травой. И месяц с улыбкой лукавой Плывет над моей головой. Услужливо высветил дали, Откуда с тобою пришли, Чтоб все-таки мы угадали, Забытую стежку нашли. Петляет она между сосен, Теряется вовсе в кустах… Неужто ядреная осень Легла серебром на листах? И ветры играют, лютуя… Да как же я жил, не любя?! Готов на расплату, любую, Готов за тебя и себя.

О это тонкое чуть-чуть — Души моей отдохновенье. И я могу легко вздохнуть, В свое поверив воскресенье. Дозволено плеча чуть-чуть Коснуться в мягком полусвете. Сумел я грань перешагнуть — И вот теперь за все в ответе. Теперь я твой, А ты — моя. Открылись взору светотени. Ведут от песни соловья К тебе высокие ступени… Чуть-чуть убавилось росы, И чуть слабей запахло тмином. Незримо осень на весы Кидает клена золотины. Не огорчайся, не грусти — Тебе к лицу чуть-чуть печали. Левада, слышишь, шелестит, О чем так долго мы молчали.

Узнать однажды На причале, Полвека выкинув на кон, Что и меня когда-то ждали И кто-то был в меня влюблен. Волны ленивой бормотанье Стоять и слушать, как во сне. И вдруг понять: Ее признанья Всегда недоставало мне. Вздохнуть, Куснуть себя за локоть И, на себя же вскинув плеть, Признанья позднего жестокость Улыбкой грустною пригреть. Хлебнув побольше кислорода, Нырнуть в пучину давних лет. И, обозрев былого своды, Понять любви ее секрет. Пускай признанье как рукою Снимает давнюю печаль. Я отрекаюсь от покоя И снова вглядываюсь в даль.

Осень. Опустели берега. Волны разворачивают плечи… Женщина стоит у маяка, Одиноко провожая вечер. Голубые теплые глаза За семью печатями печали: Кто-то ей худого насказал? Или чайки сдуру накричали? Подмывает ближе подойти, Прикоснуться осторожным славом. Но никак мне слова не найти Ей под стать — Печально-голубого… И опять я жду вечерний час — Наша встреча что-нибудь да значит?.. Огненный закат в волне погас. И звезда не принесла удачи. Темнота надвинулась стеной, Утро занималось лиловато… Я не знал, Что сделает со мной Эта непонятная утрата.

«Не сотвори себе кумира…» — Ты исподволь внушаешь мне. И что ж? Моя замолкла лира, Висит доскою на стене. «Не сотвори себе кумира…» Какие тяжкие слова! В моей душе сквозно и сиро, Клонится долу голова. «Не сотвори себе кумира…» Мне стиснуть зубы и молчать. Я без тебя — Изгой у мира: Ни петь,            ни думать,                             ни кричать.

Подышать бы                     твоими руками, Окунаясь             в ладони опять. Иногда мы не ведаем сами, Где тонуть, А откуда взлетать. Никогда не дрожал я                                 от страха, А ведь всякое было в пути. Что же сердце —                            подбитая птаха — У тебя трепыхнулось в горсти? Догорают               последние листья, Журавли улетают,                             трубя. Не ищу я и малой корысти, Мне бы только увидеть Тебя.

Я пишу почти с натуры — Еле тянется строка. Надо мной повисли хмуро Обложные облака. Заблудилось нынче лето — И в июне солнца нет. И на всю округу света — На поляне маков цвет. К алым макам вышли клены Из задумчивых левад И стоят толпой зеленой, Что-то шепчут невпопад. Грустно кленам я внимаю, Нянчу давние мечты… Мне тебя напоминают Эти яркие цветы.

Покинула — И в сердце пустота. Не сердце —                  позабытая квартира, В которой и нетоплено, и сыро, И слишком глухо —                              тоже неспроста. Не знаю, Чем заполнить сей метраж. Бегу в леса —                    залить дубравным гудом. Авось свершится и со мною чудо!.. Но я всего —                   при опустевшей страж. Сманил пичужек, что повеселей, — Пускай свистят с утра до поздней ночи. Впустил ручей — Пускай себе клокочет, Приносит с воли запахи полей. Но как была квартира нежилой, Так и осталась,                       в ней не потеплело. Хотел вскричать: «А мне какое дело!» Но сам молчу,                     вздыхая тяжело. Проснусь однажды я лучом — Раздвину темноту                            плечом, Пройдусь легонько                              по вершинам Притихших на заре холмов, Посеребрю                 полет машины, Окошки высвечу домов. Я в середину                    росной капли Живым алмазом                         буду вкраплен. Пройдусь по тихой речке кротко — Прошелестит вослед лоза. И, придержав свой лёт                                     короткий, Вдруг потону в твоих глазах.