Укатилось, расплавилось солнышко — На стерне золотится стезя. На упавшее во поле зернышко Не откликнуться сердцу нельзя. Земно кланяться найденну колосу — Как заблудшую душу спасать. Покоряюсь нетленному голосу, Что в наследство оставила мать. Уступая желанной усталости, Буду слушать, как песню, хлеба. Не утрачу завещанной малости — Да заполнится полем судьба! Постигаю давно позабытое, Обретенное в самом простом. Помолчу на меже под ракитою И замру, как над белым листом.

Мне житье братана нравится — Стал он крепким мужиком. У него жена —                      красавица; Словно терем новый дом. По плечу братану разное: И пахать, и убирать. Он работает,                    как празднует, И жена ему под стать. Сколько лет из русских кряжевых Сортовые нянчил льны! Не жалея сил, выхаживал Гордость псковской стороны. Расцветая,                в пояс клонятся — Бирюзовая волна! И течет, ликует звонница Удивительного льна.

Честно трудится моторик Возле бани на реке. Дедов старенький топорик Ухает в моей руке. У поленницы на плахе Я орудую, как встарь, Босиком, в одной рубахе, — Хорошо живешь, скобарь! Ноздри щупают ядреный Вкусный воздух смоляной. На лесине окоренной, Словно сахар, тает зной. Ветерок рубаху сушит — Это тоже благодать. Дорогая тетка Нюша, Что взамен тебе отдать?

За Великой скирды хлеба И бокастые стога. За Великою в полнеба Встала радуга-дуга. В семицветье входят двое: Он ведет к реке ее. Я лишился вдруг покоя, Вспомнив давнее свое. А закат сочится, Льется — Воды плавятся в огне. Звонко девушка смеется — Смех, как солнышко, во мне. Смех, как звонкая водица, Как искристая звезда… Не пойму, Река струится Иль текут мои года?

Не из тарелки взять                               с цветной каемочкой, Из углей выхватить,                                как сам огонь, — Картошку черную                            с хрустящей корочкой И покидать с ладони                                на ладонь. Напополам ее                      сломаю, угольну, Вдохну картофельный                                   здоровый дух… За плугом хаживал —                                не родич увальню, — Один во полюшке                            пахал за двух. И до чего ж вкусна                              картошка осенью Под ясным куполом                               среди полей! Поля пронизаны                          сквозною просинью, А ветер к вечеру —                             синее, злей. Комбайны замерли,                               зарей умытые, Подняли хоботы                         и смотрят вдаль. Как перед праздником,                                     душа открытая Вбирает тихую                       полей печаль. А в небе лебеди,                         как откровение, На солнце красное                              косяк плывет. И горько-сладостно,                                пусть на мгновение, От непонятного                         душа замрет.

Среди болот и глухомань-лесов, В зеленом царстве птичьих голосов, Вросла в бугор крестьянская изба: В окне — заря, А над зарей — резьба. Изба стоит уже полста годов. Тропинка от нее ведет на Гдов. Другая — к югу,                         в дальние края, Которых и во сне не видел я. Всему свой срок: Аукнула судьба…                        В разлуке запечалилась изба, Осталась вековать среди лесов, В весеннем хоре птичьих голосов. Мне открывались чудо-города. Избенке дедовой до них куда! У каждого свой норов,                                    голос,                                             вид, И каждый не полста годов стоит! Но если было мне невмоготу, К былому обращал свою мечту, Припоминая старый дедов дом. И он светил мне заревым окном.

Мне кажется, прежний я,                                        прежний, И давние думы свои Несу затаенно и нежно Туда,       где живут соловьи. Как будто и нет за плечами Далеких морей, городов. Не здесь ли мечталось ночами: Увидеть бы сказочный Гдов! И что ж, Повидал я с лихвою!.. Но сердце вернуться велит. С покорной пришел головою, — И что же мне встреча сулит? Вот здесь, не знавала покою, Стояла кормилица-печь. Прижался к березе щекою, Одна она вышла навстречь. Остались сады и болото, Что поле питало росой. Тропинка вела на охоту, А эта — на пожню — с косой. Отсюда уехали люди, Уехали, хутор любя… И пусть нас никто не осудит, Мы сами осудим себя.

Смалу в деревне я рос непутевым — Мне бы мечтать да играть. С братом ходили в подлесок сосновый Хворост к зиме собирать. В глушь забреду —                            от сосенок мохнатых Глаз не могу отвести. Хлебом с ладони кормил я сохатых, Бабочек нянчил в горсти.

— Много ль с такого работника толку! — Брат мне взашей поддавал. — Зубы, бездельник, положишь на полку, С песен какой капитал?! Братья корили, наверно, напрасно И наставляли, как жить. Мне и поныне                       мечтается красно: Песню сложить.

Солнышко ночей не досыпало, Поднималось, Землю облучало, К полдню раскаляясь добела. Облака над нею набухали, Проливались и спешили в дали Завершить весенние дела. Гулкой подпоясанная речкой, Зорькой подрумянена, Как в печке Испеченный сдобный каравай, Пашня за околицей лежала, Зерен полновесных ожидала, Слушала грачиный грай. В поле выезжали трактористы, Веселы, Чумазы и плечисты: Начиналась жаркая страда. Гул моторов повисал над краем, И дышала новым урожаем Свежая Прямая борозда.

Художник старался на совесть — Досрочно сработал заказ. И вот она — трудная повесть: Деревня моя без прикрас. Расскажут потомкам картины О нашей нелегкой земле: На пашне весенней машины, Лежит каравай на столе… Как будто раздвинулись стены, Небесной вобрав синевы. Запомнил я образ Елены — Того лихолетья вдовы. Сидит, положив на колени Не руки — России судьбу. А возле сожженной сирени — Бревешки на вдовью избу. Елена — как будто святая — Омыла очей бирюзу, Глядит на себя, не мигая, Роняет, как плату,                            слезу. Щедрей не бывает награды — Художник застыл у окна. В раскрытое льется прохлада, И даль, как в картине, ясна.

Уходил без сожаленья — Жизнь красивая звала. Почему ж за отступленье Совесть за сердце взяла? Сорвался среди недели. Чт о жена —                 сам черт не брат! Подымались стройно ели, Словно вышли на парад. Понасыпало болото Журавиц полным-полно… Ворохнулось в сердце что-то Позабытое давно. От подлеска до заката Вдоль реки —                     луга, луга… Вот оно, за что расплата, — Ольхи встали, не стога. Над родительским погостом Словно шапки —                          галки в лёт… Оказалось, ох не просто Сделать новый поворот.