Сюда слетались Не впервые Драчливые тетерева. Им сосны нравились кривые И прошлогодняя трава. Слетались затемно, Сходились И славили весну и высь. И сотней зорь они светились И, как положено, — Дрались. Крыло в крыло — Сшибались гулко, Раскинув радугой хвосты… И никла дедовская «тулка», Не смея тронуть красоты. От света сказочного пьяный, Сосновый покидаю кров, И в честь меня Дает поляна Стозвонный залп тетеревов!

Давным-давно Он бродит в одиночку, Беду и радость Делит сам с собой, Осин промерзлых Горестные почки Жует неспешно замшевой губой. У ельника в затишке Греет тело На предвесеннем солнышке скупом. Но изморозь, Что по хребту осела, Не растопить и мартовским теплом. И даже к шуму Вовсе равнодушен: Не слышит потревоженных сорок, И грохота машинного дорог. Он лишь безмолвью ельника Послушен. Стоит, жует… И всё же сила сока, Что бродит тайно в почках молодых, Ударила по жилам Жарким током И заискрилась на боках крутых. И вздрогнул лес От радостного грома. Пропала белка молнией в снегах. Весенний зов, Как солнышко, весомо Сохатый нес На вскинутых рогах.

Срывает листья Осенний ветер, Мечутся, рыжие, на планете. В метелице знобкой Такая тревога!.. Прилягу устало У доброго стога. Прилягу, Озябшую спину согрею. А листья куда-то — Скорее, скорее… Вот-вот закричат беспокойно, Как птицы, Над полем продрогшим Начнут табуниться. Но листья — не птицы, Не сбиться им в стаи. Куражится ветер, Бездомных взметая. А рыжим — К земле бы холодной щекою, Окутать огромную Желтой тоскою! И хочешь не хочешь, И надо ль не надо — Вбираешь душой Маяту листопада.

Он жил, как все, Законом стаи: Бездумно шел за вожаком, То к тучам весело взмывая С гусиным звонким косяком, То из-за туч, Крыла смыкая, Скользил за дальний косогор… Гуляла, Пела в небе стая, И в сердце ликовал простор! Ему бы петь и мчать бездумно, Как прежде, Вторить вожаку, Когда бы там,                     внизу,                              не гумна И не ударил гром в строку! Взметнулась стая, Строй нарушив, Сомкнула поредевший ряд… Предзимье люто веет в душу, И раны под крылом Горят. Его болото приютило, Озера грели Как могли. Но не вернулась крыльям сила, Что отрывает от земли. Подстерегают птицу страхи За каждой кочкой и кустом. И елка, В старенькой рубахе, Склонилась маковкой-крестом.

Не пойму я: Поле или море? Счастье впереди, Глухое ль горе? Но иду… А мне сейчас бы — в сани Под тулуп овчинный! Гикнуть: «Н-о-о!» И в родную хату, К тетке Мане… Не видались мы Давным-давно! Только теток на пути — Не часто. И скрипят, Скрипят мои шаги По разливу мартовского наста. По волнам-сугробинам Глазасто Катятся зеленые круги. Даже солнце смотрит Неулыбкой, Стынет Незнакомою звездой. Синь Нависла ледяною глыбой, Ждет, Чтобы обрушиться бедой. Не пойму я: Поле или море? Счастье впереди, Глухое ль горе? Но иду!

С годами Мыслится и любится Иначе: Не властна тьма, Не ослепляет свет. И горькие былого неудачи Становятся лишь суетой сует. Награды нет, И нету круглой даты. Но и черта ведь Не подведена. И луч последний Тихого заката Звенит и греет сердце, как струна. Сгущаются лиловые потемки, Но где-то зреет новая заря! И первый лед, Задумчивый и ломкий, Пока лишь — Отголосок ноября.

В далекую страну, Как в старину, Назад на тридцать Или триста лет Уводит незаметный след. В полузабытой той стране Идет мальчишка по стерне, Идет, по колкой, Босиком, К отцу на пашню с узелком. А в поле В очи сорванца — Улыбка добрая отца, На пашне шумные скворцы И скирды — Скирды-близнецы. В мальчишке том И в той стране Я узнаю себя И Русь. Я К темной, выцветшей стерне Всем сердцем снова прикоснусь! Как в годы давние, Меня Отец посадит на коня: И вновь придвинутся леса! И что мне колкая стерня, И август о вская роса! А мой отец смеется мне, Придержит, Если что не так. Смеется солнце в вышине, Не отставая ни на шаг. Горят в отавах клеверов Огни цветов, как светляки. Деревня В двадцать шесть дворов Полощет вербы у реки. Навстречу нам выходит мать, Ласкает доброго коня… Вот так же Будут ли встречать Еще когда-нибудь меня?! О край родной, Весенний гром! Неужто там не ждут меня!.. Кипрей дымится над бугром, Собой полнеба заслоня.

Но я не верю Ни бугру, Ни почерневшему кресту, Я сам на ветреном юру Веселой вишней прорасту!

Под полою у красавицы зари Отбивают косы косари: Звонкие литовки, будто тетива, Каждая по-своему поет. Замирая, Слушает трава, Тянется, На цыпочки встает. Молоточки клювами стучат И с ресниц у девонек-девчат Склевывают звонко — чок, чок, чок! — Золотинки — ласковые сны. Месяц, Раскаленный пятачок, Стынет на ладони у сосны. Дробным цокотом Молчунья-тишина Поразбужена, Зарей подпалена. По округе гул моторный Вкривь и вкось Перестуком крепко-накрепко прошит. Спозаранку дело каждому нашлось, Только, чур, Коль веселиться — от души! Видишь — Зоренька откинула полу!.. Пригласила нас хозяюшка к столу, На заречные луга с духмян-травой Всей деревнею на праздник даровой.

Ой шир о ко-широк о Разлилась водица. Поругаться легко — Трудно помириться. Боль-обида — Не ручей, Не положишь лавы. Лучше не было б ночей — Зарев о й отравы. Омуты любимых глаз Вовсе не видать бы… Зря сказали, Что у нас Скоро будет свадьба!

У деревни на виду Встретила подружку. Бросив на руку узду, Ты шагаешь, как по льду, Анна, Нюра, Нюшка!.. У Настены каблуки — Гвоздики-копытца: Бабам вслед из-под руки Есть чему дивиться. А у Нюшки сапоги — Каблучищи всмятку, Будто с мужниной ноги. На фуфайке — латки. Хоть разбейся — На виду Не она, а Настя: К агроному и в страду, И в обычный день идут Люди — Вот где счастье. Не подружка, а беда — Нюшкино ненастье. И куда теперь, Куда Схорониться от стыда?.. Помоги ей, Настя! Настя рада бы помочь, Да самой, Самой невмочь!.. Нюшке, видно, Невдогад, Что краса не вечна: У Настены листопад Шелестит о плечи. Не семнадцать — Двадцать семь: Ягода-калина. Кольца в пепельной косе Развиваются совсем, Ей теперь бы Сына!.. Нету силушки в ночи — Сердце не остыло: В душу смотрит, Хоть кричи, Нюркин муж Данила.

От земли и вроде не земная, По деревне шла княжной княжна… И глядел я вслед, Еще не зная, Как ты стала мне с тех пор нужна! Лада-свет, Живительная сила, Не прошла меня ты стороной: То звездой далекою светила, То вставала солнцем надо мной!.. Верю, Как язычник в солнце верил: Ты — Мое начало всех начал: Дальний путь от материнской двери, Мой приют, Конечный мой причал.

Вдвоем бы за околицу С л ю бым — Хоть в бега! Пускай игласто колются, Секут снега. Метель на нашей улице Раскинула сеть. Проезжий не сутулится — Л ю бо глядеть! Машиною пропахшая, Раскинута пол а . — Эх, пропащая, С кем пошла! Думано ль, С проезжим Судьбу пытать?.. Рассвет белесый брезжит. В окошке — мать. А ей и горя мало — Любовь хмельней вина! Она чуть-чуть устала, От счастия пьяна! Не то что за околицу — За тридевять земель… Пускай игласто колется Белёсая метель!

Мимо кузни с ведрами, Покачивая бедрами, Настя ходит п о воду По тропке, как по проводу. З а день Настя сотню раз Души вывернет из нас. Ей-то что — работает, Ходит, где короче. А у нас забота — Шеями ворочать. Ломит шеи к ночи Так, что нету мочи. Прицепилась, как простуда, Накануне посевной. — Ой, с ремонтом, братцы, худо, Станем к выходу спиной: Бегай хоть по двести раз — На затылке нету глаз. Искры звездами взметнулись — Знаем горю чем помочь!.. Про себя же усмехнулись: Как на привязи, точь-в-точь.

Бьются искры, будто пчелки, Сыплют роем на стену. Не видать теперь ни челки, Ни походки Настиной. Что-то в кузне стало душно, И удар уже не тот… Вот те раз — Сквозь грохот слышно: Ведра звякнули о лед. Мы, как будто ненароком, Повернулись к двери оком. Эх, была не была, Веселей пойдут дела!

Не странно ли: Я помню свадьбу, Но не свою, Твою, твою! О если знать бы, Если знать бы, Затеряна в каком краю? Та свадьба прочих не богаче, А для меня, Как зимний гром. Твоей завидуя удаче, Плясали девки под окном. В глуби избы, глотнув сивухи, Орал за здравие Федот. Не зря селом змеились слухи: «Любаша лейтенанта ждет…» А от Любаши, от доярки, — Лишь руки, мнущие платок. Вздыхали девки-перестарки: «Вот нам бы счастьица глоток!» А я, считай еще мальчишка, Плясал, как черт, Себя казня: Сжималось сердце в кулачишко От взрослой тайны у меня.

Заявился, Как свалился с неба. Это я, ведь я, — Не злая н е быль. Из вчера к тебе пришел, От мая. Видишь: В волосах черемух цвет… Шел я через годы, Разметая Сумрак дней, Ночей зеленый свет… Ты глядишь спокойно, Незнакомо. Помолчим, К чему теперь слова. Нагляжусь И в ночь уйду из дома, Тихий, как сентябрьская трава.

Осень молодицей Из подол а Ягод понасыпала, В лес позвала, Я пришел на вырубку По утр у В жаркую малиновую Гущеру. Ягода-кровинушка — Знай бери. Про люли-Малинушку Лопочут глухари: — Сладкая, с Михайлою Спозналась, На заре с хозяином Те-ши-лась… Я не буду слушать Брехов-глухарей, Только ты, сладобушка, Приголубь-согрей! От молвы-напраслины Тебя уберегу. Но горда Малинушка — Ни гу-гу. А за той за вырубкой На пол-России мох. Что ни кочка-выскочка То подвох. Стелются багульника Сизые леса, Гоноболи-скромницы Синие глаза. Припаду я к синим — Буду пить и пить. Мне без Гоноболины Не прожить. Закружила голову, Остудила боль. Ох пьяна ты, ягода Гоноболь!

На моей ромашковой стороне Прокатилось солнышко по стерне, Зацепилось, ласковое, за стога И упало В скошенные луга. Не певучи сумерки в сентябре. Догорают ясени на бугре. Затаились чуткие камыши. И на всем-то озере — Ни души. Не пойму, где небо, А где вода. Звездные заметаны невода: В неводах тех месяц, словно линь, Золотым хвостом волнует синь!.. Мне давно бы к берегу пора, Только сам попался я в невода: Словно околдованный, До утра Слушаю, как дышит сонная вода.

Деревья совсем одичали, Последние сбросив листы. И негде приткнуться печали Среди городской суеты. Уеду отпраздновать осень Туда, Где и вовсе не ждут. Вечерние тени, как лоси, Тихонько к костру подойдут. В лесу у озерного плёса Всю ночь промолчу под сосной. Прогрохают гулко колеса По тряской дороге лесной. Ничем тишины не нарушу — Один на один у огня. Лишь сосны в открытую душу Глядят И врачуют меня. А угли мерцают, Мигают, По углям змеятся огни. Мне думать они помогают, Забыться помогут они.