В которой Иван срывает настоящий 'джек-пот' и сильно озадачивается.
Целый месяц Иван со своим экипажем, состоящим из Саши и Тани, посвятил разрушительно-созидающей деятельности. В смысле – разбору самолёта и перевозке всяческих полезных штук на склады, выстроенные Семёнычем в усадьбе. Собственно, его присутствие на борту 'Беды' и не требовалось – Александр прекрасно управлялся и сам. Но Ивану просто нравилось плавать по морю. Или, как говорят мореманы – ходить. Он даже было попытался уговорить супругу составить ему компанию, но та решительно отказалась, сославшись на то, что на воде её укачивает. Выпятив вперёд живот, Мария в шутку погрозила мужу пальцем, намекая на нового члена команды – Таню. Та, под чутким руководством Сашки, делала в русском большие успехи и уже вовсю пыталась разговаривать. При этом на судне она вела себя так непосредственно, что её друг постоянно краснел. Раскованность в поведении девчонки Иван списывал на 'европейское' воспитание и особого внимания на почти полное отсутствие униформы на юнге не обращал.
'Зато выглядит красиво и готовит вкусно!'
Красоту, даже абстрактно-теоретическую, Иван уважал.
Дымовые сигналы не дали никакого толку, больше никто не откликнулся, и, перевезя последние остатки груза в порт, капитан решил попытать счастья на севере.
Олегу же Иван дал поручение не только вернуть на место строителей из Бахчисарая, но и присмотреться к неженатой молодёжи на предмет их будущей вербовки в личную дружину Ивана. Олег отправился к Лужиным и пинками вернул строителей на брошенные объекты. Народ безропотно собрал манатки и двинул доделывать обещанное. Там же он имел долгий разговор со Звонарёвым на предмет 'присмотреться к молодняку' и вообще, к ситуации на месте – Бахчисарай без присмотра Иван оставлять не хотел.
Мужчины после первого знакомства не ладили, но оба были 'людьми Хозяина' и общий язык им, всё-таки, пришлось найти.
За этот месяц дома Семёныча и Олега были, наконец, достроены, и счастливые новосёлы заняли свои жилища. Особенно этому радовалась хозяйка – спать в доме, где есть пара горластых малышей, было сложновато. Семёныч, руливший стройкой, построил на отшибе бревенчатую баню, здоровенный склад и заложил дома для Сашки и Бориса. Дел было невпроворот.
– Докладывай. – Пару дней отдыха на берегу Иван использовал на всю катушку и сейчас принимал отчёт от Олега прямо за обеденным столом, с ложкой в руке. Олег встал и машинально оправил камуфляж.
– Перевозчики цену ломят. Камни и брёвна-то у нас золотыми получаются.
– Знаю. Сядь. – Маляренко помрачнел. Проблема доставки строительных материалов в усадьбу становилась очень серьёзной. Как так получилось – никто толком не знал, но сухопутные перевозки были почти полной монополией азербайджанца Толика, живущего на хуторе за Бахчисараем.
На самом деле транспортный магнат носил гордое имя Лом-Али, но и на 'Толика' он охотно отзывался. На подхвате у него было четверо пожилых мужчин, с помощью которых беженец из Нагорного Карабаха отловил и переправил в загон небольшое стадо диких ослов. Полтора года в его затею никто не верил, но упорный кавказец продолжал приручать животных. Морковки и капустные кочерыжки уходили корзинами, но скотина продолжала брыкаться, лягаться и кусаться. Ослы входили в клинч, боролись в партере и неоднократно пытались Толика обгадить, но азербайджанец не сдавался и, в конце концов, победил. В это время, найденные им в горах и спасённые от голодной смерти, никому не нужные четыре старика, смастерили несколько страшненьких корявых волокуш и тележек да ещё кое-какую сбрую. И бывший водитель маршрутки, заносчиво задрав нос и по привычке выставив 'в окно' левый локоть, выехал 'на линию'. Сначала это никому не было интересно, но потом, после того, как стройматериалы, доставляемые по морю, закончились, дела у парня пошли. Да так, что за последние три недели за свои услуги он отмутил у Семёныча комплект камуфляжа и две пары ботинок! И прекрасный нож. И ножовку. С этим надо было что-то делать…
– Может, того? – Олег вопросительно потёр кулак.
– Ну конечно! Человек все эти годы впахивал, как вол, а ты его 'того'! – Иван покачал головой. – Завтра я выйду в море. Ровно на две недели. Когда вернусь – будем держать совет. Чтобы здесь были: Сергей Геннадьевич, Юрий Владимирович, Николай Семёнович, Сергей Александрович, ты и сам Толик.
На каждое имя, произнесенное хозяином, Олег отвечал кивком.
– И представишь мне два-три кандидата из молодняка, ясно?
– Так точно! – Олег снова кивнул, поднялся и, спросив разрешения, вышел. Он был на службе. Жизнь впереди вырисовывалась понятная, стабильная и сытная. Засвистев весёлую мелодию, служивый улыбнулся и упругим шагом двинул решать проблемы начальства.
Форштевень резал волну, и лодка бодро шла, подняв единственный парус, на север мимо пустынного берега. Впрочем, о том, что берег пустынный Иван мог только догадываться. Высота изрезанного расселинами обрыва, тянувшегося на многие километры, была такой, что рассмотреть, что же там, наверху, не было никакой возможности.
'А когда то я там пешком ходил…'
Припомнив, как он толкал копьём колесо, залитое водой, Маляренко только улыбнулся.
'Ха! Дела-то идут! Да и фиг с ним, что маленький… зато – корабль! Зато – мой!'
Ваня удобно развалился на раскладном кресле, стоящем на носу лодки, и, время от времени, оглядывал в 'трофейный' монокуляр берег. Окромя жуткого прибоя, бившего в глиняные стены обрыва, смотреть пока было не на что. Разве что…
'Тьфу ты! Нет. Надо Сашке сказать, чтобы он, всё-таки, Таньку помаленьку уму-разуму учил. Эдак нервное расстройство заработать недолго!'
Сам Сашка, торчал в рулевой рубке, держась за маленькое колесо штурвальчика, и наблюдал, как его подруга колдует на палубе над обедом.
Иван уставился вперёд. Высоченный, изломанный берег уходил за горизонт.
– Сашка, крепи штурвал! Иди сюда – поговорим!
Через три дня пути обрывистый склон, неспешно проплывающий по правую руку, исчез. Вместо него за бортом оказалась низкая, абсолютно плоская и безжизненная песчаная пустыня. Даже километровое удаление от берега не спасало от раскалённого воздуха, временами приносимого ветром с суши.
– Мда. Места тут невесёлые. – Даже привыкший к жаре Иван, обливался потом, который выступив, немедленно высыхал. И так далее. И снова, и снова. И дальше – по кругу. Пить хотелось неимоверно.
Сашка только облизнул иссохшиеся губы и кивнул, а уже тщательно одетая Таня разразилась речью на немецком. Впрочем, всё было понятно и без перевода. Дойче зольдат громко интересовалась у окружающего пространства, какого лешего тут так жарко и когда эта хрень закончится?
Иван с ней был полностью согласен и мысленно порадовался, что его не выкинуло здесь.
'Я бы тут и дня не протянул. Точно!'
Так прошёл ещё один день тяжёлого путешествия.
– Шеф! Берег исчез! – Сашка был немного испуган. Плавать посреди открытого моря ему было страшновато.
Маляренко, разбуженный воплем рулевого, вылез из-под тента, достал атлас и, прикинув, что почём, велел поворачивать вправо. Похоже, они достигли самой западной точки Крыма, впереди был тот самый, безжизненный северный берег, на который попал автобус Романова. Правда, до него надо было ещё плыть и плыть…
'Ладно, до точки возврата ещё один день. Идём дальше.'
– Капитан! Капитан! – Таня трясла Ивана за плечо. – Там! Там!
На берегу действительно появились холмики, чахлые кустики и камыш. Но не это привлекло внимание немки. По песчаному берегу суетливо мельтешила маленькая белая точка.
'Клюнуло!'
Ваня аккуратно развинтил пластиковый тубус и вынул монокуляр. Сорокакратная цейссовская оптика рывком приблизила пляж, отдельные камышины и… ребёнка?
– Сашка, стоять! Там ребёнок на берегу!
'Откуда тут мальчишка? Точно, ребёнок.'
Маляренко пригляделся – чумазому мальчугану вряд ли можно было дать больше десяти лет. На голове его белела панамка, а одет он был в шорты и в замызганную майку. Судя по его виду, лодку он ещё не заметил – парнишка увлечённо что-то собирал, стоя по колено в воде.
– Рули помалу к берегу. Сейчас разберёмся.
Эти люди Ивана потрясли. За два с половиной года, проведённых в этом мире, он успел навидаться всякого, но такого… Маляренко смотрел на исхудавших и измождённых людей, и ему хотелось одновременно и заплакать и обнять их всех. И вместе и по отдельности. Таня с Сашкой лихорадочно вытаскивали из трюма все корабельные запасы продовольствия, а Ваня, наплевав на санитарную осторожность, засунул пистолет подальше за пазуху и снова крепко пожал руку Валентину.
На берегу, за невысоким холмиком, у старых развалин, в тени северной стороны к остаткам каменной стены прилепились две ярко синие палатки и большущий, крытый камышом, навес. Под ним, жадно следя за тем, как Саша тащит еду, сидели двое скелетообразных мужчин и четыре женщины. Тоже истощенных до крайности. Вокруг них, возбуждённо поблескивая глазёнками, собралось…
'Раз, два, три…'
Иван принялся пересчитывать детей.
– Не трудитесь, – молодая женщина с малышом на руках слабо улыбнулась, – три мальчика и десять девочек. Это все, кто выжил.
Из глаз её брызнули слёзы.
– Извините. Я – Аня. Это мой муж Валентин. А это наши друзья.
– Алексей, – Ярко-рыжий лохматый парень протянул Ивану руку. – Это моя жена Елена, это мой сынок Егорка.
Мужчина показал на трехлетнего карапуза, державшегося за мамку.
– А это мама Валерия и мама Света. – Мужчина показал на двух худющих женщин 'слегка за тридцать'.
'Училки, как пить дать – училки!'
Самое главное во всей этой компании было то, что дети истощёнными НЕ БЫЛИ! Они, конечно, не были упитанными, но и на малолетних узников Бухенвальда, в отличие от взрослых, они никак не тянули.
У Маляренко зашевелились волосы на голове.
'Боже ж ты мой! Они кормили чужих детей, а сами…'
Иван сглотнул ставший в горле комок и внезапно севшим голосом просипел:
– Давно вы? Тут?
– Двести пять дней.
В глазах почему-то защипало.
Валька Воронин и Лёха Демидов были друзьями ещё со школы. С первого класса. Как их вместе посадили вдвоём на первом уроке, так до выпускного они за одной партой и просидели, став, по сути, настоящими братьями. После школы их пути разошлись. Валька поступил в консерваторию, а Лёха ушёл в армию. Лишь через десять лет судьба снова свела их вместе. Оба были уже женаты, у обоих были дети, но старая дружба не угасла, и даже переросла на семейный уровень. Аня и Лена тоже стали подругами.
Привычку рыбачить на Волге Лёхе привил отец. Потом Лёха вытащил на природу всю компашку раз-другой и дело пошло. Никто уже и представить себе не мог – как это можно раз в месяц не съездить, не позагорать-поесть ушицы. В тот жаркий сентябрьский день они разбили палатки прямо у воды, оставив машины подальше, под деревьями. А ночью случилась гроза – и вот они тут.
Иван покивал. История была до боли знакомая.
У ребят не было машин, зато были жёны и дети. И удочки-палатки-котелки. В общем, полный туристический набор. Кстати, выкинуло их не здесь, а в полукилометре отсюда. Причём прямо в воду. Палатки – на мелководье, а машины…
– А тачки так там на дне и стоят. Я туда нырял, кое-что вытащил. – Лёха махнул рукой на море.
Выбравшись на берег, робинзоны кое-как сориентировались и отыскали вот эти развалины. И если бы здесь не было маленького родничка, то на этом историю можно было бы и заканчивать, но им повезло. Вода здесь была.
– Вот так, с тех пор на рыбе и сидим. И на мидиях. Море тут бедное – совсем мало ловится. Хотя со снастью у нас полный порядок.
Было заметно, что говорить Валентину тяжело.
Варёную картошку съели с кожурой. И выпили всю картофельную воду. Каждому досталось по морковке и огурцу. И по половинке луковицы. И по кусочку вяленого мяса. По местным меркам это был пир!
Вечером разговор продолжился. Иван, вспомнив, что забыл представиться, спохватился и исправил ситуёвину.
– А дальше? Дальше что?
А дальше началась борьба за существование. Того что ловилось, на две семьи, в принципе, хватало. Попытки выбраться и найти людей жёстко пресекла песчаная пустыня. Сил у Алексея хватило лишь километров на тридцать пути. Назад он едва смог добраться. А через две недели, по воде, на них вышел семнадцатилетний школьник. Парень был весь в алых пятнах и в испарине и Аня, которая оказалась настоящей медсестрой…
Ваня мысленно подпрыгнул.
'Ес!'
… его вовремя тормознула. Игорёк умер, но успел рассказать, что к востоку, на берегу, стоит школьный автобус. И там всё очень плохо.
'Наверное, та же зараза, что и Романовских доходяг косила'
– Вот. А потом он умер. Я сама себя в карантин записала. Сама его похоронила. Потом пошла туда. Там тоже развалины. И много всяких новых вещей. А автобус в песке закопался совсем. – Аня показала на учительницу. – Света, расскажи, я устала.
Света оказалась учительницей частной школы, которая вместе с коллегой сопровождала сборную солянку учеников разных классов на экскурсию в соседний город. Тоже гроза. Тоже удар. Сначала они просто сидели и боялись выйти. Потом началась жара и все тридцать учеников…
Как ТРИДЦАТЬ?! Ване захотелось завыть. Школьников осталось ОДИННАДЦАТЬ.
'Мамочки мои! Да как же это!'
… и обе учительницы с водителем выбрались на берег, где и нашли почти целое здание. Только без крыши. В нём был настоящий склад. И четыре мёртвых тела. Почти скелеты. Их похоронили, а потом началась эпидемия.
Учительница спокойно закрыла глаза. Все слёзы она, похоже, уже выплакала.
– Старшие мальчики разошлись по берегу за помощью. И больше мы их не видели. А потом пришла Аня, а за ней Валентин. Он принёс водку и аптечку. А потом Лёша принёс еду. И так продолжалось почти три месяца. Я их всех сама похоронила.
Женщина всё же заплакала.
– А потом мы перебрались сюда. А потом приплыли вы.
Иван лежал на палубе 'Беды', пялился на Млечный путь и никак не мог заснуть. В рубке тихо плакала Таня. Сашка шлялся по пляжу. Его бил озноб.
– Что за бля, что за бля…
– Сашка, заткнись! И без тебя, блять, тошно!
Рассказ Ивана, о том, где они и когда, люди восприняли почти равнодушно. Валентин тогда помялся и спросил, не смогут ли они забрать и увезти хотя бы детей?
У Ивана случился культурный шок.
'Эти ЛЮДИ мне нужны!'
Перед отбоем, угомонив возбуждённых детей, Ивана отыскала Аня.
– Иван Андреевич. Простите моего мужа. Он глупый и гордый… дурак. Он не будет ни о чём вас просить, даже если будет умирать. И Лёшка такой же. Это у них с детства. Пожалуйста, заберите нас отсюда! Я считаю калории. Мы не выживем! С каждым днём мы всё больше слабеем и скоро все умрём. А без нас дети не выживут. Я прошу вас!
Аня упала на колени. Иван ахнул и легко поднял невесомую женщину на ноги.
– Да. Я заберу вас. Всех. Обещаю!
Звёзды сияли как бриллианты. Так и не уснувший Маляренко, встречал рассвет, сидя на холодном песке пляжа. Из серых рассветных сумерек бесшумно вынырнула мужская фигура. Валентин молча подошёл и, всё так же молча спросив разрешения, сел рядом.
– Меня зовут Иван Андреевич Маляренко. Мне уже сорок лет и я родом из Алма-Аты.
Ваня спокойно и обстоятельно рассказывал мужчине свою историю. О том, как выживал и убивал, как любил и ненавидел, как строил и разрушал.
Он не смотрел на Валентина. Он смотрел на восток, в пустыню. Прямо в восходящее солнце. Из глаз его текли слёзы.
Когда Иван закончил исповедь, то обнаружил, что вокруг него в полнейшей тишине стоят и сидят ВСЕ, а утро уже давно стало 'поздним'.