Жил на свете бай. Был он глуп, как бараний курдюк, а мнил себя великим музыкантом. Когда он, надув щёки и выкатив глаза, высвистывал что-то на сабызги, люди убегали в степь, а собаки поднимали такой вой, точно чуяли поблизости волчью стаю. Но баю казалось, что никто в мире не сыграет лучше его.
Была у этого бая красавица дочка. Её крепко полюбил удалой джигит Малик. Но Малик ничего не имел – ни скота, ни денег, а бай требовал за дочь большой калым. Увидев однажды джигита в толпе молодёжи рядом со своей дочкой, бай раскричался:
– Убирайся, наглец, прочь из аула и не попадайся мне на глаза! Нищий не пара дочери знатного человека. Я отдам её за тебя разве только тогда, если буду умирать, а ты вернёшь мне жизнь!..
В горе и тоске ушёл джигит в степь, и здесь на него наткнулся Алдар-Косе.
– Что повесил голову, дружок? – спрашивает Алдар-Косе. – Или солнце перестало греть землю, или земля перестала кормить скотину?
Малик чистосердечно открылся ему во всём.
– Не печалься, – сказал Алдар-Косе, – будет красавица твоей. Положись на меня. Поваляйся на мягкой травке до вечера, а я наведаюсь к баю.
Бай никак не ожидал такого гостя.
– Зачем пожаловал, непоседа?
Алдакен низко поклонился.
– Пришёл к вам, почтеннейший бай, с великой просьбой!
– С просьбой? – насупился бай. – С какой просьбой?
– Осмеливаюсь просить вас, бай-аке, поиграть для меня немножко на сабызги.
Бай оживился и повеселел.
– Вижу, Алдар-Косе, что ты неглупый и достойный человек. Проходи в юрту. Я с удовольствием сыграю тебе. Ты исколесил всю степь, в разных кочевьях побывал, всяких людей повидал. Послушай же мою игру да скажи, есть ли где другой такой музыкант, как я?
Пока бай говорил, Алдар-Косе оглядел юрту. Богатая юрта! Повсюду ковры да подушки, бархат да шёлк, по стенам развешана драгоценная сбруя, а в изголовье постели стоит резной ларец, запертый тяжёлым замком.
«Не уйду отсюда без ларчика, – думает Алдакен. – В нём-то и хранятся байские денежки».
А бай достал сабызги, приложил к губам и дунул изо всех сил в отверстие. Из дудки вырвался пронзительный писк, и тотчас люди, что были в ауле, опрометью бросились в степь, а все собаки дико завыли. Бай свистел, а Алдакен слушал с восхищением и прищёлкивал языком.
– Ну, как? – оторвался от дудки бай.
– Дорогой мой бай, – отвечал Алдар-Косе, притворно вытирая слёзы подолом рубахи, – слушая вашу дивную игру, я совсем забыл, что нахожусь на земле, мне почудилось, будто надо мной поют райские гурии. Вы поистине необыкновенный музыкант!
Бай самодовольно погладил бороду.
– Ты мне всё больше нравишься, Алдар-Косе, – сказал он, – я, пожалуй, подарю тебе свой старый халат.
– Благодарю, благодарю, бесценный бай! Но, – продолжал Алдар-Косе, – не прогневайтесь, господин, на мои слова: я знавал человека, который играл ещё лучше.
Бай сдвинул брови и метнул на гостя сердитый взгляд.
– В чём же состояло искусство того музыканта?
– Тот музыкант, – проговорил доверительно Алдакен, – мог три часа подряд играть на сабызги с закрытыми глазами.
– Только и всего? – расхохотался бай. – Да я готов хоть пять часов играть, не глядя на пальцы. Не веришь? Тогда завяжи мне платком глаза.
Алдакен не стал мешкать. И вот бай с завязанными глазами старательней прежнего принялся дуть в сабызги. Ещё дальше в степь убежали люди, ещё отчаяннее завыли псы. А Алдар-Косе, осторожно ступая по кошмам, поднял тяжёлый ларец, взвалил его на плечо да и улизнул потихоньку из юрты.
До самого вечера, пока не вымок весь от натуги, свистел, надрываясь, бай.
– Ну, что скажешь, Алдакен? – спросил он, переводя дух.
Но ответа не было.
Бай снял с глаз повязку и вдруг завопил не своим голосом: нет в юрте Алдара-Косе, нет и заветного ларчика!
Столпились люди вокруг юрты бая, хихикая и зажимая рты, перешучивались:
– Просвистел бай денежки!
Целую ночь, не унимаясь, проголосил бай:
– Ой-ой, конец мой пришёл! Ой, умираю! Ой, пропал!
А наутро является к баю Малик и без слов ставит перед ним его резной ларец.
Бай онемел на мгновение. Как шальной, кинулся он к ларцу, отомкнул замок, открыл крышку: ларец до краёв был полон денег. Дрожащими руками стал бай пересчитывать монеты: все деньги были целы.
– Малик, душа моя, – всхлипывал от радости бай, – ты вернул мне жизнь! Бери дочь! Уж так и быть. Но не рассчитывай на приданое. Ничего не получишь. Могу отдать тебе только свою сабызги. Хорошая дудка! Свисти, сколько хочешь. Живи весело. А мне она больше не нужна. Бог с ней!
Вот как Малик женился на байской дочери. И до конца своих дней бай не узнал, каким образом попал в руки джигита его ларец. Ну, а мы-то с вами это хорошо знаем.