Под утро ей приснился страшный сон: будто кто-то большой, темный гнался за ней по бесконечным лабиринтам. Ее пугали и этот кто-то, и сами лабиринты — ей совершенно не хотелось видеть их, знать, что они все продолжаются. Наконец, ей стало так страшно, что она начала понимать краем сознания, что это сон, сон, и ей захотелось проснуться.

И вдруг ей стало спокойно. И уже просыпаясь, она почувствовала тепло другого тела рядом с собой. Его руки гладили ее по волосам, и она, еще вся сонная, заулыбалась, узнав знакомые движения, запах кожи, в которую доверчиво утыкалась носом. Он порывисто обнял ее, стараясь плотнее прижаться телом, поймал между сном и явью свою добычу, сам еще сонный, не думая, инстинктивно. Еще минутка — и разорвет его на тысячу кусочков: быстрее, быстрее, действовать…

Сжал ее сильнее, и она, не совсем проснувшись, еще полуосознанно, подалась ему навстречу. Ее сердце, еще не успокоившееся после погони сна, зашлось дробью.

А потом она оказалась снизу. Широко распахнутыми глазами увидела его лицо над своим и изумилась. Но он, едва не умерев, уже был не с ней.

Тело лежало, как чужое: опустошенное, недвижимое. Он испуганно покосился на нее — ему хотелось увидеть, что и ей хорошо. Она лежала с закрытыми глазами, как-то очень спокойно. Он робко провел пальцем по ее плечу и отдернул руку. Она, не открывая глаз, погладила его.

Сильно захотелось курить. С сытой медлительностью животного он потянулся к своей рубашке, брошенной на стул. Дотянулся, вытащил пачку, зажигалку. Сигарета была последняя, и это оказалось как нельзя кстати: не надо было искать пепельницу — можно было стряхивать пепел в пустую пачку. Он закурил, затянулся поглубже, и в голове стало пусто и весело. Но все-таки хотелось спросить ее… Ну, чтобы услышать… Но он не знал, как сформулировать вопрос.

— Опя-ать… — недовольно протянула она, отстраняясь. — Я же просила тебя не курить в комнате. Тем более в постели.

— Ну извини, извини… — пробормотал он, продолжая курить и надеясь, что она это так, для виду. — Ты не представляешь, как клево покурить после этого дела…

— Вот ты всегда так: как только мне хорошо — обязательно все надо испортить…

— Тебе хорошо?

— Мне отвратительно: я терпеть не могу табачный дым. Ты вообще слышишь, о чем я говорю? Ты, между прочим, у меня в гостях.

— Хорошо, хорошо, — он встал и пошел на кухню.

— Сразу надо обижаться, да?

— Но ты же хотела, чтобы я ушел, — крикнул с кухни.

— Я хотела, чтобы ты перестал курить!

Он не ответил. Она недовольно поджала губы, чувствуя, что надо помолчать. Подождала, прикидывая, когда он докурит, и позвала:

— Ну иди сюда, поваляйся со мной, суббота ведь. Принеси, пожалуйста, воды! Только за компьютер не садись!

В ее компьютере уже само собой организовался второй пользователь, и стояли непонятные, забившие весь винт, игры. “Совсем обалдел!” — шумно возмущалась она по этому поводу Лариске, но сама втайне радовалась: “Здесь он, с ней, надолго…”.

И испуганно:

— Ты ведь не уйдешь?

Он, не отвечая, включил телевизор и лег рядом с пультом в руках.

— Поговори со мной.

— О чем ты хочешь поговорить?

— Хоть о чем. Скажи мне что-нибудь.

— Я не знаю что. Спроси о чем-нибудь.

— Нет, ты сам скажи мне что-нибудь хорошее.

— О! Фильмец клевый. Ща этот мужик тому вмажет. А что это у него за пушка? ТТ? Точно! Смотри, смотри! Ага!

— Ой нет, только не мордобой.

— Шас, шас… Йес! Клевый удар! Ладно, ладно, не бей по ребрам.

— Я поговорить с тобой хочу!

— Мы говорим.

— Нет. Я слушаю твои дурацкие возгласы.

— Про макак будем смотреть?

— Нет! Найди ты что-нибудь хорошее!

— Твой телевизор: это он фигню всякую показывает.

— Это ты всякую фигню включаешь!

— Вот тебе мультик. Вау, это “Утиные истории”. Помнишь, как их впервые начали показывать по телику? А прикинь, мы тут бухали с ребятами, а там чуваки были, так выяснилось, что они не помнят, “утиных историй”! А был еще “Чип и Дейл спешат на помощь”, “Чудеса на виражах”. А в видеосалонах можно было смотреть “Тома и Джерри”. Эх, родились они сразу на готовенькое. Не помнят, когда мультики были только советские и только в “Спокойной ночи, малыши!”. Им нас уже не понять.

— Ой, какие мы большие…

— М-м…

— Это детский сад — по каждому поводу дуться.

— Я не дуюсь.

— Какой мультик из диснеевских тебе больше нравится?

— “Чудеса на виражах”.

— Здорово, мне тоже. Может, возьмем их в прокате и посмотрим? Тряхнем стариной?

— Клево. Я знаю классный прокат — там все есть.

— Почему ты мне вчера не перезвонил, не предупредил, что придешь?

— Вечером был занят.

— Чем ты можешь быть занят? Пил? — воинственно приподнялась на локте, нависла над ним.

— Прикинь, — игриво завалил ее на спину, — весь вечер только о тебе и думал. Только начинаю твой номер набирать — тут же пробегает мимо Петрович и трубу отбирает: мне, кричит, срочняк позвонить надо. Во, какая зараза.

— Какой Петрович?

— А ты что, Петровича не знаешь?

— Не знаю я никакого Петровича! И знать не хочу.

На кухне она открыла холодильник и опешила:

— Когда ты успел все съесть? Удивляюсь, как ты масло растительное не выпил.

— Ну прости, ты заснула, а мне есть хотелось. Тебе жалко?

— Нет… Я просто… это… Ладно, ладно. Есть хочешь? Опять тебя кормить?

— Мне дадут стипендию — приглашу тебя в кафе.

— Конечно. Сейчас что-нибудь приготовлю. Когда куришь — открывай форточку. Воняет же. Всегда ты…

Но ему сейчас дела нет до ее слов. Пусть ворчит. Уж больно легкомысленный на ней халатик. Она на цыпочки привстает, чтобы до верхней полочки дотянуться — подол вверх подскакивает, она наклоняется в нижний ящик — задирается. Но притянуть ее к себе почему-то страшно.

— Я тут в армейском секонде такой камуфляж клевый купил!

— О нет, нет, только не про камуфляж-патроны-компьютерные игры!

— Сама же хотела поговорить.

— О чем угодно, только не об этом.

— Не хочу я ни о чем говорить.

— Как вчера день прошел?

— Экзамены скоро… Две лекции, две практики было… Прикинь, у нас же в стране нет грамотных управленцев. Взять целлюлозно-бумажную промышленность, так там…

— Слава богу, я давно университет закончила.

— Я тоже закончу!

— Я не сомневаюсь, что из тебя получится хороший управленец.

— Из меня получится отличный управленец.

— Господи, ты и хлеб весь съел!

— Разве?..

Она встала напротив — руки в боки, сердитая. А халатик предательски расстегнулся снизу… Он неловко притянул ее к себе.

— Ты ко мне только поесть приходишь!

— Не только…

…Он обессиленно опустился на ее спину щекой на щеку, зарылся в волосы. Почувствовал, как ее тело под ним расслабилось, и тоже потихоньку ослабил хватку. Лениво погладил ее руку, она тут же отозвалась — прижалась щекой к его руке. И тут вдруг на него накатила волна благодарности ей за все, за то, что он встретил ее, что она — такая. Спохватился:

— Тебе не тяжело?

— Нет.

— Ну я же тяжелый.

— Ну что ты, Андрей, бог с тобой. Это же ты, а не мешки с песком. Лежи. Женщине это всегда приятно.

— Кажется, могу вот так лежать всю жизнь… Ты такая красивая… Тебе хорошо было?

— Да.

— Ты кончила?

— Да. Что, не заметно было?

— А сколько раз?

— Отстань.

На кухне все остыло, пришлось разогревать.

— Ешь, ешь, не стесняйся.

— Не смотри на меня так.

— Мне приятно смотреть на тебя. Как ты ешь. Приятно кормить тебя. Мой маленький мужчинка. Пойдем вечером гулять? Такая замечательная весна! Вечера уже теплые.

— М-м-м.

— Может, в театр сходим? Мы никуда с тобой не ходим. Или в кино?

— Таня, пойми меня правильно, — он даже тарелку отодвинул. — Я учусь, подрабатываю. Мне некогда. Я не завожу серьезных отношений. Для меня главное — свобода, независимость. Мне в первую очередь надо получить образование. От этого зависит мое будущее. А романы, отношения, любовь… Это все потом.

И она отложила вилку.

— Да не хочу я с тобой никаких отношений! Я просто хочу прогуляться вечером. И какие, кстати, у нас могут быть отношения? Посмотри на меня и посмотри на себя!

— Что значит “посмотри на меня и посмотри на себя”? Что ты этим хочешь сказать, что я — маленький? Почему ты все время требуешь, чтобы я обещал тебе что-то? Ты только и мечтаешь, как привязать меня к себе покрепче.

— Да ничего я от тебя не требую! Ты приходишь, спишь со мной, утром уходишь. Я тебе — кто? Ты не даришь мне цветы, подарочки. Я же не требую чего-то дорогого — какую-нибудь милую безделушечку.

— Какую безделушечку? Зачем тебе? У тебя и так все полки всякой фигней завалены.

— Да не в этом дело. Суть в том, что я тебе не безразлична, я тебе нравлюсь.

— То есть, если я тебе подарил какую-нибудь ерунду — ты мне не безразлична, если нет — ты мне не нравишься? Если бы ты мне не нравилась — я бы к тебе не приходил.

— Я тебе нравлюсь?

— Да!!!

— Милый мой, Андрюшечка, давай не будем ругаться?

— Хорошо.

— Скажи мне что-нибудь хорошее, а?

“Привет, Видел ваше объявление на днях, и думал, что я рискую и отвечу. Я — профессиональный Афро-американский мужчина, 170cm высокий, 70kg., и 49 лет, из Олбани, области Штата Нью-Йорк в США. Я работаю 2 рабочих места, полная рабочая неделя как Инженер для местной компании, и частично занятый как Преподаватель (инструктор) Электроники колледжа пара ночей в неделю. Я — единственный (отдельный) родитель, я имею мальчика 17 и девочку 15. Я наслаждаюсь примерно всеми спортивными состязаниями, особенно спортивные действия моего ребенка, бейсбол, футбол, и т. д. Для хобби, я имею (признаю) и также люблю посещать старо-автомобильные показы, когда они находятся в сезоне. Джаз — мой любимый тип музыки, хотя я люблю широкое разнообразие. Я ищу кого-то, кого я могу иметь вещи в общем (обычном), Посылать по электронной почте или иначе соответствовать сначала, и с надеждой стать друзьями с через какое-то время. Кто-то, кто понимает время и усилие, необходимое делать работу отношений, и серьезно относится к созданию committment и дети. Хорошо, я надеюсь получить известие от Вас в ближайшем будущем. Если не, удача Вам в вашем собственном поиске с мной, я желаю что специальный кто-то где-нибудь вниз дороги ждет. Может быть мне повезти тоже. Пищите Моя Электронная почта. Билл”.