Четыре стяга красовались на шпилях угловых башен межрасовой академии магического мастерства святой Баяны – именно так буквально через год была переименована первая школа магии в империи. Дикое сочетание слов как-то прижилось в народе, а потому, не мудрствуя лукаво, сие учебное заведение так и обозвали в официальных документах, к несказанному веселью Ваурия и зубовному скрежету всерадетеля, которому таки пришлось отдать обитель на разграбление магической братии.

Мрачный монастырь, носивший имя святой мученицы, слегка перестроили, фасад подновили, и теперь глаз радовался от одного вида зубчатых башен, цветных витражей и шпилей. Академия получилась яркой, впечатляющей своей красотой, отделанной белым и только белым. Балконные балясины, наличники окон, зубчатые парапеты, башенки, высокие дымоходы, флюгеры, пилястры, русты – все было исполнено лишь в этом цвете, придававшем академии торжественный и величественный вид, создавая ощущение некоторой воздушности.

Вассария полюбила это место, словно заново родившееся после ремонта. Стены, до того слышавшие стоны и молитвы, теперь впитывали звуки заклинаний, детский смех, заговорщицкий шепот друзей и строгий тон преподавателей.

Стоя на ступенях парадного входа, лицедейка перевела взгляд на широкую речную гладь, величественно несущую буруны по своему широкому руслу. Вокруг осень уже раскинула свои золотые сети, в которые попались и березы, и липы, и даже дубы. Лишь лужайка, что размещалась между парапетом и брусчаткой двора академии, радовала глаз практически летней, насыщенной зеленью. Парапет, опять же – белый, служил символическим ограждением от крутого и высокого речного берега.

Вассария повернулась лицом к входным дверям. Завтра начало нового учебного года, все должно быть подготовлено. Как-никак в этом семестре прибывает делегация из Веремии, по обмену с тамошней школой чародейства. Васса перевела взгляд на парадный вход академии, над которым наконец-то заметила приветственную надпись, не очень крупную, к тому же намалеванную на белом же полотнище. Оная гласила: «С началом нового учебного года!» Рядом с восклицательной руной красовались чьи-то подштанники.

«Ну вот и появилась еще одна традиция», – усмехнулась фьерра. И вправду, вот уже несколько лет подряд накануне начала занятий кто-то да умудрялся вывесить рядом с приветственной надписью сию деталь гардероба. Охранять парадный вход было бесполезно. Ночные бдения преподавателей не давали ровным счетом ничего. Поутру подштанники красовались на своем законном месте.

После приказа Ваурия об учреждении школы, а ныне академии, друзья и бывший великий инквизитор схватились за головы. Но постепенно, в спорах и обсуждениях родился план alma mater.

Были открыты четыре факультета: военного дела, целительства, артефактного мастерства и менталистов.

Военный собрал под своим крылом стихийников. Декан оного – неуловимый, он вечно увиливал от своих обязанностей под всевозможными предлогами. Илас со временем стал это делать весьма мастерски, аргументируя тем, что научился данному искусству у Эрдена. Факультет прикладной магии, где нашли свое пристанище артефактчики, изобретатели и прочие чудаки от мира чародейства. Декана сего отделения всегда можно было найти в мастерской. Молодого, неуклюжего, погруженного в очередной проект. Он жил особняком, а его факультет – отдельно, но, несмотря на это, Ленишария студенты любили и уважали.

Факультет целительства, возглавлять который было поручено Эрдену (не иначе как в отместку ректором сего заведения), процветал благодаря политике невмешательства в непосредственно учебный и усиленного вмешательства бывшего дознавателя в бытово-организационный процесс.

Но больше всего «повезло» Вассе – на ее долю выпали предсказатели, телепаты и эмпаты всех мастей. Как она справлялась с этими умниками, для Леша, Эрдена и Иласа осталось загадкой, разгадать которую мог бы старик Хайроллер, но он лишь хитро улыбался. Дед знал, что его наука – читать мысли по тому, что кажется простому человеку незаметным: мимике, жестам, интонации вкупе с дедукцией – мало чем уступает телепатическому дару. А защиту от любителей пошарить в мыслях обеспечит артефакт.

Вассария еще раз усмехнулась, глядя на подштанники. Тут ее уха достиг женский крик. «Опять она!» – мелькнуло в голове лицедейки.

В это самое время ветерок «бархатного лета», как еще называют пору ранней осени, кокетничал с тюлем. Козодой своим бреющим полетом вызывал ассоциации с лугом и отарой, а дверь декана факультета военного дела отчаянно штурмовала Мариция Ренару:

– Илас, любимый! – кричала она.

«Любимый» забаррикадировался в кабинете, грешным делом помышляя, не повторить ли давнишний подвиг Эрдена, сиганув в окно с третьего этажа.

Уля, которая по просьбе Вассы хотела забрать из помещения декана военного дела свитки с именами студентов первого года обучения, застала картину штурма неприступного бастиона, коим являлся кабинет Иласа.

Надо заметить, что Уля, после того как монастырь объявили «мракобесьей вотчиной», менять знакомые стены на другую обитель не стала, рассудив, что magic academia – тоже заведение неплохое, тем более в оном обещали весьма недурное жалование (мало кто решится работать в рассаднике ереси, грозя тем самым погубить бессмертную душу). Уля согласилась и с благословения настоятельницы начала нести хоганов свет в чародейские души. Несла она его… свечи три. Потом ей это просто надоело. Когда же оказалось, что деканом «мозгодумов» будет Вассария, Уля тут же перевелась к ней в секретари.

– Любо-о-овь моя! – выла на одной ноте Мариция.

Уля, будучи посвящена во все перипетии несостоявшейся свадьбы Иласа (а посвящала ее Васса со смаком и перченым описанием), прикинула – это надолго, а свиток ей нужен сейчас, и решила пойти ва-банк:

– А кого это вы, многоуважаемая фьерра, зовете «любимым»? – Бывшая монахиня прищурилась фирменным взглядом настоятельницы, прожигающим до самых печенок.

– Своего суженого, Иласа, – растерялась Мариция.

– Для тебя он, может, и суженый, к тому же бывший, а для меня – законный супруг и отец моих будущих детей. А ты… – Уля, девушка простая, этикетами не замороченная, засучила рукава, недвусмысленно давая понять, что здесь – не светский раут и от слов «мое» некоторые замужние дамы могут перейти к доказательствам.

Мариция, по достоинству оценив внушительные телеса соперницы, прикинула, что еще неизвестно, кто кого ушатает, но решила рискнуть. Риск, конечно, дело благородное, но не всегда оправданное. Уля победила со счетом 2:0, взашей отправив фьеррину Ренару в полет с лестницы.

Илас, открывший дверь, чтобы узнать, что происходит (диалог за оной как-то подозрительно оборвался), лицезрел победоносную Улю, которая вплыла в кабинет, царственным жестом взяла свиток и, ни слова не говоря, ушла.

«Вот это женщина!» – Илас был поражен. В его практике встречались и красавицы с томными взглядами, и пытавшиеся его на себе женить, и знойные фьеррины, и ветреные кокотки, но НИ ОДНА за него не дралась, а эта женщина просто намылила шею той, из-за прихоти которой ему когда-то чуть не пришлось надеть на горло брачную петлю.

«Жениться, что ли?» – мелькнула мысль у блондина, но потом он помотал головой, словно прогоняя наваждение: «Жениться – нет, но вот переманить в секретари ее определенно стоит…»

Письмо, до этого спокойно лежавшее на столе, словно услышав мысли мужчины, недовольно зашуршало. Илас перевел на него взгляд и мечтательно, совсем по-мальчишечьи, улыбнулся. Желтоватый пергамент, еще две седьмицы назад касавшийся руки его Узы. Образ медноволосой девушки с глазами цвета больной бирюзы… Они переписывались уже больше года, и каждого послания он ждал, как свидания с любимой.

* * *

Эрден обнял Вассу за талию, подойдя сзади:

– Устала?

– Есть такое. А ты?

– Тоже. Может, пойдем спать?

Закатное солнце гигантской раскаленной монетой погружалось за горизонт, обещая по всем приметам завтра жаркий день.

– И все же, в чем ты поклялась на крови тому цыгану? – этот вопрос мучил Эрдена уже давно.

– Не скажу, но я исполню обещанное ему, будь уверен. И это не принесет никому беды… – Васса положила руку на живот. Окружающие еще не догадывались, но она-то знала…