Рина

Утро началось с резкого стука в дверь. Я, полусонная, накинув халат и поймав с третьей попытки жутко верткую тапочку, засевшую под кроватью, как партизан в Белорусском Полесье, потопала открывать. На пороге стояла комендант. Жутко раздраженная, она вызвала у меня стойкую ассоциацию с язвой (как в медицинском, так и в тривиальном значении этого слова). Она с желчью процедила сквозь зубы:

– Из посольства вам просили передать. Сказали, что срочно.

С этими словами дама протянула мне конверт.

Едва только я его взяла, визитерша резко развернулась на каблуках, так что ее волосы хлестнули меня по лицу, и гордо удалилась, раздраженно бросив в пространство:

– Еще я на побегушках у всяких профурсеток не бывала с утра пораньше.

Комендант ничуть не заботилась о том: услышу я ее комментарий или нет, и это было даже обиднее, чем смысл сказанного. «Так вот что обо мне и Вердже думают окружающие», – кольнула мысль. Хотя, может, комендант просто злая оттого, что ее разбудили в такую рань и заставили лично какой-то студентке доставлять послание.

Я глянула на конверт. Лаконичная надпись: «Камаевой Арине. Лично». Внизу был указан адресат: «Глава департамента слияния миров Рандел Мейнс, граф Флингоун». И уверенная, словно идущая на взлет, подпись.

Сломав сургучную печать, я глянула внутрь. Всего пять листов, исписанных мелким, убористым почерком. Словно досье, но только больно уж куцое, и маленькие карандашные портретные наброски, прикрепленные к каждой биографии. Неужели за указанный срок под описание попала только пятеро студенток?

«Эрих-Корнелия Моруа, двадцать три года. Направление магии: пространственник. Дар проявился в возрасте десяти лет. С двенадцати до шестнадцати лет обучалась в закрытом пансионате для девочек. В академию поступила в семнадцать лет. Успеваемость по…» – Я быстро пробежала глазами краткую биографию, дойдя до главного: «Внешность: блондинка с правильными чертами лица. Глаза голубые, рост около весмнадцати римров». Всмотрелась в портрет. Миловидная, немного задумчивая девушка. Что-то в ней было от красавиц эпохи Ренессанса, когда очарование сквозит полутонами: во взгляде, жестах, полуулыбке. В ней не было гламурной конфетности и крикливой обертки, как у современниц моего мира, но в этом и было ее очарование.

Внешность, как оказалось, соответствовала содержанию: «Характер мягкий. Внимательна, аккуратна». Подходит.

А, вот самое главное: «По собственному желанию прекратила обучение в академии. Ныне пребывает в доме скорби. Каждую неделю ее навещает дед Арселий Моруа». Я перевернула листок. На обратной стороне было два адреса. Один: улица и дом – скорее всего, это координаты местной психбольницы, а второй с указанием квартиры. Это, я так поняла, был адрес деда.

Прочитала информацию еще о четырех девицах. Хотя они мне и подходили, но казались менее перспективными: одна резко сменила направление деятельности и изготовлению зелий предпочла ювелирный бизнес отца. Вторая ныне являлась любовницей высокопоставленного чиновника. Видимо, возлюбленный не потерпел того, что его дама сердца делит свое внимание между ним и магией стихий. Третья была вынуждена бросить учебу, чтобы помочь семье и уже полгода как работает помощницей знаменитого артефактчика. Очки и сутулая спина (при красивой от природы внешности) свидетельствовали о том, что девушка весьма успешно гробит глаза и здоровье над амулетами. Последняя перевелась в другую магическую академию, судя по всему, находившуюся в соседней стране. Но у всех четверых был один недостаток перед Моруа. Их наклонности не относились ни к пространственной магии, ни к теоретической. Вероятнее всего, именно Корнелия пересеклась в свое время с нашим покойным.

Пока я шуршала листами, Чуба мирно спала. Решила не будить соседку и, тихо собравшись, покинула комнату.

Был ранний, сумеречный час, когда туман, играя с воображением неурочных прохожих, превращает обыденное в мрачную сказку. На улице царила ее величество серость: вроде бы уже и не ночь, но и утро еще не заявило о своих правах.

До начала занятий еще несколько часов. Сейчас большинство студентов видели предпоследние сны. Но не я, бежавшая в сторону мужского общежития. У меня был адрес, по которому я планировала нанести визит. И лучше это было сделать в компании Верджа.

* * *

Камешек, звонко стукнувший в оконное стекло и отскочивший от прозрачной глади, устремился обратно вниз. Упав, глухо ударился о бордюр и покатился, переваливаясь на неровных гранях. Мое сердце стучало так же быстро, как каблуки степиста, бьющего чечетку. Я подняла еще один маленький метательный снаряд, намереваясь повторить нехитрый маневр. Именно так сотни лет ребятня и влюбленные вызывали на улицу засидевшихся домоседов. Пока не изобрели мобильные. Но повторения не потребовалось. Оконные створки распахнулись, и показалась взлохмаченная макушка Дейна.

– Привет, – поздоровалась я громким шепотом. Отчего выбрала тональность ужа, и сама не знаю, но говорить в полный голос отчего-то не хотелось. Все ведь спят вокруг: и люди, и нелюди, и природа. Совестно их будить. – Позови Верджа, пожалуйста.

Дейн скрылся, а через пару мгновений появился уже некромант. Заспанный, усталый, но готовый не только слушать, но и действовать.

– Что стряслось?

– Собирайся, у меня есть адрес. Кажется, это та, вернее, тот, кто нам нужен.

– Я мигом. Чуток подожди. – С этими словами Мейнс скрылся, чтобы всего лишь через пару минут спуститься по стене уже полностью одетым, умытым и в полной экипировке.

Я внимательно осмотрела некроманта. Похоже, в этот раз он решил подготовиться основательно: кроме привычного шнурка с амулетами на шее, пальцы украшали перстни, явно выполняющие не декоративную роль, метательные звезды, нож в голенище сапога. Опять же эластичный тонкий кожаный ремень, который можно бы было принять за оригинальный браслет, но сдается, что это скорее замаскированная удавка. Для полноты картины не хватало только меча. Да. Невольно возник вопрос: откуда все это у Мейнса. Неужели некромант должен быть экипирован не хуже приснопамятного Геральта из Ривии?

– Это тебе. – Мейнс без церемоний вложил в мою руку что-то небольшое и тяжелое.

Я опустила взгляд. Да уж, слияние миров. Револьвер, лежащий в моей ладони, был выкидышем истории Земли. Он чем-то напоминал карманный галан «Велодог», так популярный в девятнадцатом веке. Я нервно хохотнула. Хорошо хоть в этом мире огнестрельное оружие позапрошлого века: против самого трудолюбивого русского, работающего без перекуров, сбоев и с полной отдачей, носящего фамилию Калашников, даже архимагу пришлось бы туго. Умом понимала, почему правительство нашего мира приступило к постепенной модернизации вооружения этого мира, начав именно с архаического огнестрельного оружия: чтобы местное народонаселение отходило от луков и мечей, вкупе с магическими прибамбасами, постепенно, а не рывком от пульсара до ядерной кнопки. В сознании всех и каждого обывателя должно укорениться, что такое оружие земного мира и почему оно так опасно. Ведь только при осознании последствий малого можно вообразить разрушения большего масштаба.

– Ну что, куда идем? – Голос Верджа вывел меня из размышлений.

– Судя по тем данным, которые твой отец нелюбезно мне предоставил, нам следует прибыть на улицу Бингронт, дом четыре, квартира тридцать два. Это далеко отсюда?

– Изрядно, и, похоже, придется пойти пешком – слишком ранний час для извозчиков. Прождем дольше, чем будем двигаться своим ходом.

Я согласно кивнула. Взяв хороший темп, мы за час добрались до нужного дома.

Небо стало светлеть, а туман, до этого игривым котом гулявший под ногами, уплотняться, превращаясь в молоко, и подниматься все выше. Вскоре он скрыл нас полностью. Видимость была всего лишь на пару метров, а потому я взяла Верджа за руку. Так было надежнее. Да и простой, по сути, жест придавал гораздо больше уверенности, чем местный аналог галана в кармане ветровки.

– Ты уверена в том, что задумала? – Некромант, казалось колебался, и я его понимала.

Хотя, женское тщеславие и шептало, что он переживает прежде всего за меня.

 

Вердж

Рина. Она была в этих странных голубоватых штанах, легкой не то куртке, не то рубашке, и казалась этим утром особенно беззащитной. Душу щемило какое-то странное предчувствие то ли беды, то ли надежды. Единственное, чего Верджу совершенно не хотелось, это чтобы она переступала порог этого дома. Хотя Рина и уверяла, что ждать в столь ранний час их там может лишь старик, дед некой Эрих-Корнелии Моруа, ныне находящейся в доме скорби с весьма незатейливым диагнозом: шизофрения.

Вердж прислушался к своим внутренним ощущениям. Так, как он делал это всегда перед ответственной работой, требующей внимания, концентрации и силы. Зомби, утопленницы, упыри, беспокойники, призраки и алримы, ночницы и хозяйки склепов – все они могли убить, если некромант будет неосторожен или нерасторопен. В этот раз чутье, как насторожившаяся гончая, говорило: «Внимание!»

– Рина, я схожу один. Побудь здесь. Разузнаю и сразу вернусь.

Три раза ха! Она еще не успела сказать и слова, а он уже знал, каков будет смысл ее ответа.

– Ну, уж нет! Кто будет прикрывать твою шкуру? Я тут собралась выйти замуж и хочу проконтролировать, чтобы жених у алтаря был не бракованный: сломанных рук и фингалов в такой день не потерплю. Поэтому самолично буду следить за твоей целостностью.

Вердж на провокацию не поддался и попытался зайти с другого конца:

– А если он надумает бежать? Покарауль тут, я очень прошу. Мне будет спокойнее.

– А мне беспокойнее. К тому же что там может произойти?

– Ладно, хорошо, но держись за моей спиной.

– Договорились.

Зайдя в парадную, они начали подъем по спиральной лестнице с вычурными чугунными перилами. Квартира оказалась расположенной на последнем этаже. Еще немного – и крыша.

Вердж решительно постучал. Четкие удары костяшек пальцев о полированный дуб разнеслись с обеих сторон двери. Рина стояла, переминаясь с ноги на ногу, и прикрыла глаза, словно в уме решала непростую задачу. Потом резко выдохнула и полезла в карман.

За дверью послышались шаркающие шаги, а за ними и скрипучий голос:

– Кто там?

– Здравствуйте. Прошу прощения за столь ранний визит, но дело, по которому я прибыл к вам, безотлагательно. Это касается убийства лорда Фрейнера. Мое имя Верджил Мейнс. Вы не могли бы меня впустить?

– Конечно-конечно, – суетливо прошамкали за дверью.

Звук отодвигаемых задвижек, бряцающей цепочки и как результат сих манипуляций – приоткрытая дверь, в проеме которой показалась седовласая голова старика.

Внимательный взгляд выцветших глаз, сеть глубоких морщин, ссутулившаяся спина и застиранный халат. Неужели это – убийца Фрейнера? Но Рина, судя по ее решительному виду, была уверена в своей гипотезе.

– Прошу вас, проходите, молодые люди. Признаться, вы меня не разбудили. Знаете ли, старики рано встают… – причитал меж тем хозяин, закрывая за ними двери.

В его суетливых движениях было что-то неуловимо опасное. Звук щелкнувшей задвижки напомнил захлопнувшуюся мышеловку.

Вердж с Риной не успели сделать и нескольких шагов, оказавшись на пороге зала, когда прозвучал знакомый голос:

– Ничего личного, ребята. Это просто моя работа.

Слова Дейна, растяпистого парня, того, кто с восхищением заглядывал в рот некроманта, того, кто так весело шутил за чаем, когда Аля лютовала в банке, того, кто предлагал помочь с деньгами…

Единственное, что успел заметить растерявшийся от такого поворота Вердж – какое-то усталое, совершенно иное выражение лица соседа по комнате. Стоящий перед ним уже не казался ему юным мальчишкой. Нет, это был мужчина, просто черты его лица были не огрубевшими, матерыми. Дейн был сродни той маленькой собачке из поговорки, которую до старости лет все могли принимать за щенка. А щенок, оказалось, был профессиональным убийцей, да не абы каким, а магом. Последнее было не догадкой, а фактом: создать стрелы смерти мог только чародей смерти.

 

Рина

Когда приветствие Дейна застало нас на пороге зала, в первое мгновение я растерялась. А потом уже было не до этого. С кончиков пальцев парня слетели то ли молнии, то ли чистый поток энергии, который устремился на нас. Вердж в последний момент толкнул меня, уводя с траектории полета, но сам не успел. Разряды попали ему в грудь. Резко запахло паленым мясом. Некромант начал заваливаться. Услышала лишь его хриплое:

– Беги!

Простое слово, которое далось ему с трудом, словно он вырывал его в отчаянном бою у смерти.

Ирония судьбы: тот, кто еще даже не получил диплом по специальности, уже познакомился со своим работодателем – смертью.

Я хотела выть, кричать, убивать все и всех, кинуться на Дейна. Но это было в голове, в мыслях, образах, чувствах. А мое тело жило своей, быстрой, стремительной жизнью. Так бывало и на соревнованиях, когда, казалось бы, мозг отделялся от тела. Руки, ноги, корпус двигались быстро, стремительно, а мыслями я могла быть далеко, разрозненно и неторопливо. Единственное четкое понимание: «Смерть Верджа не должна быть напрасной! Я выживу, чтобы убить этого подонка!»

Отстраненно отметила, как резко перекатилась, уходя от еще одной молнии, как, не вставая, стремительно выпрямила согнутую ногу, так, что удар пришелся в коленную чашечку старика, что стоял за нашими спинами. Сдавленное «ох» Моруа, начавшего терять равновесие, было подтверждением: попала точно в цель.

Спокойное, сосредоточенное, как на рутинной работе, лицо Дейна, которое я успеваю увидеть, мельком обернувшись перед тем, как буквально взбежать по оседающему старику, стоявшему между мной и коридором.

«Замки отпереть не успею, значит – кухня», – это я отметила на автопилоте, уже врываясь в распахнутую дверь, за которой виднелась череда сковородок и плита. Помещение было внушительным, особенно по сравнению с хрущевскими аппендиксами, где и еду готовили, и ели, и устраивали посиделки. Эта, с радиусным фасадом, с простором для кулинарных маневров, впечатляла своей площадью. Однако мне было не до красот интерьера. Резко закрыла дверь, приставив в упор первое, что попалось под руку: стул, уперев его спинку в руку, а ножки – в пол. Это задержит Дейна. Хотя бы на пару минут.

Но с хронометражем я поторопилась. Парень, как таран, стукнувшись с той стороны, начал осаду, с каждым ударом разрушая хрупкий бастион.

Мой взгляд лихорадочно метался по пространству: куда, как. Окно? Я бы рискнула, но высунувшись, убедилась: нет не то что водосточного желоба, даже карниза. Прыгать вниз? Увы, левитацию не проходили, а по земным меркам – это гарантированная отбивная при приземлении. И тут я заметила вытяжку – не широкая, но, втиснувшись, я могла бы пролезть в вентиляционную шахту.

Взяв разбег, словно белка, буквально запрыгнула на холодную плиту, выломала (и откуда только силы взялись?) решетку и, подтянувшись, начала ввинчиваться в вентиляционную шахту. Пыльная, грязная, в паутине, она почти сразу же делала резкий поворот. Я не думала о том, что, возможно, выбраться отсюда уже не смогу.

Удар двери о стену, свидетельствовавший о том, что Дейн все же пробил себе вход на кухню, совпал с моментом, когда я втянула ноги за поворот, сжавшись в комок.

Думаю, убийце не пришлось мучиться догадками, где скрылась его жертва: решетка вентиляции, оставленная мной на плите, говорила сама за себя.

– Рина, это ты зря, – прозвучал его усталый вздох. – Я же тебя все равно достану.

С этими словами Дейн, судя по звукам, полез на плиту. Я выжидала. Вдох-выдох. «Рина, ты сможешь…», – уговаривала сама себя. Тихий щелчок предохранителя, пуля, которая готова покинуть гнездо барабана. Я не могла его видеть, лишь слышать, отсчитывая секунды. Одна, вторая, третья. Вывернутая рука, которая еще немного, и станет вывихнутой.

Когда, по моим прикидкам, голова Дейна должна была оказаться в шахте, я выстрелила.

Резко запахло озоном, и меня окатило волной жара. Послышался звук падающего тела и отборный мат.

– Мрак и Арат! Рука.

Судя по всему, просчитались мы оба. Я – в том, что понадеялась: за мной Дейн полезет, а не высунет руку из-за поворота, пытаясь достать заклинанием. Он – в том, что я безоружна и безопасна.

Затишье было недолгим.

– Рина, вылезай. Я тебя все равно убью. Даже если ты будешь отстреливаться. Сколько у тебя патронов? Пять? Я подожду. А может, мне вообще стоит закупорить этот чертов воздуховод, и ты просто сдохнешь от голода и жажды.

– Но до этого времени я оповещу своим ором всех соседей и котов на крыше, что меня здесь убивают. Думаю, пару дней я сумею продержаться.

– Пару дней или пару пуль?

Ситуация была аховая. Я прекрасно понимала правоту слов Дейна, но умирать, не отомстив, не хотелось, а потому, воспользовавшись передышкой, я просто тянула время.

– Почему ты? – задала единственный вопрос.

– Потому что я профессиональный убийца, – был не менее лаконичный ответ.

Похоже, Дейн тоже решил воспользоваться паузой. Что он там делал? Сидел, прислонившись спиной к плите? Пытался вынуть пулю (а я искренне надеялась, что прострелила ему руку)? Кастовал новое заклинание?

Из прихожей не было слышно ни звука: похоже, старику в подарок от меня достался перелом, а может, и не один, но шею-то я ему не сворачивала…

– Кто ты был для нее? Жених? Брат?

Дейн без дополнительных пояснений понял, о ком я.

– Нет. Меня нанял ее дед, по которому ты так грациозно взбежала, стремясь на кухню. Кстати, ты сломала ему ногу, и он сейчас без сознания. Болевой шок, судя по всему.

Я молчала, слушая рассказ киллера.

– Знаешь, обычно я не успеваю перекинуться с объектом и парой слов, перед тем как отправить его в мир иной. Но, похоже, сегодня все не так. Пожалуй, ты заслуживаешь перед смертью знать правду.

Умом понимала, что он пытается ослабить мою бдительность: за шумом слов легче подкрасться и шибануть в меня заклинанием, чтобы прожарилась получше курицы-гриль, но что оставалось делать? Заткнуть ему рот? Да и узнать всю историю… из-за чего умер Вердж, да и я в скором времени тоже. Иллюзий насчет хеппи-энда в этой истории уже не было. Щекой я прижалась к запястью второй руки, на которой был браслет. Побыла невестой, называется! Лучше бы уж я решила расстаться с Верджем, а не лезла бы распутывать эту историю. Он тогда хотя бы остался жив. Пусть не со мной, но живой. Предательница-слеза скатилась по щеке.

– Старик узнал, почему его внучка неожиданно забрала документы из академии. Он решил отомстить. Но что может противопоставить человек уже в годах, не обличенный властью и титулами знатному магу? К этому Фрейнару пробиться-то тяжко. Он особо не выходит из-за стен академии. Поэтому старик, копивший на веселую пирушку, что принято устраивать после новоселья на погосте, решил отдать свои сбережения и нанять убийцу, который точно справится с поручением.

– А как же мать девушки? – Я невольно втянулась в разговор, припоминая факты из «досье» Моруа.

– А что родители? Мать – прости боги, шлюха изрядная. Не по роду деятельности, по состоянию души. Профессор кинул ей подачку золотыми, она и рада-радешенька. А папаша их приказал долго жить, и уже давно.

Я услышала легкий шорох. Не иначе Дейн решил попробовать еще раз испепелить меня?

Предупредительный выстрел и последовавшее за ним чертыхание подтвердили правильность догадки.

– Осталось четыре, – удовлетворенно протянул убийца и продолжил как ни в чем не бывало: – А изнасилованная девица от пережитого потихоньку начала сходить с ума. Тогда-то ее дед и обратился ко мне. – Дейн помолчал, а потом добавил: – Знаешь, я бы взялся за это дело за меньшую плату…

– У киллеров тоже есть чувство справедливости? – Мой голос, отраженный от стенок воздуховода, исказился до неузнаваемости.

– Можешь считать и так, – равнодушно ответил Дейн. – Не поверишь, мне очень жаль будет тебя убивать. Такого терпеливого собеседника еще поискать. Да и по-человечески вы с Верджем оба были мне симпатичны. Но увы, вы оказались свидетелями, а посему оба должны быть мертвы.

– Змея и отравленная одежда – твоих рук дело? – решила уточнить для проформы.

Вместо ответа – тишина. Но палец сам нажал на курок.

– Три, – удовлетворенно подытожил Дейн. – А у тебя неплохое чутье. Встреться мы при других обстоятельствах – я бы хотел видеть тебя рядом с собой. Ну, так на чем мы остановились? А… змея. Да. Соглашусь, не очень удачно. А вот с одеждой могло и выгореть. Но вы оба – везунчики. Я таких не люблю.

– Именно поэтому затаился?

– Да, предпочел действовать наверняка. Да и первые покушения были по глупости. Я был уверен, что вы могли увидеть лишнее. Только потом убедился, что опасаться не стоило, потому и оставил вас. Зря. Не ожидал, что ты такая сообразительная окажешься и начнешь копать совершенно в ином направлении, в отличие от официальной версии следствия.

– Почему ты считаешь, что это я, а не Вердж?

– Ты не смотри, что я выгляжу молодо. Мне уже под сорок. И на своем веку я повидал немало следователей. Так вот, настоящего дознавателя выдают не слова и жесты, не опыт, накопленный годами, нет. У них есть чутье, такое же, как и у профессиональных убийц. По сути – это две крайности одной сущности. Один талант, который просто используется по-разному. Ты – дознаватель. Не по профессии, по призванию. Жаль вот только, что многие следователи умирают на работе…

Резкий рывок, словно на этот раз Дейн решил не подкрадываться, а достать меня рывком, и выстрел.

– Осталось две, – заключил он. – Еще немного, и сопротивляться будет бессмысленно.

Он говорил, а в голове складывалась картина: кухня, плита, которая недалеко от окна. Распахнутые рамы последнего. Интересно, где стоит убийца? Со стороны окна или со стороны выхода с кухни? Хорошо бы, чтобы со стороны окна.

План, который родился у меня в голове, был прост и фатален. Если умирать, то прихватить с собой хотя бы Дейна.

«Вот и конец истории. Истории, в которой нет правых и виноватых, кроме уже ныне покойного Фрейнера. Этот ублюдок, сломавший столько жизней, продолжает свое мерзостное дело даже из могилы. Из-за него, а не из-за Дейна или старика Моруа, по сути, умер Вердж». Но легче от этой мысли не стало.

– Подожди, я вылезаю, – обреченно протянула я. – Хочу умереть не как крыса в норе, а хотя бы глядя тебе в глаза.

– Уважаю, – донеслось в ответ. Коротко и емко.

Кажется, Дейн действительно уважал, а не притворялся. «Не ударит в спину», – мысль отчетливая, хлесткая, как пощечина.

– Сначала револьвер.

Я нехотя толкнула галан, проскрежетавший барабаном по воздуховоду.

Дейн взял его в руку и распорядился:

– Теперь можешь вылезать.

Я, как змея, выползающая из тесной, уже малой шкуры, начала извиваться по шахте, сдирая в кровь плечи, ладони, коленки. Выбраться мне все же удалось. Я очутилась на плите.

Он стоял у окна. Хорошо. В его руке был револьвер, может, оно и лучше: одна рука прострелена, вторая занята оружием. Не сможет колдовать. Всего два шага, и толчок в открытую раму. Мы выпадем вместе. У меня должно хватить сил на этот последний рывок.

В уме я уже прикидывала, как это лучше сделать. Пнула чайник, отвлекая внимание, напружинила ноги, готовая к броску, и тут краем глаза увидела… Нет, не Верджа, его руку, запястье с обручальным браслетом и сгусток энергии на его открытой ладони. Некромант каким-то чудом сумел проползти эту пару шагов.

Пульсар был для Дейна неожиданностью. Киллер, отвлеченный мною, заметил его лишь в последний момент. Удар – и тело Дейна, перелетело через узкий подоконник. Но мне было уже не до него.

– Вердж! Вердж!

* * *

Некромант лежал в коконе из проводов капельниц. Бледный, с обескровленными губами, он даже не дышал. Его легкие принудительно вентилировал аппарат искусственного дыхания, нагнетая воздух. На груди – датчик кардиографа, окружен плеядой амулетов.

Я держала его руку, и мне казалось, что убери ее – и его жизнь оборвется. Сколько так стояла? Точно не знаю. Вообще, все случившееся после падения Дейна из окна воспринималось одним сплошным месивом. Как тащила Верджа по лестнице, закинув его руку на плечо, как чудом, буквально бросившись под колеса, поймала извозчика, как оказались в госпитале.

Операция, которая шла бесконечно долго. Двое врачей (почему-то в зеленых халатах), вышедших и одновременно закуривших. Один, в стерильных медицинских перчатках, держал сигарету зажимом, второй, по-простому, сжал папироску большим и указательным пальцами. Как впоследствии узнала – это был тандем, один из немногих. Наш, земной хирург и здешний маг-целитель.

Палата была буквально залита полуденным светом, словно в окно светило не солнце, а сотни сценических софитов. От этого хотелось жмуриться, глаза слезились.

Я услышала, как дверь резко открылась, стукнув ручкой о стену, и раздался злой, встревоженный голос:

– Вон из его палаты! – Говорившим был отец Верджа, Мейнс-старший.

Отвечать было тяжело: горло саднило и пересохло, да и особого смысла я не видела, поэтому лишь покачала головой.

– Я сказал – вон!

Отвечать все же пришлось.

– Он жив, пока я держу его за руку, – ответила честно, так, как чувствовала.

Минута молчания. Одна, вторая, третья. Резкий выдох за спиной, так, словно мужчина пытался смирить гнев.

– Хорошо. Как это произошло? – Рубленый тон – словно наждак, прошедшийся по рваной ране.

Отчего я заговорила с ним? Не оттого, что хотела ему помочь, облегчить страдания отца. Скорее мне самой нужно было выговориться. Я рассказывала как на допросе: сухо, только факты. Глаза были сухие: еще не время плакать, а надежда не терпит слез – она их боится и уходит.

Когда закончила говорить, через плечо обернулась на Мейнса-старшего. Он стоял соляной статуей, суровый, с прямой спиной, сжатыми в тонкую нитку губами, но по его щеке катилась одинокая слеза.

– Лучше бы Дейн выстрелил в меня, лучше бы я умерла! – все же не сдержалось, вырвалось. – К черту правду, справедливость, поиск убийцы! Нельзя рисковать любимыми даже ради любви!

– Да, лучше бы тут лежала ты. – Граф согласился с первой частью моей реплики, но как-то отстраненно.

Мы оба вновь замолчали, а потом он произнес, словно не спрашивая, утверждая:

– Значит, ты действительно так сильно любишь моего сына? Любым? Даже если он останется инвалидом, прикованным к кровати, без денег и положения?

– Да пошел ты! – не сдержалась. Его сын умирает, а он пытается что-то просчитать. – В свое время мне врачи говорили, что я не смогу ходить. Но как видите – на ногах. Значит, и Вердж сможет. А деньги, чтобы просто жить… их нужно не так и много.

На эти мои слова Мейнс ответил прищуренным взглядом, а потом словно вынес вердикт:

– Всю жизнь я считал, что состояние, доставшееся от предков, собранное поколениями Мейнсов трудом, с кровью и потом – ценность. Но сейчас я готов отдать его без остатка, лишь бы он был жив. Но я понимаю, что моя жертва бессмысленна. Что ж, ему, чтобы жить, как оказывается, нужна лишь малость – это ты.

Больше, не говоря ни слова, отец развернулся и вышел.

После этого разговора было еще множество: со следователями, расспрашивавшими меня не по разу об обстоятельствах дела «Сломанных красавиц» (как впоследствии окрестили журналисты убийство Фрейнера). Приходили и Чуба с Лючинием, и Танга с Максом, друзья некроманта, которых я видела до этого лишь мельком, но Мейнс-старший больше не появлялся. Вот только когда приходила мать Верджа, я все же покидала палату. Уж ей-то мне было стыдно смотреть в глаза.

Я дежурила в палате Верджа уже больше недели, наплевав на занятия. Сон – лишь урывками, еда – чтобы не упасть в обморок от истощения. За это время в его палате, по моим ощущением, перебывала половина следственного департамента города. Законник, пришедший спустя восемь дней после операции, принес мне повестку в суд как свидетельнице. Я лишь поинтересовалась, чем все кончилось. Повестка, кстати, была на имя Марины. Значит, все-таки обнародовали наш обмен. Вот только сейчас мне точно было все равно.

Как оказалось, Дейну, несмотря на падение с такой высоты, удалось выжить и скрыться. Этому, как ни странно, я не удивилась. На то он и киллер. А вот старика Моруа, несмотря ни на что, было жаль. Когда его, пришедшего в себя после болевого шока, с гипсом на ноге посадили в камеру, он повесился в ней в ту же ночь. Следователь объяснил: старик посчитал свою внучку отомщенной и свел счеты с жизнью. Врачи и так предрекали ему не больше пары лет на этом свете, вот он и решил ускорить час рандеву с костлявой.

На девятый день Вердж впервые открыл глаза и сиплым голосом прошлепал, обращаясь в пустоту:

– Жива?

Я, сидевшая в этот момент в кресле, поджав под себя ноги, соскочила, запуталась в полах халата и весьма эффектно приземлилась носом вперед. Грохот подняла знатный, больно ударившись грудью и локтями. Не обращая на ушибы внимания, на четвереньках подползла к Верджу.

Некромант лежал и… нагло улыбался, хотя было видно, что это простое усилие мышц дается ему с трудом.

– Ты, как всегда, умеешь эффектно появиться…

– Шутишь, значит, жить будешь, – заключила я.

Так, постепенно, потекли дни выздоровления. Я убедилась в мудрости, что нет капризнее ребенка, чем больной мужчина: то бульончик он не хочет (мяса ему подавай, это с дырой в желудке-то?), то ему жарко, то скучно… Как-то зашедшая Танга, видя очередную картину «завтрак аристократа», когда я пыталась впихнуть в некроманта еще ложечку овсянки, вынесла вердикт: зато у тебя с кормлением детей проблем не будет. Даже самый привередливый кроха от каши не увернется. Некромант на это заявление засопел и попытался убрать импровизированный слюнявчик. Я же, проворковав:

– Ложечку за будущего сына, – впихнула остатки овсянки в растерявшегося от такого заявления жениха.