Как позже выяснилось, успокаивалась и приходила в себя миссис Голдери исключительно по-женски: перекидывая все с больной головы на здоровую. А точнее: со своей очаровательной головки на белобрысую сыновью макушку, отписав ему кратко и эмоционально о случившемся у модельера.

Немудрено, что Хантер примчался как ошпаренный, приказав подчиненному принести одежду и забрать все бумаги. Вот только целители служивого с охапкой уличного платья к больному не пустили (видимо, желание поскорее удрать из лечебницы оказывалось не чуждо многим ее пациентам), оттого лекари, ученые горьким опытом, и бдели не хуже тюремных надзирателей. Пришлось сиятельному довольствоваться тем, что на нем было.

Обед, прерванный появлением Хантера, плавно передислоцировался из столовой в личный кабинет муженька, где родительница еще раз, уже подробно и в красках, описала случившееся.

В ходе повествования, под пристальным материнским оком, сынулю заставили проглотить «полезный для выздоровления куриный бульончик», зажевать его салатиком из обычной и морской капусты (там, со слов леди Голдери, «много витаминчиков, тебе ведь надо поправляться») и запить все это травяным чайком («для успокоения»). На последний-то Хантер и налег. Но то ли доза оказалась маловата, то ли рассказ – слишком эмоционален. Не помог чаек. Супружник все равно стал мрачнее тучи и барабанил по столу.

– Ясно, – заключил он и взял ответное слово: – Так. Никаких обручальных браслетов я никому не дарил. Мне и одной жены за глаза хватает. Могу даже клятву на крови дать, если не верите, – говоря это, он отчего-то смотрел исключительно на меня.

А я что? Я ничего. Сижу себе тихо, рассматриваю фикус в напольном черном горшке, за которым притаилась белка. Хвостатая, к слову, не просто тихарилась, а бесшумно и с упоением ощипывала листочки, норовя их уложить на манер гнезда. В ее лапах также значились перья из подушки, отчего сходство с птичьим домом становилось еще более разительным. Пока, кроме меня, ее никто не заметил: Хантер стоял спиной, а матушке в данный момент было не до фикуса.

– И да, я разберусь со случившимся. А сейчас, маменька, когда мы прояснили это недоразумение, можно мы поговорим с женой наедине?

Леди Голдери безмолвно удалилась, а Хантер с тоской посмотрел на пустую суповую тарелку.

– Принеси чего-нибудь нормального поесть, а? – с тоской попросил он. – А то я от этих отваров и бульончиков скоро корни пущу и начну вегетировать…

Что значит последнее слово, я не поняла, но приравняла его к «материться». По смыслу так подходило к сказанному более чем.

– Хорошо, – пришлось мне согласиться и уступить голодному и несчастному взгляду супружника.

– Только не сразу, подожди немного, а то с матушки станется простоять в коридоре с десяток минут…

«Не только мать знала сына как облупленного, но и наоборот», – усмехнулась я.

Пока же Хантер выжидал, он начал вслух рассуждать:

– То, что браслет прислали Корнелии от моего имени, – очевидно. Хотя перед отбытием в Анчар я ясно дал ей понять: между нами все кончено. Но она с этим не смирилась. Даже нового любовника не завела, пока меня не было, – иронично присовокупил он. – Следовательно, украшение приняла, особо не задумываясь. Как нечаянно свалившуюся победу, хотя настраивалась она на долгую осаду. Зная ее, к слову, я тоже приготовился обороняться.

– Слушай, а можно без этих подробностей твоей личной жизни? – брякнула я. Уж больно тема оказалась неприятной.

А вот Хантер от такой моей реакции отчего-то просветлел. Уголки его губ дрогнули в улыбке.

– А вот я их жажду, – вмешался материализовавшийся дух, который был полон сарказма и ехидства не хуже, чем новенький аккумулятор – дистиллята напополам с серной кислотой. – Наконец-то мы одни, а то и секретом не поделиться.

Сообразив, о какой такой тайне говорит Микаэль, я перебила его:

– Даже и не мечтай. Я обещала.

– Ну то ты, а не я…

– Вы это о чем? – уточнил Хантер.

– Вашество, – начала я без толики уважения. – Человек, в смысле сиятельный, и так стольким пожертвовал ради исполнения мечты… Имей совесть!

– Совесть, чтоб ты знала, в политике вещь крайне вредная, а порою и опасная. Ее удаляют наследникам в раннем возрасте, как иным – аппендицит.

Сказать, что Хантер был заинтригован темой нашей перепалки – значит ничего не сказать.

– О ком это идет речь?

Все же любопытство – второй двигатель прогресса после лени, а у дознавателей – и вовсе первый. Хантер не являлся исключением из этого правила.

– О леди Квайзи Модо, – призрак беззастенчиво пользовался своей нематериальностью и тем, что заткнуть его как в прямом, так и переносном смысле не представлялось никакой возможности.

– Аааа… вы об этом необычном юноше, – сразу же расслабился муженек.

М-да, интрига прожила недолго…

– А откуда ты знаешь?

– Не знать подноготную модельера, так стремительно сделавшего себе карьеру? За кого вы меня принимаете, я же солидный сыщик, а не ОБСЕ какое-то.

– Не что? – я решительно не могла понять, что такое «обся», которой ругнулся Хантер.

– Обеденная баронессина сплетня, ежедневная, – поговорка о дамах, которые не начинают трапезу, не придумав нового скандального слуха, – услужливо разъяснил супруг.

– А я слышал, что так расшифровывается общество брутально-самцовых единиц, – ввинтил кронпринц.

Хантер предпочел сделать вид, что эта реплика прошла мимо его ушей.

– Так что можешь не переживать по поводу этого Квайзи. Для светских кумушек, да и для остального двора – он благообразная дама, но для тайной канцелярии – не секрет, что скрыто под фижмами и вуалеткой у этой особы. Кстати, у него даже невеста есть. Истинная. Причем из людей. Дочка Альбионского палача, – невесть с чего разоткровенничался Хантер. – Но да вернемся к нашим варраванам, то есть обручальным браслетам.

– Умеешь ты, лорд Элмер, испортить интригу, – излишне сокрушенно, а оттого фальшиво опечалился кронпринц тем, что не смог пройтись по поводу Квайзи.

– Это профессиональное, – ничуть не смутившись, отозвался муженек. – Так вот, о браслете. То, что его подсунули Корнелии столь своевременно, и даже, думаю, направили ее в дом моды, где в это время Тэсс с моей матушкой обсуждали наряд, – хитрый ход. Не знаю, на что рассчитывал тот, кто все это задумал. Устранить Тэсслу руками моей бывшей любовницы – глупость. Слишком много свидетелей, да и вообще… Навряд ли бы Корнелия решилась сразу на убийство. Пусть и в состоянии аффекта.

– Тем, кто слетел с катушек, плевать на окружающих, – возразила я.

Я вспомнила, как в трактире Сэма один из завсегдатаев словил белого тушканчика после очередного стакана. Вынул револьвер и расстрелял к бездне чучело василиска, утверждая, что это его теща, а потом продырявил ногу и «оригиналу», явившемуся усмирять его сковородкой.

– Для доведения до неконтролируемого состояния слишком непродуманно все у хитроумного комбинатора в этом его плане… – усомнился сиятельный.

– Может, у наших революционеров закончились профессионалы, и он решил действовать, полагаясь на удачу? – внес предположение кронпринц.

– Не похоже. Слишком топорно, – гнул свое Хантер.

Тут белка, которая до этого сидела тише полевки, начала активно работать задними лапами, так что земля полетела из горшка. При этом она что-то радостно попискивала, пытаясь передними лапами поудобнее устроить гнездо.

– Хантер, разреши поздравить вашу семью! – весело прокомментировал увиденное Микаэль.

– А может, это все же Элена? – как-то обреченно отозвался муженек.

– Ну… не знаю, – с большим скепсисом, глядя на активную беличью возню, заключил призрак.

– Вы вообще о чем? – этих сиятельных невозможно понять.

– О периоде гнездования хранителя, – еще более запутал Микаэль. И, глянув на мое лицо, где крупными рунами было написано: «И чо?» – пояснил: – Обычно хранитель устраивает себе гнездо, когда в семействе ожидается пополнение… А вот как народится новый наследник, ваша белка и вовсе перейдет в режим няньки.

Я представила себе, как эта черная горжетка с немытыми лапами из цветочного горшка делает «козу» беззубому крохе… Брррр!

– А может, выкинем это гнездо в окно, пока моя мать его не увидела? А то ее внукомания и вовсе сведет весь дом с ума.

– Белка новое совьет, – разбил его надежды призрак.

– Значит, спрячем в листве это!

Хантер подошел к фикусу и самолично помог пушистой заразе укрепить ее творение. А потом непочтительно вздернул хвостатую за холку и поднял на уровень глаз:

– Так, давай договоримся, никакого саботажа!

Белка что-то гневно пропищала в ответ и скрестила передние лапы на груди. Вид у нее при этом был воинственный и суровый, только шлема, как у рыцарей, не хватало.

– Мы договорились. – Видимо, Хантер все же понимал беличий, а может просто сделал вид. Для солидности.

Отпущенный на волю хранитель погрозил обидчику лапой и, гордо вышагивая на задних лапах, пошел прочь из кабинета.

– Ну ты прямо укротитель, – ехидно прокомментировал увиденное Микаэль.

– Да, – не стал спорить Хантер, рухнув в кресло. – А теперь укротитель жаждет крови. Можно в стейке, можно нацеженной из помидоров. Но крови! Да побыстрее, – и выразительно посмотрел на меня.

Вот так вот: сначала на тебя взирают просящими глазами, а потом меж строк слышится приказное: «Неси, женщина!»

Впрочем, еще многоопытная дама Августина, семь раз побывавшая замужем (и столько же раз овдовевшая), которую побаивались даже кочевники, любила говаривать: сильнее всего возбуждает и побуждает мужчину вид женщины со скалкой. В основном, правда, возбуждает инстинкт самосохранения и побуждает или молчать, или бежать.

Хантерово приказное «побыстрее» сподвигло меня на применение науки Августины. А что до отсутствия скалки… так найти что-то деревянное и круглое – не проблема. Вон на каминной полке как раз какая-то палка с дырками лежит.

– Тэсс, – голос вкрадчивый и нежный, – милая. Зачем тебе прадедушкина флейта? На ней уже сто лет никто не играл… Это память и реликвия.

Муженек вмиг стал образцом заботы и внимания. Чего только стоил его взгляд… полный надежды, чувств и обещания… обещания меня прибить.

– Положи ее, пожалуйста, на место.

Я, постукивавшая по ладони этой полой невесомой трубкой (а на вид была ничуть не легче любимого разводного ключа), поняла: права была покойница Августина: с появлением скалки (или чего-то на нее похожего) в женских руках мужчина меняется.

– Я тебя очень прошу! – Гримаса нежности так перекосила лицо супруга, что стали видны все тридцать два зуба.

Я решила положить на всякий случай эту штуковину обратно. А то вдруг сиятельного разорвет от наплыва прекрасных чувств? И ретировалась на кухню. Стейк так стейк.

Вернувшись в кабинет с подносом, я застала муженька, «перебивавшего» голод табачным дымом: он сидел, курил свою любимую трубку и перебирал бумаги. Призрак, к слову, от него не отставал, стоя за плечом и тоже усердно изучая содержимое разложенной на столе писанины.

– Кхм, – привлекла я всеобщее внимание.

Сиятельный сразу оживился, отложил трубку и, потирая руки, воззрился на поднос.

Я поставила еду на чайный столик, что расположился рядом с маленьким диванчиком.

Сочная говяжья отбивная, томленная с травами фасоль, даже молозиво, запеченное в горшочке. И черный чай с лимоном. Отдельно на тарелочке – нарезанный хлеб и пирожки. Кухарка хотела вручить мне еще и наваристого супа, узнав, зачем я пожаловала на кухню, но пришлось отказываться, памятуя о том, как отозвался о бульоне Хантер.

Все принесенное сиятельный смел в мгновение ока, не оставив даже крошки. И куда в него влезло-то?

– Может, еще принести? – решила я уточнить.

– Нет, спасибо. – Хантер, сытый и благодушный, разительно отличался от того, что требовал положить загадочную флейту на место. Все же мужчина и голодный желудок – плохое сочетание, а в некоторых случаях – даже опасное для жизни жены. – Просто посиди со мной рядом немного. Мне так лучше думается.

Я присела на краешек диванчика. Хантер же, доставший из кармана какой-то рисунок, начал внимательно его разглядывать. Я тоже покосилась на изображение. На нем нити плетения перемежались с обычными, создавая странный узор, словно пояс в миниатюре. Рассматривать его мне быстро надоело, и я переключилась на свои мысли, воспоминания. Дух же, занявший место сиятельного за столом, хмурил брови и тер подбородок, всматриваясь в листы.

Сначала я почувствовала, что на меня оперлись. Потом – что и вовсе будто бы облокотились. Я решила напомнить, что Хантер заикался лишь о моральной помощи в думательном процессе, но никак не о функции подпорки. Я повернула голову, чтобы сказать ему об этом, и увидела, что муженек… банально уснул.

Он посапывал, прикорнув у меня на плече, все так же не выпуская рисунок из пальцев. Разгладившиеся мелкие морщинки вокруг глаз, безмятежное выражение лица делали его едва ли не мальчишкой. Уставшим, повидавшим жизнь мальчишкой, которому нужно разгадать замыслы революционеров, успеть сыграть на опережение.

Я воспринимала Хантера как какую-то совершенную машину, способную просчитать всё на десяток ходов вперед, среагировать, когда я еще и не поняла, что грозит опасность, спину, за которой безопасно. И не задумывалась, что он – обычный человек. Ну хорошо, пусть не человек, сиятельный. Со своими слабостями, маленькими недостатками, тараканами в голове. А сейчас, спящий, он казался мне не таинственно-загадочным лордом, а понятным, простым и… родным.

Последнего-то я и испугалась. Нельзя привязываться к нему. Тем тяжелее будет убежать, стать свободной, осуществить свои мечты. Особенно ту, с домиком в тихом провинциальном городке, мужем-булочником и детьми.

– Уснул? – подняв голову от бумаг, шепотом спросил Микаэль.

Я лишь кивнула, прижав палец к губам и, аккуратно высвободив плечо, умостила Хантера на диванчике. Поискав взглядом плед, оказавшийся на одном из кресел, подошла и, взяв невесомое шерстяное полотно, укрыла муженька. Пусть подремлет.

Когда же подошла к столу, который оккупировал кронпринц, то среди бумаг я заметила и заветную зеленую папочку.

Руки сами потянулись к ней.

– Что ты делаешь? – возмущенно зашипел кронпринц. – Это – дело государственной безопасности, – и он жестом указал на бумаги.

– Все остальное – может быть. А вот это – дело моего отца, не имевшего к революционерам никакого отношения.

– Все равно ты не имеешь права его брать! – настаивал на своем призрак.

Он даже, забывшись, протянул руку, чтобы выхватить у меня документы, но его ладонь, скользнув сквозь листы, осталась ни с чем.

– Я сейчас разбужу Хантера и будешь сама объяснять, зачем тебе понадобилось шарить в его бумагах, – пошел на шантаж кронпринц.

– Тогда я расскажу, как тебя старый аптекарь принял за девушку, а потом ты его уверил, что ты уже и не невинная вовсе, а опытная женщина.

– Ну нахалка… – то ли удивленно, то ли восхищенно протянул Микаэль.

Думается, кронпринц в страшном сне предположить не мог, что шантажировать его будут не бастардами или пикантными подробностями развлечений, а вот такой вот суровой правдой жизни.

– Про отца, говоришь? – Все же его высочество умел проигрывать так, что это выглядело одолжением, а не отступлением.

Интересно, случись ему оказаться на поле боя и потерпеть поражение… улепетывал, то есть отступал бы он так же не спеша и величественно, словно оказывая противнику величайшую и неоценимую услугу?

– Да. Отца. – Я крепче прижала отвоеванную папку к груди.

– Что же, думаю, ты заслужила право узнать, что с ним случилось, – милостиво разрешил кронпринц. А потом и вовсе неожиданно добавил: – Если Хантер начнет просыпаться, я предупрежу.

Его высочество на стреме – это что-то новенькое. Больше рассуждать я не стала и потянула тесемки папки. Но они и не подумали развязываться.

– Приложи к серьге, – тоном «не знает элементарных вещей!» подсказал кронпринц.

А мне откуда знать, что на документах супруга стоит вот такая защита от любопытных?

Оттого я, крадучись, приблизилась к сиятельному и, повертев папку так, чтобы сподручнее оказалось дотронуться ею до серьги-полумесяца, приложила узелок к мочке уха. В это же мгновение ленты сами собой развязались.

Рано обрадовалась. Хантер до этого лежал, свернувшись клубком и не шевелясь, а тут вдруг во сне протянул руку и, ухватив меня за плечо, притянул к себе на манер плюшевого мишки.

Его дыхание щекотало мне, застывшей в жутко неудобной позе, макушку. Я же, в свою очередь, уткнулась сиятельному носом в ямочку меж ключиц. Больничный запах мяты и камфары, которым пропиталась его рубашка, смешался с чайным, что отдавал лимоном, и откуда-то примешивались нотки хвойного леса после грозы. Под чуть загорелой кожей (подарок солнца с дикого юга) проступала жилка.

Пока я тихо пыталась высвободиться из-под руки муженька, успела передумать кучу всего, в том числе и весьма нелицеприятного, о гении, что придумал ставить защиту, завязав ее на такое неудобное украшение. Неужели Хантер, перед тем как развязать узлы, каждую папку вот так прослушивает? В жизнь не поверю.

Призрак, глядя на меня, лишь загадочно улыбался. Наконец, когда сиятельный заворочался во сне, я смогла высвободится из-под его руки. И вот ведь странность: вроде бы я отошла к столу, а мне все еще чудился запах чая, лимона, мяты и ельника. Его хотелось собрать в ладони, прижать к груди.

Поймав себя на таких мыслях, я разозлилась. Что-то я совсем расклеилась. Оттого чуть резче, чем следовало бы, поинтересовалась у высочества: неужели супружник так же открывает папки? Ответ, что магия артефакта способна путешествовать по телу и его носителю достаточно просто прикоснуться к засекреченным данным, чтобы все охранки исчезли, вызвал у меня чувства, за которые приговор – смертная казнь. Но мне все равно хотелось лично придушить этого привиденистого шутника.

– Должен же я был получить моральную компенсацию за твой шантаж? – невинно обронил кронпринц.

Я заскрипела зубами. А потом плюнула: подумать, как отомстить, я еще успею, а вот прочитать об отце – навряд ли. Строки прыгали перед глазами. Я не все понимала в сухих протокольных записях, но уяснила главное: мой отец действительно занимался изготовлением запрещенных вещей. Брал заказы на литье преследующих пуль и заточку разрывных кинжалов – оружия наемных убийц. Делал протезы, способные заменить сердце, но готовые остановиться в любой момент в теле носителя, пожелай того мастер. Создавал артефакты, что вытягивают душу.

А у судьбы оказалось весьма специфическое чувство юмора: то, что изготавливал отец, погубило его пять лет назад, а сейчас, по вине точно такой же вещицы, я оказалась в столице. В голову пришла шальная мысль: а что, если артефакт сработал, высвободил душу Микаэля именно потому, что был сделан отцом? И его магия откликнулась на мою.

Призрак, как и обещал, стоял на стреме и через плечо мне не заглядывал. А своей догадкой я делиться не спешила. А то еще разбудит Хантера, отнимут бумаги, и не дочитаю всего.

Строки приговора, суровые и казенные, гласили, что Томаса Шелдона приговаривают к пожизненному заключению в парящей тюрьме. А следом за приговором – листок серой бумаги. Медицинская выписка, гласившая, что заключенный номер четыреста семьдесят три скончался от инсульта. Я посмотрела на дату. Три года назад.

Слезы сами собой полились из глаз. Три этих проклятых года я жила, молясь, чтобы отец оказался жив, чтобы я когда-нибудь смогла его увидеть, а его все это время уже не было в живых!

Руки машинально перелистывали страницы дела. Последний лист. Разительно отличавшийся от остальных белизной. На нем безукоризненным почерком значилось: «Выписка из личного дела адепта боевого факультета имперского легиона Рика Шелдона».

Братишка! Живой!

Я с жадностью вчиталась в строки: «В семнадцать лет… рекрутирован в войсковую часть… В одной из стычек был серьезно ранен. Пленен. Бежал, спас из неволи офицера – сиятельного лорда Рейбиса. За честь, доблесть и отвагу награжден орденом пурпурной звезды третьей степени и зачислен на бесплатное отделение Академии магии имперского легиона…» Внизу – небольшой магснимок, с которого на меня смотрел серьезный, с седыми (это в двадцать-то три года) висками адепт боевого факультета в парадной форме.

«Рик, почему же ты не нашел меня? Не смог? Не захотел?» – мысли непрошеные, но назойливые, как болотная мошкара, стучались о сознание.

– Он просыпается, – предупредил Мик и… растворился в воздухе.

Да… Чего не отнять у кронпринца – это умения сматываться. Эх… с таким талантом – из него бы получился отличный налетчик в Анчаре.

К тому моменту, как Хантер разлепил глаза и окончательно скинул дрему, я успела сложить все в папку, завязать тесемки и даже вытереть глаза. Подозреваю, правда, что они все равно покраснели, но мало ли. Соринка попала. Сразу в оба.

– Про отца прочла? – тут же разбил всю мою конспирацию сиятельный.

– Угу, – шмыгнула носом.

– Иди сюда, присядь.

Второй раз за последние три часа этот излишне наблюдательный блондин приглашает меня составить ему компанию. Неспроста.

Но я все же приняла приглашение, плюхнувшись рядом с хранившим сонное тепло сиятельным.

Меня обняли за плечи. Ненавязчиво. По-дружески. Без какого-либо подтекста.

– Я не хотел тебе говорить. Ты бы не поверила. Больнее всего разочаровываться в своих родителях. Особенно если любил их на расстоянии, по памяти. Тогда они становятся почти божествами.

Я всхлипнула. Раз. Потом второй. А затем и вовсе уткнулась в услужливо подставленную грудь.

Мы жили счастливо. Мама любила отца, отец – маму. И они оба – нас с братом. А я никогда не задумывалась, откуда у простой семьи, где родители – не зажиточные аристократы, есть деньги на приличный дом, и не на отшибе Альбиона, в трущобах или на окраинах, а почти что в центре города. Матушка не работала, но носила наряды благородных леди, при том, что выходила замуж бесприданницей. А отец – и вовсе провел детство в подмастерьях у техномага, сверкая голыми пятками.

Оба, когда встретились, были без гроша за душой, а за несколько лет сумели выбраться из низов, стать уважаемыми горожанами… Не бывает денег, чтобы сразу и быстрые, и честные, и легкие. А папа нас любил. Жил, зная, что когда-нибудь его поймают, арестуют, но рассчитывал, что накажут лишь его, а семья останется обеспеченной.

Выведенное рукой отца признание жгло душу, душило, заставляя захлебываться в слезах.

– Но у тебя ведь есть брат, достойный юноша. Он сумел добиться в этой жизни всего сам. Без обмана и лжи. Заслужив свое место по праву. Потом, кровью и преданностью, – Хантер гладил меня по голове, успокаивая.

От этих простых прикосновений становилось легче. Наконец, в последний раз шмыгнув распухшим носом, я прогнусавила:

– Мы разочаровываемся в одних, чтобы была возможность поверить в других. Ты это имел в виду?

– Ну, не так глобально, – озадаченно почесал затылок сиятельный, – но суть ты уяснила.

Глянув на настенные часы, показывавшие, что еще чуть-чуть – и они возвестят о времени, когда пора пить чай, муженек провозгласил:

– А сейчас приводи себя в порядок. Мы едем в банк «Эторикрос». Ведь я, как заботливый и любящий муж, просто обязан открыть своей супруге личный счет, – и, полюбовавшись моей вытянувшейся физиономией, заключил: – И узнать, что это за 911 значилось в обрывке квитанции умершего бомбиста. Мне как раз принесли точную копию того клочка векселя.

Когда я уже встала и направилась к выходу, Хантер вспомнил:

– Да, магистр связался со мной и сказал, что расчеты все готовы. Через три дня, в новолуние – лучшее время для проведения ритуала.

В голове что-то щелкнуло.

– Но через три дня имперский бал.

– Ну, значит, совместим, – как ни в чем не бывало выдал супружник.

Приводила я себя в порядок, находясь в душевном раздрае. Отчего руки заплетали косу на автомате, и она получилась уложенной волосок к волоску. Гладко настолько, что даже на меня не похоже. Где-то я видела уже такую аккуратность. Причем во всем. Мысль промелькнула и исчезла.

Умывание и смена платья отчасти помогли мне прийти в себя.

Я пожалела, что любимый гаечный разводной ключ изъяли как улику синемундирные в парке. Без него я ощущала себя голой. Чтобы хоть как-то вернуть себе чувство защищенности, достала узелок, с которым приехала сюда. Отцовские гогглы с желтыми стеклами и крестовая отвертка. Решила прихватить и то и другое.

В дверь постучали, как раз когда я оправляла подол платья.

– Ты готова? – Хантер, одетый с иголочки, стоял на пороге.

– Почти. – Приколола шляпку с вуалеткой шпильками к прическе. – Вот теперь все.

Когда мы вдвоем под ручку чинно спускались с лестницы, нас узрела свекровь. Сначала она возмутилась: больным полагается лежать в постели, а не носиться как ошпаренным по городу, но, получив заверение, что это всего лишь небольшая прогулка с супругой (как ответил Хантер: «Нам всем полезно подышать свежим воздухом»), отчасти успокоилась.

Чтобы леди Голдери уверилась: мы идем недалеко и исключительно прогуливаться, пришлось отказаться от кареты и степенно вышагивать до угла.

А уже за ним Хантер, засунув два пальца в рот, совсем не по-аристократически резко свистнул, подзывая извозчика.

Мы забрались в закрытый экипаж. Сиятельный, которому, похоже, понравилось мое близкое соседство, решил было сесть рядом, но получил отказ, и ему пришлось довольствоваться местом напротив.

Карета неспешно ехала по улицам, а меня начало накрывать чувство опасности, грозящее перейти в банальную панику.

– Ты что-нибудь чувствуешь? – нервно спросила я у супруга.

Тот нахмурился, сделал несколько пассов руками.

– Перед тем как сесть, я проверил. Карета чиста от заклинаний.

И тут я поняла то, что оказалось для меня страшным до дрожи: я почувствовала механизм. Без толики магии, но у металла, пружины, запала и взрывной смеси в серебряном цилиндре имелся свой особый звук, что ли. Хромой Джо говорил, что каждый техномаг ощущает металл по-своему. Кто – по запаху, для других разные сплавы – разных цветов. А я вот их слышала. Не голоса, но звучание.

– Хантер, прикажи карете затормозить. Медленно. Плавно, – я сама не узнавала свой голос. Столько властных, холодных и решительных нот в нем звучало.

Сиятельный выполнил все без вопросов.

– А сейчас посмотри, что у меня под сиденьем. Там скорее всего маленькая коробочка или открытый механизм, соединенный с сиденьем.

Блондин распахнул дверцу, вылез из экипажа и, стоя ногами на брусчатке и игнорируя возмущенные, а порою шокированные взгляды прохожих, залез ко мне под юбку.

– Да. Так и есть. Там какой-то странный механизм. В нем не чувствуется никакой магии. Что это?

– Я полагаю, что бомба. Еще один посмертный подарок заграничного мага-подрывника. Если бы ты на него сел, то ничего бы не почувствовал ровно до того момента, когда бы она рванула. Я и то не сразу поняла, что это, – старалась я говорить ровно и уверенно. Отчего-то это казалось очень важным.

– Тебе можно встать? – Хантер побледнел, как беленое полотно.

– Нет.

Лорд поднял голову. Его взгляд встретился с моим. В глазах цвета стали, что смотрели на меня, плескалась отчаянная решимость.

– Сколько у нас времени?

– В зависимости от того, что там вообще, – я лгала.

Сейчас, когда все чувства обострились до предела, я почти физически ощущала, как пружина медленно, но верно оттягивает перегородку между серебряными корпусами взрывателя. В лучшем случае у нас две минуты, при условии, что я буду сидеть. Решу вскочить – не останется и мига. Рванет, не дав и призрачного шанса выжить.

– Давай я сяду вместо тебя, – сиятельный принял самое очевидное и самое идиотское из всех решений, которое только может быть.

– Ты же вроде не дурак, хотя так стараешься. – От напряжения хотелось одновременно смеяться, рыдать, но еще больше – язвить. – У нас разный вес, механизм сработает сразу же, едва изменится давление. И неважно, в какую сторону. Попробуй лучше плавно отсоединить пружину, – взяв себя в руки, начала я давать указания. – У меня под юбкой, на лодыжке резинкой закреплены отвертка и очки. Гогглы дай мне, отвертку возьми сам.

Чем хороши были именно эти отцовские гогглы – они позволяли видеть механизм изнутри, не вскрывая корпуса.

Чуть холодная рука Хантера скользнула по кружеву, достав из-под резинки очки с отверткой.

– И что дальше? – напряженно спросил он.

Я, нацепив окуляры, начала вращать линзу, меняя поляризацию, а вместе с ней – и глубину. Ткань юбки. Моя нога. Симпатичная бедренная кость. Сиденье. А под ним – механизм.

Хантер, тоже не терявший времени даром, запустил в ящеров (а заодно и в кучера) заклинанием стазиса. Карету же и вовсе вмуровал в мостовую. В таком щекотливом деле, как разминирование, миллиметры решают все. Дернись экипаж – и взлетит полквартала к бездновой бабушке. А потом сиятельный и вовсе накрыл нас куполом отчуждения. Прохожие шарахнулись от нас: неизвестно, что ждать от придурошного лорда стихий.

– Говори, что делать.

– Сейчас медленно. Очень медленно вставляешь отвертку в тот паз, что рядом с пружиной.

– Может, проще магией, это же обычный механизм.

– Обычный, не считая сплава араниума, что поглощает любую магию, которая касается его. Так что только руками, дорогой супруг, только руками…

Хантер сцепил зубы и под моим руководством начал аккуратно отжимать пружину. Пот выступил на висках у нас обоих. Я не торопила сиятельного, понимая, что сейчас его рука должна быть тверже, чем у целителя, что ведет операцию на мозге, а про себя отсчитывала мгновения. В запасе осталось всего семь секунд.

Кто сказал, что нельзя обливаться потом и испытывать ломоту в пальцах от холода одновременно? Так вот этот господин сказавший – наглый лгун. Бисеринки влаги на висках, побелевшие костяшки, искусанные в кровь губы.

«Успей, пожалуйста, только успей», – мой безмолвный крик. И мое дыхание, которое должно быть ровным во что бы то ни стало. Хантера нельзя отвлекать.

Семь.

Шесть.

Пять.

Четыре.

Тихий щелчок возвестил о том, что смертоносный механизм больше не опасен.

Я начала медленно вставать, цепляясь за дверцу кареты. Сиятельный, наплевав на все, уселся прямо на мостовую, опершись спиной об одно из колес, и выдохнул.

Ноги у меня тоже стали деревянными и так и норовили подогнуться, но следовало убедиться, что все и вправду обошлось. Нагнувшись, я заглянула под сиденье. Аккуратно отжатая пружина лежала рядом. Вот только делал бомбу не дилетант, а профессионал. Оттого подарок покойника оказался с сюрпризом.

Второй заряд, что срабатывал, если первый обнаружили и обезвредили. Не будь на мне гогглов – и я бы не увидела «презента», скрытого за стенкой. Двойная взрывная волна. Такую никакая магическая сфера не выдержит.

Думай, Тэсс, думай!

По всем прикидкам, отсрочка должна оказаться небольшой. Как раз рассчитанной на то, что те, кто обезвредил бомбу, расслабятся. Значит, не больше пяти минут.

Вот дохлая варравана! Даже если мы решим убежать, пострадают обычные люди, прохожие, которые даже не подозревают о том, что здесь, в карете, медленно начался отсчет последних мгновений их жизни.

Хантер поднял на меня взгляд и переменился в лице.

Ну да, вид девушки, что держит в руках окровавленное, еще бьющееся человеческое сердце, навряд ли бы оказался страшнее.

Все же чего у сиятельного не отнять – это умения понимать без слов. Щелчок пальцев – и слетела сфера отчуждения. Муженек вскочил и то ли ругнулся, то ли колданул, снимая стазис с рептилий, а сам взлетая на козлы. Ящеры с места взяли в галоп.

– Тэсс, приготовься, мы мчим к набережной! – заорал он во всю глотку.

Бешенная скачка, поворот, что вжимает в стенку кареты. Я чудом сохранила равновесие, держа бомбу на вытянутых руках, как новорожденного младенца.

Каменная кладка сменилась плашечной мостовой. Едва мы приблизились к мосту, я, не утруждаясь подождать, когда экипаж остановится, перехватила поудобнее бомбу и запустила ее в реку.

Она таки взорвалась. Под водой, подняв фонтан чуть ли не вровень с третьим этажом дома, что стоял на набережной.

Наконец-то остановившиеся ящеры дали мне возможность покинуть эту безднову колымагу, что я и сделала с превеликим удовольствием.

Хантер же, спрыгнувший с козел, отчего-то выглядел даже довольным. Однако его дальнейшие действия и вовсе меня озадачили.

Вот что делает любой нормальный человек, едва спасшийся от смерти? Облегченно вздыхает? Нервно смеется? Неверяще озирается вокруг?

Но строчить отчет через патограмму… Когда бумага вспыхнула в руке сиятельного, он первым делом попросил:

– Дорогая, ты не могла бы снять чулки?

– Если для того, чтобы тебя придушить, – то с радостью.

Все же до встречи с этим сомнительным типом число бомб в моей жизни сводилось практически к нулю. И сейчас я как-то резко осознала, что тогда было просто замечательное, изумительно счастливое время.

– Хорошее предложение, дорогая женушка, – провокационно промурлыкал он, не иначе припомнив мне брошенное в запале «дорогой муженек», – но оставим фетишистские игры на потом. Пока мне нужны чулки, чтобы банально перестраховаться и связать нашего кучера. Одному заклинанию стазиса я не доверяю.

Пришлось лезть в карету и снимать с себя добротные льняные чулки. Расставаться с теплыми, удобными и, что удивительно, тонкого плетения чулочками оказалось жутко жалко. А еще сознание царапало услышанное ругательство. Что это за «петишурские игры»? Это когда петухи дерутся, что ли?

Связал муженек кучера качественно. По руками и ногам. Когда прибыл отряд синемундирных во главе с Густавом, офицер лишь присвистнул:

– Лихо вы его, господин Хантер!

– Только памфлет про это не сочинять! – сразу же предупредил сиятельный. – А то я тебя знаю…

Кучера, не выводя из стазиса, связанного, сразу повезли в департамент. Как сказал муженек – «копаться в мозгах». Видимо, побоялись, что, приди он в себя и осознай провал, как и предыдущие революционеры, выплюнул бы легкие наружу: таков принцип действия кары от нарушенной клятвы. Пока давший ее верит в то, что может выполнить задуманное, – живет, а как только понял, что все, проиграл, – тут и наступает час расплаты.

Я уже подумала, что сиятельный поедет лично допрашивать пойманную добычу, но нет. Как пояснил супружник – это дело менталистов. Да и сильно сомневается он, что кучер что-то знает. Раз его планировали подорвать вместе с нами – значит, не велика птица. К тому же Густав любит работать один. А мудрое начальство в процесс не вмешивается, а довольствуется результатом хорошо проделанной работы.

После всего произошедшего я робко поинтересовалась:

– А теперь, может, домой? А то я нагулялась что-то.

– Как можно, дорогая, – светским тоном отозвался муженек, напрочь отрывая изрядно порванный рукав своего пиджака. – Мы же не дошли до банка. Тем более он совсем рядом – через мост. На площади миллионщиков, – и указал за реку.

Я глянула на невозмутимого Хантера в треснувшем по швам пиджаке, который поражал мир экстравагантным однорукавным кроем, на растрепанную блондинистую шевелюру, запыленные брюки – ну и видок! И надо полагать, что у меня ничуть не лучше.

– С удовольствием составлю вам на променаде компанию, мессир, – ответила я в тон, и мы степенно двинулись по набережной, закованной в гранит почище, чем иной рыцарь в латы. Над нами неспешно проплывали облака, а чуть вдалеке – одна из парящих цитаделей. Солнечные лучи отражались от ее шпилей.

Может, это и есть имперский легион, где учится сейчас Рик?

– А что находится на этом летающем острове? – решила уточнить я у сиятельного всезнайки.

– Академия, где обучают военную элиту, будущих боевых магов нашей державы. Именно там и пройдет тот самый имперский бал, на котором нам придется побывать, – удрученно закончил свою просветительскую речь супружник.

Я же, наоборот, преисполнилась энтузиазма. И к бездне бал. Главное, что на этой плывущей по небу громадине будет мой брат.

Мост, изогнувшийся дугой не хуже спины испуганной кошки, плеск свинцовых вод, мощенная булыжником площадь и швейцар, радушно распахнувший двери банка, несмотря на наш весьма странный вид (Хантер и вовсе в последний момент решил избавится от пиджака и остался в жилете), – впечатления от прогулки у меня оказались неоднозначные.

Зато банкир, только услышав имя Хантера, засуетился и сразу же препроводил нас в комнату для особых клиентов и оставил «всего на пару мгновений, пока подойдет господин главный банковский служащий, мистер Локи Асгардс». Сам же, спросив, что мы предпочитаем, чай или кофе, буквально испарился.

– Что это с ним? – Я, наученная горьким опытом, сначала осмотрела кресло, а потом уже в него села.

– Возможно, самые богатые и влиятельные фамилии в империи в банках знают наперечет.

– А ты у нас, выходит, из этих самых богатых? – скептически протянула я.

– Да, – скромненько так, выпятив грудь словно для награды, подтвердил Хантер.

– А еще влиятельных, высокопоставленных и опасных: попасть в лапы к главе безопасности императора – это удовольствие еще то, – подтвердил материализовавшийся дух.

– Можно подумать, в этой комнате я один такой. Есть и поболее, – парировал муженек, выразительно косясь на ухмыляющуюся кронпринцеву морду.

Я же, осматривая кабинет, задавалась вопросом, отчего Хантер привел меня сюда. Мог бы дать поручение своим подчиненным все разузнать об этих загадочных цифирях на обрывке бланка, и все дела.

Оказалось, не все так просто. Лучше, чем банкиры, тайны хранят только мертвецы. Оттого на официальный запрос служители счет и злата сначала затянут на месяц с ответом, потом просто разведут руками, заявив, что это клиентская тайна, а то и вовсе откажут: дескать, подобных векселей тысячи, пойди найди.

В итоге стало понятно, что подкуп, шантаж, вымогательство и крепкие кулаки – гораздо более эффективные инструменты в сыскном ремесле, чем официальные запросы.

А Хантер же, словно гончая, взявшая след, как он сам утверждал, «нюхом чуял, что копать нужно именно здесь». И таки он оказался прав.

Едва в дверь постучали, Микаэль счел за лучшее исчезнуть, а вместе с расторопным клерком в кабинет пожаловал сам господин Локи. В облике этого представительного джентльмена сквозило что-то гоблинское: небольшой горб, уши торчком, длинный крючковатый нос, хитро прищуренные черные глаза и тонкие, длинные, какие-то загребущие пальцы рук.

Переговоры с этим скупердяистым банкиром затянулись надолго. Оба – и сиятельный, и гоблиннообразный – торговались с таким энтузиазмом, какого порою не встретишь и на южном базаре кочевников. Видно было, что сей занимательный процесс доставляет и тому, и другому удовольствие. Договаривались обо всем: и о загадочной процентной ставке вклада, и о каком-то звере еженедельном лимите, и об идентри… идентифуг… в общем, чтобы у моей вексельной книжки был собственный уникальный номер.

Спустя два часа они наконец пожали друг другу руки, и тут Хантер-то и поинтересовался вскользь, что-де моя жена почти неграмотная. Вдруг она решит выписать чек на предъявителя. Не возникнет ли тогда недоразумений?

Я хотела возмутиться этой наглой клевете: я даже расписываться умела (и не крестиком!), но меня аккуратно невзначай пнули. Меж тем муженек продолжал гнуть свое: дескать, у одного знакомого моего супружника буквально намедни вышла такая оказия: подпись признали недействительной. Предъявитель даже в сердцах вексель на клочки порвал: ни денег по такому не получить, ни вернуть его. А тот, кто выписал, повторный выдавать не захотел, заявив, что это все придумки. Банк должен и первый принять. А то ишь! Хитрый какой… сразу два векселя предоставит и двойную сумму получит.

Господин Локи только посмеялся (на самом деле чуть снисходительно улыбнулся), что в их банке такого никогда не было и быть не может. Сличаются не только подписи, но и ауры. Хантер же, в свою очередь, сильно усомнился и даже клочок (а вернее, его виртуозную копию) злополучного векселя этого солидного банка продемонстрировал. Господин Локи не поверил и закусил удила. Как же! Задета честь банка. А «Эторикрос» всегда выплачивал своим вкладчикам все до гнутого медяка.

В итоге в кабинет по повелению банкира клерк принес кипы оприходованных за текущую неделю векселей, дабы посрамить неверующего. Это скорее друг господина Элмера что-то напутал. А если банк должен был выдать деньги по этому векселю, он их выдал!

Надо отдать должное терпению сэра Локи. Он собственноручно перешерстил три пачки векселей, а в середине четвертой обнаружился тот самый, с оторванным краем. К нему как раз подошел наш кусок.

Рядом с размашистой подписью значилась расшифровка «Э. Хейри». Лично я понимала лишь то, что красная печать «погашен» свидетельствовала: деньги по этой бумажке уже не дадут.

Хантер же превосходно отыграл роль человека, только что разочаровавшегося в лучшем друге.

– А может, это все же не он? – при этом сиятельный подавал мне какие-то знаки рукой.

Я решительно его не понимала, тогда муженек просто двинул в мою сторону локтем. Отчего чашка с кофе пролилась мне на юбку. Хантер, на удивление, сам усиленно засуетился, помогая мне встать. Встрепенулся и банкир. А супружник под шумок вперился взглядом в злополучный вексель. Как после оказалось – в фамилию кассира, что выдал по предъявленной бумаге сумму.

Когда же суета вокруг моего мокрого подола улеглась и мы, подписав все нужные бумаги по открытию счета, вышли из кабинета, мне показалось, что за нашей спиной господин Локи вздохнул с облегчением.

А супруг же не спешил покинуть храм денег, а, подойдя к одному из клерков, спросил, где он может найти некоего мистера Уилла Черчни. Сиятельному тут же указали на одну из конторок, за которой сидел молодой щуплый паренек в очках.

– Удача, – резюмировал супружник, заставив тем самым меня мученически вздохнуть.

Что для него азарт расследования – то для меня мокрая юбка и седые волосы на голове. Увидев выражение моего лица, он отчего-то добавил:

– Я только задам пару вопросов. И не смотри на меня так. Хорошо. Потом мы зайдем в техническую лавку, и ты выберешь там себе какие-нибудь пассатижи. – Причем последнее сказано было таким тоном, словно речь шла о ювелирном салоне, где мне разрешали купить как минимум бриллиантовое колье.

«Ну я тебе устрою! – мысленно дала я себе зарок. – Пеняй на себя, поскольку ты это и предложил!» Наивный сиятельный еще не знал, как он крупно попал с этим оброненным мимоходом обещанием. А еще он мне мультифазную отвертку должен!

В итоге я стоически терпела, пока муженек сначала припугнул служащего своим статусом главы безопасности, потом мурыжил бедного клерка вопросами. Поскольку сумм и счетов они не касались, парень неохотно, но отвечал. Со слов юноши выходило, что посетитель пришел обналичить чек вчера утром. Как выглядел? Да представительный такой джентльмен. Человек. Высокий. В шляпе. Брюнет. Коротко стриженный. Веко одно со шрамом. И небольшой западный акцент в голосе. А еще серьга у него в ухе одна, в виде восьмилучевой звезды.

Поблагодарив за столь подробное описание, Хантер распрощался со служащим. Как только мы вышли на улицу, я решила прояснить:

– И что все это значит?

– Пока лишь то, что самый явный кандидат в руководители заговора – посол Шейплака, Эрик Хейри. Во всяком случае, по описанию внешности подходит именно он. Опять же, вексель на его имя.

– Подожди, – я даже остановилась как вкопанная, – я чего-то не понимаю. Зачем этому Хрену…

– Хейри, – педантично поправил Хантер.

– Хорошо, зачем этому… – второй раз поймала себя на том, что с языка просится название неистребимого сорняка, но никак не высокопоставленного дипломата, – в общем, ты понял.

– Видишь ли, особенность имперских банков в том, что, как только владелец подписывает вексель на предъявителя и отдает его кому бы то ни было, то сразу же в банковских свитках появляется соответствующая учетная запись. И данная сумма резервируется. То есть даже сам хозяин счета будет уже не в силах ее взять на другие расходы. Возможно, – осторожно предположил сиятельный, словно сомневался в своих словах, – господин Хейри не привык разбрасываться столь крупными суммами попусту.

– А она была столь крупной? – меня одолело любопытство.

– Скажем так, ее вполне хватило бы для покупки нескольких округов нашей империи.

Я впечатлилась. Как нас, однако, дорого ценят господа революционеры. Даже возгордилась немного. За голову Альки Пони и то давали всего сто золотых.

– Может, теперь, когда мы узнали, кто главный революционер, ну его, этот прием? Только на бал сходим и все… – смалодушничала я.

– Вот именно теперь – никак нет. Думаю, что на приеме во дворце он увидит тебя лично, а на балу – постарается убить – сам, без помощи наемников.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что все попытки сделать это чужими руками провалились, а Эрик Хейри не из тех, кто уступает. Помнится, его переговоры за то, чтобы присоединить наш остров Сейхин к их маленькому архипелагу, велись без перерыва трое суток подряд.

– И?

– Ну… наши дипломаты тоже знают свое дело, – хитро улыбнулся Хантер, напустив еще больше туману.

Под разговоры о глобальном и малом мы не спеша дошли до лавки инструментов. И я пропала окончательно и безвозвратно. Хантер заикался о пассатижах? Наивный! Сначала я пыталась ему объяснить, что выбрать лишь одни – выше моих сил. Есть ведь димагические, обычные, трансформеры, длинногубцевые! А к ним еще бы набор хотя бы простеньких гаечных ключей и отверток…

Муженек стонал, скрипел зубами, но стоически терпел. Наконец и он не выдержал:

– Все, бери вот этот напильник к вот этим пассатижам, и пойдем! – Он всучил мне в руки схваченные с полки наугад инструменты.

– Нет! Ты что, не видишь, что они друг к другу не подходят? – поразилась я до глубины души.

Хантер же искренне недоумевал:

– Слушай, я еще могу понять, когда туфельки по цвету не сочетаются с платьем, но инструменты друг с другом?

Видимо, сиятельные лорды все же далеки от технических работ, а руки ни разу в жизни ни в машинном масле, ни в мазуте, ни в дизеле не пачкали. А иначе как объяснить то, что к кусачкам по металлу он предложил мне напильник по дереву? Он бы мне еще лобзик с магическим приводом для листового железа всучил.

Продавец (он же и хозяин лавочки в одном лице) поначалу, увидев нас, скривился. Правильно, что господа благородные понимают в техническом ремесле? Сейчас же он с интересом прислушивался к нашему с Хантером разговору.

– А ваша девушка дело говорит… – начал он и услышал наше единодушное:

– Он не…

– Она мне не девушка… – Правда, лорд после этой фразы мученически вздохнул и добавил: – Она мне жена, – и столько затаенной печали звучало в его голосе, что хозяин проникся.

– Да не переживайте, ваша светлость, молодые жены, они же завсегда дурные… А вот как первенца родит, так и остепенится. Да и вам спокойнее будет.

Я не вникала в суть сказанного. Оттого, пока Хантер переваривал многомудрый совет, а ушлый торговец оглаживал бороду, я быстренько покидала приглянувшиеся мне инструменты на прилавок. Горка получилась внушительной.

– Это все, – гордо возвестила я, указывая на свои покупки.

– Вот и расплачивайся тогда сама, – хмыкнул муженек.

Я хотела было возразить: «чем?», как передо мной положили чековую книжку на мое имя с ехидным комментарием: «Не зря же мы в банке столько времени провели?» Пришлось старательно выводить руны и ставить свою подпись. Я даже язык от усердия высунула.

Нет, читала я вполне нормально и даже не по слогам. Может, оттого, что проштудировала все книги Хромого Джо по техномагии, да и его студенческие конспекты заодно. Не все, правда, поняла, но этого хватило на то, чтобы самостоятельно собрать двигатель внутреннего сгорания на магической тяге. А вот с письмом дело не заладилось. Я даже чертила лучше, чем писала.

Хантер улыбался, глядя на мои старания, хозяин лавки радовался пусть не совсем обычным, но щедрым клиентам. Я же была на седьмом небе от счастья: столько инструментов… Даже поначалу отказалась от предложения продавца доставить все по указанному адресу: не хотелось расставаться с обновками.

Решила все вспыхнувшая в руке Хантера патограмма.

– Мне нужно в департамент, – возвестил он. – Я попросил прислать сюда две служебные кареты. Одна из них доставит тебя домой.

– А можно лучше я с тобой? – перспектива чрезмерной опеки матушки сиятельного немного пугала. Она и когда я просто ее невесткой была – чуть ли не пылинки с меня сдувала, а уж сейчас, когда я стала «беременной»… Тем более я в таком виде. Сразу начнутся расспросы: где, что, как? А потом ахи, вздохи и причитания… Уж лучше с супругом в тюрьму. Или как там его работа называется?

Хантер сдался на седьмой минуте уговоров и заверений, что буду вести себя тише, чем вампир в могиле днем.

К слову, я свое обещание честно выполнила и, когда мы приехали в департамент, что находился в западном крыле императорского дворца, сидела в кресле в углу кабинета сиятельного и даже не шевелилась. Отчего напугала Густава, явившегося с докладом и поначалу не заметившего меня в полумраке комнаты.

Этот неунывающий офицер как раз рассказывал о том, что при сканировании памяти кучера выяснилось: к революционерам он не имеет никакого отношения. Ему просто изрядно заплатили. Оттого он караулил у особняка Элмеров с обеда. А когда увидел нас с Хантером – ринулся выполнять несложное поручение: чтобы господин сиятельный с супругою сели именно в его карету. А кто заплатил? Так имени извозчик не знает. Только запомнились ему темные короткие волосы да шрамчик маленький у глаза. А еще изъяснялся вроде и по-нашему, но как-то не так. И висюлька в ухе виднелась. «Чисто бабская», – глядя в протокол, процитировал Густав.

В этот-то момент моя нога опять вздумала заныть. Отчего я пошевелилась. Юбки в тишине зашуршали особенно громко, отчего офицер, не ожидавший, что в кабинете еще кто-то есть, вздрогнул. Он обернулся и, близоруко прищурившись, узнал меня.

– А, это вы, миссис Элмер! Не ожидал… – чуть смущенно улыбнулся и начал словно бы оправдываться: – Вы столь очаровательны сегодня, что утром, что сейчас… И даже вчера, будучи в мужском обличье…

– Кхм, – кашлянул Хантер, привлекая к себе его внимание.

Меня же одолело чисто женское: хорошо, что темно и пятен от кофе на юбке не видно, а то получить такой комплимент и тут же опозориться… Меня вообще похвалою внешности редко баловали: тощая, вечно чумазая, с ободранными коленками, встрепанная. Но это не задевало. А вот сейчас, по прибытии в Альбион, я все чаще ловила себя на мысли, что хочется быть красивой, выглядеть как леди. Но я тут же сама себя осаживала: куда мне, с руками в мазуте да за кружевную скатерть…