Глядя на сурового, согнувшегося в три погибели Хантера и невысокую, оживленно щебечущую даму, мне невольно захотелось улыбнуться. Зря обрадовалась.

Леди отстранилась от сына так же стремительно, как и сграбастала в объятия.

– Ты негодник! – начала она обвинительно. – Мать столько переживала, ночей не спала! Даже к двуединому в храм наведываться стала. Все молила, чтобы небо послало мне внуков, а тебе наконец-то раскрыло глаза на приличную девушку, раз уж истинной не встретил.

Тут она выверенным движением схватила сыновью руку и начала пристально рассматривать его татуировку.

Я начала стратегическое отступление от столь напористого противника. Мелкими шажками, назад.

Может, этот рыжий и не так страшен, а если что – гаечный ключ все еще при мне. Хоть экономка Хантера и переодевала меня и даже лично проследила, чтобы я отставила, как она выразилась, «ужасные сапожища», едва она отвернулась, я скинула туфли и влезла в свою любимую и неубиваемую обувку. А что? Под волочащейся по самой земле юбкой-то какая разница?

В общем я медленно, но верно отступала.

Но маневр не удался, матушка сиятельного, не хуже заправской гончей почуяв трепыхание дичи, тут же ухватила и мою руку. Сравнила с запястьем сынули и, убедившись в идентичности рисунков, радостно повисла уже на шее у нас обоих.

– Наконец-то! – выдала она. – Небо услышало мои молитвы. Теперь у меня будут одаренные внуки.

Министр, оказавшийся свидетелем этой эмоциональной сцены, прыснул в кулак и тут же удостоился подколки.

– Зависти приличествует молчание, лорд Тейрин. Хотя у некоторых даже оно порою бессильно скрыть изъяны натуры, – проворковала она, словно это был изысканный комплимент.

А матушка Хантера не так проста, как кажется на первый взгляд. Вот что значит аристократка: оскорбит так, что за это еще и благодарить по этикету придется.

После этого сиятельная взяла меня под ручку и потянула вниз по лестнице, воркуя на ходу:

– Я безмерно рада познакомиться, моя дорогая невестка. Жаль, что твой муж и мой сын, – тут она притворно печально вздохнула, – не представил нас друг другу. Мое имя Голдери.

Родительница выразительно замолчала. Пришлось представиться:

– Тэссла.

Удовлетворенно кивнув, дама продолжила:

– Со стороны сына было полным неуважением потащить тебя на представление императору, даже не уведомив родную мать о том, что у нее появилась такая замечательная дочь.

Сзади нас обреченно шагал Хантер и выразительно молчал.

Когда же мы покинули стены дворца, супружник мягко, но настойчиво попытался оттеснить меня от родительницы. Это надо было видеть: гроза заговорщиков не успевал вставить и звука в материнский пламенный спич.

При этом Голдери не разменивалась на политесы, а виртуозно и незаметно впихнула в карету сначала меня, а потом и сынулю.

Мы с Хантером оказались прижатыми друг к другу.

Едва дверца экипажа захлопнулась, сиятельный осведомился:

– Экономка сдала?

– Ну а кто же еще! – фыркнула леди Элмер. – Я обещала, что не буду вмешиваться в твою беспутную холостяцкую жизнь… – начала она.

Судя по скептической ухмылке Хантера и реакции на появление матушки сиятельного во дворце, любящему материнском сердцу эта задача оказалась не по силам.

– …Но сейчас-то другое дело!

– Почему это? – я все же не выдержала.

– Как почему? – удивленно переспросила она, словно я все должна прекрасно понимать. – Мой сын встретил свою истинную пару!

– Нет, – рубанул муженек.

– Тогда что же? – на миг переменилась в лице родительница, а потом просияла еще сильнее и, глядя на меня лучащимся от счастья взглядом, добавила не к месту: – Беременна! Какая же ты, Тэсс, молодец.

Я была в полной растерянности, чем леди Голдери незамедлительно и воспользовалась, доверительно шепнув:

– А то я уже грешным делом опасалась, не бесплоден ли мой мальчик! Столько романов крутил, и хоть бы одна понесла…

– Мама! – не выдержал Хантер. – Я вообще-то здесь. И. Тэсс. Не. Беременна, – чеканя каждое слово, закончил сиятельный.

Родительница заметно погрустнела. В ее серых глазах промелькнула печаль, а пухлые губки, казалось, стали тоньше.

Зато в карете воцарилась долгожданная тишина. Правда, ненадолго.

– Тогда я не понимаю… – начала она. – Я полагала, что есть две причины, по которым сиятельный лорд берет в супруги человеческую женщину.

– Это связано с моим расследованием. Свадьба в той ситуации стала самым быстрым способом избавить Тэсс от оседлой метки. Прости, больше пока ничего сказать не могу, – выдохнул он.

Дама посидела тихо еще немного, обдумывая полученные сведения и машинально комкая в руках ткань юбки, а потом решительно произнесла:

– Так или иначе, по долгу службы или еще по не знамо чему, но ты наконец-то женат! И раз ты с этой девочкой прогулялся до алтаря, то теперь твой сыновий долг подарить мне внуков. Пусть даже и без дара, – жестко отчеканила она. – Когда еще удастся тебя женить второй раз и получится ли вообще? Так что я требую внуков! Дальше можете хоть десять раз разводиться.

– Раз требуете, матушка, то и делайте их сами, – сдержанно, но твердо парировал Хантер.

На это заявление леди Голдери не растерялась и пустила в ход тяжелую артиллерию – слезы. Я подивилась ее недюженному актерскому таланту. Она не прикрывала глаза батистовым платочком, не шмыгала носом. Нет. Из ее глаз одна за другой катились крупные слезинки, которые леди не вытирала. Ее нижняя губа задрожала, но она, казалось, ничего этого не замечала, а лишь неотрывно смотрела с мольбою на сына.

Хантер сдался.

– Давай продолжим этот разговор позже, – примирительно предложил он.

Матушка, кивнув, выразительно шмыгнула носом, достала носовой платочек и промокнула глаза.

За всей этой беседой я не заметила, как мы приехали. И только когда вышла, сообразила: это не тот дом, где располагалась квартира Хантера.

Особняк из красного кирпича с небольшим садом, обнесенный кованой оградой. Он отличался изящными пропорциями. Судя по кладке и основательности дома, строили его на века. Эти стены явно имели богатое прошлое. Особняк мог похвастать нормандскими фронтонами, четырьмя центральными каминными дымоходами и красивыми окнами с фрамугами.

– Извини, Хант, но я подумала, что квартира для холостого лорда – это еще куда ни шло, но ютиться вдвоем с супругой в этой каморке…

Я лишь мысленно поаплодировала воображению миссис Элмер: назвать апартаменты, в которых дюжина големов могла в мяч сыграть… Да у нас весь приют меньшего размера, чем эта «каморка».

Судя по всему, в миссис Элмер пропал великий стратег: она не давала противникам опомниться и выбивала почву из-под ног с завидной регулярностью. С случае с Хантером – играла на сыновьей любви, в моем – просто ошарашивала своим поведением. Я еще ни разу не встречала такого поведения у сиятельных. Обычно благородные снисходили до простых смертных. Чопорные, надменные, часто взирали на обычных горожан с презрительной миной. А тут… Хотя, судя по разговору, Голдери была бы рада любой невестке, будь у той даже спереди рога, а сзади – хвост с трещоткой, как у гремучника.

Едва мы оказались в прихожей, как мимо нас на манер пушечного ядра пронеслась здоровенная черная белка. За ней выбежала очаровательная юная леди. Мелкие русые кудряшки обрамляли точеное личико, аккуратный носик и выразительные глаза цвета спелого ореха довершали облик скорее небесного, чем земного создания. Белое, с завышенной талией муаровое платье ей необычайно шло. Она походя присела в книксене, приветствуя леди Элмер, и уже хотела сорваться в забег за здоровенной чернющей аномалией, как заметила нас.

– Хантер, ты вернулся из командировки! – искренне воскликнула кудряшка.

– Не просто вернулся, но и привез с собою жену, – матушка качнула шляпкой в мою сторону, радостно улыбаясь.

На лице девушки, как в калейдоскопе, сменилась целая гамма чувств: досада, удивление, сомнение, облегчение и… радость.

– Да, она человек, – правильно истолковав мимику девушки, подтвердила миссис Голдери, – но кто из нас не без недостатков? Так что, Элена, прошу любить и жаловать твою золовку – Тэсслу.

Юная леди после этих слов стремительно подошла к Хантеру и порывисто его обняла.

– Спасибо, – прошептала она ему на ухо, думая, что никто больше не слышит, – теперь я спокойно смогу поступить в университет, а не придумывать новый повод, чтобы не ехать на очередные смотрины.

Слушая этот шепот, я поняла, что мне предстоит не битва – война с умелым и многоопытным полководцем, возжелавшим во что бы то ни стало обзавестись маленькими Элмерчиками.

Когда сестра моего муженька отстранилась от него, миссис Голдери уже распорядилась подготовить нам комнаты (множественное число меня обнадежило) и объявила, что через час подадут обед. За пришедшим нас проводить слугой я рванула с небывалым энтузиазмом. Хантер не отставал.

Спустя несколько минут мы с сиятельным очутились в отведенных нам апартаментах. Разочарованию моему не было предела. Так называемые «комнаты» представляли собой малую гостиную, гардеробную, ванную и спальню. Причем если остальная мебель оказалась внушительных размеров, как например диван, на котором уместилась бы целая рота, или комод, чьи габариты позволили бы с легкостью использовать его в качестве плота, то кровать, не иначе, предназначалась для весьма пылких влюбленных, поражая своей (три локтя всего) шириной. Посреди просторной спальни ложе выглядело еще более узким и вытянутым.

Пока я рассматривала кровать, Хантер, усмехнувшись, присел на корточки, загнул край ковра, заглянул под днище ложа и провел ладонью по полу. После чего внимательно изучил подушечки пальцев, покачал головой и изрек.

– Матушка готовилась к твоему появлению основательно. Минимум полгода как.

– Откуда ты знаешь? – Я чувствовала себя удивительно глупо, потому что ровным счетом ничего не понимала.

– Эту кровать явно перенесли из другой комнаты. Она не соответствует обстановке ни габаритами, ни дизайном. – Он усмехнулся, а я сделала в памяти зарубку узнать, что значит последнее слово: если ругательство – очень интересно звучит. – Но поставили ее здесь не сегодня утром. Иначе пол бы вымыли до блеска. А здесь хоть и чисто, но чувствуется, что пару дней сюда никто не заходил.

– А почему именно полгода? – решила я уточнить, отчего он назвал такой точный срок.

– Потому, что Альбион не так богат на солнечные дни, как Анчар, и хотя окна спальни выходят на юг, нужно минимум пять-шесть месяцев, чтобы на полу появилась граница.

В подтверждение своих слов он неаристократично ткнул пальцем под кровать, где виднелась светлая полоска выгоревшей краски между краем ковра и тенью днища.

– И не смотри на меня так, – выдохнул он, выпрямляясь. – Желание моей матери иметь внуков, после того как погиб отец, стало ее навязчивой идеей.

– Так допекла? – сочувственно поинтересовалась я и впервые обрадовалась, что у меня нет столь семейственной родительницы.

– Не то чтобы… – в голосе Хантера проскользнула теплота. Все же, как оказывается, он очень любил свою матушку, хоть и пытался это скрыть. – Ты не подумай, она замечательная, кроме этого своего желания. А когда поняла, что от меня наследников может ждать до падения стены, то переключилась на сестренку. Вот Элена так искренне и обрадовалась тебе. Теперь ее не станут допекать.

«Ага, а примутся за меня», – мысленно прибавила я.

– Потому-то она даже не возразила ничего, хотя к людям в целом относится, мягко говоря, с прохладцей, – завершил свою мысль Хантер.

– Миленько, – подвела я неутешительный итог.

Сиятельный, казалось, смутился от моей реплики. Он подошел к окну, заложил руки за спину и начал раскачиваться с носка на пятку, сохраняя молчание и пристально изучая газон.

Я же смотрела на его широкую спину и размышляла. За время пути я как-то притерпелась к этому ненормальному лорду и по прибытии в Альбион была морально готова как к поджидающим за каждым углом революционерам, так и к болезненному ритуалу перемещения венценосной души. Но не к радушно-удушающим объятиям свекровища. Следовало пересмотреть мой план побега, первым пунктом которого все так же значилось избавление от лишней души. С привиденистым кронпринцем на шее мне далеко убежать не дадут. Но как только дух Микаэля воссоединится с телом – надо делать ноги. Иначе не успею оглянуться, а лорд уже подаст прошение о разводе, и опять здравствуй ненавистная оседлая метка, которая на этот раз привяжет меня уже к Альбиону.

Ну уж нет! А что до брачной татуировки… Так можно отбрехаться черным вдовьим чепцом, чтобы лишних вопросов не возникало.

Наконец Хантер обернулся ко мне.

– Я очень хотел избежать сложившейся ситуации, – начал он, – но раз уж так все получилось… Я не прошу потакать, но… будь помягче с моей матерью. И с сестрой.

В этот момент ладонь сиятельного вспыхнула. Патограмма, появившаяся в его руке, оказалась короткой, но заставила благородного нахмуриться.

– Увидимся за обедом, – бросил он, спешно выходя из комнаты.

Я же задумалась над просьбой муженька. Искренней, но настойчивой.

Говорят, что у каждого есть слабое место… Что же, в отношении Хантера молва права. Суровый глава службы императорской безопасности был в состоянии справиться с любой проблемой, если дело не касалось его семьи.

Судя по всему, последнее я произнесла вслух, иначе с чего бы появившемуся привиденистому кронпринцу интересоваться:

– А у тебя какое оно, это слабое место? – Впрочем, вопрос оказался скорее риторический, поскольку ответа Микаэль не ждал, а продолжил: – Не хотел вмешиваться в ваш с Хантером разговор, все же он личный, но на будущее учти: даже если меня не видно, я все равно в курсе происходящего.

– Учту, – многообещающе заверила я.

Раздавшийся стук в дверь заставил призрака исчезнуть. Дворецкий, появившийся в комнате, известил о том, что обед подан и можно спускаться к столу.

«Надо – значит, должна», – заключила я и пошла следом за слугой. Как впоследствии оказалось, лучше бы я встретилась с дюжиной анчарских гремучников, чем с одним семейством Элмеров.

Поначалу обед протекал вполне мирно. Во главе стола, приветливо улыбаясь, восседала леди Голдери. Эллен, опустив глаза, усиленно изучала вилку, словно та являлась сложнейшей из головоломок. Хантер излучал суровую невозмутимость. Здоровенная черная белка чинно сложила лапки на накрахмаленную скатерть, ее усики предвкушающе подрагивали.

Впрочем, за столом обнаружилось еще двое незнакомцев. Молоденький парнишка, которого уже неловко было назвать маленьким мальчиком, а юношей – не поворачивался язык. Бледный до синевы, со столь светлыми волосами, что казалось, еще немного – и они будут прозрачными, с тонкой длинной шеей, бескровными губами и большими, в пол-лица, голубыми глазами, со столь кротким, ангельским взором, что я печенкой почуяла – что-то здесь не так.

Второй оказалась сиятельная матрона весьма желчного вида. Безукоризненная осанка, поджатые губы, колкий взгляд, ставший при моем появлении за столом из неприязненного откровенно враждебным. В общем, эта «очаровательная» старушка была столь же мила, сколь гнездовая гарпия, на чьих птенцов покусился идиот охотник.

Слуга отодвинул мне свободный стул между Хантером и старушенцией. Как только я присела, леди Голдери сразу же представила мне желчную леди. Судя по тому, что ее хозяйка назвала «мисс Ева», передо мной был образчик чопорной старой девы, помешанной на этикете и условностях. Парнишка оказался племянником леди Элмер, Кристофером, «весьма талантливым юношей, хотя и без магического дара», как его отрекомендовала матушка Хантера.

Я мысленно сопоставила супружника и Криса: номинально они были кузенами. Но из-за разницы в возрасте у меня язык не повернулся бы назвать их двоюродными братьями. Скорее уж дядя и его непутевый племянник. Как позже оказалось, и юноша условностям предпочитал суть, величая сиятельного именно дядей.

Нам подали суп. Вернее – бульон, в котором плавала пара листиков чего-то зеленого и вызывавшего у меня стойкую ассоциацию с соплями (как позже мне пояснила Элена, это были морские водоросли). Пока же я поняла, что еще не достаточно голодна для такого гастрономического подвига, и не спешила брать в руки ложку.

– Миссис Тэссла не знает, как выглядит суповая ложка? – так, чтобы лишь я услышала, с плохо скрываемой издевкой протянула старая перечница. – Ну да ничего, вам, «леди» из низшего сословия, это простительно. Но не переживайте, думаю, ваш супруг наймет учителя по этик…

Завершить свою речь, призванную указать место зарвавшейся человечке, чудом угодившей за один стол с благородным, она не успела.

Среди тихого постукивания ложек и тихой желчной речи раздался звон фарфора.

Белка, перед носом которой тоже поставили тарелку (правда, не с супом, а с очищенной морковкой), упала в нее носом. Сначала я подумала, что чернявая просто успела где-то разжиться ромом или текилой. Основательно так разжиться. А что? Для многих клиентов кабачника Сэма это вполне нормальное поведение за барной стойкой. Ну подумаешь, столешница тут чуть ниже, а у назюзюкавшегося дегустатора пушистый хвост. Однако остальные дамы за столом так не считали. Элен так вообще вскочила, опрокинув стул, и, схватив на руки недвижимую белку, обличительно направила перст в сторону пацана с криком: «Он убил нашу Лизи Вторую!»

У меня сразу же возник вопрос: а где тогда Елизавета Первая? Впрочем, он так и остался без ответа, поскольку озвучить его я не успела. Зато со стороны леди Голдери донеслось:

– Кристофер, опять? Третий раз за неделю!

– А я говорила, что гвардейский корпус по нему плачет, – это уже отметилась в перепалке моя соседка-вобла.

Крис не успел ничего сказать в свое оправдание. Белка захрапела. Выразительно так. В лучших традициях вип-клиентов Сэма.

Зачинщик переполоха же почему-то неотрывно смотрел на часы. Что стояли рядом со входом.

Прозвучавший вопрос Хантера заставил удивиться не одну меня:

– И сколько?

– Ровно три минуты, – отчего-то печально вздохнул парнишка. – Сейчас очнется.

Белка, словно ждавшая команды, открыла глаза и, быстро спрыгнув с рук оторопевшей Элен, уселась на свое место и как ни в чем не бывало протянула лапу к тарелке с пирожками.

– Ну знаешь… – только и смогла вымолвить девушка.

Муженек же, поворачиваясь ко мне, пояснил:

– Кристофер, как верно заметила моя матушка, очень способный юноша, и его выдающийся талант алхимика с лихвой компенсирует отсутствие магического дара. И да, уважаемая тетушка Ева, – он наклонился чуть сильнее, обращаясь к «вобле» через меня, – вопрос о корпусе мы уже не раз обсуждали, и вам придется смириться с мыслью, что ваш племянник поступает в Академию, на отделение алхимического искусства.

– Делить учебную скамью с простолюдинами! – тут же взвизгнула соседка. – С человеческим отребьем! Моему племяннику!

Она все больше распалялась, метая грозные взгляды то в Хантера, то в леди Голдери. Элена с опаской смотрела на старшего брата. А Крис, не иначе, решил, что одного удачно проведенного эксперимента маловато, и вылил содержимое пузырька, что зажимал в ладони, в тарелку дражайшей тетушке.

Он поднял взгляд и тут увидел, что у его научного прожекта имеется свидетельница. Озорно мне подмигнул, приложил палец к губам и после выпрямился, вновь натянув на лицо ангельскую мину. Как раз вовремя: тетушка, проиграв лорду стихий войну в гляделки (подозреваю, что далеко не в первый раз), взяла в руки столовый прибор.

Леди Ева проглотила ложку супа и… повторила трюк белки. Правда, я успела выдернуть тарелку у нее из-под носа, отчего старая карга лбом поприветствовала столешницу. Звук получился гулкий. Хантер невозмутимо достал часы-луковицу и уставился на циферблат.

– Сын, это уже переходит всякие границы, – начала было матушка, но муженек, подняв указательный палец, призвал ее к тишине.

Когда тетушка резко выпрямилась, а затем распахнула глаза, Хантер убрал часы и заключил:

– Молодец! Ровно три минуты и ни секундой больше.

– Что со мной произошло? – скрипуче разнеслось по столовой.

– А эффект амнезии у твоего зелья отмечен? – оживленно поинтересовался сиятельный у племянника.

– Теперь да.

Матушка Хантера на удивление молчала. Возмущенно. Выразительно. Но молчала. Вероятно, это была не ее война, и лишний раз конфликтовать с сыном еще и по поводу сонного зелья (а также методах проведения испытаний оного) она посчитала лишним. Зато я все больше убеждалась: сиятельные – ненормальные, и как только я избавлюсь от кронпринца, надо делать ноги из этого дома. Одна здесь желает приплода, вторая (я скосила взгляд на старую перечницу) – избавиться от меня любым способом, третий – юный отравитель, да еще и белка эта…

Последняя, к слову, меня задумчиво изучала. Пристально так. Впрочем, не забывая уплетать очередное яблоко (блюдо с пирожками давно уже радовало глаз абсолютной чистотой: ни крошки) со скоростью, которой бы позавидовала и стая саранчи.

Тетка, так и не поняв, что произошло, гневно посмотрела в мою сторону и ревниво пододвинула свою тарелку ближе к себе.

Хантер, от которого не укрылся как этот жест, так и то, почему суп мисс Евы откочевал ко мне, подал знак слугам о перемене блюд. Старуха так и не успела отхлебнуть больше ни ложки.

Оставшаяся часть обеда прошла в «непринужденной» обстановке. Я чувствовала себя путником, зажатым меж скалой и гадюкой, Кристофер что-то старательно записывал в блокнот, который периодически пытался спрятать под столом. Но, строча заметки, нет-нет да забывался, и карандаш с бумагой мелькали над скатертью. Хантер погрузился в свои мысли, а вот матушка уговаривала Элен пойти на новомодные, жутко дорогие, а оттого втройне популярные курсы для молодых леди. Вела их какая-то миссис Фанни Капланни и, судя по словам родительницы, обучала юных и не очень юных особ искусству стрельбы глазами, а также умению сразить мужчину наповал мимолетной улыбкой. Дочь как могла отнекивалась от сомнительного удовольствия.

После десерта первым из-за стола поднялся Хантер, сообщив, что ему необходимо уехать во дворец и вернется он лишь поздним вечером. За это заявление он удостоился укоризненного взгляда от матери, печального – от сестры и осуждающего – от меня. Предатель! Сам сейчас смоется, а меня оставит на растерзание свекровищу. Сиятельный же наклонился к моему лицу, делая вид, что хочет поцеловать в щеку, а сам прошипел не хуже гремучника:

– Никаких выкрутасов. Веди себя, как подобает леди.

Пока я набиралась возмущения, его рука с проворством профессионального карманника скользнула под юбку, а затем и в голенище сапога.

– Отдай! – в тон ему на ультразвуке ответила я и припечатала носок сапога Хантера своим каблуком со всей дури, продолжая при этом невинно улыбаться окружающим.

Супружник стиснул зубы, но гаечный ключ из рук не выпустил. Вот гад! Да если надо, я и без инструмента бываю опасна.

Он распрямился и вышел из-за стола, пряча мой любимый разводной ключ за спину. Едва за муженьком закрылась дверь, начался мой персональный ад. Мягко, но настойчиво меня пытались расспросить обо всем: детство, отрочество, юность, по-моему, даже про то, как я чувствовала себя в материнской утробе, заикались. Ну и, конечно же, главное, что интересовало дам и белку (чернохвостая буравила меня неотрывным взглядом не хуже, чем старая перечница), – как я познакомилась с «дорогим Хантерчиком»? Кристоф все это время беззвучно что-то писал в блокноте, за что стал моим любимчиком: пусть и отравитель, зато молчаливый.

Обед грозил плавно перетечь в ужин, а мы все еще не вышли из-за стола. Я как могла отбивалась от вопросов, отвечая уклончиво и размыто. Часы пробили четыре, когда мне все надоело настолько, что я посчитала, что роль разведчика под пытками не для меня.

– Я из семьи преступников, – начала я заунывным голосом, словно на исповеди у патера.

Леди Изольда каждые выходные водила нас в церквушку, заставляя каяться и тем самым очищать наши грешные души. Мы, не будь дураки, в настоящих «грехах», таких как кража айвы из сада мэра или ночные вылазки из приюта, не сознавались. Поэтому приходилось придумывать альтернативу. Хитами среди покаяний являлись «думал на уроке слова божьего о суете мирской» или «возжелал добавки за обедом». Если не сказать хоть что-нибудь, патер не отпускал, вещая, что лишь святые могут не грешить, а мы, его чада, – еще не столь разумны, чтобы удержаться от соблазна. В общем, в нежелающего раскаяться хоть в чем-то духовник вцеплялся бульдожьей хваткой и начинал пытать его проповедями.

Оттого опыт «покаяний» у меня имелся многолетний, а фантазия, в отличие от приданого, – богатой и ничем не ограниченной.

Оттого за полчаса семейство Элмеров узнало: отныне у них под боком поселилась преступница, выросшая в разврате и пороке (и это они только о боях големов услышали, про кочевой бордель, что ежегодно посещал нашу Столицу аккурат в это же самое время, я и словом не обмолвилась). В общем, невежественная человечка из самых что ни на есть низов.

По ходу моего рассказа мисс Ева все больше кривилась, хотя порою казалось, что дальше некуда, но потом вновь и вновь удивляла меня, корча еще более ужасную гримасу отвращения. Матушка Хантера становилась все печальнее, а вот Элена отчего-то – веселее. Причину сестринской радости я поняла не сразу, а лишь после слов родительницы:

– Да, работы предстоит много. Этикет, манеры, языки, письмо, история, танцы. Ну да ничего, я знаю лучших учителей Альбиона. Не будь я леди Голдери, если моя невестка через год не посрамит всех дебютанток на императорском балу. И приступим мы прямо сейчас.

Она решительно встала из-за стола, не иначе как намереваясь взяться за мое обучение прямо с места, не теряя ни минуты. Мне тоже пришлось подняться и пойти за ней в малую гостиную. Идея, как улизнуть, пришла мне в голову неожиданно. Я же должна изображать леди, как велел Хантер? Вот и буду этой ледей. А что положено делать дамочкам, утянутым корсетом и питающимся одними супами из соплей? Разумеется – падать в обмороки. Лучше, конечно, если рядом есть готовые в любой миг подхватить мужские руки – башкой не надо биться об паркет. А то голова – она ценная. В нее даже мысли иногда приходят, а не только шпильки втыкаются. Но я подумала, что шишка лучше, чем еще нескольких часов полоскания мозгов. К тому же ковер выглядел таким мягким…

В итоге я начала падать. Не сильно заботясь о красоте, для меня важнее была достоверность. Припечаталась я качественно. Зато первые слова, произнесенные старой каргой с одобрением, возмутили меня до глубины души.

– Вот, милочка, – она обернулась к Элен, – учитесь, как надо падать в обморок.

И даже походя подопнула меня под ребра острым мысом туфли. Я изобразила тюк с мукой: лежала и не пылила. Но запомнила.

Зато свекровище всплеснуло руками и не на шутку заволновалось. Тут же были вызваны дворецкий и горничная, а посыльный отправлен за докторусом. Кристофер под шумок улизнул, а вот Элена не успела, и ее матушка отрядила мне в сиделки.

Меня, условно бесчувственную, транспортировали в отведенные нам с Хантером апартаменты, ослабили шнуровку, укрыли одеялом и оставили в компании сторожа.

Девушка посидела, повздыхала, а потом выудила из складок платья «Справочник для абитуриента, поступающего в СИФИЛИС». Ниже, на обложке, правда, имелась расшифровка: «Столичный институт философии и истории».

Хм… а я-то до этого и не знала, что наш Хромой Джо ругался названием учебного заведения. Его самым любимым ругательством как раз было: «Сифилитик хренов». Значит, он имел в виду студентов этого вуза. Буду знать.

Докторус пришел весьма скоро. Подсунул мне под нос нюхательную соль, отчего пришлось открыть глаза и прочихаться. Померил пульс, заглянул в зрачок. Хотел еще и под юбку залезть, руководствуясь свекровушкиным: «А вдруг это все же беременность?» – но едва только дотронулся до лодыжки, у меня сработал годами выработанный рефлекс. Как результат – опухшая челюсть (у доктора), красное от смущения лицо (у матушки Хантера) и мое невинное «Я нечаянно…».

Зато до конца дня меня оставили в покое. Даже Элена, немного поговорив со мною, ушла. Зато прискакала белка. Села на стул и начала бдеть.

– И что она хочет? – спустя какое-то время поинтересовалась я, памятуя слова Микаэля, что он, даже если и невидим, то все слышит и знает.

– Судя по всему, хранитель рода Элмеров посчитал, что сейчас в самой большой опасности ты. Вот он тебя и охраняет, – пояснил тут же материализовавшийся кронпринц.

При появлении духа белка возмущенно запищала, встав на задние лапы, а передние – уперев в бока.

– И похоже, она не терпит конкурентов, – привиденистое высочество даже отлетело в угол комнаты.

– Она что – тоже дух? – решила я внести ясность.

– Дух не дух, но у каждого рода есть такой вот хранитель. У кого – полоз, у кого – клоп. У Хантера вот белка. Обычно хранители не показываются на глаза и лишь в случае крайней опасности выходят за порог дома. Но семейство Элмеров всегда отличалось неординарностью. Может, и их хранитель такой же.

Я уцепилась за это микаэлевское «неординарностью» и решила задать еще один вопрос:

– Слушай, а как Хантера вообще угораздило стать главой охраны императора? Он же чокнутый.

– Вот поэтому и стал. До этого был следователем по деликатным поручениям. А если проще – преступления раскрывал. Против правительства, короны, да и просто – влиятельных сиятельных. Ведь чтобы понять мотивы преступника, порою надо и мыслить, как он, быть отчасти сумасшедшим, тем, кого не ограничивают рамки закона. Однажды, когда Хантер раскрыл очередной заговор с целью покушения на императора, отец и призвал его на службу. Лорд Элмер, правда, ужом извивался, пытаясь уклониться, – тут призрак ехидно усмехнулся. – Но приказ правителя есть приказ.

Мы еще некоторое время беседовали с духом, пока в дверь не постучали и не поинтересовались: спущусь ли я к ужину или мне все еще нездоровится? Я заверила гонца, что еще как нездоровится, на что получила ответ, что еду мне принесут прямо в комнату.

Я наивно полагала, что появится служанка с подносом. Но нет. Кормить меня пришла лично миссис Элмер. Она провожала умильным взглядом каждую съеденную мною ложку, и я поняла, что чувствует индюк, которого кормят на убой. Зато в рекордные сроки разделалась с едой.

Свекровушка подхватила поднос и сказала, что распорядится, чтобы мне принесли сорочку на ночь. Слова у этой дамы с делом не расходились, и спустя десять минут я лицезрела горничную, державшую в руках сменное белье.

Служанка просветила меня, что прислана хозяйкой, чтобы помочь мне умыться и приготовиться ко сну. Я же, не привыкшая к тому, что меня кто-то одевает, а тем более раздевает, от помощи отказалась. И правильно.

Развернув сорочку, я поняла, что в доме Элмеров моль очень голодная: дырок в одеянии зияло больше, чем ткани. Кстати, и последняя оказалась до того прозрачной, что не скрывала на просвет ничего. Повертев одежку в руках, я обнаружила бирку. «Дамское нижнее кружевное белье, что разожжет в мужчине страсть» – значилось на ней. Ценник старательно затерли, но, подержав его над пламенем свечи (любопытно же, сколько стоит это рванье?), я увидела сумму с таким числом нулей, что поняла: после такой покупки муж действительно спокойным не останется, особенно когда будет гасить вексель на означенную сумму.

Белка, которой я продемонстрировала этот элитный срам, уничижительно фыркнула. Я решила, что это компетентное мнение старожила, и открыла двери шкафа. Найдя чистую мужскую рубашку, доходившую мне до колен, облачилась и, умывшись, завалилась спать.

То ли причиной стала усталость, то ли впечатления, которых оказалось слишком много, но, так или иначе, в сон я провалилась как в бездонный колодец. Посреди ночи, правда, кто-то пихал меня в бок и пытался отобрать одеяло, но не в моих привычках было отдавать что-то без боя. В результате этот кто-то невнятно матюгнулся, сказав «ну и ладно», завозился и затих. На грудь опустилось что-то тяжелое, но не настолько, чтобы я не могла дышать. А потом приснилось, что я карабкаюсь на дерево и постоянно соскальзываю.

А утром меня разбудила ворвавшаяся в комнату свекровь с криком:

– Хантер, для тебя срочное…

Увидев представшую перед ее глазами картину, она осеклась. И было с чего: сиятельный сонно обнимал меня, перекинув руку через мою грудь, а деревом из царства грез оказалось его бедро. Благо хоть не голое, а в панталонах. Блондин разлепил глаза и сфокусировал взгляд сначала на матери, потом на мне. Сообразил, где лежит его ладонь, и убрал ее столь осторожно, словно под ней была активированная мина.

Зато на лице его матушки расцвела улыбка, и она уже гораздо спокойнее завершила:

– Сообщение из департамента. Твоя квартира этой ночью сгорела.

Окончание фразы возымело эффект разорвавшегося фаербола: Хантер оделся буквально в прыжке (благо сконфуженная матушка вовремя успела закрыть дверь с той стороны) и уже собрался врубить передачу и угазовать от меня со скоростью взбесившегося моноцикла, когда я сообразила: мне предстоит еще один день пытки родственниками.

– Ну уж нет! – я вцепилась в камзол супружника в лучших традициях ребят из банды Алька Пони.

Правда, они-то так хватали за подол юбки тех девушек, что не успели от них убежать. Столетнюю бабку Сарму тоже как-то поймали таким образом. Единственное: старушенция не вырывалась, как все, а наоборот, казалась жутко польщенной вниманием.

Я удерживала добычу мертвой хваткой. Хантер попробовал сделать шаг, но затрещавшая по швам портновская работа да довесок в три пуда в моем лице поумерили его прыть.

– Чего тебе? – обратился он ко мне, как к неразумному, вопящему на одной ноте ребенку, которого проще выслушать, чем пытаться заткнуть.

– Возьми меня с собой. – И видя его непоколебимую решимость удрать как можно скорее, я добавила в голос просящих ноток: – Пожа-а-алуйста!

– Это исключено, – отрезал муженек и тем самым толкнул меня на путь порока и шантажа.

Я припомнила, как разбитная и веселая девица, что работала у кабачника Сэма, совмещала сразу три профессии: две древнейшие с одной – необходимой в любом уважающем себя трактире, презрительно говаривала о тех клиентах, кто пытался ей не заплатить после развеселой ночки. «Солдатик-то у него не рабочий, стоять не хочет, – презрительно тянула она под гогот слушателей и всегда прибавляла: – Да зато не страшно, брюхатой с таким вовек не ходить». Решив, что сия многоопытная дама знает, о чем говорит, я решила чуть переиначить ее мудрую мысль.

– Тогда я скажу твоей матушке, что у тебя не стоит и по этой причине внуков ей вовек не дождаться, – выпалила я, собравшись с духом. – И уже завтра в этом доме тебя будет ждать целая банда докторусов.

Судя по тому, как заходили желваки на лице сиятельного, больше всего его разозлила даже не перспектива нашествия эскулапов.

– И откуда же ты такая осведомленная? – начал он.

Видимо, этот самый загадочный «солдатик» был больной мозолью Хантера, раз он так взбеленился.

– У меня столичное образование, – брякнула я. И ведь ни буквой не соврала в названии анчарского поселения.

Вот только появившийся кронпринц отчего-то совсем не по-благородному заржал, утирая выступившие от смеха слезы.

– Хантер, воспользуйся советом: лучше возьми ее с собой. Вчера ей удалось перехитрить твою матушку. Думаю, что если оставишь ее в доме, то она проявит еще большую изобретательность, чем накануне, и угроза о докторусах окажется только цветочками.

Я удостоилась презрительного взгляда и шипящего «Вымогательница!», зато добилась требуемого: Хантер заявил, что будет ждать меня в холле и чтобы я поторапливалась. Говорить девушке, которая собралась на собственную свадьбу за полчаса, о медлительности! Пф!

Служанка, которую отрядила мне в помощь леди Голдери, появилась в комнате ровно в тот момент, когда я, уже одетая, шнуровала свои сапоги. Отсутствие дамской одежды меня при сборах не смутило, как и то, что костюмчик сидел явно не по плечам.

За то время, что я жила в Анчаре, обувка, как и иное облаченье не по размеру, стали для меня нормой. Кому нужда заботиться о том, чтобы дети преступников да и просто круглые сироты были сыты и одеты? Правильно – своим детям довольствие нужнее. Оттого мы чаще всего щеголяли в обновках от старьевщика и по совместительству гробовщика Луи. Ему, в силу специфики профессии, свозили зачастую кучу тряпья за бесценок. Что-то он ремонтировал и продавал, остальное – чистил, стирал, а порою даже гладил и предлагал в довесок к своему основному деревянному товару.

То, что совсем нельзя было пристроить или что он по ошибке сначала включал в список амуниции для покойников, но, передумав, откладывал в кучу для приюта, в конечном итоге оказывалось на нас. Бывало, Луи приносил пару тюков «обновок» и вручал их леди Изольде со словами: «Видь хто их оденет, ужли не я?» Мы так и звали гробовщика за эту присказку: ЛуиВитьОн. А еще радовались новым ботинкам, пусть и с надписью краской на подошвах: «Упокойся с миром». Руны-то на подметках редко кто увидит, зато ноги раскаленный песок не жжет.

Служанка же воззрилась на меня в немом изумлении. Подумаешь, закатанные рукава мужской рубахи (низ которой пришлось подрезать, чтобы не сильно топорщилась в штанах). Жилет, что по задумке портного долженствовал облегать мужской стан второй кожей, болтался на мне, как простыня на веревке. Зато штаны хоть и были широки, но, заправленные в сапоги, не волочились по земле и давали простор движениям. Вот только спадали, отчего пришлось подвязать их шарфом, скрученным на манер кушака. А под шляпу с узкими полями решила спрятать свои волосы, чтобы не мешали.

Я пронеслась мимо так и не успевшей прийти в себя молоденькой служанки. Пробежала по коридору и как раз оказалась у начала лестницы, когда до меня донеслось:

– Поторопись, Тэссла!

Торопиться так торопиться. Впереди маячила уйма ступенек, оттого, не долго думая, я боком прыгнула на перила и с ветерком устремилась вниз. Ехать было одно удовольствие: отполированный мореный дуб, широкий и ровный. Одним словом, мечта.

Не то что узкая полоска железа, которое в полдень немилосердно кусалось жаром, на развалинах особняка на окраине анчарской Столицы.

Словом, от трюка, что проделывала уже не единожды, и в этот раз я получала огромное удовольствие. И все бы ничего, если бы перед самой концовкой, когда я намеревалась спрыгнуть и приземлиться на ноги, на пути не возникла мисс Ева. Она вынырнула словно из ниоткуда, в лучших традициях неприятностей. Замедлиться я уже не успевала, лишь сгруппироваться и довершить кульбит.

Я сбила старую перечницу с ног, и дом сотряс вопль:

– Помогите! Насилуют!

Почему она решила, что ее хотят лишить именно чести, а не кошелька, например, для меня осталось загадкой. Но голосила она на одной ноте и старательно зажмуривалась. Хотя и не брыкалась.

Повернувшемуся Хантеру предстала картина меня, оседлавшей леди Еву. Под его осуждающим взглядом я скатилась с размечтавшейся леди и, подхватив оброненную шляпу, протянула руку мисс, чтобы помочь подняться.

– Простите… – начала я извиняться, но фразу завершить так и не успела.

Как только старушка увидела, кто ее сбил, узнала – она рассвирепела. На кончиках ее пальцев заплясали мертвенно-зеленые молнии. Спустя толику секунды они сорвались и полетели в мою сторону. Истину «бег продлевает жизнь» я познала давно, как и то, что быстрый бег, кроме жизни, сохраняет еще и шкуру. Краем глаза увидела, что Хантер выставляет щит за моей спиной. Но, следуя словам одной песенки: «Я в тебя, конечно, верю, но и кобуру надену», – расслабляться и радоваться раньше времени нежданной помощи не стала.

За секунду успела юркнуть за угол и оттуда уже услышала громовое:

– Леди Ева, потрудитесь объяснить, по какому праву вы использовали заклинание некромантии седьмого порядка? Попади оно в человека – смерти не миновать.

Он чеканил каждый слог, и в звуках его голоса плескалась не прикрытая ничем ярость.

– Эта ваша дорогая женушка хотела меня убить, свернув шею. Я лишь защищалась, – парировала старая карга, явно не рассчитывая, что у начала инцидента есть свидетели.

– Я прекрасно все видел, – не остался в долгу Хантер. – Так что можете не утруждаться. Вы жили здесь на полном содержании и нередко злоупотребляли моей добротой. Но сегодняшний случай – уже чересчур. Поэтому до моего возвращения я прошу вас покинуть этот дом.

– Ты забываешься! – перейдя со светского «вы» на просторечное «ты», она выкрикнула это таким тоном, что невольно напрашивалось еще и «щенок». – Опустился до брака с безродной человечкой и теперь из-за какой-то девки готов выставить на улицу родную тетю!

Вслед за ее экспрессивной речью повисло молчание.

Кажется, старуха все же поняла, что перегнула палку, а иждивение с полным пансионом встречается не везде. Оттого она стала жать на родственные чувства:

– Я же знаю тебя с пеленок… Ты вырос у меня на глазах, мой любимый племянник…

– Не стоит, дорогая тетушка. Я все сказал, – Хантер остался непреклонен.

Увы, насчет рыцарского порыва сиятельного я не питала иллюзий. Просто его тетка по незнанию чуть не отправила душу кронпринца за грань. Заодно с моей, разумеется.

После такого короткого, но категоричного разговора появившийся из-за угла Хантер схватил меня за локоть и буквально потащил к выходу, а там, не особо церемонясь, запихнул в крытый экипаж.

Едва карета тронулась, он холодно приказал:

– Еще одна такая выходка, и я наложу на тебя заклинание стазиса и запру в одной из темниц вплоть до ритуала. Так что веди себя тихо и не создавай проблем.

Это его «запру в одной из темниц» окончательно добило и без того злую и возбужденную меня. Я схватила его за шейный платок и, подавшись вперед, приблизила свое лицо так, что наши носы практически соприкоснулись:

– Ну так давай! Чего медлишь? Накладывай заклинание, трави сонным порошком, запирай!

Наши взгляды схлестнулись. В немом противостоянии встретились благородный клинок и заточка. Вот только ни один из нас не привык отступать.

Карету тряхнуло на очередном ухабе, и Хантер, то ли случайно, то ли намеренно, схватив меня за затылок, притянул к себе. Сначала я даже не поняла, что произошло. Его губы обожгли мои. Он целовал напористо, неистово, пресекая любую попытку к сопротивлению. Нахальный язык, бесцеремонно проникший в мой рот, словно дразнил и издевался.

Из меня разом вышибло всю злость. Зато охватившими меня растерянностью и смятением я бы с радостью с кем-нибудь поделилась. Ладонь, еще недавно сжимавшая ткань шейного платка, раскрылась, выпуская из пальцев смятый шелк.

Экипаж еще раз тряхнуло, и в какой-то момент мы стукнулись зубами. Это-то и помогло мне прийти в себя.

Не знаю, что положено делать настоящим леди в таких случаях. До этого пикантного момента гувернантка, обучавшая меня в доме отца, добраться не успела. Если вообще в правилах поведения истинной леди имелся такой раздел, как внезапные поцелуи в карете. Хотя, наверное, все же был. Ведь этот толстенный талмуд, что каждый день цитировала мне наставница, расписывал всю жизнь дамы чуть ли не с рождения до смерти: как дышать, сидеть, что есть, как и когда говорить…

Наверняка на такую вольность джентльмена леди полагалось сказать что-то высокопарно-возмущенное, в негодовании топнуть ножкой, стукнуть нахала веером или залепить пощечину.

Мне, увы, достался только кончик благородного воспитания, зато я с лихвой познала нравы дикого юга. Оттого-то без особого замаха, но резко, с силой и от души я врезала сиятельному кулаком под дых.

Он, подставивший щеку для оплеухи, охнул от неожиданности.

– Когда имеешь дело с дикарками, наивно полагать, что отделаешься поглаживанием ладошки по щеке, – появившийся в карете дух невозмутимо присел рядом со мной.

– Зато она хотя бы успокоилась. Больше не истерит.

Я действительно сидела молча и лишь тяжело дышала. Впрочем, Хантер тоже выглядел как после забега.

– Мог бы просто дать пощечину. Тоже хорошее средство от дамских воплей.

– Предпочитаю не поднимать руку на женщину, – а заметив мой скептический взгляд и чуть удивленно изогнутые брови принца, сиятельный добавил, поясняя: – Если она не пытается меня покалечить или убить.

– Главное, чтобы твои принципы не мешали работе… – отозвался Микаэль.

Хантер же предпочел сменить тему разговора:

– Тэсс, я понимаю, что моя тетушка не подарок, но ее отношение к тебе закономерно. Она вообще всех людей ненавидит. Ты же сама ее спровоцировала. В результате, не успей я выставить щит – и ты, и его высочество сейчас бы стучались в чертоги двуединого. Поэтому веди себя тихо. Не заставляй меня сажать тебя под арест.

Все это можно было бы сказать короче, подумалось мне вдруг. Всего тремя словами: «Не беси меня».

Хантер же, уже отдышавшийся, поправивший рубашку и галстук, отдернул занавеску в карете и выглянул на улицу.

– Скоро приедем.

Я лишь кивнула, все еще борясь с внутренним смущением.

– И да, Тэсс, после заедем купить тебе какое-нибудь платье, а то твой вид…

Он замолчал, то ли не желая говорить очередную гадость, то ли опознал свои рубашку и жилет и просто зажмотился.

Зато Микаэль приступами безмолвия не страдал:

– Как у шпаны из подворотни, что обчистила до нитки благородного. А приличной девушке не пристало щеголять в одежде с чужого плеча. Тем более мужской. Так что Хантер прав. Одно-два платья все же стоит купить.

– Три, – со вздохом уточнил сиятельный.

– Что «три»? – призрак, кажется, не понял.

– Три туалета. Причем один из них – для приема в императорском дворце, а второй – домашний. А еще – прогулочный. Надо же Тэсс выходить на улицу, как иначе революционеры к ней подберутся?

Я закашлялась, Микаэль нахмурился и протянул:

– А поподробнее?

– Вчера я встречался с министром, – при этих словах кулаки лорда сжались. – И мы решили, что предавать огласке то, что дух высочества привязан к телу моей дражайшей жены, – нельзя: слишком явная провокация. Поэтому леди Тэсслу при дворе я представлю как свою жену. А Тейрин организует утечку информации, чтобы все выглядело более правдоподобно.

Для меня это значило только одно: очередные пытки этикетом и колкие взгляды. Оттого, решив, что разговоров о светских раутах на сегодня хватит, я спросила о более насущном:

– Как думаешь, Хантер, пожар в твоей квартире – случайность?

– Не берусь загадывать, но боюсь, что нет. Уж больно удачно все совпало.