Перед тем, как карты будут сданы, необходимо определить сумму, которую ты, как игрок, готов поставить. Анте (ибо именно так называется первичная ставка) не должна быть слишком большой, ибо в большинстве случаев ее нужно будет как минимум удвоить.
Из пояснений старика Хайроллера при игре в карты
Копыта рассекали корку льда, заботливо укрывшую гладь дорожных луж. Четыре всадника скакали молча, подгоняемые свистом ветра, который решил все ж таки затянуть зимнюю сагу. Мелкая поземка кружила в воздухе, пряча в дымке закатное небо. Лихославский тракт, на который друзья вышли, дав крюк вокруг Армикопольских стен, вел дальше, к границе, отмерял лины за спиной, уводя прочь от столицы.
Первым нарушил молчание Илас:
— Пора остановиться на ночлег.
Эрден молчаливо кивнул, соглашаясь. От Вассы с Лешем возражений не последовало. Но прошло не меньше полутора свечей, прежде чем было выбрано место, устроившее обоих мужчин (лицедейка и малец благоразумно не вмешивались в дело, о коем хоть и имели познания, но не столь обширные, как у этих двоих). Не полянка. Скорее прогалина в густом пихтарнике недалеко от дороги, скрытая пологом пушистых вечнозелёных ветвей. Разведи здесь костерок — с дороги не увидят, а дым по такой погоде, когда по небу плывут беременные и разродившиеся тучи вперемешку, теряется во мгле. Да и разлапистая пихта, раскинувшая ветви шатром — надежное убежище от непогоды.
Эрден отвел коней к соседнему дереву и стреножил, расседлав и заботливо укрыв спины дерюгами: от снега и кусачего ветра. Илас ловко затеплил костерок. Леш, загодя отправленный за хворостом, принес целую охапку, которой хватило не только на розжиг, но и на прокорм жадного пламени. Вассе же мужчины, хитро переглядываясь, торжественно вручили котелок.
Причину их настроя девушка поняла не сразу, а только дав знатный круг около стоянки. Ни родника, ни ручейка, да даже захудалой калаужины, окромя грязевых луж тракта поблизости не было. Снег, поваливший уже не крупой, а хлопьями, напоминавшими ошметки простокваши, навел лицедейку на мысль.
Когда Васса вернулась к костру с котелком, полным снега (его она стряхнула с пышных ветвей ели и пихты), мужчины были слегка разочарованы.
— Специально, да?
— Зато теперь я знаю, что моя жена хозяйственная и находчивая, — не моргнув глазом, выдал комплемент Эрден в чисто мужской манере. За что чуть не получил потяжелевшим котелком по макушке. Вассу сдержала лишь мысль: проведи она сей маневр, и снег придется собирать по новой.
— А вообще именно этот отрезок восточного пути называют пустынным, — продолжил дознаватель, как ни в чем не бывало, — не потому, что здесь сухо, нет, вода есть, но под слоем белого мха, а ручьев — ключей — бочагов тут нет. Примерно трое суток пути так. Хотя, как ты видишь, деревьям влаги хватает.
— Ты тоже об этом знал? — обличительный перст Вассы уперся в грудь Иласу.
Самодовольная ухмылка, призванная показать превосходство интеллекта над глупым противником, была красноречивее всяких слов. Леш, наблюдавший картину со стороны, плотнее закутался в плащ. Он бы, может, из чувства мужской солидарности тоже посмеялся над бестолковой девкой (хотя о том, что открытой воды на этом участке тракта нет, так же, как Васса, не знал, ну да это мелочи), но его знобило, и было не до зубоскальства. Лицедейка молча (гневное пыхтение на манер ежа не в счет) повесила котелок. Эрден, потянувшись, как рысь перед прыжком сел на брошенное на землю седло.
— Знаю, о чем сейчас думаешь: 'Вот и спасай их после этого…', — дознаватель попытался завязать разговор.
— Нет, я сейчас думаю, кашу делать с цианистым калием или без? — проворчала Васса. Первый порыв гнева прошел, но поворчать еще для острастки все же следовало. — А вот насчет спасать… все равно вызволила бы вас, хотя бы для того, чтобы самолично придушить.
Фырчанье Иласа, призванное заменить фразу: 'Придушить? Ну — ну, попробуй…', было расценено как полноценная реплика воинственно повернувшейся к мужчине Вассой. В руке у девушки дымилась ложка, и вид лицедейка имела весьма решительный.
Эрден, заразившейся ехидством не иначе как от блондина, прокомментировал:
— Илас, скажу тебе, как женатый человек: не перечь женщине, стоящей у плиты. Горячая сковородка в ее руках — страшное оружие.
— Это когда же ты успел познать все прелести семейного быта? — ввернул поддевку блондин.
Эрден расплылся в мечтательной улыбке:
— У нас для этого с Вассой было целых три недели….
Испортила все лицедейка, припечатав:
— Которые твоя жена провела в монастыре! Простив‑таки тебе кредит по супружескому долгу.
Илас, не удержавшись, захохотал.
— Один — один, дознаватель. Счет равный.
На эту реплику девушка сделала охотничью стойку, но оба мужчины отвели взгляд и как воды в рот набрали.
После того, как ужин был приготовлен, и все поели (Леш скорее размазывал кашу по миске), решено было держать не военный, но все же совет.
Первым озвучил общую мысль Илас:
— Что будем делать?
У Вассы в голове вертелся ответ, но цензурным в нем были одни запятые.
Вообще ругаться лицедейку учил дедушка… лет в тринадцать. Как‑то раз, после обеда, когда послеполуденное летнее солнце дарило теплую ленивую негу счастливчикам, оказавшимся в тени и нещадно варило тех, кому оной не досталось, старик Хайроллер спросил внучку: 'А ты ругаться‑то умеешь?'. Плетеное кресло мерно раскачивалось, убаюкивая вкусный обед в желудке, и дед пребывал в умиротворенном настроении, сидя на открытой задней веранде дома. Ответ Вассы: 'Наверное', — его озадачил. 'Так не бывает: или 'да' или 'нет', — вынес тогда он свой вердикт и продолжил: — вот упадет на ногу тебе молоток. Что скажешь?' Вассария задумалась и выдала: 'Мракобес, наверное'. Дед опечаленно покачал головой. Девушка решила уточнить: 'Что, плохо? Так нельзя говорить?'
Старик долго пыхтел трубкой, прежде чем дать ответ. 'Плохо, очень плохо. Как для воспитанной фьеррины, так и для каталы. Потому как фьеррина даже таких слов знать не должна — она же блаагороднааая', — вывел с презрением, протяжно, словно руладу, дед. 'А вот та, что выросла в подворотне, не мракобеса вспомнит, а минимум кереметя или нахлест какой покрепче, аж заслушаешься. Поэтому с этого дня буду учить тебя ругаться. Правильно и качественно'. Обещание дед исполнил. С того дня у Вассы завелся словарик — узкий и длинный — такие обычны для изучающих иностранный язык школяров продают по две медьки за штуку, слова в столбик с одной стороны страницы, с другой — их перевод. Только вот если бы учитель заграничных словес заглянул в книжечку девушки — очень бы удивился, ибо матерные выражения, идиомы и ругательства Вассария записывала старательно, заучивала, а потом сдавала экзамен деду. Причем старик требовал, чтобы знать она их знала, но в повседневной жизни применять не смела — как‑никак он растил благовоспитанную фьерриночку.
Сейчас Вассарию прям‑таки подмывало нарушить дедов наказ и озвучить свою версию видения событий. Меж тем Илас, прочертив на снегу, еще пугливом, тонком, только начавшем прикрывать землю, линию сапогом, продолжил:
— Ну с тобой‑то, дознаватель, понятно — письма, украденные Вассой в зубы и в столицу — припереть к стенке всердетеля за покушения…
Договорить ему Эрден не дал:
— А ты за меня не решай! Не без моего участия вся эта каша заварилась, значит и расхлебывать тоже не без моего будет. А про всерадетеля: ну предъявишь обвинения, сошлют его, камауру с головы снимут, но через пару лет его преемник развернётся и начнется то же самое. Вы, может, главного не поняли: покушения на моего отца — только макушка пихты, — дознаватель указал пальцем на уличенное в пособничестве всерадетелю вечнозеленое дерево, выросшее на противоположенном краю поляны. — Чтобы не путался под ногами. А главное — подмять под себя всех, имеющих толику магической силы, сделать, если хотите, невидимую армию. Не заметили: в последние годы резко возросло число 'ведьм' и 'колдунов' среди народа. И обвинять стали просто в волшбе, не разбирая — мор наведен или рана залечена.
— Я что‑то не совсем понимаю, — встряла Васса, — вроде же инквизиция ловит всех, кто обладает даром, и — на костер?
Леш, уже почти задремавший, при ее словах приоткрыл один глаз.
— Изначально инквизиция создавалась не для 'отлова' людей с даром, а для того, чтобы все, кто творит чернокнижную магию: порчу ли, мор ли насылает, убийство с применением темных сил- были пойманы и понесли наказание. Для магических преступников, в общем.
Эрден перевел дух, оглядел слушателей, притихших и внемлющих ему, и продолжил:
— Но всерадетель убедил императора, что вся магия — есть ересь и преступление. Поэтому сейчас любой, отличный от других — пособник мракобесов. Это вдалбливалось в людские умы медленно, но постоянно: на ежедневных молебнах, на выходных проповедях, речами и делами проповедников и иже с ними. И фанатики, вроде этого армикопольского инквизитора — яркий пример последствий такой агитации.
Эрдена не перебивал даже язвительный Илас. Васса и Леш и вовсе затаили дыхание, слушая столь крамольные речи.
— Меж тем, как оказывается, наш непрогрешимый Хоганова десница у себя под крылом собирал магиков, дрессируя их за монастрыскими стенами, как послушных волкодавов, которых в нужный момент можно будет спустить с цепи, крикнув 'фас!'. Если такое случится, перед хогановой десницей будет бессильная вся армия империи, вся охрана Ваурия 13. Поскольку иных магиков, кроме подчиняющихся всерадетелю, просто нет — их сожгут на кострах инквизиции.
— И ты хочешь сказать, что твой отец, великий инквизитор, ни о чем не догадывался? — Илас все же не утерпел.
— Скорее всего даже не просто догадывался, знал. И не раз пытался поговорить о потенциальной опасности с императором.
— И почему не поговорил? — на этот раз поддела дознавателя Вассария.
— Уши великого императора залеплены патокой медовых речей хоганова дланника. Ваурий пригрозил, что если отец еще раз попытается завести об этом разговор — его самого ждет свидание с пеньковой вдовой. За наветы.
— И где искать справедливость? — подал голос Леш и тут же зашелся бухающим кашлем.
Ответить ему никто не успел. Васса в одно движение поднялась. Подойдя к Лешу и положив руку ему на лоб, выдала обвиняющим тоном:
— И что молчишь, что плохо себя чувствуешь. Да у тебя лоб как раскаленная сковородка, хоть яйца на нем жарь.
Не слушая оправдательного блеяния мальца, задрала подол и начала стаскивать сначала сапог, а потом и шерстяной носок. Эрден с двойным (чисто мужским и дознавательским) интересом наблюдал за процессом. У Иласа интерес был чисто мужской — о том, что девушка ищет каплевидную подвеску, он догадывался, поэтому просто наслаждался видом симпатичной оголенной по колено женской ножки. Леш, не ожидавший увидеть почти перед самым носом начало раздевательного процесса, густо покраснел, икнул и начал отползать, как сидел: пропахивая копчиком снежную целину.
— Сиди, дурень, на месте! Сейчас лечить тебя буду!
— Ннеенадо меняя так! Я сам.
— Что сам? — не поняла Васса, справившись наконец с узелком из цепочки, разомкнув его. Девушка подняла все же глаза на успевшего отползти от нее Леша. Парень смутился еще сильнее, когда понял, что дальше лицедейка раздеваться не собиралась, а лишь достала кулон отца.
После того, как амулет на Леша надели и укрыли парня не только кафтаном, но и войлочной скаткой, повисла тишина. Каждый думал о своем и все об одном. Бежать, затеряться в толпе? Самое легкое из решений и самое обманчивое. Если поступить так — всю жизнь придется оглядываться, подрываться на новые места, едва запахнет погоней. Да и результаты переворота, а он неминуемо грядет, пусть не с баррикадами, но все же — все смерти, вся пролитая кровь будут на них — знавших, но не пожелавших предотвратить. Выбор между долгом совести и целостью шкуры — бремя тех, чья душа не знает запаха гнили.
Первым нарушил молчание Илас:
— Знаешь, один мой сослуживец говорил: 'Жизнь — это дуэль со смертью, и тут главное — не ошибиться в выборе оружия', — и я в роли акинака в этой битве выберу правду. Молчать и бежать, конечно, тоже вариант, но сдается мне, далеко и надолго нас не хватит…
— Правда, — это хорошо, — заметил Эрден, — но одной правды мало. Сказанная в большом зале она разлетится по углам и по умам, раздробиться на домыслы и не дойдет до того, кому предназначена.
— И кому же эта правда предназначена? — Васса тоже включилась в диалог.
— В первую очередь Ваурию 13.
— А донести тогда до императора? — Это подал голос Леш, усиленно потеющий под скруткой и выздоравливающий.
— Есть такое понятие 'личная аудиенция', — хитро улыбнулся Эрден. — И у меня даже есть план, как ее добиться.
Дальнейший разбор плана походил на бои местного назначения. Илас бил себя кулаком в грудь, доказывая, что фьерриной он больше 'в жизни не будет', на что получил ироничное Вассы 'а в смерти?'. Эрден рисовал схему расположения резиденции, куда прибудет Ваурий тринадцатый. Блондин утверждал, что диспозиция дурна. Дознаватель распалился, утверждая, что не собирается спорить с дураком, иначе опустится до его уровня, а там Илас задавит его своим опытом.
После этой реплики перехода к рукопашной не последовало. Охладил пыл мужчин ехидный комментарий лицидейки: 'Ваш спор превращается в бесполезную дискуссию: в нем не используются железные аргументы или другие подручные предметы'.
Васса же смотрела на рисунки на снегу и ловила себя на мысли, что каждый новый день люди строят планы на будущее. Но у будущего свои планы, поэтому самое верное в их случае — надеяться на 'авось пронесет'. Такие думы возникли из‑за того, что чем больше Эрден убеждал их, тем отчетливее приходило осознание: ничего более авнтюрного в жизни девушки еще не было.