Выехали, как стемнело. Саня Чуваков за рулем, в салоне «Мазды» Ротный, я и Ваня. Женька, Влад и Ромашка — в кузове. За нами идет машина с правосеками, они тоже вывозят свою группу на метеостанцию Донецкого аэропорта.

Женя, Ваня, Ромашка, Влад

Прошли по-тихому, без стрельбы. Выгрузились, попрощались.

На метеостанции в нашу смену подобралась интереснейшая компания.

Единого командования там не было. Был самый старший по возрасту дядька, ветеран Приднестровской и Чеченской войн. Звали его Андрей Пастушенко, позывной «Сивый». Он служил в батальоне ОУН. Выполнял обязанности коменданта гарнизона, следил, чтобы все вовремя друг друга сменяли на позициях, держал радиосвязь с бригадой.

Сам он на эти своеобразные дежурства тоже заступал, стрелял. В тяжелые моменты обороны выбегал под обстрел, чтобы подбодрить своих ребят-ОУНовцев, когда они стояли на позициях. Хороший дядька.

Среди других бойцов батальона ОУН выделялся парень с позывным Бэтэр. Прозвище такое он заимел потому, что во время срочной службы был башенным стрелком на БТР. А еще он говорил, что жег милицейский БТР на Майдане.

До ОУН Бэтэр служил в батальоне «Шахтерск». Когда я об этом узнал, то сразу всё ему припомнил: и то, что они на Первомайское с нами не пошли, а остались в холодочке лежать, и каску Вани Лесика, которой они в Песках «ноги приделали».

Шутил, конечно. Какие уж предъявы, когда следующая мина-«стодвадцатка» может не в поле за забором, не во двор, а в крышу воткнуться. И расплескать по стенам того, кто предъявляет, и того, кто отмазывается…

Одновременно с нами на метеостанцию прибыли несколько правосеков.

Был среди них Илья Богданов, офицер погранвойск ФСБ РФ, приехавший в Украину сражаться на нашей стороне.

Илья успел поучаствовать в боевых операциях в Дагестане. До прибытия сюда, на Метео, воевал на диспетчерской вышке.

Человек он очень располагающий к себе. Однако у меня в голове не укладывалось: это как же нужно было потомственному офицеру накосячить там у себя, во Владивостоке, чтобы, бросив все и плюнув на присягу, приехать сюда, драться за Украину?!

Впрочем, воевал Илья храбро. Просто сама правосековская концепция войны на Метео мне была не по душе.

Снайпера приучены боеприпасы зря не тратить. Один патрон — один враг, это правильный подход. До старого терминала 1300 метров, до монастыря — 1700–1800. Даже для лучшей в роте СВД с восьмикратным прицелом дистанции, мягко скажем, предельно-запредельные.

За весь срок пребывания на метеостанции Донецкого аэропорта из СВД я сделал один выстрел.

Ясным днем, с позиции «Кабина», по близкой цели. Когда сепары, перебегая в проломе забора, показались за кустарником. Они тогда в очередной раз пришли нас «покошмарить», ВОГов покидать.

В надежде их прищучить, мы с Ромашкой прибежали на Кабинку, где стоял (вернее сидел, ибо «Утес» наваливал — будь здоров!) молодой ОУНовец…

Всего один выстрел!

Но в результате этого выстрела я уверен.

Ладно, о таких вещах я ни говорить, ни писать не люблю… Просто, когда вспоминаю, как правосеки без толку жгли боеприпасы, стреляя из РПК на полтора километра, — до сих пор зло берет!

А ведь говорил я — и Илье, и Рэму, уже и «на пальцах» объяснял: противник у нас серьезный, а Луганский патронный завод под сепарами! Сожжем по дурости всё, что есть, — где новое возьмем? В штыковые атаки походить захотелось?

Но не восприняли мои аргументы правосеки. У них ответ один:

— Мы патроны в любом количестве у «вояк» за водку купим!

Вот и спорь с ними…

Рэм, кстати, это Руслан Качмала, правосек-земляк, из Харькова. Крепкий такой парень, храбрый. Тоже пострелять в белый свет большой любитель.

Был еще правосек — студент юракадемии. Дипломник вроде. На том же факультете учится, где и моя дочка. Который и я заканчивал когда-то…

Было несколько человек из батальона «Днепр-1». Они как раз на следующий день ротировались, приехали другие. Одного из них, крымчанина, с которым мы долго беседовали о нашей войне, я после дембеля случайно встретил на улице в Киеве…

Гостил на метеостанции и сугубо гражданский человек, тем не менее, имеющий позывной — «Профессор». Это был Алексей Гарань, настоящий профессор политологии из Могилянки. Во время зимних каникул приехал на фронт, посмотреть своими глазами, как тут что, поддержать бойцов. Новый год в Песках праздновал, а Рождество — на метеостанции решил. Смелый человек!

Когда мы прибыли, встретили на Метео двух журналистов. Ребята из кинодокументальной группы «Вавилон'13» снимали фильм о войне. Они пробыли с нами до конца следующего дня.

Метеостанция ДАП. Ромашка

А еще в нашу смену были два арткорректировщика из 80-й десантной бригады. 7 января пришла группа спецназеров из 3-го полка. Причем, та самая группа, в которой служит наш Рустам! Сам он, к сожалению, не приехал: заболел сильно.

Сразу же по приезде мы с Ромашкой приступили, так сказать, к обороне объекта. На холме, прикрывающем здание метеостанции с Востока, были вырыты окопчики и оборудованы позиции. Они назывались «Кабина» и «Север». «Кабина» представляла собой окоп на гребне холма, частично перекрытый бетонной плитой и обложенный по фронту большими тротуарными плитами. Сверху его закрывала фанерная кабинка.

Позиция «Север» располагалась на северном склоне холма. Это был врытый в склон полудзот-полублиндаж.

На обеих позициях лежали радиостанции и тепловизоры, правда, не очень хорошие — наш теплак был лучше.

Ваню Лесика Рэм-правосек подбил идти в разведку. Ну, Ваню на такое дело не надо долго уговаривать. Влад, со своей бесшумкой, прикрывал их путь отхода.

В эту ночь было относительно тихо: в направлении метеостанции постреливал сепарский «Утес» да посвистывала изредка излетная «стрелковка». Часто выстрелов не было слышно, только вдруг: дзынннь! — ударила по радиолокационной вышке пуля! Дзынннь! — еще одна! Звяк! — а это, похоже, 12,7 прилетело. Бум! — пуля вошла в кабинку…

На фоне светлого зимнего неба отчетливо виднелся новый терминал. На его крыше мерцал какой-то огонек. Где-то там сейчас пытается уснуть, или наоборот, всматривается во тьму разведчик Ваня Мирошник…

Ваня-лейтенант сходил с Рэмом в разведку с пользой. Полазили, посмотрели нарытые сепарами туннели северо-восточнее метеостанции, потом пошли к разбитому бензовозу, смотреть, где стоят сепарские танки.

Первую ночь я спал в штабной комнате. Ну, как спал: там особо не поспишь, все время люди шорхаются, да и второй раз ночью нужно было на позицию заступать. Пацаны облюбовали комнату в конце здания, но ее еще предстояло привести в порядок.

На следующий день стало стремительно холодать.

Когда я сейчас смотрю в Интернете погодные архивы, вижу, что последующие три дня — с 6 по 8 января 2015 года, были аномально холодные для той, аномально теплой, зимы.

В 2014–2015 годах под Донецком большинство зимних дней были с плюсовой температурой. И только в эти три дня нашей смены температура падала до минус 28 с ветром.

Холод в чистом поле был лютый. Я надевал две шапки сразу — флисовую и вязаную. И все равно не уберегся: к исходу 7 января заболел…

Утром 6 января я помог пацанам дооборудовать нашу комнату. Она была совсем малюсенькая, но мы смогли обустроить там четыре места на высоких столах-топчанах. Пятое спальное место представляло собой перевернутый шкаф-пенал. Человек на нем полностью не помещался, ноги приходилось подгибать.

Пробив дыру в потолке, вывели буржуйку, навесили дверь.

На метеостанции всего было полно: еды, воды, боеприпасов. В коридоре стояли печки-буржуйки, лежали вязанки дров, охапки «Агленей», выстрелы к РПГ-7, ящики с патронами. Был заполнен боеприпасами и окоп на «Кабине». Отдельный окоп, тоже перекрытый плитой, был вырыт во дворе. Там хранились гранатометы, гранаты, ракеты ПТРК.

Были на Метео и ПТРК «Фагот», и СПГ-9, и два АГС-17. За забором ждала своего часа пара МОН-50, провода были выведены в электрощитовую.

Вообще, с минами на метеостанции дела обстояли неважно. В штабной комнате на маркерной доске была нарисована примерная схема периметра и сооружений. На этой схеме, опять же примерно, были указаны места постановки растяжек и довольно точно — МОНок.

Повторюсь: единого командования не было. И разные подразделения по-разному ротировались. Поэтому, о том кто, когда и где именно за забором ставил растяжки, защитники метеостанции имели весьма смутное представление.

Ваня тоже загорелся идеей расставить растяжки, и мы с ним несколько часов приматывали гранаты к металлическим колышкам, навязывали проволоку. Правда, поставить их так и не пришлось: началось такое мощное валево, что выйти за забор надолго не представлялось возможным.

Наш Ваня очень понравился Сивому своей командирской рассудительностью и решительностью, и он, от щедрот, выдал нам новые теплые спальники.

Мы продолжали ходить на позиции на холм и на ночной обход периметра.

Сепары постреливали из крупняка и обычной стрелкотни. Частенько наваливали из АГСа и минометов.

Особенно прикольно было наблюдать и слушать, как правосеки бьют из РПК по удаленным целям, лежащим за пределами прицельной дальности. Бьют-бьют, выпрашивая ответку, и наконец — хренак! Ответка прилетает. По всем нам. Только уж слишком непропорционально тяжелая ответка получается: 120 мм.

Ну, на то и война.

Наша артиллерия тоже не молчала — била и по Спартаку, и по «Вольво-центру», и по позициям сепаров у монастыря.

Слышишь в рацию:

— Дедушка курит, дедушка курит!

Это наши реактивщики запускают по сепарам свои «сигареты» калибра 122 мм.

6 января я стоял на «Кабине», когда правосеки Рэм и Илья залезли на радиолокационную вышку. Там они торжественно, с салютом, водрузили рядом с желто-синим красно-черный флаг. Пацаны из «Вавилон'13» это все засняли.

К сожалению, долго флаг не простоял. Сепары почему-то обиделись, пытались-пытались и все же срезали его из НСВ «Утес». Но потом его опять водрузили: в смену Коса на метеостанции флаг уже опять, что называется, гордо реял.

Сепары вообще не давали нам скучать — регулярно подбирались к забору, закидывали из подствольников ВОГи, постреливали. Мы не оставались в долгу.

Ваня с Ромашкой притащили АГС и увлеченно накидывали из него гранаты в посадку, восточнее Метео. Мы с Женькой сидели на холме и пытались засечь разрывы, чтобы скорректировать огонь.

Поздним вечером 7 января я почувствовал себя совсем больным: температура, интоксикация, кашель. На метеостанции было много жаропонижающих порошков, и оставшиеся до замены двое суток я провел в основном, на «Колдрексе». Есть не хотелось.

Ваня предложил замениться на два дня раньше, но я, разумеется, отказался. Тогда он освободил меня от дежурств на холоде, и я выбегал только по тревоге, когда к метеостанции приходили сепары…

Подвал на Метео — всего один, совсем маленький, и он не предназначен для укрытия от огня. Это жилое помещение, там живут правосеки. Несколько комнат были разрушены, окна-двери выбиты. В оставшихся ютились защитники. Несколько человек жили и в землянке, вырытой прямо во дворе, перед зданием.

Метеостанция ДАП

8 января, с наступлением темноты, обстрел многократно усилился. Мины рвались вокруг станции. Перекрытие в одну бетонную плиту для «стодвадцатки» — не преграда. Это наглядно подтверждала дыра в потолке коридора.

Сепары под прикрытием темноты подтянули поближе, куда-то в посадку, АГС и наваливали еще и из него.

Был тяжело ранен Сивый. Дядька пошел, как всегда в такие моменты, подбодрить своих пацанов. Отстреливался от бегающих по посадке сепаров и попал под разрыв.

Когда я вошел в штабную комнату, его уже положили на диван, перевязали. Он лежал на спине, согнув ноги в коленях. Осколочное ранение в живот… Не стонал. Разговаривал спокойно. «Бутарфанол» ему не кололи. Так и дотерпел до эвакуации. Железный дед!

Машина за ним сумела прорваться только часа через четыре…

Под прикрытием артобстрела сепары подобрались к самому забору. Начали обстреливать здание и накидывать ВОГи внутрь периметра.

Наши как раз все были в отдыхающей смене. Ваня приказал одеваться: выходим всей группой во двор.

— Короче, это х…ня! Наши там скопились все в коридоре, в колонну по одному стали. Один выскочит на улицу, навалит пару очередей веером — и назад! За ним другой выскакивает! Конвейер, б…дь! Выходим, будем зачищать периметр!

— Ваня, я винтовку не беру, толку от нее ночью на дистанции в 50 метров?! Иду с одним АПСом.

— Лады! Всем взять радейки! Пельш, ты остаешься с этими «конвейерщиками», будешь следить, чтобы они из коридора нас случайно не вальнули! Санек, бери тепловизор, выберешь точку во дворе, где пидоров увидишь — будешь нас наводить! Пошли!

Выбежали в коридор. Влад начал протискиваться через толпу стоящих в нем бойцов, что выскакивали по одному в торцевой выход здания и стреляли. Мы, мимо штабной комнаты, вышли во двор через заднюю дверь, побежали направо, к холму, огибая дом.

Бахало вокруг крепко. Свистяще шелестели осколки.

Навстречу нам бежал какой-то боец. Мы вскинулись.

— Ты кто?!

Но боец молча проскочил и юркнул в дверь. Это был солдатик с позиции «Север».

Мы обогнули дом, прилегли-присели на склоне холма. С него соскочили две тени и бросились мимо нас к зданию.

— Кто идет?! Стоять! Стреляю! — заорали мы на адреналине, но люди не остановились, скрылись за домом. Это были боец с позиции «Кабина» и с ним Профессор.

Чего гражданский пошел на улицу, под обстрел?! Наверное, поддержать хотел бойца. А может — себя проверить. Или и то, и другое вместе. Слава Богу, мы, на нерве, их не завалили…

Ваня скомандовал Ромашке и Жеке по одному бежать к забору, прикрывая друг друга. Побежал первым. Добежал, до забора за радиолокационной вышкой присел, прикрывает. Я перебрался поближе, полуприлег-полуприсел боком на склон холма, перевел «стечкин» на автоматический огонь. Вскинул тепловизор, осмотрелся.

К забору перебежал Ромашка. За ним — Жека. Все на месте! Кто-то из наших размахнулся, за забор полетела первая граната.

В воротах мелькали тепловые пятна. Ору в рацию:

— Движение за воротами!

Гранаты полетели туда, забили очереди из РПК и автоматов.

На холме и во дворе — мелкие взрывы: АГС. На секунду пригнул голову в снег. Левой рукой у правого глаза держать тепловизор жутко неудобно… Сую пистолет в кобуру, в правой руке теплак, в левой — радейка. За домом шваркнула мина.

Пацаны подскочили к воротам, навалили веером туда. Кто-то, кажется, Ромашка, швырнул гранату.

— Движения за воротами не наблюдаю! Чисто!

Ребята выскочили за ворота, простреляли посадку, вернулись. Пробежали вдоль периметра назад… Во внешнюю (а может, в северную) сторону холма ударило что-то тяжелое, он аж дрогнул.

— Движения не наблюдаю! Целей не наблюдаю!

У заднего угла дома хряснуло: граната от АГСа…

Пацаны по одному перебежали к зданию.

— Периметр зачищен, уходим по одному в дом! — закричал в рацию Ваня. — Жека, пошел!.. Ромашка, пошел!.. Юрист, пошел!..

Ворвались в дом, адреналин чуть не из ушей льется… Вернулся Влад. Матерится:

— Б…дь, за стволы, за стволы держать пришлось, чтобы вас не зах…рили! Глаза круглые, все орут, на нерве, ни хрена не понимают, что я им объясняю!

Отдышались. Обстрел продолжается. Ромашка пошел куда-то, кажется, Сивого навестить.

Мне звонит Ротный.

— До Вани не могу дозвониться! У вас все в порядке, все целы?

— Сильный обстрел, выходили на зачистку периметра, все целы!

— Ты всех наших сейчас видишь? Мне звонят, говорят, мол, на метеостанции твоего ранило!

— Влад и Жека здесь, Ваня только что вышел в коридор… Сейчас… Вижу его, в коридоре он. Ромашки не вижу! Бегу искать! Наберу потом!

Нашел Ромашку, все в порядке, перезвонил, доложился.

Обстрел слегка поутих. За Сивым пришла машина, вывезли.

…Ночью слышим, как на волну «метеостанционных», слабо защищенных раций выходят сепары. Голос с кавказским акцентом:

— Пацаны, когда в плэн возьмем — если правосэки, будэм рэзат! Если армейцы — будэм уважат!

Голос одного из наших, не помню, из Днепр-1 или из ОУН, в ответ:

— Слышишь, ты………! Я — коренной дончанин! Ты, падла, пришел на мою землю, которую я защищаю от таких тварей, как ты!

…Что еще вспоминается? Были на метеостанции и смешные моменты. Когда вернулись с зачистки периметра, я зашел в штабную комнату. Говорю Профессору:

— Что же вы, Профессор, не отвечаете, когда вас окликают в боевой обстановке? Мы ж вас чуть не подстрелили, на нерве! Но — не подстрелили! Потому что мы — армия! У нас порядок, дисциплина и выслуга лет!

Метеостанция ДАП. Ваня Лесик и я

— Слава армии! — прочувствованно сказал Профессор.

…Еще помню, как пришли свежие бойцы при ротации какого-то нашего подразделения. Один пошел в гальюн, а он был на улице, у забора, почти напротив заднего входа в здание.

Пошел и сидит. И сидит. И сидит…

Его зовут:

— Идешь, нет?

А он в ответ:

— Я не можу! По мені х…рять!

…Помню, как по-доброму подшучивали над Женькой Позитивчиком, требовали от него рассказа о том, как он взял Карловку. Жека отказывался, прятался от нас под спальником. Ваня заворачивал ему ногу к уху и приказывал выныривать из спального мешка:

— Мы хотим видеть истинное лицо нашего героя!

Хорошо быть живым. И целым…

На следующий день, 9 января, было несколько спокойнее. Немного потеплело. Постреливали, конечно, не без этого. Минометы и АГС. Но со вчерашним днем — никакого сравнения.

Вечером, несмотря на обстрел, за нами приехали Панда и Ротный. Они привезли новую смену — Пашу Каленикова, Валеру Собчишина, Виталика Додона и Игоря Коваленко.

Мы вкратце рассказали ребятам, как тут и что, загрузили вещи. Я сходил в штабную комнату, попрощался с Профессором и бойцами других подразделений.

До лагеря добрались без происшествий. Пацаны заранее натопили котел, нагрели нам воды, но меня била температура. Купаться не пошел — переоделся в чистое и лег спать.

Что могу сказать о зимней войне в аэропорту?

Сколько бы лет человек ни прожил — он не знает себя. Не знает до тех пор, пока не попадет в реальный звездорез.

В предыдущие полгода война требовала от меня в основном храбрости и меткости.

Здесь, на метеостанции ДАП, она потребовала еще и стойкости. И, несмотря на все трудности, я рад был обнаружить ее в себе…

Ну, а мои товарищи — Ваня, Рома, Влад, Женя, меня ничем не удивили. Они в очередной раз показали себя храбрыми и умелыми бойцами, надежными и сильными духом солдатами.