Я прибыл в Лос-Анджелес в начале января 2009 года, поселился в мотеле в районе Марина Дель Рей и в тот же день направился в клинику доктора Янова на свою первую сессию. Центр Первичной терапии расположен в другом пригороде Лос-Анджелеса, Санта-Монике, и мне приходилось пользоваться общественным транспортом, что не представляло большой проблемы, на дорогу уходило менее 15 минут на автобусе. Но все же, если решите повторить мой опыт, лучше селиться где-нибудь в пределах Санта-Моники.

Найти Центр оказалось несложно, он находится на одном из боковых ответвлений Главной улицы (Main street). Меня встретил Геда Гелана, молодой студент медицинского факультета, изучающий психологию и стажирующийся у доктора Янова на первичного терапевта. После подписания кучи бумаг, содержание которых осталось для меня тайной, я был представлен своему терапевту, Дэвиду Лассоффу. Дэвид, как и большинство других терапевтов в Центре, впервые попал в него в качестве пациента. Терапия оказалась для него настолько удачной, что он решил посвятить ей себя целиком, прошел соответствующее обучение у доктора Янова и сейчас считается одним из ведущих специалистов Центра.

В целом должен сказать, что все сотрудники Центра произвели на меня крайне хорошее и благоприятное впечатление, и пользуясь случаем, я хочу еще раз выразить свою признательность Геде, Дэвиду и Брэнде.

Но вернемся к терапии.

Непосредственно перед и сразу после сессии терапевтом проводится измерение температуры тела и артериального давления пациента. Делается это с целью объективного подтверждения проработки бессознательного материала, считается, что после удачной сессии и разрядки части заблокированной психической энергии у пациента наблюдается снижение температуры тела и нормализация уровня давления. То есть повышенное, до сессии, давление снижается, пониженное, напротив, повышается.

Комнаты для проведения сессий представляют собой небольшие звукоизолированные помещения, с темными стенами и регулируемым уровнем света. На полу находится матрас, на который ложится пациент, терапевт садится рядом.

На первую свою сессию я шел несколько волнуясь, для меня было неясно, как именно собирается терапевт получить доступ к моему бессознательному материалу, какие техники он будет при этом применять. Все оказалось очень просто.

Первые 15 минут сессии я пролежал в полной тишине. Дэвид находился рядом и ничего не говорил. Надо сказать, что я пребывал в полной растерянности, так как не получил никаких инструкций и не знал, как себя вести. Возможно, так было задумано и это являлось частью терапевтического плана.

В конце концов первым не выдержал Дэвид:

– Что происходит?

– В каком смысле?

– Просто скажи мне, что происходит.

– Ничего.

– Ничего?

– Да, ничего. А что должно было произойти?

– Что приходит тебе в голову? Какие мысли, образы?

В общем, идея такова. Если оставить депрессивного человека на какое-то время в темной комнате, без внешних раздражителей, наедине со своими мыслями, то, рано или поздно, они сфокусируются на каком-либо неприятном воспоминании. От пациента требуется не гнать это воспоминание от себя, а, напротив, максимально на нем сконцентрироваться, усилить свои ощущения, «чувствовать чувства», как любят говорить в Первичном центре.

В обыденной жизни, когда нам плохо, в горле сжимается ком и слезы подступают к глазам, первой реакцией является стремление подавить эти чувства. Так уж мы воспитаны, требования современного социума таковы, что ни в коем случае не следует демонстрировать свою слабость, свои эмоции, «мальчики не плачут» и весь прочий бред. Эти установки настолько прочно вбиты нам в голову, что преодолеть их задача совсем не простая. Даже в условиях Первичного центра, во время терапевтической сессии, когда никто не может тебя увидеть, кроме терапевта, который поощряет выплеск эмоциональных реакций, преодолеть этот барьер крайне непросто.

Когда мы были детьми, мы умели адекватно реагировать на происходящее с нами, смеяться, когда смешно, и плакать, когда хочется плакать. Эмоциональные заряды выплескивались наружу, как положительные, так и отрицательные. Но в какой-то момент нашу психику начали обрабатывать взрослые, «нельзя громко смеяться, это неприлично», «надо уметь себя контролировать», «мальчики не плачут»… В этом нельзя никого винить, детей готовят к вступлению во взрослую жизнь, учат играть по принятым в социуме правилам.

Но давайте подумаем, что происходит. Вместе с подавлением эмоций ребенок утрачивает часть своей личности, если запрещать ему громко смеяться, он не просто научится этого не делать, ребенок может со временем утратить саму способность радоваться, чтобы не разочаровывать своих родителей и заслужить их одобрение. Если заставить ребенка сдерживать свои слезы, со временем он отсечет саму способность эмоционально реагировать на что-либо, ему легче будет подавить в себе эту способность в зародыше, чем каждый раз бороться с ее проявлением на зрелой стадии.

Конечно, так происходит не всегда. Есть люди, выросшие в гармоничных семьях, с умными и любящими родителями, которые умели накладывать ограничения, не травмируя при этом психику ребенка, объясняя причины своих к нему требований, могли исправить ненароком нанесенную обиду. Возможно, вы встречали таких людей, у меня в окружении есть один человек, который постоянно находится в позитивном настроении, заражает окружающих оптимизмом, в его обществе находиться легко и приятно.

Но, положа руку на сердце, кого вы встречаете чаще, таких, как этот мой друг, или замученных постоянными проблемами эмоциональных инвалидов? Родителям очень часто бывает просто лень возиться с ребенком, общаться с ним как со взрослым человеком, тратить свое драгоценное время на разъяснения представляемых требований. Гораздо легче повысить на него голос, дать подзатыльник, посадить на прочный эмоциональный якорь, выработать в нем условный рефлекс. Смеяться – плохо, плакать – плохо, не сдерживать эмоции – плохо.

Не происходит разграничения: когда все это действительно плохо, а когда очень даже нормально и хорошо. Психика ребенка устроена совсем иначе, чем психика взрослого человека. Родители для него являются безусловным авторитетом, и все, что произносится ими, воспринимается безоговорочно.

Для ребенка очень важно заслужить одобрение родителей, эта потребность быть любимым настолько значима, что не получающий родительского тепла младенец может умереть, даже если при этом будет получать необходимое питание и уход. Ребенок сделает все, чтобы им были довольны, не разбирая родительские инструкции на детали, не анализируя – зачем и почему, и отказываясь при этом от части себя.

Другой особенностью детской психики является ее незрелость. Надо понимать, что восприятие ребенка коренным образом отличается от восприятия взрослого человека, психика ребенка может очень легко перегреться, то, что нам с вами кажется пустяком, в сознании ребенка может приобрести масштаб вселенской катастрофы. И тут срабатывает защитный механизм, забывание, подавление, вытеснение материала в область бессознательного. Но, как мы уже говорили выше, материал этот никуда не девается, эмоциональный его заряд не нейтрализован, он никогда не бывает подавлен до конца. Эти полученные и вытесненные травмы продолжают влиять на нашу жизнь, убеждения и поведение, при этом они совсем не обязательно осознаются.

Представим себе гипотетическую ситуацию, в которой взбешенный непослушанием ребенка отец наказывает его физически. Для ребенка эта травма может быть настолько велика, что он очень быстро ее вытесняет, забывает о ней. Но при этом могут остаться какие-то второстепенные детали, ассоциации, повторение которых может послужить триггером к вызыванию неприятных эмоций, связанных с этим эпизодом. Допустим, что от отца пахло табаком или на нем был в этот момент зеленый галстук. Уже во взрослой жизни, столкнувшись с этим запахом или встретив человека в галстуке похожего цвета, человек неожиданно начинает испытывать тревогу, у него увеличивается частота сердцебиения, учащается дыхание, спутываются мысли. Если такие эпизоды происходят достаточно часто, в конце концов человек обратится к врачу, получит диагноз «панические атаки», ему назначат ксанакс, валиум или, в лучшем случае, какие-нибудь антидепрессанты.

Таблетки действительно облегчат его состояние за счет подавления нежелательных психических процессов, но понятно, что решением проблемы это не является. Некоторые люди вынуждены всю жизнь принимать антидепрессанты просто потому, что им некому помочь, они не видят другого выхода. Потенциальный вред от длительного применения медикаментов перевешивается страхом повторения панических атак.

Проблема в том, что говорить о качестве жизни в таком случае уже не приходится. О побочных эффектах различных психотропных препаратов я уже писал выше, по сути, человек выбирает меньшее из двух зол. Но так быть не должно. Все, что требуется в этом случае, это вернуться в свое прошлое, докопаться до истинной причины проблемы, пережить ее заново, прочувствовать эти эмоции, но уже с позиции взрослого человека. Детские страхи вас уже не убьют, ваша психика вполне сформировалась и в состоянии этот стресс выдержать, вам только нужен инструмент, для того чтобы найти корни своей проблемы. Этот инструмент может дать Первичная терапия.

Как мы говорили выше, практически каждая травматическая ситуация в настоящем имеет своего зеркального двойника из прошлого. На этом принципе и построена методика терапии Янова. Считается, что если сконцентрироваться на своих ощущениях в настоящем, то в какой-то момент вы перенесетесь в прошлое и очутитесь в первичной ситуации, отражением которой является сегодняшнее переживание. Эта техника работает для многих. Но не для меня.

На первой сессии мы ничего не добились. Я возвращался в свой номер крайне разочарованным. У меня было впечатление, что меня опять обманули, что я купился на очередную сайентологию. К счастью, это оказалось не так. Первичная терапия действительно является весьма эффективным методом избавления от гнетущего бессознательного материала. Непосредственным механизмом этого является переживание катарсиса.