Впервые услышал я слово «русский» в своем далеком детстве – лет четырех отроду, в поселке Видное. Хозяином дома, где мы жили, был Григорий Иванович Верещагин, человек степенный, лет под шестьдесят. Ходил он в сапогах, необычных, мягких. В непогоду надевал на них калоши, или вдевал сапоги в калоши. Он носил усики и коротко стриженную бородку. Впоследствии, увидев портрет царя Николая Второго, я понял: Верещагин похож на царя, внешне, конечно. Может, он подражал его облику…

Лицо у него было строгое, казалось, даже сердитое. А глаза добрые. Такие глаза бывают у людей бездетных. Но у Григория Ивановича дети были, правда, все девочки (я узнал об этом из разговора взрослых). Хозяин дома вызывал к себе какое-то особое почтение. Когда он приезжал, стихали все обыденные шумы. Ходили тихо, осторожничая. Говорили не громко, но как-то основательно, с выразительной артикуляцией, указывая глазами на хозяйскую половину: «Григорий Иванович приехал!»

Общаясь, разговаривая с кем-нибудь на общей кухне или попросту заходя к отцу, он подолгу смотрел на меня. Я частенько ловил на себе его задумчивый изучающий взгляд. Меня это смущало, я робел и лез под стол, придумывая там себе какое-нибудь занятие или игру. И в то же время, возясь на полу, из своего укрытия исподтишка искал его взгляд. В глазах «Григорьваныча» было что-то притягивающее, волнующее, вроде какая-то пустота, которую надо было заполнить. Мне очень хотелось с ним пообщаться – не играть, конечно! Наверное, я бы с удовольствием сидел у него на коленях, (только если б он сам позвал меня!) и слушал бы сказки, русские сказки, какие рассказывал мне отец. Кстати, отец знал очень много разных сказок, умел их рассказывать. И рассказывал каждый раз по-новому и только по-русски! Я с охотой слушал бы и Верещагина как какого-то загадочного волшебника, повествующего мне своим тихим завораживающим голосом про Ивана-царевича, Василису Премудрую, Бабу Ягу или Кащея Бессмертного. Почему-то облик добрых героев из сказок – царей «в некотором царстве, некотором государстве», стариков, которые «жили со старухой», отцов трех братьев, из которых «младший был Иван-дурак», ассоциировались у меня именно с Верещагиным. Среди всех окружающих в то время знакомых отца только у нашего хозяина был облик русского человека. Видимо, поэтому и облик царя казался мне дружеским, добрым.

Позже, уже при выходе из детства, это слово и понятие «русский» стало высвечиваться новыми гранями, оттенками, нюансами. Возможно, кое-что осмысливалось, добавлялось после посещений квартиры Салазкина в Москве. Для меня тогда была какая-то непонятная связь между двумя этими людьми – Верещагиным и Салазкиным. Что-то объединяло их. И еще в этом сообществе непременно присутствовал мой отец – из рода князей Алимбековых. Отношение Салазкина и Верещагина к отцу было более чем товарищеское, они относились к нам как к родным. Из разговора взрослых я знал, что они даже денег с нашей семьи не брали за проживание.

«Русский». Что же это такое?.. «Москва, Москва, люблю тебя как сын, как русский…» Значит ли это, что «русский» в какой-то степени понятие географическое? Что это – место, где ты родился, называемое привычно – Родина? Да, наверное! Именно поэтому во время Великой Отечественной, защищая Отчизну, шли в бой на смерть люди разных национальностей – как русские, как единое целое, как единый народ. И падали, орошая своей кровью родную землю, неважно, было ли это под Ржевом, Киевом, Москвой или Варшавой. И захоронены они по всей России, по всей Европе – русские, защищавшие свои идеалы, своих матерей, сестер, детей. Отдавшие жизнь за свои деревни, аулы, полустанки, кишлаки, горы, реки…

Видимо, слово «русский» не есть определение национальности или не только ее – это состояние души. Это березка у околицы, это первый снег, мои маргаритки, дядя Казимир с гармонью. Это песни «Коробочка», «Ухарь-купец». Это поместье Салазкина. Это общность судеб. Это общая история, культура, философия… И совсем не важно, что религии разные, разные обряды…

Время человеческой жизни – ничтожно. Торопливо прошагивая свой жизненный путь, мы постоянно терзаемся сомнениями, разочарованиями, отчаянием за несовершенство бытия, государственного устройства, за чиновничий произвол. Несправедливость, человеческое предательство, невозможность удовлетворить свои, даже, кажется, самые малые духовные и материальные потребности разъедают душу каждого. Но! Но…

Если человек живет, ощущая себя частичкой своего государства, если он осознает свою причастность к истории Родины, то он уже – гражданин. И осознание исторического опыта своего народа приводит его к мудрому пониманию, что, скажем, в истории России были и более смутные и более тяжелые времена. Но она не рухнула, не пропала. Она выстояла, и выстоял народ – русский. И к тебе, гражданину России, русскому, приходит светлая надежда и вера в торжество справедливости, в то, что просвещенная Россия «воспрянет ото сна»…

Так вот, если ты – русский, а ты – русский , потому что родился и живешь в России! Потому что тебе не могут быть не дороги российские просторы, составляющие около шестой части света – от Кавказских гор до Северного Ледовитого океана, от Балтики и до Тихого. Ты не можешь не любить наши российские пейзажи и красоты – равнины и горные гряды, Волгу-матушку и могучие сибирские реки, Москву и Санкт-Петербург, свой родной город или село. Разве не распирает тебя от гордости за наши российские уникальные природные богатства – нефть, газ, золото, алмазы?

Ты – российский гражданин, ты – русский, ибо история Руси – это история твоих предков.

Младенцем-несмышленышем ты сосал молоко матери под русские колыбельные, под русские былины и сказки. И то, и другое непостижимым образом вбиралось тобой, создавая симбиоз духовного и материального.

А культура? Ты только вдумайся! С Пушкиным, Толстым, Достоевским, Блоком (да разве всех перечислишь?), с великими русскими композиторами, скульпторами, живописцами – это же русская культура, которая, как скелет, как кровеносная система, как живой организм, составляет основу твоего сознательного интеллектуального начала. Без всего этого – ты просто биологический вид!

Мы все, россияне, – русские, потому что если настает момент, когда надо защищать интересы Родины или наших граждан, мы мгновенно смыкаем ряды, твердо заявляя: «Мы русские! Мы не позволим!»

Объединяющее начало – сильнее всех различий. Отца, Верещагина и Салазкина объединяла общность судеб: волей жестокой судьбы после Октябрьского переворота они потеряли все. Все, что наследовали, что любили, чем дорожили и гордились. Но жизнь их не сломила, не согнула. Они не покинули в черную годину друг друга, через всю жизнь пронесли теплое трепетное чувство верности и братства – по-русски. И все испытания, посланные им жизнью, они вынесли стойко, с поднятой головой – по-русски. И проблемы бытия – не быта, а бытия! – понимали одинаково – по-русски.

Руководитель государства в политической полемике поясняет иностранцам суть понятия «чисто русский»:

– Нет такого понятия – «чисто русский». Говорят, чисто русский, а поскоблишь немного, – оказывается – татарин.

Мне хочется возразить: есть понятие «чисто русский», но в определенном контексте. Попробую пояснить: в детстве я впервые услышал слово «ухарство» в старинной песне «Ухарь-купец, удалой молодец». Пели на полянке, где росли маргаритки, приехавшие из Опаренок русские, муж с женой. Второй раз я услышал это слово «ухарство» только через тридцать лет, в шестидесятых годах из уст ректора Московского университета. В конце весны, провожая студентов на целинную практику, он тепло напутствовал их. Среди многих хороших слов: «Берегите честь студенчества», «Не уроните достоинство сынов своей альма-матер, ректор по-отцовски хлестко произнес: «Ухарство никому не нужно»!

Какое емкое, отрезвляющее слово ухарство ! Одним коротким созвучием сказано все! Другие, может, и не менее образованные, сказали бы: «Не расслабляйтесь! Не разбрасывайтесь, не хулиганьте…» – и понятно, и привычно. И правильно!.. Но не задевает, не западает в душу.

«Ухарство никому не нужно!» – так мог сказать только чисто русский человек. И неважно, что в паспорте, графе «национальность», у ректора московского университета могло быть написано – не русский, а может быть, украинец или белорус. Как неважно, какими словами обозначается национальность, скажем, Маяковского, Валентина Катаева, Анны Ахматовой, Фазиля Искандера, Булата Окуджавы и многих других русских писателей, по-настоящему ценивших русский язык и обогативших его. Русских! Я бы сказал, «чисто русских».

«Русский…» Как это волнует, бередит душу и сердце. Как вздымает во всем твоем существе небывалое волнение, какие-то тонкие эмоции. Как возвышает и очищает. «Русский» – это понятие будит интеллект, память, все твое нутро, все твое «я».

«Русский» – это, прежде всего, человек, дорожащий святынями своей родной Руси и, конечно, ее «великим и могучим» языком, без которого он нем, жалок, неодушевлен и беспомощен. Язык, наш русский язык – герб, печать, визитная карточка страны, народа и вместе с тем – времени, эпохи. Вспомним величественный громогласный стиль оды Державина и Ломоносова – он жив и памятен до сих пор. Почему? А просто потому, мне думается, что это истинно русский язык. Потому он и жив – века! И будет жить века.

А Карамзин, его манера изъясняться? Откройте «Историю государства Российского»: «зерцало бытия», «скрижаль откровений», «святилище истории», «сумрак веков» – какой это кладезь, жемчужная понизь точных, глубоких выражений! Каждая пара слов – эпоха, свидетельство своего времени. А мои молодые современники, говорящие на языке XXI века, на эти словосочетания со смехом заявили бы: «Прикольно! Кайфовая фишка!» или еще как-то так… Так вот, попробуйте, сохранив пиетет, почтение к описываемому предмету, явлению, к вызывающей священный трепет истории государства Российского, подобрать столь же емкие, как у Карамзина, синонимы!.. А вот и мимо! Потому и живы эти слова, и волнуют, и убеждают, что сказаны они очень по-русски.

Может быть и скорее всего, и я сам не слишком хорошо говорю по-русски. Но я всей душой с защитниками русского языка! Я готов встать в их не слишком плотные ряды, заслонить грудью хоть одну образовавшуюся брешь, чтобы не дать проникнуть в наше неприкосновенное святилище омерзительно корявой ржавчине, вроде распространяющего зловоние сквернословия или постыдных: «в натуре», «хавка», «шмара», «бабло», «халява», «вау», «окей», «прикид» и подобного…