Хочется мне рассказать еще об одном человеке, с которым свела меня судьба на картине «Люди героической профессии»: Григорий Устинович Дольников, генерал-полковник авиации, Герой Советского Союза, начальник Управления военно-учебными заведениями МО СССР.

«Ну вот, – скривится кто-то, – еще один высокий чин! Опять разговоры о погонах, добрых начальниках, “военной косточке” и т. д. Знакомо! Хотелось бы чего-нибудь новенького…»

Ничего подобного! Когда мне предложили кандидатуру Дольникова для съемок, я был просто ошарашен! Потрясен – не знаю как! Ну просто до последней молекулы в организме!

Григорий Устинович – это реальный прототип героя шолоховской повести и фильма С. Бондарчука «Судьба человека». Да-да, тот самый: «После первой не закусываю…» И я жал ему руку, общался с этим человеком-легендой; он мне улыбался, ездил со мной в командировки и много-много рассказывал. Но по порядку…

У Шолохова и, следом за ним, Сергея Бондарчука – герой Соколов – образ собирательный, помните: шофер, человек с подорванным пленом и последующей жизнью здоровьем. Скорее тихий, чем экспансивный, затаенный, мягкий, где-то даже застенчивый, – на этих полутонах и полюсах характера выстраивались поступки героя – неожиданно дерзкие, отчаянные. Дольников совсем не такой. Из его биографии авторы взяли только один эпизод: не сломленный советский человек, истерзанный, до предела изнуренный голодом, готовый к неминуемой смерти, не пресмыкается перед комендантом фашистского концлагеря, не кидается на еду и спиртное, что, вероятно, и не зазорно для любого: перед смертью хоть проглотить кусок, хоть на секунду ощутить это блаженное тепло в желудке, а там… Нет, он торжествует, практически насмехается над врагом: «Благодарствуйте, герр комендант, я после первой не закусываю…» А?! Это какую же силищу характера нужно иметь, какой глыбой родиться, чтобы, стоя одной ногой в могиле, продолжать войну с врагом мощью собственной несгибаемой воли, натянутых до предела жизненных сил и нервов, силой русской залихватской отчаянности и упоения боем: «Я и после второй не привык закусывать!..»

И стоит! Гордо стоит на ногах перед палачом, не склоняя головы. Не качаясь и не падая…

Встретились мы с Дольниковым на студии где-то в середине августа. Золотая осень, деревья в желто-багряной листве. Я иду его встречать… На полдороге, у здания звукоцеха, вижу идущего военного и сразу, мгновенно осознаю – он! Высокий, можно сказать, могучий, с кудрявой черной шевелюрой, лишь слегка тронутой сединой, – богатырь, да и только! Здороваемся. Крепкое мужское рукопожатие. Взволнованный, я уточняю:

– По телефону я не расслышал как ваше имя – Георгий или Григорий?

– Гри-и-ша! Гриша, – вдруг совершенно открыто, по-братски, весело представился он и улыбнулся так, будто мы давно с ним знакомы.

«Казак! – мелькнуло у меня в голове. – Прямо Гришка Мелехов. Вольная, разудалая, раскованная натура…»

Знаете, бывает порой совсем другое, обратное: встречаешь людей, и их, к сожалению, немало, общаешься с ними и не оставляет тебя странное чувство, будто они занимают чужое место. Все у них как-то не так, невпопад. Половинчато, неуверенно, неточно, – словом, случайно. А Дольников – личность. Красота! Яркое явление. Почему-то хочется сравнить его с линкором, хоть он и авиатор. Вот идет он по жизни, рассекая могучим корпусом волны, и все ему нипочем – ветры, бури, встречные течения и айсберги. Ну, герой – герой от Бога!

Он уверенно, со знанием дела занимал свое, только ему принадлежащее место, и казалось, не мучили его никакие сомнения и тревоги. Спокойный, уверенный, непоколебимый – такой он… И вместе с тем было в нем много естественно-живого, мягкого, трепетно-отзывчивого – чего-то такого, что хочется назвать «родственной душой». Была какая-то простота, открытость, даже распахнутость – до глубины, до донышка души. Ну ни на грош не было в нем чванства, надменности, позы, присущих зачастую высокому начальству.

Возвращаемся мы с ним самолетом из Германии (ну как не попытаться в фильме какими-то сюжетными ходами связать его прошлое в немецком лагере с сегодняшним?). Сели на аэродроме в Чкаловском. Приходит таможня:

– С прибытием, товарищ генерал-полковник!

Дольников в форме, и по регламенту его как генерала досматривать не должны.

– Проходите, пожалуйста! – от учтивости таможенник сияет, как масляный блин. – А вы?.. – обращается он ко мне…

– Генерал, конечно! Разве не видно? – мгновенно, не моргнув глазом, отзывается Дольников. – Мы оба генералы. Он просто в штатском, потому что так в дороге удобнее. Он даже старше меня по званию – командует мной…

Смешно? И мне тоже. Такой у него был характер. Не обременял себя человек условностями бытия, не осторожничал, не отгораживался от проблем соседа. Душа-человек – одно слово!..

Кстати, хочу предупредить: если кому-то попадется книжка воспоминаний Героя Советского Союза Дольникова Г. У., то не удивляйтесь, если не найдете в ее авторе тех качеств, о которых я поведал. Поверьте мне. Ведь в те времена всяческие «литпомощники», редакторы, обязанные помочь знаменитости в написании и выпуске в свет различного рода мемуаров, стремились придать изложению официальный лоск в соответствии со строгими правилами партийности и идеологической выдержанности. Только так и никак иначе! Поэтому все эти патриотические брошюры так похожи одна на другую по манере, по слогу – так обезличены. И кроме того, как шутя признавался мне Григорий Устинович, он за время войны совсем растерял былые «азы грамотности» и при поступлении в Военно-воздушную академию на экзаменах по литературе и русскому языку очень волновался, «не наделать бы ошибок»…

За прошедшие годы простой летчик вырос в специалиста высочайшего класса, в профессора военного дела и опытного преподавателя. Хотя не об этом сейчас речь… Вспомнив признания героя, я подумал, как все-таки верил он в человеческую порядочность, как разбирался в людях. Знал Дольников, что не уподоблюсь я борзописцам, не выставлю его неучем в золотых погонах. Да он таковым и не был! И не мог быть!

Система образования в СССР достойна всяческих похвал – это общеизвестно. Продумывая и строя сюжет о Дольникове, я частенько присутствовал у него на заседаниях, научных конференциях, ученых советах. Просматривал подготовленные им тексты выступлений, отбирая фрагменты для записи синхронов. И убедился в профессионализме, научной и военной компетентности горячего энтузиаста своего дела, начальника Главного управления военно-учебными заведениями МО СССР генерал-полковника Дольникова.

Вспоминается его инспекционная поездка в Качинское летное училище. Снимаем на летном поле. Григорий Устинович лично «отсматривает» полеты. От его взгляда не ускользает ничто: ни мандраж курсантов и техников, ни напряжение, нервозность офицеров-преподавателей. Кажется, даже самолеты под его пристальным взглядом вытянулись в струнку, выставив напоказ свои изящные носы и отставив крылья.

Взревели моторы. Один за другим взмывают в небо самолеты. Лихо. Четко. Выдерживая на подъеме строй и синхронно расходясь в стороны, выполняют необходимые учебные элементы… Красота! Но не за ними хочется наблюдать! У нас в кадре – Дольников…

Видели вы когда-нибудь лицо отца, наблюдающего первые шаги своего бесконечно любимого первенца? Подмечали эту непередаваемую гамму чувств?.. О, эту картину не передать ни одному художнику! Это под силу только искусству кино. Только кинокамера способна ухватить бесценные мгновения, о которых Фауст Гете в предсмертный миг воскликнул: «Мгновение, прекрасно ты! Продлись, постой!..» Как жаль, что я не могу показать вам эти кадры, не сохранились.

Наблюдая за самолетами, Дольников словно парил там, в небе. Он отрешился от всего вокруг – он сам в этот миг летал! И наслаждался полетом, послушной его воле машиной… На его лице отражались, перемежались самые разные эмоции: вот он широко улыбается, удовлетворенно кивает головой, довольный тем, как выполнен вираж; вот с досадой зацокал языком, подметив оплошность; а вот гневно отвернулся, махнул рукой, выказывая порицание стоящим по стойке «смирно» педагогам…

В любое дело Григорий Устинович кидался со всей страстью, всем своим естеством. Бил ли неустрашимо врага в небе, виртуозно маневрируя своим «ястребком». Сопротивлялся ли отчаянно судьбе в концлагере, мобилизуя последние крохи жизненных сил… Бежал! И снова с неукротимой ненавистью и мастерством сбивал самолеты противника, за что и был удостоен высокого звания Героя Советского Союза… Учился после войны, грыз гранит военной науки – ветеран рядом с не нюхавшей пороха молодежью. Можно сказать, ему везло в жизни, из любых ситуаций он выходил победителем. Почему? Думается, потому, что он никогда не щадил себя, «любимого», не берег ни своей души, ни тела!

В одном из выступлений перед молодежью, которое мы сняли, он с присущей ему категоричностью и напором заявил:

– Если б мне дали вторую жизнь, я прожил бы ее так же, как и жил…