Возвращался он неизбежно, как Одиссей, Чтобы пот – потопом… Однако о том – потóм. Обозначась в дверном проёме без капельки семь, Он её выпивал, садился – как был, в пальто — За рояль и на монохромное выпускал Боевое поле – десятку резвых фигур. И играл, и играл, словно ветер – по лепесткам; Так играет ребёнок с вечностью в море песка, Нарезая звёздами лихо её фольгу. …А в дверную пробоину люд неизбежный тёк, Обступая потопом роялевый островок. И кратчайшею стрелкой – в часы заточённый стрелок Через Север полуночи – время гнал на Восток. Бар хмелел. Музыкант, почти испуская дух, Лихо вечность вязал десятком пляшущих спиц. С ней играл он – играл ошалело, часов до двух; А потом направлялся к стойке, шатаясь, – пить. Бесновалась толпа, вознося его до небес; И дрожала реальность приторно-вязким желе… Часовая стрела утыкалась в Восток, и без Самой капельки три музыкант уходил – невесть Куда, зачастую на стуле забыв жилет. Уходил незаметно, как время – от пьяных досель; Из размякших тел – силой памяти о родном… И скитался, пока не прошепчет рассвет: «Одиссей», Не согреет плечи ему золотым руном.