По вагону метро надтреснуто воет нищий, Заполняя пространство пугающей вонью дна. Он потрёпан и непонятен, как толстый Ницше На коленях у парня с гривою цвета пшена. Нищий жалобно-горд, словно плечи этой старухи, Что согнулись под тяжестью еденных молью лат. У неё голубые глаза; голубиные руки: Вот одна – на поручне, вот другая – кулак. Он идёт по вагону, почти как румянец – деве, Опустившей блондину голову на плечо. – Люди добрые! – вслух. Про себя же, конечно: – Где вы?.. Он идёт по вагону. Он, кажется, обречён, Потому-то внезапно встаёт и взрывается песней, Хриплым эхом далёкого «Эх, гуляй, молодой!..» И старуха как-то дерзко срывает перстень И кладёт на его распахнутую ладонь. Нищий воет: песня душит, как редкий невод; Шелохнёшься ль под сетью шальных-то «люлей-разлюлей»? Вновь идёт, как дождь – из голубеньких глаз неба, Что стекает слезами по сжатой в кулак Земле.