Если был я попутчиком
каждой из прежних зим,
То двадцатая мне без повода – поводырь:
На вокзал притащила, втолкнула там в магазин,
Где купил я в дорогу пряников и воды;
По перрону – волоком; в третий вагон – пинком:
Ошалелый диктатор, безжалостная госпожа…
О зима, я под кайфом – я под твоим каблуком;
Вот лежу на полке, дрожащим дышу потолком…
Еду в Питер – без сожаленья и багажа.
Позвоночником чую: внизу наливают чай,
И отхлёбывают помаленьку, боясь расплескать, и…
Да плевать. Я один, но невелика печаль.
Я чуть-чуть не в себе, но в тепле и в родном плацкарте.
С ложа сложно ли спрыгнуть? Раз – и в тамбур лечу,
Да качаясь, как табор, который – незнамо куда.
Чую: тянут карман, подобно магарычу,
Сигареты, помятые пряники и вода.
В тамбур выйдя, как в люди, долго и глупо курю,
После – будет милей согреваться в уснувшем вагоне!..
И декабрь мне понятен, аки дикарь – дикарю,
И тепло в животе —
по-детски,
по-новогоднему.