Если был я попутчиком каждой из прежних зим, То двадцатая мне без повода – поводырь: На вокзал притащила, втолкнула там в магазин, Где купил я в дорогу пряников и воды; По перрону – волоком; в третий вагон – пинком: Ошалелый диктатор, безжалостная госпожа… О зима, я под кайфом – я под твоим каблуком; Вот лежу на полке, дрожащим дышу потолком… Еду в Питер – без сожаленья и багажа. Позвоночником чую: внизу наливают чай, И отхлёбывают помаленьку, боясь расплескать, и… Да плевать. Я один, но невелика печаль. Я чуть-чуть не в себе, но в тепле и в родном плацкарте. С ложа сложно ли спрыгнуть? Раз – и в тамбур лечу, Да качаясь, как табор, который – незнамо куда. Чую: тянут карман, подобно магарычу, Сигареты, помятые пряники и вода. В тамбур выйдя, как в люди, долго и глупо курю, После – будет милей согреваться в уснувшем вагоне!.. И декабрь мне понятен, аки дикарь – дикарю, И тепло в животе — по-детски, по-новогоднему.