Понял ты,
что всерьёз не любил
ни девочки, —
раз вглядевшись в зарю.
Так узнаёт близорукий,
впервые надев очки,
что близорук.
Так ты – вслушался,
как невозможно —
в музыку:
как в тишину.
И
всех муз
захотелось тебе —
в музорку:
даже жену.
Шар земной захотелось руками голыми
ободрать.
А себя на виду оставить до голени
от бедра:
то, что ниже,
чтобы ушло в землю,
то, что выше, —
в зарю.
Смотришь и шепчешь: «Я этим-то алым зельем
всё небо залью!»
Сладенько шепчешь,
уже потихоньку врастая
в зорьку челом:
«Будем лишь я,
да земля,
да ты, красота, и
сверх – ничего».