Понял ты, что всерьёз не любил ни девочки, — раз вглядевшись в зарю. Так узнаёт близорукий, впервые надев очки, что близорук. Так ты – вслушался, как невозможно — в музыку: как в тишину. И всех муз захотелось тебе — в музорку: даже жену. Шар земной захотелось руками голыми ободрать. А себя на виду оставить до голени от бедра: то, что ниже, чтобы ушло в землю, то, что выше, — в зарю. Смотришь и шепчешь: «Я этим-то алым зельем всё небо залью!» Сладенько шепчешь, уже потихоньку врастая в зорьку челом: «Будем лишь я, да земля, да ты, красота, и сверх – ничего».