Тот рассвет был рыжим, как ты, а ты – как рассвет, Но рыжéе обоих было твоё «Привет! Коль мы оба в Москве – значит, почти в родстве… Погуляем? Хотя бы денёчек, хотя бы век!..» От зари до зари – это целое «навсегда», Если вдруг родиться – вместе, в марте и на день… О, метро! Уходим всё глубже в планету – и нате: «Не целуйтесь на эскалаторе, господа!» Всем час – пик, нам – червей… то есть, впрочем, пары сердец: их Оглушительно взбалмошен в тесноте перестук. Боже, воздух! Свобода! Кремль – красней индейцев!.. Наши тени, что тоже за руки, – наши дети: С каждым часом, как с каждым годом, – растут, растут. Что там дальше? Пломбир? Не простынем? Улыбки шире! Эй, скажи-ка: cheese! А какой – маасдам, дорблю? – А какой ты любишь? – Вот этот закат люблю… И тебя. Наши тени – как дети. Совсем большие. Что потом? Привокзальная лавка. Нет слаще неги Старикам, чем сидеть да молчать, утомлённым ходьбой. Одуванчики фонарей. Сердцá вразнобой. Так мы целую жизнь и прóжили вместе с тобой — Целый век яснокрылой бабочки-однодневки.