Тот рассвет был рыжим, как ты, а ты – как рассвет,
Но рыжéе обоих было твоё «Привет!
Коль мы оба в Москве – значит, почти в родстве…
Погуляем? Хотя бы денёчек, хотя бы век!..»
От зари до зари – это целое «навсегда»,
Если вдруг родиться – вместе, в марте и на день…
О, метро! Уходим всё глубже в планету – и нате:
«Не целуйтесь на эскалаторе, господа!»
Всем час – пик, нам – червей… то есть, впрочем, пары сердец: их
Оглушительно взбалмошен в тесноте перестук.
Боже, воздух! Свобода! Кремль – красней индейцев!..
Наши тени, что тоже за руки, – наши дети:
С каждым часом, как с каждым годом, – растут, растут.
Что там дальше? Пломбир? Не простынем? Улыбки шире!
Эй, скажи-ка: cheese! А какой – маасдам, дорблю?
– А какой ты любишь?
– Вот этот закат люблю…
И тебя.
Наши тени – как дети. Совсем большие.
Что потом? Привокзальная лавка. Нет слаще неги
Старикам, чем сидеть да молчать, утомлённым ходьбой.
Одуванчики фонарей. Сердцá вразнобой.
Так мы целую жизнь и прóжили вместе с тобой —
Целый век яснокрылой бабочки-однодневки.