Я о горе не ведал ни духом, ни сном, И любить я умел в миллион киловатт… Мой намоленный дом измалёван огнём — Я ли в этом, скажи, виноват? Отвернулась любовь, упрекая навзрыд, Отвернулись друзья, бормоча наугад; Нынче дом пепелится — но сердце горит! Я ли в этом, скажи, виноват? А на долгой, на подлой, патлатой войне Душу в родину выдохнул срубленный брат… Соль-отчаянье рученьки тянет ко мне — Сударь-горе негорд и рогат!.. Я растлен и разбит, как разгромленный град… Но всю муку бы выстрадал, каждый снаряд Ел бы грудью — как манну… Когда б листопад Взвыл надгробными трубами выжженных хат: «Виноват. Виноват… Виноват!» Только немо ты, небо, в ответ на мольбы; Сжаты зубы у каждой сожжённой избы… Рвал я волосы с корнем, как рвёт древеса Из рыдающей почвы фашист-ураган; Комья пепла на голову снегом бросал, Пепел соли — в овраги ран!.. Словно бес, небесину хулою кромсал, Исплясались по сини-то розги угроз… «Боже! Отче! За что Ты меня покарал?» — Горло драл, словно гром, вопрос. Ты безмолвствовал, Господи… Молча глядел На бессилья слепого последний предел. И тогда, сатанея в бесплотной мольбе, Я греховным сменил гореборческий вой. Боже, Отче!.. Душа усомнилась в Тебе, Словно был я забыт Тобой! Я уже не грозил — но в грязи низлежал, Не хулил лиходеем — но в хиль холодел… Мне безверье — межрёберно вбитый кинжал — По щекам раскрошило мел… И бледнел я, как пепел, как время войны; Пепелиться устав, оплывал пустотой; Становилася кожа — корой белизны, Полубездновой берестой. Я уже не ругал странноглазую высь, Но шипел, багровелые губы губя… Умоляюще ветры стонали: «Молись!..» Я шептал: «Нет Тебя! Нет Тебя…» Нет Тебя — так я думал, ломаясь навзрыд. Ты же — был, Ты же — выл всею плотью равнин… Ты нищал, в исстрадавшую Родину врыт, Серебрился — да инеем детских седин… Небо клеткой грудною трещало от мин, Билось в нём оглушённое солнце-птенец; Я заглядывал в очи лазурных равнин: В них я видел Тебя, Отец!.. На плечо положил ты мне отчую длань; Я из грязи воспрянул, из навзнича — в бой; За страну — за сожжённые избы — с лихвой, По счетам — по щитам, что вражили гурьбой, Отдавал супостатушке дань!.. Ты бессловствовал, Отче. Сжимал горячо Бурей битвы моё плечо. Ты взирал на меня многоглазьем полей, Резал разум осколками страхов разбитых, Ты ковал мою волю в небесных скитах, Становилась она поминутно сильней!.. Силу в горло вдували Урал и Тибет; Волга, Нил да Евфрат по крови прорастали… Ох, не смертна погибель под пение стали! Ох, не больно стоять за небесные дали! Ох, не страшно идти к Тебе!..