Не оголяй понапрасну свою мечту, Я её легче сама по глазам прочту, Взглядом наощупь выхвачу между строк; Не помогай. Будь снаружи бессрочно строг. Выспренно раскрываться — равно рисковать; Дримы стыдливей, чем горница, где кровать: Им априори не цвесть — проходным двором. В душу укромную пустишь ретивую рать — Та разворотит доверья дверной проём; Рота сапог, распоров до святилища дом, В храме твоём надругается над ковром. Сам не заметишь — а ворс-то завял да поник; Дух обезбожен, как обожжённый язык. Обезображенный дрим-то поруган, поруган… …Будь изворотлив, пронырлив и многолик: Обзаведясь артиллерией верных улик, Уполномочься молчать омрачённо-грубым, Уполномочься мычать, подражая трубам, Но не пускай никого на священный родник! Друг — самовольно, с мечом? Он казался другом. Если же был — пусть не лезет, как вор во храм, В душеньку — хам, пировать — неопрятно-упрям. Пусть твои дримы, что драмы, читает сам — Не по фальшивым афишам, но по глазам. Ты, заклинаю, не мучь, не мочи мечту Щёлочным светом, гулом по голым крыльям. Прочь! — опорочит горячность фею бессильем, Тем облачив обнажённую — в нищету. Очертенев — никого не пускай за черту. … Не фасонить мечте в неглиже — чересчур нежна. Кожу воздух оближет — она зацветёт водырями. Береги мечту, будто история искажена: И она горит героиней в твоей же драме! Говори: «Это Бог мне! Блаженная жизнь! Жена!» — Прочно пряча за недоверчивыми дверями Там, на дне души, где душисты свечами — зонги, Где покойно, и тихо, и чисто, где час — намолен. Ведь твоя душа глубока, как глаза беспризорника, Как закутанный в материн голос закат над морем. А по морю лавируют вольные каравеллы, И на мачтах мечты раскрыляются парусами. Сколько тех парусов? Как бы волны, кровясь,                     ни ревели — Не вместили б числа их, свечения б не описали. Там ей будет сохранно, мечте, точно в тёплой                      памяти — Лику Бога да имени слишком любимой женщины. Только не оголяй, умоляю, не дай пораниться. Сокровенному — веришь ли? — проще всего —                     обжечься.