Петербург причастился мной, пренебрёг другими; Утонул в его гаме я: небо пошло кругами. Ты, столица с лицом врагини, с нутром берегини, Вкруг меня развернулась причудливым оригами И, прищурившись, пахнешь годами, какие погибли, Каждой нотой в моём отцветающем детском гимне: Пахнешь манной пургою и мамиными пирогами. Пахнешь кашей детсадовской, пахнешь кошкой                     дворовой — Столь же дымчатой, сколь и твои-то, столицыны, очи. Дышишь в уши мне хором оравы задорно-здоровой, Как веслом, ностальгиею — мысли, как волны,                      ворочая, Ведь вторая семья называлась нашей оравой! …Мы, ребята, рассеянны, чёртовы семена: По Руси ребятня, как простуда, разнесена. Я и сам-то теперь — в белокаменной, в златоглавой. Приезжаю — как рану, прошлое вскрыть захотев: Звёзды (те, что на пиках Кремлёвских) —                сменить на треф, На хохочущий крест якорей-то — реки да моря… Приезжаю, верный привычке: отбывшее отымев, Мы назад повернуть хоть однажды у времени                     молим. Только страшно, Петрополь, страшно дышать тобой!.. Ты, конечно, не дым. Ты, приятель, потяжелее… Я приехал, пожаловал гостем — теперь жалею: Мне гостить у тебя — это, знаешь, тупая боль. Как гостить, если ты, Петербург, — мне гранитные                        кости? Если ты — мои жилы, служившие, точно часы, Так исправно, что — стыдно и тошно?.. О судьи,                       бросьте: Питер — стан мой и стон мой. Я его… я его сын. Вновь подстреленный — маюсь, да с миной побитой                       псины: Ловит ранушка ртом губастым родимый воздух… Зажимаю ладонью — но сволочь глубже трясины, Знай гудит, выпуская наружу остатки силы, Дарит городу их. А над ним — небо синее, в звёздах… Неба взор, как у бабушки ласковой, тёмно-ясен: Им глядят только сны да портреты пятидесятых… Отрываюсь от Родины — мыслями, мастью, с мясом — И блуждать улетаю осенним листиком ясеневым, Словно страстные письма, не помнящие адресатов. Пах насквозь продырявлен, а город… он пахнет, пухнет, Перенаселён силуэтами воспоминаний, Полутёмными пятнами — каждое путник, путник… Им забытое детство было заботливой няней. С завывающим пахом, разинутым нараспашку, Уезжаю. Сколько ещё будет дурню — дыр? …Слёзно Питер уткнулся носом в мои следы, Словно прежде, когда-то… в отцовскую я — рубашку.