Брела по земле я с Авелем, Был песнею полон рот. Но друга схватили Те Самые И грудью — на эшафот. Клинок к кадыку приставили И выплюнули от щедрот Ему — обо мне: «В бесславии Помри, или пусть поёт!..» Но тщетно руками потными Мусолили честь палачи: Невинные ни оробелыми Не воют, ни обречёнными: Шептал мне Авель: «Не пой ты им…» Очами кричал: «Молчи!» Уста его были белыми, Глаза его были чёрными. Под взором, под небом — сутулая, Для светлых лелеянный гимн Сглотнула я, трудно сглотнула я, Чтоб он не достался другим. И комом та песня — не песнею — Застряла в горле моём: Казнили Авеля бестии, Сквозь брань хохоча втроём. Один, что назвался Каином, Мне кинул, травинку жуя: «Достойна рукоплескания Великая стойкость твоя». И прыснул глазами карими, Безжалостный, как Судия. …Сутулой трое оставили Лишь небо, что зрит в упор. Брожу я под ним без Авеля, Одна брожу — до сих пор. Тугой немотою мой вздыблен путь: Ест горло проглоченный гимн… Как хочется песню выплюнуть! — Но нет: не идёт к другим.