Вижу с балкона: ночь над Москвой нависла, как балдахин. Ноздри ментолово ширит мороз (им я дышу взахлёб). Ты становишься в городе свой, быть утомившись глухим (слышь его душу ворсом волос, впитывай через лоб). Прошлое точечно щурит в меня иглы звёздных зрачков; небовы крылья на плечи легли, точно густая шаль. Я отгуляла поминки дня, нынче мой план таков: рухнуть ввысь, как во снах могли те, кому яви не жаль. Сон… В баламутную благость клонюсь гривой оттенка «смоль». Только милее всё-таки жизнь: я выбираю её. Вижу с балкона в формате News: ночь одержима Москвой. Что ж, как обычно: того держись, что априори — твоё. Искренним скопом солнечных искр, россыпью жарких ос — душу вышёптывают фонари в гулкую темноту. Быть иль не быть, вниз или ввысь — это глупый вопрос: если цель тебе выбор дар и т — значит, поставил не ту. Щурит МОЯ недолунный глаз, месяцем истончав, — бежево нежась на Божьем дне, в звонкой звёздистой глубине, мной умиляясь над «но» и «не» (слёзы — по мостовой): высью влечёт серповидный лаз, ласков и величав. Вдох. Захлебнуться хочется не — бом, смоляной синевой. Вязким виссоном сгустился газ: Ночь на моих плечах. Я на балконе. Небо во мне. Слепь пустоты над Москвой.