Ахмед Хаджибеков по прозвищу Бес находился в блаженном состоянии, когда телесные ощущения исчезают, а сознание открывает новый удивительный мир. Что это — реально существующие запредельные пространства или игра воображения — ведомо только Всевышнему. Ахмед слышал слова находящихся вокруг людей, звуки, правда, доходили приглушенными, словно кто-то говорил далеко за спиной, но несколько раз он разобрал слово «кома». Хотел крикнуть, чтобы не болтали ерунды — какая еще кома, я же все слышу, все понимаю… но сообразил, что не может вырваться из плена собственного разума.

Нельзя сказать, что это открытие сильно расстроило его. Проявившиеся миры оказались занимательными, а реальность поблекла и потеряла всяческую привлекательность.

Ахмед прекрасно понимал, что жив, у него даже не возникло вопроса «не тот ли это свет?» Не тот, вовсе не тот! Он не был глубоко религиозным человеком, хотя очень аккуратно совершал намазы, по пятницам ходил в мечеть, а в Рамадан строго держал пост. Правда вся остальная жизнь протекала по канонам, далеким от положений ислама… Но речь, собственно, не об этом, Ахмед имел точное внутреннее убеждение, что именно должно случиться после смерти. Все понятно и очевидно: придут два ангела и устроят нелицеприятный допрос об обстоятельствах грешной жизни. И если этого не происходит, значит, жизнь еще не завершилась.

Зато, какие пейзажи открывались! С зеленых холмов стекали прозрачные ручьи, могучие деревья раскинули ветви, прикрывая бархатную траву от жгучего солнца. По голубому небу медленно плыли снежно-белые облака, а у изломанного горизонта поднимались вверх скалистые пики с заснеженными вершинами. Воздух был наполнен запахами трав и казался таким густым, что, его можно пить. В разбросанных по холмам рощах пели незнакомые птицы, с цветка на цветок перелетали полосатые пчелы, в ручьях плескались серебристые рыбы. Зато — ни малейшего следа не только людей, но и каких-либо крупных животных.

Первые несколько дней Ахмед бродил по холмам, любуясь чудесными картинами нетронутой природы. Он не чувствовал усталости и голода, а временами испытывал странное ощущение того, что стоит посильнее оттолкнуться — и можно взлететь.

Но постепенно однообразие красоты приелось и стало надоедать. Взлететь так и не получилось — после нескольких нелепых прыжков Ахмед отказался от дальнейших экспериментов с воздухоплаванием. Начинали одолевать мысли о собственном положении: если это и правда кома, то, что будет дальше? Неужели каждый лежащий без сознания попадает в такой странный мир? И что случиться, если он так и не придет в себя?

Неприятные мысли все больше захватывали его. Наконец, Ахмед опустился на траву и сел, прислонившись к дереву. Он вообще не был склонен к рефлексии, предпочитая разуму действия. Возможно, иначе не стал бы призером кубка России по рукопашному бою, и не обратил бы на себя внимание султановских ребят. Конечно, они с Султаном родственники, правда, очень далекие, но это ничего не значит, половина Кавказа между собой в родстве, на этом не продвинешься. В охране Султана, между прочим, никого меньше мастера спорта нет.

Впервые он задумался о человеке, по вине которого оказался в такой ситуации. Ахмед не знал его имени, не знал, кто он такой и не представлял, какие дела у него с Султаном. Задача была простая: подойти и объяснить по серьезному, что нельзя обижать хороших людей. Парень оказался хлюпиком, но это на самом деле и неважно, втыкать его не собирались, да и разве можно выстоять против трех подготовленных бойцов? Будь ты Брюс Ли или Ван Дамм — свое получишь по полной программе. И тут в который раз Ахмед получил урок: не стоит недооценивать противника! Расслабился спортсмен, вот и отхватил по кумполу. Парнишка молодец. Сколько было других — и здоровых, и сильных, и дерзких, а как до дела доходило — рыдали как бабы, в ногах ползали. А тут реакция настоящего воина: увидел опасность — нападай! Но как угадать прирожденного бойца в такой интеллигентской личности?

Оставалось разве что злиться и досадовать на себя: как можно так ошибаться?!

Ахмед увлекся процессом самокопания, и престал что-либо замечать вокруг себя.

— И долго ты собираешься так сидеть?

Голос прозвучал совсем рядом, Ахмед моментально подскочил, словно подброшенный пружиной, и принял боевую стойку. Страха не было — только возбуждение перед предстоящей схваткой.

Но с кем сражаться? Вокруг — никого, только ветер шевелит ветви деревьев, и жужжат глазастые стрекозы.

— Что озираешься?

Говорила сидящая на ветке соседнего дерева птица. Большая, черная, с прямым клювом и блестящими бусинками глаз. Ахмед сразу понял, что это ворон, хотя раньше видеть воронов ему не доводилось, в родном селе он не появлялся лет десять, да и не было там, кажется, ничего похожего, а в зоопарк, сами понимаете, не заходил вообще — не мужское дело.

Ахмед опустил руки и расслабился. Рукопашной схватки с птицей, пожалуй, не предвидится.

— Ты кто? — резко спросил он.

Ворон рассмеялся:

— Ты что, слепой?

— Я все вижу, — сказал Ахмед, — хорошо вижу. Отвечай, кто ты?!

Ворон наклонил голову, словно старался повнимательней рассмотреть собеседника.

— Значит, просто непонятливый. Я — птица.

Столь информативный ответ обескуражил Ахмеда, и он замолчал. А ворон расправил крылья и сердито проворчал:

— Время уходит! Думаешь, тебя будут ждать? Тут все просто, не успел, опоздал — значит, сам виноват.

— Куда опоздал?!

— Ну, ты даешь! А что ты тут вообще делаешь?

— Я?! — Тут Ахмед по-настоящему удивился. — Я вообще случайно… по голове ударили.

Ворон снова засмеялся отрывисто и хрипло.

— Забавно. Все, кто сюда приходит, говорят, что их ударили по голове. У вас там что, клуб мазохистов?

Обвинение было странным и нелогичным, и Ахмед не нашелся, что ответить.

Ворон повернулся боком к солнцу, наклонил голову и самодовольно заявил:

— Я заметил, что птицы оставляют самые красивые тени? Полюбуйся!

Ахмед пожал плечами — тень как тень, не лучше и не хуже других. Такое отношение явно обидело ворона:

— А ты часом не птицефоб?

— Кто?!

Ворон догадался, что пользуется терминологией, непонятной собеседнику, вздохнул и разъяснил:

— Человек, который очень не любит птиц.

Ахмед заверил его, что на самом деле он — лучший друг пернатых, очень любит их с цыплячьего и даже с яичного возраста. Это успокоило ворона, и он заговорил куда дружелюбнее:

— Тебя давно ждут. Это шанс, так сказать, тренировочный экзамен. Всегда ведь лучше подготовиться, правда?

— Где ждут?

Ворон показал крылом на запад. Во всяком случае, Ахмед для определенности решил, что запад находится именно в том направлении.

— Там.

— Да? — Ахмед почесал голову. — А что за экзамен?

— Ну, ты даешь! — Ворон очень удивился. — Я начинаю верить, что тебя ударили по голове… Собственно, мне пора.

По всей видимости, он потерял интерес к разговору, потоптался немного на месте, взмахнул крыльями и улетел.

Ахмед остался в полном недоумении. Что, собственно говоря, происходит? Если пытаться порассуждать — не хочется этого делать, но придется — так вот, если порассуждать, то, считая окружающий мир коматозным сном, откуда, скажите, внутри него образовалась такая странная птица, да еще с такими непонятными словами? «Птицефоб», кажется. Разве можно увидеть во сне то, чего не знаешь? Или все-таки можно? И как относится к ее рекомендации куда-то идти?

С другой стороны — птица сама говорила, что сюда попадают только те, кого ударили по голове. Это как — целый мир по башке стукнутых? Да по нашим временам тут должно быть не протолкнуться! И потом, а стоит ли вообще доверять какому-то пернатому умнику? Тем более, он может быть плодом собственного воображения.

«Стоп! Так это получается, я сам себе говорю, куда идти!»

Тут Ахмед совсем запутался, помотал головой и все-таки двинулся на запад, рассудив, что заняться все равно нечем.

Так и шел он в приятном тенечке, пока не наткнулся на стекавшую с холма небольшую речушку, неширокую и быструю. Ахмед прикинул, можно ли перепрыгнуть неожиданную преграду, но берег оказался глинистым и вязким, и не давал возможности как следует оттолкнуться.

Пока он раздумывал, что делать дальше, на ветку опустился старый знакомый ворон. Минуту помолчав, ворон спросил:

— Перебраться не можешь?

Ахмед не удостоил его ответа — еще не хватало отчитываться перед каждой птицей.

А ворон сказал с самым глубокомысленным видом:

— Это не простой ручей. Так просто не перейти.

Ахмед сразу поверил. А почему бы и нет? Почему бы тут не происходить чудесам?

— И что же делать?

— Запоминай, — важно произнес ворон, — повернись на месте три раза, крикни сильно, как можешь: «Бабай!» и иди прямо по воде. Никак иначе не перейти.

Ахмед внимательно выслушал колдовские советы и сразу же приступил к их исполнению. Прокрутился вокруг себя, проорал «Бабай», да так, что над лесом поднялись стаи испуганных птиц, и уверенно шагнул с берега.

Этот шаг был последним. Он по пояс провалился в липкую грязь, откуда с ругательствами и проклятьями выбрался уже на другой берег.

А коварная птица все время наблюдала за ним, сопровождая ахмедову возню довольным хохотом. Когда же доверчивый Ахмед все-таки форсировал реку, ворон назидательно сказал:

— Нашел, кому верить. Я же все-таки птица!

Потом громко и хрипло прокричал: «Гр-р-р-оза идет!», взмахнул крыльями и улетел.

Ахмед еще некоторое время сыпал ему вслед проклятьями, но потом успокоился. Глупо ругаться с птицей. Пообещав себе в следующий раз обязательно поймать наглого ворона, он все же решил двигаться на запад. А какая, в сущности, разница? Понятно, нет никакой гарантии, что его опять не обманули, но не все ли равно, куда идти. Пусть это будет запад.

Через полчаса быстрой ходьбы Ахмед вышел на поляну, поросшую бархатной травой, такой шелковистой, что захотелось немедленно скинуть кроссовки и пройтись босиком. Подозрительная полянка, непонятная. Круглая, словно нарисованная циркулем, и слишком красивая. Таких не бывает.

Посчитав, однако, что стыдно прятаться от неизвестности, Ахмед вышел на поляну и огляделся. Вроде никого.

— Долго мы тебя ждали!

Ахмед резко развернулся на голос и замер от ужаса.

С дерева, быстро перебирая мохнатыми лапами, спускался невероятный паук. Огромный, как шина от Камаза, рыжий с черными пятнами, с головой, удивительным образом напоминающей человеческую. Именно такую тварь Ахмед видел в детстве на картинке — там паук схватил несчастную муху и обматывал ее липкой паутиной. Он тогда испугался так сильно, что месяц потом плакал по ночам и звал маму. С тех пор любой паук, даже самый маленький, вызывал если не ужас, то отвращение.

Оказавшись на земле, паук отряхнулся, словно собака, приподнялся на лапах и засеменил к Ахмеду. На паучье-человечьем лице застыло печальное выражение. Остановившись у ног, паук скорбно посмотрел снизу вверх и сказал, отчетливо выговаривая каждое слово, как говорят иностранцы, хорошо выучившие русский язык:

— Но ведь лучше поздно, чем никогда, правда?

Пребывающий в шоке Ахмед ничего не мог сказать, но паук и не ждал ответа.

— Располагайся, — он поднял переднюю лапу и показал на середину поляны, где оказалось обычное офисное кресло на колесиках. Только что его не было, но стоило отвернуться — раз и появилось.

— Что стоим? — поинтересовался паук и протянул лапу к Ахмеду, намериваясь, по всей видимости, его подтолкнуть, но тот, избегая прикосновения ужасного существа, бросился к креслу.

— Ладненько, — сказал паук, повернул голову к лесу, отчего брюхо его затрепыхалось, и крикнул, возвысив голос: — заседание открыто! Прошу комиссию на арену!

Как будто в ответ ему поднялся ветер, зашумели кроны деревьев, и в лесу послышались тяжелые шаги, словно приближался кто-то чудовищно большой. При каждом шаге дрожала земля, и с деревьев осыпались листья.

Ахмед с замиранием сердца ожидал появления монстра, который подходил все ближе, пока, наконец, из-за окружающих поляну деревьев не выступил большой плюшевый львенок. Правда, большим он был для игрушки — по колено взрослому человеку. О, Всевышний, это же старый знакомый — львенок Рычалка, давным-давно подаренный дядей Магой на день рождения. Только смелый Рычалка мог защитить от страшного паука, и только с другом-львенком в обнимку Ахмед засыпал до третьего класса.

— Прошу прощения за опоздание, — вежливо сказал львенок.

— Ничего страшного, — великодушно ответил паук, — мы можем приступать. Секретарь!

Раздался звук хлопающих крыльев, и на поляну опустился тот самый ворон. На сей раз у него на голове красовалась профессорская шапочка с кисточкой, а на носу примостились круглые очки. Дополнял картину элегантный галстук-бабочка на шее.

Ворон-секретарь достал из-под крыла блокнот, чернильницу с пером и золотой колокольчик, откашлялся и важно объявил:

— Заседание открыто!

Он клюнул колокольчик, и над поляной потек мелодичный звон.

— Подсудимый, представьтесь, — официальным голосом потребовал паук.

Ахмед хотел ответить, но от волнения поперхнулся и закашлялся, сильно, с хрипом и подвыванием. Наконец, ему удалось успокоиться и сказать осипшим голосом:

— Хаджибеков Ахмед Маратович… Тысяча девятьсот…

— Спасибо, — прервал его паук, — это не требуется. Нам известна дата вашего рождения.

— Хорошо известна, — подтвердил ворон.

— Первый вопрос, Ахмед Маратович, — паук разглядывал Ахмеда, слегка наклонив голову, — ваше прозвище Бес — откуда оно? Имеет ли отношение к потусторонним силам?

— Не знаю, — пожал плечами Ахмед.

— Не правда, — радостно воскликнул ворон, — знает, еще как знает! Прозвище это он получил в последнем классе средней школы за неуживчивость и скверный характер.

— Понимаешь, Ахмедик… то есть понимаете Ахмед Маратович, — объяснил львенок-Рычалка, — здесь нельзя говорить неправду. Во-первых, это тотчас же вскроется, а во-вторых… будет наказание. Больше не надо так делать, ладно?

— Ладно, — миролюбиво сказал паук, — будем считать, что подсудимый не знал правил. Мы же не будем мелочиться, верно?

— Благодарю вас, коллега, — вежливо поклонился львенок.

— Хорошо. Полагаю, что следует начать с вступительной речи. Не возражаете?

— Нет.

— Тогда, как обычно — с меня?

— Согласен.

Паук кивнул, откашлялся в сторону и начал выступление:

— Уважаемые коллеги! Сегодня перед нами находится Ахмед Маратович Хаджибеков, сидит и ждет решения своей участи. А нам предстоит разобрать его личность и понять — кто он, и где его место, с кем он продолжит свой путь.

— Одно замечание, — вставил львенок, — у нас сегодня все-таки не полноценный процесс, а так сказать тестовый.

— Да, да, вы правы, я погорячился. Не будем говорить о продолжении пути, но ведь это никак не повлияет на рассмотрение вопроса. Ох уж эти тестовые процессы… мое руководство всегда было против такого подхода. Для нас это не выгодно — редко когда результат оказывается в нашу пользу.

— Что делать, договоренности надо соблюдать. Впрочем, если какие-то проблемы, процесс я могу провести и самостоятельно. Устроит?

— Нет, нет, что вы! — засуетился паук. — Ни в коем случае!

— По поводу «рассмотрения вопроса»… Все не так просто, мы не сможем работать в обычном режиме. Ахмеду Маратовичу на настоящий момент исполнилось двадцать семь лет, восемь месяцев и почти четыре дня. Скажите, коллега, сколько времени в среднем занимает рассмотрение дела человека такого возраста?

— Триста тридцать — триста сорок лет, — не задумываясь, ответил паук, по текущему летоисчислению.

Ответил, и сам осознал возникшую проблему.

— То-то и оно, — покачал головой львенок, — а у нас всего несколько часов.

— Уточнение, — вставил слово ворон, — три часа двадцать шесть минут.

Паук явно расстроился.

— И как же мы будем…

— Предлагаю, — сказал львенок, — поговорить о самом важном.

— А что будем считать самым важным?

— Очень просто. Мы спросим об этом у Ахмеда Маратовича. Не возражаете?

Паук задумался, нахмурив брови и наморщив лоб. От умственного напряжения по всему его телу зашевелилась жесткая щетина, а на страшных челюстях выступила коричневая слюна.

— Интересное предложение, — сказал он после продолжительного размышления, — но бессмысленное. Человек не в силах судить себя, всегда найдется внутреннее оправдание.

Львенок вынужден был согласиться:

— Похоже, вы правы… А если… А если экскурсию? Познавательно и поучительно.

— Ну, уж нет, — запротестовал паук, — Во-первых, это не в моих интересах. Может быть слишком поучительно, а я все-таки имею куда большие шансы заполучить подследственного. А во-вторых… реакция может быть неадекватной. Вспомните Данте, показали всего ничего, а понаписал такого… Мое руководство было недовольно. Даже хуже — босс изволил смеяться.

— Да-да…

Львенок поморщился, и сразу же стало понятно, что недовольство высказывало и его руководство.

— Тогда остается одно. Не хотелось бы, но…

— Пинг-понг? — зловеще спросил паук.

— Он самый. Старый добрый пинг-понг.

— Ну ладно. По крайней мере, получим удовольствие. Это уже немало, правда, дружище, одно ведь дело делаем!

Но львенок изобразил на плюшевой мордочке выражение, показывающее, что он не согласен с этим предположением, и не одобряет деятельность паука вместе с его руководством, но вынужден мириться с таким положением дел. Вот насколько выразительной оказалась мимика у старой детской игрушки!

Ахмед, окончательно потеряв возможность критически воспринимать действительность, переводил безумный взгляд с паука на львенка. Последней каплей стал пинг-понг, о котором с непонятной кровожадностью говорил членистоногий злодей — да, да, именно злодей, а кем еще может быть такая ужасная тварь?! Какой пинг-понг?! Они что, совсем с ума посходили?! Хотя, это, возможно, самое разумное предположение за последнее время.

Тем временем, в лапах паука и львенка непонятным образом возникли ракетки. Ахмед немного отстраненно подумал, что интересно, как эти зверюшки ухитряются их держать — пальцев-то нет! Присмотрелся и увидел — львенок удобно ухватил ракетку поролоновыми пальчиками, а паук приспособился держать ее острыми коготками. Это было так забавно, что Ахмед улыбнулся.

В следующую секунду ему стало не до смеха. Паук резко взмахнул ракеткой, словно нанося удар по невидимому шарику, и вскричал:

— Гордыня!

Ахмед почувствовал, что этот самый невидимый шарик как ракета влетает ему в голову и взрывается миллионом ярких картинок. Нет, не картинок — до невозможности явственных сцен из жизни. И все они видны и понятны одновременно, и все они раскаленными иголками впились в мозг… Ахмед схватился за голову. Помоги, Всевышний, как обжигают эти воспоминания! Он даже не мог разобрать детали — все воспринималось какой-то отвратительной массой, вызывающей нестерпимую боль, и причиной этой боли была его, Ахмедова, гордость!

Боль нарастала, но тут вступил в игру львенок. Он взмахнул ракеткой и крикнул:

— Доброта!

Холодный как снег шарик лопнул в голове, смывая боль мятно-лимонной свежестью, а шевелящаяся куча мусора стала с шипеньем таять.

Но не дремал паук!

— Гнев!

Ахмед закрыл глаза, сжал голову руками и страшно закричал.

* * *

Доктор был добрым и румяным, с маленькой бородкой и круглыми очками. Впрочем, глядел он, слегка прищурившись, поверх очков, отчего казался очень умным и слегка ехидным.

— Где я? — прохрипел Ахмед, пытаясь приподнять голову и оглядеться.

— Что вы, — забеспокоился доктор, — ради Бога, не волнуйтесь!

Он положил мягкую ладонь на лоб Ахмеду, прислушался к ощущениям и уверенно заявил:

— Все уже позади. Теперь можете отдыхать и набираться сил.

От этой уверенности и прикосновения теплых рук стало значительно легче, и Ахмед расслабленно откинулся на подушку.

— Я в больнице?

— Разумеется! — радостно воскликнул доктор, словно факт пребывания брутального горца в лечебном учреждении доставлял ему немыслимое удовольствие.

Подошла суровая медсестра и сердито засунула Ахмеду подмышку градусник странного раритетного вида. Такой же лежал у бабушки в верхнем ящике стола.

— Везунчик, — сказала она густым басом, никак не вязавшимся с точеной фигуркой и тонкими чертами лица.

Ахмед почувствовал, как кровь приливает к затылку и пульсирует там, словно назойливый барабан, по спине пробегает холодная волна, а волосы на всем теле помимо его воли шевелятся и поднимаются.

Миловидное личико медсестры вдруг исказилось, пошло какими-то глумливыми гримасами и приобрело знакомое паучье выражение. Зато доктора внезапно стал похож на доброго львенка Рычалку.

Медсестра вытащила градусник, долго его рассматривала и, наконец, вздохнула с явным сожалением:

— Все в порядке. Здоров как бык.

Доктор виновато улыбнулся и развел руками:

— Прости Ахмедик, но мы должны были убедиться, что возвращаем тебя в целости и сохранности.

Ахмед привычно закрыл глаза, сжал голову руками и страшно закричал.