О, чудо — горячая вода появилась раньше установленного графиком отключений срока!
Наташа забралась в ванну и с остервенением терла себя мочалкой, пока все тело не стало пунцовым. Потом долго лежала в горячей воде и смотрела в потолок. Когда от влажной жары стало трудно дышать, и пульс гулко застучал в висках, она встала, не вытираясь, накинула халат и прошлепала на кухню.
Кофе-машина сообщила надписью на зеленом экранчике, что молокопровод не работает, и поэтому капучино не будет. Пришлось довольствоваться эспрессо.
Наташа села в кресло и тут обнаружила, что руки дрожат, и удерживать чашку с кофе не получается. Она поставила ее на столик, откинулась на спинку, закрыла глаза и сцепила пальцы, стараясь унять дрожь.
Звонок прозвучал резко и настойчиво. Наташа вскочила, поправила халат и бросилась к двери. На секунду остановилась, набрала в грудь побольше воздуха, с силой выдохнула и решительно открыла.
Это был не Рудаков. На пороге стоял советник Иван Степанович Добрый-Пролёткин.
— Вы разрешите?
Наташа не ответила, но советник проскользнул мимо нее в прихожую, бесцеремонно скинул рыжие сандалии и прошел прямо в комнату.
— И вам здравствуйте, — сердито сказала Наташа.
— Не обижайтесь, Наталья Владимировна, — смиренно ответил Добрый-Пролёткин, прижав руки к груди, — мне обязательно надо с вами поговорить. Это очень важно!
— Что-то с Рудаковым?
— Нет, нет, с ним как раз все в порядке…Я хотел бы поговорить о вас.
— Обо мне?
— Да, такой парадокс: с вами и о вас, — Иван Степанович захихикал, но тут же снова стал серьезным, — давайте присядем. Прошу вас!
С этими словами он по-хозяйски опустился в кресло.
Наташа помедлила, но потом с независимым видом села на диван напротив.
— Скажите, пожалуйста, Наталья Владимировна… вы помните, о чем мечтали в детстве? Или нет, это слишком общий вопрос… О чем вы мечтали в тринадцать лет? Помните разговор с вашей лучшей подружкой Сонечкой?
— Сонечкой?
Наташа была ошарашена.
— Именно! Вы сидели в кафе-мороженом, пили ванильные коктейли и разговаривали? Помните волшебный запах ванили и холодную сладость, растекающуюся по нёбу? Помните?
На последних словах советник так повысил голос, что почти перешел на крик.
— Да-да, я помню, — поспешила сказать Наташа.
Добрый-Пролёткин сразу же успокоился, расплылся в приятной улыбке, откинулся, как и Наташа, на спинку и сказал уже другим, спокойным и ласковым голосом.
— Ну и славно. О чем вы разговаривали?
— О счастье… кажется, о счастье.
— Вы молодец, Наташенька! И что вы говорили?
— Я говорила…говорила, что хочу детей. Троих или четверых. Хочу сильного и благородного мужа, дом… большой дом. Чтобы мне всегда было спокойно, красиво, чисто…
— Правильно, вы говорили о настоящем счастье, которое заложено в вашем естестве! Вы чувствуете вкус, видите цвет и слышите мелодию! Она прекрасна! Прекрасна! Вот и сейчас — вы улавливаете запах ванили… Правда?
— Да, — тихо ответила Наташа.
— Этот запах дает спокойствие и комфорт. Это редкое чувство, и его надо беречь… Как и сейчас — вы сознаете не просто воздушную мягкость дивана, а возможность расслабиться… Расслабиться, закрыть глаза и почувствовать пастельный полумрак.
— Да…
— Закройте глаза!
Наташа закрыла глаза, и лицо ее стало совсем неподвижным.
— А теперь припомните, — сильным грудным голосом сказал советник, — ваш вечер с Рудаковым, когда вы говорили о счастье. Это было на ваш день рожденья в пивном ресторане на Маяковке. Помните?
— Помню.
— Вы ели айсбан с кислой капустой и пили черное пиво. Вам понравилось?
— Не очень. Слишком жирное мясо… много еды. А пиво горькое. Мне хотелось апельсинового сока…
— Или ванильного коктейля?
— Да.
— Помните, что говорил Рудаков?
— Да. Он говорил о счастье. И о доме.
— Что именно?
— Дом с дубовым столом, большим камином и высокими окнами с цветными витражами. Тёма будет писать пером на тяжелых листах, а я — сидеть в кресле-качалке и гладить кошку.
— Вам это нравилось?
— Наверное…
— Вы уверены?
— Нет.
— Уже не уверены… Вам больше нравится легкий и светлый дом, чем особняк с готическими витражами?
— Да!
Иван Степанович смотрел на Наташу, слегка наклонив голову, словно оценивая.
— Это правда, — сказал он после недолгого размышления, — Наташа, вы меня слышите?
— Да…
— Давайте, я покажу вам кое-что интересное! Хотите!
— Конечно, хочу!
Наташа сразу же открыла глаза, словно очнувшись ото сна, и сладко потянулась.
Добрый-Пролёткин положил на стол две фотографии.
— Вот, полюбуйтесь.
Наташа взяла в руки карточки, внимательно рассмотрела и удивленно спросила:
— Что это?
— А вы не понимаете?
— Это… это я?
— Совершенно верно!
Иван Степанович показал на одну из фотографий и печально вздохнул:
— Это вы. Только не сейчас, а через пять лет.
С фото глядела бесцветная женщина с седеющими волосами, сеткой морщин вокруг глаз и тусклым взглядом.
— Но почему? — робко спросила Наташа. Странно, но она сразу поверила советнику.
— Это неизбежно, — жестко ответил Добрый-Пролёткин, — таков результат вашей жизни с Рудаковым.
— Значит, будет так. Я люблю Тёму.
— Уверены?
— Да!
Иван Степанович расцвел, словно услышал что-то приятное.
— Замечательно! Признаюсь, я ни секунды не сомневаюсь: вы очень любите Тёму. Настолько, что готовы посвятить ему жизнь, правда?
— Почему «посвятить»? Нам хорошо вместе, — просто сказала Наташа.
— Вы так считаете? Тогда присмотритесь к другому снимку.
— Уже. Это монтаж?
— Можно сказать и так. И все-таки, посмотрите.
Наташа поглядела на фотографию. Счастливая молодая женщина, как две капли воды похожая на нее саму, сидела на скамейке рядом с лужайкой, где играли два чудесных малыша. Мальчик и девочка, близняшки, лет трех-четырех в трогательных костюмчиках, с длинными золотыми локонами и небесно-голубыми глазками. Рядом со скамейкой — розовая коляска, разрисованная веселыми белыми барашками. А за спинкой, нежно положив женщине руки на плечи, стоял мужчина… такой, каким должен быть настоящий принц. Тот самый, что приезжает на белом коне. Благородство, заложенное поколениями предков, мужественная красота и сила. Такой сможет в порыве сочинить возвышенный сонет, исполнить на фортепиано этюд Листа и повести в отчаянную атаку эскадрон храбрецов-сорвиголов.
И самое удивительное — вся эта идиллия происходила на фоне великолепного дома, скорее даже дворца, с высокими ажурными окнами, плющом, извивающимся на стенах, уходящей к самому горизонту изумрудной лужайки, старых деревьев и кустов, постриженных с невероятным мастерством.
Снимок поражал натуральностью. Казалось, что ветер шевелил травинки, а вода в маленьком мраморном фонтанчике шипела и пузырилась. Наташе вдруг показалось, что девочка сейчас подбежит к фонтану и обрызгается…
— Не волнуйтесь, — серьезно сказал Добрый-Пролёткин.
— Что? — засмотревшаяся Наташа вздрогнула и огляделась по сторонам.
— Не волнуйтесь, она не побежит к фонтану. Девочка очень послушная и прекрасно помнит, что недавно перенесла воспаление легких и теперь надо быть осторожной.
Наташа положила фотографии на стол и выпрямилась в кресле.
— Что это?
— А вы еще не догадались?
— Не знаю.
— Знаете, Наташенька, давно знаете, но боитесь признаться. Если хотите, чтобы сказал я — пожалуйста. Это опять вы. Тоже через пять лет. Единственная разница — все это станет реальностью, если сегодня вы встретите своего принца.
— Принца, — усмехнулась Наташа, — встретила уже… парочку.
— Да что вы! — всплеснул руками Иван Степанович и сказал огорченно: — Разве это принцы! Я говорю о самом настоящем принце, потомке древнейшего королевского рода… и, кстати, самом богатом человеке Европы.
— И как вы себе это представляете? Каким образом я буду вылавливать его? Может…
Она вдруг замолчала, задумалась и стала очень серьезной.
— Я поняла. Вы хотите подложить меня этому потомку. Верно? А что взамен? Шифровки в центр?
— Эх, Наташа, — вздохнул Добрый-Пролёткин, — тяжело с вами. У вас в роду было слишком много умных людей… Клянусь вам, что спецслужбы тут не причем! Я пришел к вам по своей инициативе.
— Отчего такая доброта?
— Не доброта. Скажем так, у меня есть свои интересы, но они никак не повредят вам.
Наташа снова поверила и растерялась.
— Но… как же я…
— А вам ничего не надо делать. Если хотите увидеть этих милых малышей, просто скажите, и все! Просто скажите!
Наташа изо всех сил зажмурила глаза и едва слышно прошептала:
— Да.
* * *
В какой-то момент Наташе показалось, что все вокруг на самом деле — просто сон. Она даже попыталась незаметно ущипнуть себя за руку, но боль подтвердила реальность.
…Советник хлопнул в ладоши, и в комнату впорхнули две юные девушки, воздушные и прекрасные. Настолько прекрасные, что Наташу уколола ревнивая мысль: «Разве можно с такими сравниться?!» А потом она подумала: «А как же они вообще вошли, я ведь точно захлопнула дверь?» Но девушки радостно защебетали, словно играясь, стянули халат, одели, как маленькую, во взявшееся откуда-то платьице в горошек, подхватили под руки и увлекли за собой — прочь из квартиры. Деликатный Дорый-Пролёткин отвернулся, но Наташа ничуть не стеснялась, словно он был доктором и имел право видеть ее без одежды. Желание задавать вопросы и сопротивляться исчезло, превратившись в жгучее любопытство, а что случится дальше?
На выходе Наташа остановилась.
— Что такое? — забеспокоился Добрый-Пролёткин и участливо заглянул ей в лицо.
— Ключ, — потерянно сказала Наташа. — у Тёмы нет ключа. Как же он…
— Ах, вот в чем дело! — воскликнул советник так радостно, словно только что разрешилась давнишняя проблема. — Это вовсе не беда! Вы просто не закрывайте дверь — и все!
— Как не закрывать? А вдруг кто-нибудь…
— Не беспокойтесь, Наталья Владимировна, — очень серьезно и внушительно заявил Добрый-Пролёткин, — никто сюда не войдет. На охрану этой квартиры будут брошены лучшие силы. Сюда не то, что человек, комар не проскочит! Да какой комар! Бактерия не проползет! Лучшие силы государства — это не шутки. Орлы! Так что, пойдемте, Наталья Владимировна, пойдемте скорее!
На Наташу произвело такое впечатление упоминание о «лучших силах», что она немедленно и безоговорочно поверила советнику.
Лифт, как водится, не работал, поэтому спускались по лестнице. На четвертом этаже, прислонившись к стене спиной, курил долговязый небритый парень, голый до пояса, в спортивных штанах и, почему-то, черных лаковых туфлях. Второй, в футболке и джинсах с модными разрезами, сидел прямо на лестнице, поставив рядом с собой на ступени жестяную банку с окурками и полупустую бутылку пива. Когда появились девушки, одетые, надо сказать, весьма легкомысленно даже по меркам толерантной столицы, курильщики синхронно повернули головы, уставились на них и очень красноречиво улыбнулись.
Наташа испугалась, что им сейчас скажут какую-нибудь гадость, и очарование мгновения растворится в прокуренном подъезде.
Но тут рядом мимо нее с необычайной ловкостью проскользнул Иван Степанович, приобретший внезапно легкость и грацию движений. Он не сказал ни слова, только направил на курильщиков суровый взор, и те покинули лестничную площадку со скоростью, присущей профессиональным спортсменам. Парень в тельняшке, впрочем, ухитрился прихватить с собой пиво. Это не скрылось от советника, и он со вздохом констатировал известную истину, что этот народ никогда никому не победить.
Весело болтая о всякой ерунде, они дошли до машины, Добрый-Пролёткин распахнул дверцу и галантно пригласил садиться.
Ах, что за автомобиль! Куда до нее Кондратову Роллс-Ройсу! Даже странно, откуда столько места! Салон уходил куда-то далеко вперед, так, что по нему вполне можно пробежаться, а на воздушно-мягких диванах хотелось лечь, распрямить ноги и сладко потянуться. Ни одного намека на роскошь в обычном понимании, но, Боже, какие линии, какие цвета!
Девушка, назвавшаяся Лилей, протянула высокий стакан с нежно-розовым напитком. Наташа сделала глоток и сразу же почувствовала, как тепло растекается по груди, спускается в живот и уходит в ноги, отчего ноющие мышцы расслабляются и успокаиваются. Какой чудесный напиток! Нет хмеля и шума в голове — только радость и прозрачная ясность ума.
Лимузин остановился, и вторая девушка, Ева, открыла дверцу, взяла Наташу за руку и вывела из машины.
* * *
Пока стилист рассматривал Наташу с осуждающим и даже брезгливым выражением, сама она пыталась вспомнить его имя. Саша? Или Паша? Ведет утреннее шоу, пользуется бешеным успехом, активно борется за права всяческих меньшинств. Как же его? Тем временем, Саша-Паша жеманно посмотрелся в зеркало, поправил прическу и приступил к работе. В словах и эпитетах он особо не церемонился, если что-то не нравилось — так и говорил. «Башку поверни!» «Ну чё дергаешься, не больно!» «Глазами не моргай!» Голос у него был нарочито высокий, а окончания слов растягивались до такой степени, что было трудно уловить смысл сказанного.
Наконец, Наташа взглянула на себя в зеркало и в один момент простила все Саши-Пашины причуды. Вот она — работа великого мастера! Из зеркала смотрела прекрасная женщина — да-да, именно прекрасная! А казалось бы — всего несколько штрихов, где-то немного выделить, где-то чуть-чуть подчеркнуть… И, конечно, волосы! Как он угадал с короткой стрижкой и каштановым цветом!
Вошел Добрый-Пролёткин с бумажными цветными пакетами в обеих руках. Посмотрел на Наташу, одобрительно кивнул.
— Хороша! Нет, согласитесь, Александр Игоревич, хороша!
Саша-Паша, оказавшийся Александром Игоревичем, томно прищурил глаза, изысканным жестом отвел в сторону руки, словно держал кисть и мольберт и нехотя произнес:
— Да, рабочий материальчик.
Наташа хотела возмутиться, но Добрый-Пролёткин ее опередил.
— Как точно вы сказали! «Рабочий материальчик»… У вас несомненный литературный талант!
— Все грешники талантливы, — равнодушно согласился стилист, продолжая рассматривать Наташу.
— Вы считаете себя грешником?
— А вы себя?
— Я — нет, — серьезно сказал Добрый-Пролёткин.
Саша-Паша, которого Наташа не воспринимала как Александра Игоревича, снисходительно усмехнулся.
— Да вы ангел! А я — человек земной, подвержен, так сказать, искушениям…Имею право.
— Разумеется! — охотно согласился советник. — Один вопросик. Вы вот крестик носите, в церковь ходите. А Данте не читали? Картины Босха не видели? Обратите внимание на досуге, там так все точно описано… К чему бы это?
В его взгляде было что-то настолько странное и пугающее, что стилист внезапно потерял жеманность, закашлялся и сказал уже обычным голосом, без гламурных интонаций.
— Извините…Я не подумал.
Добрый-Пролёткин воспринял извинения как нечто само собой разумеющееся.
— Ничего страшного. Захотите побеседовать о смысле жизни — заглядывайте. Вы не против, мы еще немного попользуемся вашим салоном?
Саша-Паша заверил, что будет счастлив помочь, но сам, к сожалению, присутствовать не сможет, поскольку пора бежать по очень срочным делам, в самое ближайшее время он обязательно позвонит, а теперь, извините, пора! С этими словами стилист скрылся за дверью.
Добрый-Пролёткин достал из сумок и разложил на кожаном диванчике и кресле вещи, способные привести в восторг даже привыкших к модному изобилию гламурных красавиц. Платье переливалось такими благородными цветами, что сразу стало понятно — это наряд прекрасной принцессы! А туфельки! Вы посмотрите — такие же, должно быть, были на Золушке во время королевского бала… плюс триста лет прогресса в обувной промышленности. В открытой коробочке лежало белье. О, Господи, и святые его — что за чудо!
— Италия или Франция? — со знанием дела спросила Наташа.
— Что вы! — возмутился Добрый-Пролёткин, — платье от старины Лао из Сингапура. Говорят, он настолько освоил портновское искусство, что стал бессмертным. Сама Смерть заказывает у него новые балахоны! Эти же модели потом, кстати, раскупают поп-звезды. Туфли от Мухаммада Фару из Марокко. Его предки делали обувь для египетских фараонов. Есть предположение, что семейство Фару эволюционировало, и у них проявился новый ген — мастеров-сапожников. Белье… Из отобранных коконов шелкопряда в Китае готовят особую тонкую нить. Одна мастерица может сделать лишь маленькую катушку в год! Ткань — бесценна, раньше одежду из нее носил только император! Можете не сомневаться, абсолютно все сделано по вашей мерке.
— Откуда у вас моя мерка?
— Это наша работа, — внушительно сказал советник, — одевайтесь!
Наташа, ничуть не стесняясь Доброго-Пролёткина, сбросила одежду, оставшись обнаженной, и девушки со смехом принялись одевать ее. И действительно, платье сидело так чудесно и было таким невесомым, что практически не ощущалось. Туфельки нежно охватили ножки и воспринимались как часть тела.
— Пройдитесь! — скомандовал Добрый-Пролёткин.
Наташа сделала несколько шагов.
— Принцесса! — воскликнула Лиля, а Ева громко рассмеялась.
Наташа посмотрелась в зеркало, сначала спереди, потом спиной, повернув голову.
— Да, я принцесса, — громко, уверенно и надменно сказала она и не узнала свой голос, ставший вдруг звучным и бархатным.
* * *
Наташа шла по залу и знала, что на нее смотрят: мужчины с восторгом, а женщины негодующе. Она прекрасно слышала за спиной перешептывание, тихое, похожее на шипение змей, но это только забавляло. Можно представить, как обидно прийти на главный светский прием в драгоценностях стоимостью в половину Алмазного Фонда и оказаться в тени никому не известной девицы, одетой со вкусом, но без единого украшения! Наташа улыбнулась и вежливо поздоровалась с раскланявшимся толстяком во фраке. Толстяк, румяный и веселый, поднял бокал и хотел что-то сказать, но вдруг закашлялся, схватился за горло, захрипел и начал заваливаться на бок, но был вовремя подхвачен подоспевшим Добрым-Пролёткиным.
Советник, также облаченный во фрак с вызывающей малиновой бабочкой, крепко хлопнул толстяка по спине. Тот судорожно вздохнул и задышал ровно и глубоко.
— Осторожнее надо, любезнейший, осторожнее, — заботливо сказал советник, — в вашем возрасте шампанское легко может пойти не в то горло!
Наташа шла, и перед ней расступались фрачные кавалеры, в которых можно было узнать первейших звезд и самых богатых людей страны, а женщины неземной красоты и совершенных форм отводили взгляд и отходили в сторону, словно признавая ее первенство. Лишь одна решительно направилась к Наташе, намериваясь, как будто нечаянно, опрокинуть на ее платье бокал с ярко-красным Бордо. Одно движение — и опасная соперница нейтрализована!
Но, увы, не дойдя нескольких шагов, коварная светская львица столкнулась с другой гостьей — юной красавицей в простом, но изящном черном платье. И как неудачно — вино пролилось на ее собственный туалет, а нитка ожерелья на шее лопнула, и драгоценные жемчужины, каждая величиной с крупную вишню, раскатились по залу.
Если бы Наташа заметила это досадное происшествие, то узнала бы в девушке в черном платье свою спутницу Лилю. Но нет, завороженная очарованием золота, бархата, изысканной лепнины и безупречной игрой скрипки на маленькой эстраде, она даже не увидела столкновение и последующую суету.
Наташа даже не пыталась осознать собственные ощущения. Происходящее вокруг нее казалось несущественным и далеким, люди — бестелесными и незаметными. Музыка, очень знакомая, подхватывала и заставляла лететь куда-то вперед. Переживания прошлых дней растворились в свете хрустальных люстр, блистающих на гранях радужными всполохами.
Когда вошел принц, мир перестал существовать. Наташа сразу узнала его — это тот самый мужчина, с фотографии. Не возникло даже сомнений, это не торговец или политик, и даже не какой-нибудь граф, а именно принц! С голубыми глазами и золотыми волосами. И он направился прямо к Наташе. Зал замер, и в застывшем воздухе слышались шаги двух человек, идущих друг навстречу другу.
* * *
Потом случилось все, чем должна заканчиваться красивая сказка о современной Золушке. Могучий дирижер взмахнул палочкой, взметнулись смычки скрипачей, взлетели и отразились от стен первые аккорды вальса. Наташа положила руки на плечи принца и почувствовала прикосновение к обнаженной спине его тепой ладони. Вальс закружил, опьянил, опутал сладкой паутиной, и уже было невозможно разомкнуть объятья, и танец продолжался, хотя музыка закончилась, а гости в абсолютной тишине смотрели на танцующую пару.
Да-да, было все — дрожь прикосновений, сладостный миг первого поцелуя, жгучего и хмельного, безумие блуждающих рук, слепящая белизна простыней на кровати под бархатным балдахином… и темнота, скрывающая высшее наслаждение нашедших друг друга людей.
С утра сказка продолжилась. Кофе, сок, фрукты, хрустящий багет с сыром — и силы вернулись, и снова сплелись обнаженные тела… Жизнь прекрасна и удивительна! Только когда маленький реактивный самолет оторвался от взлетной полосы аэропорта Внуково-2, а земля стала стремительно удаляться, Наташа вспомнила о Рудакове. Это было воспоминание о чем-то приятном, теплом и ушедшем навсегда.
Наташа счастливо улыбнулась и склонила голову на плечо сидевшему рядом златокудрому принцу.