Странный сон являлся каждую ночь, так что Рудаков постепенно к нему привык и даже расстроился, если бы увидел в ночных грезах что-то другое. Они садились втроем за деревянным столом и пили из медного самовара чай с сахаром вприкуску и хрусткими баранками. Втроем — это сам Рудаков и два старых знакомых из коматозных видений — Белый и Тощий. Раньше эти двое затеяли настоящее публичное судилище с разбором рудаковского морального облика, но сейчас были настроены мирно.

— Ну, как продвинулись? — благодушно спрашивал Белый.

Он шумно прихлебывал чай по-купечески, из блюдечка, а чашку макал сахар и баранки.

— Идет понемногу, — уклончиво отвечал Рудаков.

Ему хотелось не рассказывать, а слушать и слушать бесконечные рассуждения и споры Белого и Тощего.

— Это хорошо, — одобрительно кивал Белый, — значит, лето будет не последним.

И тут в разговор непременно вмешивался Тощий.

— Не понимаю я вас. Сделать кучу людей несчастными, чтобы написать книгу, способную спасти мир, несущий эти самые несчастья. Зачем? А ведь какой прекрасный выбор был — вечность с любимой женщиной в доме с цветными окнами и наслаждение от каждого написанного слова!

— И что говорили бы эти слова?

— Ничего особенного! То же, что и у всех прочих!

— Именно, что то же…

— Понимаю, понимаю, свет идет через страдания, — брезгливо цитировал Тощий, — некрасиво как-то получается, вы самолично несете страдание, а свет откладываете на потом!

— Никто не может знать, к чему на самом деле приведет цепь событий. И с чего вы взяли, что я должен исключительно лить елей и сладко улыбаться?

— Ах, конечно, не должны, грозный вы наш. «Только истинные горести способны рождать слова, спасающие мир». Чудесная логика. Тогда помолчали бы со своим светом!

И тут начинался длинный спор, которого так ждал Рудаков. Тощий и Белый вспоминали удивительные истории и события, от древности которых захватывало дух — падение Вавилонской Башни, закладку пирамид, возведение первого дворца Атлантиды, строительство летающего корабля в Гиперборее, пьянство Ноя и недостойное поведение молодого человека по имени Каин.

Рудаков слушал очень внимательно и страшно расстраивался, когда кричал с балкона на втором этаже соседнего подъезда наглый петух, фигуры собеседников начинали бледнеть, и сон растворялся в черноте, переходя в обычное утреннее беспамятство.

* * *

Странная история, произошедшая с Рудаковым, была для широкой публики интересна, но не настолько, чтобы помнить о ней дольше недели, однако же, для вовлеченных в нее лиц последствия оказались весьма и весьма существенными.

Виктору Сергеевичу Загорскому, как ни странно, очень повезло. Во время торжественного приема его хватил удар, но так случилось, что находящаяся радом чернокожая джазовая звезда первой величины имела медицинское образование и три года практики где-то в Айдахо. Она-то и оказала первую помощь, а примчавшийся реанимобиль мигом доставил Загорского в «Кремлевку».

Там-то и оказалось, что у Виктора Сергеевича, кроме самого инсульта, в мозге проросла раковая опухоль, причем в начальной стадии. Как сказал профессор, осмотрев больного: неделей позже — и все. А так — очень хорошие шансы.

И действительно, операция прошла успешно, и Виктор Сергеевич постепенно начал приходить в себя и теперь, говорят, может самостоятельно ходить.

Все это время рядом от него не отходила ни на шаг жена, Римма Владимировна. Она устала, осунулась и сильно похудела, но это ей даже придает особый шарм.

Ванька Кухмийстеров поселился в Голландии, в домике с прудом и очень даже доволен жизнью. Единственно, оказалось, что в его районе традиционно селятся семьи, состоящие исключительно из мужчин. Некогда нетерпимый Ванька приобрел похвальную толерантность, и даже начал ходить в местный спорт-клуб, где женская половина человечества была представлена двумя чернокожими трансвеститами. И ничего, понравилось. Теперь он, к неудовольствию жены, все вечера проводит в клубе, подкачивая грудь и мышцы живота.

У Дискина в работе особых изменений не произошло, а вот дома возникли серьезные проблемы. Жена, Сара Матвеевна, сбежала от него со страховым агентом и теперь пытается отсудить половину имущества. Это, конечно, непросто — предусмотрительный Иосиф Давидович оформил все очень хитро, но ведь потраченные нервы, хоть и не поддаются учету, стоят ой как дорого!

Кондрата Селиверстова так и не нашли. Завели уголовное дело, вызывали Самсонова, даже приходили в палату к Виктору Сергеевичу. Все тщетно, Контра как сквозь землю провалился. Через год, правда, появились слухи, что человек, внешне его напоминающий, живет в Соловецком монастыре и отличается тихим нравом и молитвенным рвением. Однако, людям, знакомым с Контрой, мысль сравнивать монаха и лихого сенатора была столь смешна, что проверку даже не начинали.

Таджику Файзулло, прикрывшего от взрыва маленького Хасанчика, сильно посекло спину, зато мальчик почти не пострадал, разве что теперь боится оставаться один по ночам. Файзулло отлежался в больнице, а потом был депортирован на родину — наследники Султана предпочитали рестораны домашней еде.

Аня Баренцева уехала в Самару, где вышла замуж за владельца фитнес-центра, и чувствует себя вполне счастливой.

Наташа тоже счастлива. Милые дети, любимый муж, чудесный дом — разве что-то еще нужно?! Прошлое миновало, и только изредка напоминает всплывающими в памяти стихотворными строчками. Даже не строчками — а так, смутными образами. Что-то там о расцветающих земляничных полях. Но Наташа тут же отбрасывает глупые мысли и идет с детьми на лужайку пить чай и любоваться, как летают бабочки и ветер ласкает кроны старых каштанов.