Подумать, что Султан Абдусаламов забыл нанесенное ему оскорбление, мог только очень наивный человек. Султан ничего не забывал и никого не прощал.

Его визит к Загорскому походил на постановку в исполнении национального театра комедии. В приемную вошел телохранитель и молча оглядел помещение, уделив секретарю не больше внимания, чем любому предмету интерьера. Удовлетворившись увиденным, сказал несколько слов по рации, тотчас же распахнулась дверь и появился Султан.

Секретарь поднялся навстречу, но был остановлен телохранителем. Мягко, спокойно, можно сказать, дружелюбно.

— Прости, брат, спешим.

Секретарь отступил в недоумении. Разгуливать в сопровождении охраны здесь как-то не принято. Хотя, это же Султан — то он на дипломатический прием приходит с золотым «Стечкиным» за поясом, то при всех ломает челюсть замминистра финансов — и все сходит с рук. Хорошо быть любимцем президента!

Султан тяжелыми шагами прошел к кабинету Загорского и толкнул дверь.

Виктор Сергеевич встал с кресла и встретил гостя, широко раскинув руки.

— Друг мой, Султан! Сколько лет, сколько зим!

Они обнялись, приложившись щеками и похлопав друг друга по спине.

По лицу Султана было трудно определить, улыбается он или брезгливо кривит рот: глаза всегда оставались неподвижными и не выражали ничего.

— Давно не виделись, Виктор, очень давно.

— Проходи, садись, — Загорский широким жестом показал на стул, подождал, пока Султан усядется, сам обошел стол и сел напротив.

— А у меня тебе посылочка. Айша собирала, привет передавала.

Султан, поставил на стол пластиковый пакет, достал из него внушительный сверток и протянул Загорскому.

— Айша? — бодро сказал Загорский, разворачивая хрустко шуршащую бумагу. — Я догадываюсь, что это… Точно!

— Овечий сыр, как ты любишь. Лучший в мире, таких пастбищ, как у меня нет нигде.

— О-о! — Загорский отломил кусок сочащегося соком сыра и отправил в рот. — Я твой должник.

По кабинету распространился острый, с кислинкой запах.

— Хорошо, — ровно сказал Султан, — ребята еще принесут айрана. Как ты любишь.

— Я люблю, когда ты приезжаешь, — рассмеялся Виктор Сергеевич, — без подарка в дом не входишь. Так, Султан?

— Только так. По-другому нельзя.

— Молодец. Чай, кофе или чего покрепче?

— Ты же знаешь, я не пью. Истинный мусульманин не должен затуманивать свой разум.

Загорский, продолжая улыбаться, понимающе покачал головой, а сам вспомнил, что недавно видел оперативную съемку, где Султан с гостями из Эмиратов отмечает завершение строительства своего дворца в Дубаи, и, под ободряюще-удивленные возгласы арабов, залпом опустошает бутылку коллекционного «Мартеля». Впрочем, в оправдание можно сказать, что коньяк не оказал на могучий организм Султана ни малейшего действия, так что разум его, пожалуй, остался незатуманенным.

— Вера — это всегда хорошо… Как жена, дети?

— Слава Аллаху, нормально. Айша, видишь, тебя помнит. Магомед — в Египте, учится, сразу на второй курс пошел. Иса, ты его не видел, по вольной борьбе по республике второе место взял.

— Ай, молодец! Так он же маленький совсем?

— Девять лет. Маленький — Хасан, ему пять лет. А девчонка совсем мелкая — девять месяцев.

— Ну, ты даешь! — Загорский шутливо погрозил пальцем. — Почему не сказал?

— Это от второй жены. Те ее не знаешь, Марина, русская.

— С Айшой ладит?

— Да как сказать… они не встречались.

— Мастер ты, однако, отношения выстраивать.

— Я слышал у тебя тоже жизнь не стоит на месте. Симпатичная девочка, Аня, кажется?

— Пустое, — махнул рукой Загорский, — ерунда это все.

— Значит, по-прежнему с Риммой? Все нормально?

— Все прекрасно. Как всегда.

— Молодец.

— Да-да, — рассеянно сказал Загорский, — все-таки чаю?

Султан благосклонно кивнул, Виктор Сергеевич вызвал секретаря, и тот мигом прикатил тележку с чайными приборами и хрустальной вазочкой с орешками.

Загорский, прихлебывая чай из стакана в серебряном подстаканнике, с легкой улыбкой смотрел на Султана. Зачем он пришел — нетрудно догадаться, остался день до окончания установленного им срока. А ведь нервничает Султан, сам себя загнал в ловушку. Отказаться от слова уже не может — свои не поймут. Устраивать войну в Москве — отморозков, конечно же, у него хватает, но это слишком даже для Султана. То, что президент не одобрит — это ясно, но степень неодобрения предсказать не может никто.

Султан с каменным лицом выпил чай, кинул в рот пару орешков и доверительно сказал:

— Проблемы у нас, Виктор. Большие проблемы.

— С кем не бывает, — философски заметил Виктор Сергеевич, — разумные люди для того и рождаются, чтобы проблемы решать. Мы же с тобой разумные люди, правда?

— Какие мы разумные? — Султан улыбнулся одними губами. — Абреки и бандиты. Чуть что — за кинжал хватаемся.

— Наговариваешь на себя, ой, наговариваешь. Ты же известный дипломат. Недаром президент тебя послом в Эмираты хотел отправить — ты бы живо их там сагитировал, верно?

Несмотря на такую лестную оценку, Султан заметно помрачнел. Об этом предложении знало всего несколько человек, и приятного в нем на самом деле было немного. Президент прекрасно понимал, что он откажется, но все-таки предложил. Умный человек сразу бы понял, что это — первый звоночек, предупреждение. А Султан — он умный. Вполне возможно именно поэтому он пока придерживает своих абреков.

— Все правда, Витя, все правда. По делам поговорим?

— Поговорим.

— Тогда послушай меня. Твой человек попросил помочь. Я послал ребят. А получилась подстава. Твой человек говорил от тебя, или сам в войну решил поиграть?

Ах, хитрый Султан! Ищет все-таки варианты, не хочет драки. Сам решение предлагает: отдай мне дурака Колушевского, будет крайним и за все ответит. Красиво, конечно, но не вариант.

— Не вариант, — твердо сказал Загорский, — ты же знаешь, я своих не выдаю. Если есть вопросы — задавай мне.

Султан тяжело посмотрел на Виктора Сергеевича. Тут испугаться не мудрено — бесцветные глаза под нахмуренными рыжеватыми бровями впивались в лицо собеседника как колючки. Однако Загорский перенес этот взгляд с полной безмятежностью.

— Значит так, — медленно сказал Султан, четко выговаривая каждое слово, — будем решать с тобой. Ты знаешь, что мне нужно?

— И что же, Султан?

— Все просто, Витя. Есть хороший человек, по имени Ахмед. Сейчас он в больнице и его охраняют менты. Это неправильно. Ахмед завтра должен быть свободен.

— Знаешь, Султан, у меня непростые отношения с эмвэдешникми… У министра — своя политика.

— Это меня не касается. Ты принес проблему, ты и решай. Но знай, завтра я за ним приду.

— Ты собираешься штурмом брать Склиф?

— Зачем штурмом? Возьму свое. Кто-то меня остановит? А потом и будем разговаривать.

Загорского всегда впечатляла самоуверенность Султана. Объяснять ему, что не стоит устраивать свалку с ментами в центре Москвы, было бессмысленно. Можно, конечно, обратиться к президенту… но тогда последствия лично для Виктора Сергеевича окажутся катастрофическими, как, впрочем, и при сваре Султана и ментов. Сейчас президент с интересом наблюдает за ситуацией, но если ему придется вмешаться, посыплются головы. Похоже, надо идти на поклон к министру МВД и сдавать позиции. Ах, как не вовремя…

— Ладно, Султан. Вопрос решим. Вечером встречусь с министром, и… словом, договоримся. Так что проблему закроем. Лады?

— Нет, брат, — покачал головой Султан, — не все. Мне нужен этот журналист…

— Это не журналист…

— Не важно. Он мой. Моих людей трогать нельзя. Никому.

— Постой, — примирительно сказал Виктор Сергеевич, — тогда надо наказывать всех, включая ментов, которые их взяли.

— Всех накажу, — кивнул Султан, — а журналист — первый. Либо отдай, либо сам заберу.

«И что с ним поделаешь, — с тоской подумал Загорский, — без него на Кавказе президент как без рук. Смена, конечно, выросла, но отношения-то остались. Нравятся шефу такие вот… упертые. Да и предан… Хорошо иметь такого зверя, одно слово — и любому глотку перегрызет. Поэтому и позволяется многое. С другой стороны, как тут разбираться — у него в Москве тысячи две штыков. Нет, при необходимости всех можно в асфальт закатать, но это уже спецоперация серьезного уровня. А кому ее поручить? Ментам? Не смешите. Конторе? Эти ребятишки давно с Султаном бизнес имеют, какая уж тут операция, когда такие бабки на кону. Армия? Ну-ну… Ладно, брат. Мы тоже упертые».

— Не получится, — сказал Загорский.

Сказал неожиданно твердо, так, что в глазах Султана мелькнуло удивление.

— Не получится, — повторил Виктор Сергеевич. — Это мой город. И парень — мой. Так что извиняй, Султанчик, Отступного хочешь?

Султан начал медленно краснеть. Плохой знак — может сорваться. Одно хорошо — свой знаменитый золотой «Стечкин» ему пришлось оставить в сейфе у ФСОшников. А если в рукопашную — то это еще неизвестно, кто кому наваляет, Султан, конечно, моложе, да и здоров как бык, зато у Загорского старая спецназовская школа. А раньше все умели делать на совесть, в том числе и профессионалов-рукопашников.

— Султан, я серьезно, денег возьми. Сам подумай — как хорошо заработать на шкуре врага.

Султан неожиданно успокоился.

— Нет, Витя.

Он встал и облокотился о стол.

— Ты меня обидел. Зря.

— Подожди, Султан…

— Нет, Витя, разговора не будет, я все сказал. Время есть до завтра. Смотри.

Султан развернулся и, грузно ступая, вышел из кабинета.

* * *

Последующие несколько часов Султан находился в отвратительном расположении духа. В такие минуты даже близкие люди не решались к нему подходить, памятуя о непредсказуемом характере. Был, правда, в его окружении один искусник, который специально дожидался вспышки гнева, а затем мастерски подставлялся под горячую руку. Султан быстро отходил, а побитый умелец получал такие подарки, что в течение года скопил на квартиру в Москве.

После встречи с Загорским Султан направился в «Золотой Самарканд». Заведение, как водится, закрыли для посторонних, к дверям подогнали два черных Порш «Кайена» с охраной, а к приезду кортежа полностью перекрыли улицу.

Султан тяжело выбрался из бронированного «Мерседеса» и в окружении десятка телохранителей пошел к ресторану. Он очень ответственно, и надо сказать, небезосновательно, подходил к вопросам безопасности.

— Султан Магомедович!

Как, скажите, сумел этот человек подойти так близко? Невысокий, плотный, белобрысый мужичок с голубыми глазами в рубашке-косоворотке навыпуск, светлых брюках и тапочках-шлепанцах.

Огромный телохранитель, между прочим, чемпион Европы по вольной борьбе, протянул руку, намереваясь ухватить незваного гостя за шиворот, но неожиданно для самого себя поймал только воздух. Незнакомец с удивительной ловкостью проскользнул между охранниками и встал перед Султаном.

— Султан Магомедович, минуточку, прошу вас!

Абдусаламов остановился и сделал знак, придерживая горячих ребят, готовых на куски разорвать неизвестного наглеца.

— Пролёткин?

— Так точно, Добрый-Пролёткин к вашим услугам. Если помните, мы встречались три раза. У вас на юбилее, на совещании по курортам и у генерала Ёлкина.

Запыхавшийся Иван Степанович стоял перед Султаном и умильно смотрел на него снизу вверх, просительно прижав руки к груди.

— Султан Магомедович, мне очень нужно с вами переговорить. Тет-а-тет, если можно.

— Переговорить? — мрачно переспросил Султан.

— Да! Поверьте, вам будет очень интересно.

— Интересно?

Телохранители замерли, ожидая приказа вышвырнуть надоедливого человечка. Но Султан подумал несколько секунд, повернулся к двери и пошел к ресторану, махнув рукой Доброму-Пролёткину.

— Пошли!

В «Золотом Самарканде» они провели не более получаса. Каково же было удивление привычных ко всему охранников, когда Султан и Добрый-Пролёткин вышли из ресторана чуть не под ручку, а сам Султан явно находился в приподнятом настроении. Он остановился и, доверительно глядя в глаза Ивану Степановичу, спросил:

— Значит, сделаешь?

— Конечно! — бодро воскликнул Добрый-Пролёткин. — Я обещаю только то, что смогу сделать!

— Ты сказал, — погрозил пальцем Султан, — смотри!

— Разумеется! Я очень внимательно смотрю, и, поверьте, вы будете довольны.

— Завтра звони. Буду ждать.

— Непременно позвоню.

— А если забудешь, ребята поедут напомнить.

— Ну что вы, что вы! А впрочем… всегда рад гостям. Как говорится, милости просим!

— В гости, говоришь… — Султан махнул рукой, и к нему немедленно подскочил помощник — молодой парень в светлом костюме, — отвезешь его, куда скажет. Дашь машину с водителем и денег… Тебе сколько надо? — он обратился уже к Доброму Пролёткину.

— Это уже лишнее. Мне ничего не нужно.

— Мне нужно. Деньги — как хочешь, а машина будет с тобой.

— Как скажете, Султан Магомедович, как скажете… Разрешите откланяться!

Они попрощались, Иван Степанович уселся в подъехавший Порш «Кайен» и укатил, помахав из окошка рукой.

Султан смотрел вслед машине. К нему подошел начальник охраны Асланбек, человек необыкновенно высокого роста, с дерзкими глазами и багровым шрамом через всю щеку.

— Серьезный человек? — спросил он негромко.

— Серьезный? — усмехнулся Султан. — Брат мой, Асланбек, такого серьезного ты еще не встречал. А когда встретишь — будет поздно.

Начальник охраны вгляделся в лицо Султана, но так и не понял, шутит он или нет.

* * *

Тем временем Добрый-Пролёткин вернулся на Старую Площадь и как вихрь влетел в кабинет Загорского, где застал начальника в романтически-задумчивом настроении. Виктор Сергеевич мечтательно улыбался, наблюдая, по всей видимости, за представшей перед его внутренним взором Наташей.

— Разрешите?

Загорский вздохнул, отвлекаясь от возвышенных мыслей, и перевел взгляд на советника.

— Заходи.

Добрый-Пролёткин семенящими шажками вошел в кабинет, уселся на краешек стула и, улыбаясь, сообщил:

— А я все решил.

— Что? — удивился Загорский.

— Я договорился с Султаном. Обо всем.

— Ну! И каким образом? Пообещал ему мою почку?

— Что вы, Виктор Сергеевич! Султан Магомедович — вполне цивилизованный человек. Он прекрасно умеет идти на компромиссы, особенно если сам оказался в неприятной ситуации.

— Возможно-возможно… плохо быть заложником слова. На всякий случай спрячь куда подальше Колушевского — фасад ему попортить могут, а то и похуже. Чтобы я его не видел.

— Будет исполнено. Султан вовсе не горит желанием устаивать разборки, хотя… тут вопрос репутации.

— Как мы и думали. Ладно…

Виктор Сергеевич, наконец, собрался, сел в кресле ровно, расправив плечи и, как прежде, жестко и внимательно посмотрел на советника.

— Итак, все по плану?

— Так точно. Менты согласны, Султан тоже. Начинаем?

Загорский немного помолчал, в задумчивости барабаня пальцами по столу.

— Виктор Сергеевич, начинаем? — повторил Добрый-Пролёткин, подпрыгивая на месте от нетерпения.

— Смотри, Иван Степанович, у меня чувство, как будто мы делаем что-то паскудное. Прямо сейчас. Как думаешь?

— Что есть паскудное? Кто знает, какая дорога ведет к благу, а какая — к добру? Мы можем предполагать, а поступать должно так, как указывает Провидение. И потом, разве вы не знаете, что дела добрые нередко бывают сотканы из злодейств?

— Да ты, Иван Степанович, философ! Пример привести можешь?

— Пожалуйста! Например, война даже за правое дело состоит из отдельных мерзостей, подлостей, крови и дерьма. Сколько заповедей нарушают победители? Но победа очищает все. Разве нет?

— Как всегда прав, — вздохнул Загорский, — давай, приступай.

* * *

Загорский не ночевал дома уже двое суток, благо комната отдыха была оборудована не хуже номера пятизвездочного отеля. Он не хотел встречаться с Риммой. Но дальнейший уход от разговора походил бы на бегство, а этого он допустить не мог. Тем более, разговор все равно состоится, и какая разница — днем раньше, днем позже…

Римма как будто его ждала. И не просто ждала — а долго и тщательно готовилась к встрече. В зале — полумрак, на столе — свечи, бутылка вина, два бокала и тарелка фруктов.

— Будешь?

Римма спросила будничным голосом, словно ничего не произошло. Загорский молча обошел стол, сел напротив жены и взял бутылку.

— Ого! «Муттон Ротшильд»! Хороший вкус.

— Хороший учитель был, — спокойно сказала Римма безо всякого выражения, просто констатируя факт.

Он смотрела прямо в глаза, не отводя взгляд, и в ее темных зрачках плясали оранжевые отблески.

Виктор Сергеевич налил вино себе и жене, поднял бокал, поглядел сквозь него на огонек свечи и сделал небольшой глоток. Римма мило улыбнулась, залпом осушила свой бокал и закашлялась.

— Отвыкла пить, — виновато сказала она, — буду привыкать.

Загорский поставил бокал на стол.

— Нам надо поговорить.

— Конечно, милый.

Виктор Сергеевич чувствовал легкое замешательство: он ожидал чего угодно — криков, плача, истерики, но никак не такого странного спокойствия. Не к добру это.

— Не думаю, что нам стоит копаться в нашей личной жизни, — слово «нашей» он произнес с особой интонацией, — надо решить, как жить дальше.

— Почему?! — обиженно воскликнула Римма. — Разве тебе не хочется знать, чем я занималась с любовником?

Загорский не нашелся, что ответить, а Римма наклонилась к нему и сказала тихо и доверительно:

— Он очень нетерпеливый. Никогда не успевает раздеть. Любит вот так, на столе, — она похлопала ладошкой по столешнице, — пристроится сзади, и работает, работает, работает… Когда кончает, кричит как зверь. Любит мой ротик… У него сперма на вкус солоноватая, а у тебя совсем безвкусная. Странно, правда?

Виктор Сергеевич, не меняясь в лице, взял со стола бутылку, взвесил в руках и с силой запустил в стену, облицованную драгоценным английским дубом. Как ни странно, бутылка не разбилась, а, отскочив, покатилась по паркету. Издержки английского стиля, качество французского стекла и разгильдяйство российских строителей: дубовые панели неплотно прилегают к стенам и пружинят, не давая возможность успокоить нервы звуком разбившейся вдребезги бутылки.

— Тебе не нравится?

Римма была поразительно спокойна.

Загорский был готов ударить ее, даже представил, как это произойдет — широкий размах, шлепок всей ладонью по лицу, Римма падает, и с нее слетает нарисованное спокойствие. Представить — представил, но в последний момент чудовищным усилием воли сдержался. Даже не закричал.

— С тобой все в порядке? — как ни в чем не бывало, полюбопытствовала Римма.

— Что ты хочешь? — спросил Виктор Сергеевич.

Он сжал кулаки и страшно смотрел на жену.

— Ты, кажется, расстроен? — продолжала Римма. — Или пробуешь поджечь меня взглядом?

Загорский несколько раз глубоко вздохнул, приводя мысли в порядок, и повторил вопрос:

— Римма, что ты хочешь?

— Не знаю, — она жеманно пожала плечами, — откуда я знаю, что хочу? Или, точнее, знаю, но это так, из области фантастики. Хочу машину времени. И на ней — на пятнадцать лет назад — к капитану Загорскому. Настоящему. Но он умер, остался генерал Загорский. Совсем другой человек, правда?

— Не говори глупостей, — резко сказал Виктор Сергеевич, — нам надо все обсудить.

— Я разве против, милый? Я уже начала обсуждать. Вчера встречалась с твоей. Ну и вкус у тебя… Попросил бы, я уж подобрала кого получше.

— Зачем ты это делаешь?

Виктор Сергеевич был неприятно удивлен. Римма преподносила сюрпризы — один за другим.

— Как зачем? Поболтали немного. Узнала, что ты в нее безумно в нее влюблен, готов бросить все и увести в Майами. Кстати, почему Майами? Тебе же Штаты не нравятся.

— Перестань. Ты же знаешь, что это ерунда.

— Может быть, может быть, — промурлыкала Римма, сладко потянувшись, — но это уже не важно.

Она была столь грациозна, что Виктор Сергеевич удержал готовые сорваться с языка слова о том, что он уходит.

А Римма встала, подошла к мужу, наклонилась, облокотившись о спинку кресла, и прошептала:

— Неужели она настолько лучше меня?

Кровь ударила в голову Виктору Сергеевичу. Затылок загорелся, словно обожженный горячим ветром, сердце гулко застучало в висках, а внизу живота возникло сладкое томление. Он схватил Римму, швырнул лицом вниз на стол и одним движением сорвал платье…

А вечером, лежа в кровати рядом со спящей женой, думал о том, что, сжимая ее в объятьях, представлял, что это — Наташа. Ощущение было странное, непривычное и безумно возбуждающее, такого не было даже в разгар романа с Анечкой. А еще твердо решил: если Римма сейчас откроет глаза, то он непременно скажет, что им надо расстаться. Но она не проснулась.