Эльспет не слишком утомляла меня рассказами о своей болезни. То есть она постоянно напоминала мне о том, что вот-вот собирается покинуть этот мир, но какой именно недуг терзал ее, для меня оставалось неведомо. Даже через неделю после того, как мы с мамой Эрика поселились под одной крышей, я не знала, какой у нее диагноз. Мне оставалось только гадать. Уж не рак ли груди и у нее, как у бедной Брэнди? Только в очень запущенной форме?

Кстати, что касается Брэнди, то мне за всю неделю так и не удалось съездить к ней. Впрочем, я звонила подруге каждый вечер (как только из комнаты Эльспет доносился первый храп) и не могла нарадоваться ее хорошему настроению. Сделав дополнительные анализы, врачи с большой долей уверенности локализовали опухоль, но окончательные выводы можно было сделать только во время операции, проведя полное лабораторное исследование опухолевых тканей. Операцию собирались делать в ближайшие дни. К огромному облегчению Брэнди врач, который занимался ею в больнице Святого Экспедитора, считал, что в удалении молочных желез нет необходимости. Как он сказал, на таких ранних стадиях заболевания этого делать не требуется. Более того, вся операция должна была свестись к удалению части ткани из правой груди и, при удачном стечении обстоятельств, можно было рассчитывать на косметическое восстановление этого участка.

– Мне показывали фотографии женщин, которых оперировали в этой клинике, – сказала Брэнди, – знаешь, в большинстве случаев я бы и не догадалась, что им что-то вообще оперировали! Представляешь, как сейчас это делают? Приподнимают сосок, просто как крышечку на заварочном чайнике, выскребают из груди всякую гадость и закачивают вместо этого какие-то там синтетические материалы типа силикона.

– Ну так это же просто классно! – обрадовалась я. Что еще тут можно было сказать? А Брэнди продолжала:

– Я тут даже подумала, а не попросить ли доктора, если это, конечно, возможно, подкачать мне заодно и вторую грудь? Помнишь, тот парень из «Пипхоул Пикчерз» сказал, что у меня грудь начала обвисать?

– Мудак он, этот парень.

– Это да. Ну ладно, я теперь им покажу, что у кого отвисло. Даже не знаю… Вообще-то немножко страшно, все-таки лишняя операция… Но если уж они одну грудь все равно будут резать, почему бы не привести в порядок и вторую?

– Ну и ну! Узнаю наконец Брэнди! Вот это уже на тебя похоже! – воскликнула я. – Рада, что ты умудрилась найти во всем этом и забавную сторону.

– Знаешь, Лиза, – сказала Брэнди, вдруг переходя на шепот, – признаюсь тебе честно, на самом деле я страшно трушу, просто… Но ты помнишь, что нужно делать, когда не так уверен в себе, как хочется? Принцип тот же, что и перед пробами, – действовать как будто. Как будто роль уже у тебя в кармане, как будто тебе все в жизни ни по чем. Вот и сейчас я веду себя так, как если бы, очнувшись от наркоза, стала бы выглядеть как Анна Николь Смит.

– Тогда, надеюсь, тебе достанется более симпатичный муж, – усмехнулась я.

– А здесь, в клинике, кстати, есть на кого глаз положить, – доверительно сообщила Брэнди. – Один только лечащий врач чего стоит! Просто мужчина моей мечты! Вот уж в жизни не подумала бы, что встречу мужчину, в которого можно влюбиться, в тот момент, когда он вводил мне в вену катетер.

Брэнди уже рассказывала мне, что у нее в вене на предплечье зафиксирован катетер для введения жидких лекарств.

– Я, наверное, попрошу, чтобы его не снимали, когда будут меня выписывать, – засмеялась Брэнди, – можно будет сэкономить на спиртном. Закачаешь мне через катетер пару рюмок водки прямо в кровь – и я уже веселенькая, если не пьяная в стельку.

– Слушай, а эта штучка, она тебе не мешает? Все-таки игла в вене…

– Да плевать мне на катетер. Я как-то больше про врача думаю. Красивый какой! Приезжай, посмотришь. Должна же ты полюбоваться на предмет моих воздыханий.

Проведать Брэнди? Мысль хорошая, вот только когда? Судя по всему, Эльспет не собиралась выпускать меня из виду ни на секунду. И, честно говоря, я считала, что не имею морального права требовать у нее час-другой отгула, поскольку получала за работу пять тысяч долларов в день. В то же время мне очень хотелось повидать Брэнди до операции. Родственников у нее не было, а что касается Джо, то при всех его достоинствах сиделка из него никудышная. Даже в лучшие времена с чувством такта у парня было не очень, а теперь его неуклюжие шутки ранили больную перепуганную Брэнди еще сильнее. Вот, например, недавно он приперся к ней в палату и так, между дел, спросил: может ли он рассчитывать на лифчики Брэнди после операции, если они ей больше не понадобятся.

Я уже стала подумывать, не сбежать ли мне к Брэнди на пару часиков ночью, под покровом темноты, когда Эльспет крепко спит. Но тут вдруг Эльспет сама сообщила, что собирается съездить к врачу.

– Может быть, стоит пригласить доктора домой? – предложила я. В конце концов, старушке, которая не может без посторонней помощи подняться на второй этаж, наверное, не следует лишний раз выходить из дому.

– Ни в коем случае, – категорически отказалась Эльспет. – Не хочу быть никому обузой. А уж врачам – в особенности. Другое дело, если бы ты смогла подбросить меня до больницы и подождать, пока врач меня примет. Я была бы тебе очень признательна.

– Ну разумеется, я вас отвезу. А куда именно вам надо?

– В больницу Святого Экспедитора.

Ну да, собственно, чему я удивляюсь? В эту клинику обращаются по поводу и без повода все самые богатые женщины Лос-Анджелеса. О том, что и у меня самой вскоре будет такая возможность, Эльспет не раз и не два напоминала мне в наших разговорах: «Когда ты станешь членом семьи Нордоффов…» Эту фразу она повторяла как заклинание по нескольку раз на дню. Впрочем, и ежу понятно – никто из этого клана в жизни не пойдет к врачу в бесплатную больницу, вроде той, куда ездили мы с Брэнди.

По дороге в клинику я прикидывала, удобно ли будет, если я спрошу у Эльспет, чем именно та больна. Она постоянно вскользь упоминала о своем тяжелом состоянии, но никогда даже намеком не выдавала, что именно и где у нее болит. Волосы у старухи были в отличном состоянии (в ее возрасте все могло быть значительно хуже, даже у здоровой женщины), так что я сделала вывод, что по крайней мере химиотерапию ей не делали. Чтобы завязать разговор на эту тему, я спросила, а не надо ли по дороге домой заехать в аптеку, чтобы купить лекарства. В ответ на это Эльспет лишь отвернулась к окну и сухо ответила:

– Я не принимаю лекарств. Какой смысл? Незачем тратить деньги на все эти снадобья, когда врачи единодушны в одном: до Нового года я буду в могиле.

Когда мы приехали в больницу, я предложила пойти на прием к врачу вместе с ней. К счастью, Эльспет отказалась. Думаю, ей не хотелось, чтобы в такой момент рядом с ней был практически незнакомый человек. Ведь правда, если разобраться, то мы и виделись-то с ней всего два раза до того, как она переехала к Эрику. И хотя сейчас она и привыкала ко мне как к будущему члену семьи, еще какой-то месяц назад мы вообще не подозревали о существовании друг друга. Впрочем, каковы бы ни были причины, по которым Эльспет отказалась от моего общества на время встречи с врачом, мне это было только на руку.

В отношениях с Эльспет Нордофф я, сама того не заметив, стала играть роль гейши. В смысле покорности и умения предугадывать желания. Нет, сама миссис Нордофф была волевым и уверенным в себе человеком. Вот только почему-то в жены своему сыну она искала женщину совсем другого типа. Эрик действительно был для нее центром мироздания, и она была готова смириться с существованием в этой вселенной какой-то там невестки только при одном условии: та будет лишь спутником светила. Знаете, этакой актрисой второго плана при всемирно известной звезде. Вечная как мир история отношений матери, сына и невестки. Я вспомнила тех девушек, которые бывали у нас в доме, в Англии, до того, как Колин остановил свой выбор на слащавой Салли. Стоило девчонкам раскрыть рот, как мама тут же вешала на них ярлык назойливых болтушек, которые только и норовят захомутать ее замечательного сына. Что же касается меня, то, как бы маме ни хотелось пристроить дочку куда-нибудь – хоть в интернат, хоть замуж, – она честно и неутомимо наставляла меня, что ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах нельзя позволять мужчинам помыкать собой. Они не должны иметь права командовать. И им нельзя ни в чем подчиняться. Ни при каких обстоятельствах!

Отношения с мамой Ричарда у меня тоже, помнится, складывались не самые теплые. Нет, она очень старалась быть любезной и приветливой. Когда мы с Ричардом заезжали к ней, она мило улыбалась мне и почему-то всегда подавала к обеду что-нибудь вегетарианское. Но как бы Ричард ни убеждал меня в том, что его мама искренне полюбила меня, я в этом сильно сомневалась. Сомнения терзали меня еще в самом начале нашего с ней знакомства, а потом неожиданно оказалось, что я права. Дело было так. Под Рождество мама Ричарда подарила мне золотой кулон в форме нарцисса на старинной цепочке.

– Эта вещь досталась мне от матери, – сказала она проникновенно.

Я уж чуть было не поверила в то, что мне удалось растопить ледяное сердце. Надо же – мне преподнесли в подарок семейную реликвию! Дополнительный смысл этого подарка виделся мне так: раз мама пошла на это, значит, она считает меня членом семьи, а стало быть, Ричард намекал ей, что собирается сделать мне предложение. Просто так, кому попало, не дарят фамильное золото, так ведь? Цепочка должна остаться в семье. Значит, скоро?..

Но тут она словно вылила на меня ушат холодной воды:

– Этот кулон всегда приносил моей маме несчастье.

– Спасибо… – только и выдавила я.

Теперь-то я понимала, что золотой цветок был подарен мне не как амулет, не как знак любви и предстоящего брака, а скорее уж как наводящий порчу шаманский символ. Дьявольская подвеска, как в «Ребенке Розмари». Я засунула кулон с цепочкой подальше и стала присматриваться к дурным предзнаменованиям. Перед отъездом в Лос-Анджелес я спустила «реликвию» в унитаз вместе с ключами от квартиры Ричарда.

Итак, мать Эрика тоже не считала, что мы с ней достаточно близки для того, чтобы я сопровождала ее на прием к врачу. Что ж, это было кстати. Потратить свободный час в клинике Святого Экспедитора на свое усмотрение – именно то, что мне было нужно. Наконец-то я смогу хоть ненадолго заглянуть к Брэнди.

Все мои познания о клинике Святого Экспедитора в Санта-Монике ограничивались тем, что я прочитала в журнале «Все о женщине». Шикарное, отделанное мрамором здание я узнала с первого взгляда. Но для меня оказалось настоящим сюрпризом то, что архитектурный шедевр Сэшмейера Уинга представлял собой лишь небольшую часть больничного комплекса. Выполняя указания Эльспет, я подвезла ее к другому входу, более скромному.

– Это для амбулаторных больных, – объяснила Эльспет.

Главный приемный покой располагался как раз во дворце Уинга. Туда я и направилась узнать, где находится палата Брэнди.

Шикарный фасад – это было еще не все. Внутри здание было еще роскошнее. Холл приемного покоя выглядел именно таким, каким я представила его себе, рассматривая фотографии в журнале, с той только разницей, что в действительности он оказался больше. Попав сюда, под этот сводчатый потолок, я поняла, почему у Брэнди, как и у других пациентов, стало легче на душе, когда она оказалась здесь. Помещение чем-то неуловимо напоминало церковь. У посетителей и пациентов подсознательно просыпалась в душе вера, что Бог не оставит без своей помощи тех, кто молится в этом храме. Медсестры и другой обслуживающий персонал клиники был похож на монахинь и монахов. В своих безупречно чистых белоснежных халатах и комбинезонах они напоминали массовку из научно-фантастического фильма семидесятых годов, в котором режиссер снял будущее человечества так, как мечталось ему и его современникам (Брэнди уже рассказывала мне, что тут даже обувь для медсестер была разработана специальная – их шагов не было слышно, чтобы лишний раз не беспокоить пациентов). В общем, не успела я попасть в этот сверкающий храм медицины, как у меня возникло чувство, что здесь могут мгновенно пришить человеку отрезанную руку или ногу, да так, что конечности будут двигаться еще лучше, чем раньше. Все здесь излучало уверенность в торжестве медицины над всеми известными человеческими недугами.

Брэнди прописали курс радиотерапии, чтобы по возможности уменьшить размеры опухоли перед операцией. Когда я заглянула к ней в палату, она как раз только что вернулась с очередной процедуры. Выглядела подруга усталой, но улыбалась вполне искренне.

– Через пару минут врач обещал заглянуть, – сообщила она мне тоном заговорщика. – Ну, помнишь, тот онколог? Я тебе рассказывала!

– Тогда я, может, пойду? Погуляю пока где-нибудь, – предложила я.

– Да нет, ты что! Оставайся! – сказала Брэнди. – Он же только на секунду зайдет, проверить, жива ли я после очередной дозы облучения. Да ладно, шучу. Это я так. Оставайся, заодно посмотришь, на что идут твои деньги. Даже если меня не вылечат, то, признаюсь тебе, сюда стоило попасть хотя бы ради того, чтобы познакомиться с этим врачом. Знаешь, Лиз, по сравнению с ним Джордж Клуни выглядит потрепанной дворняжкой.

– А мне всегда в «Скорой помощи» нравился тот, худенький, врач, – сказала я.

– Нашла с кем сравнивать! Да по сравнению с моим врачом тот – просто моль. Ради того чтобы увидеть такого красавца, как мой доктор, не жалко и заболеть.

– Брэнди! – взмолилась я.

Впрочем, Брэнди меня уже не слышала. Она подтянулась, оперлась на подушки, откинула со лба прядь изрядно поредевших волос и при этом даже стала похожа на ту Брэнди, какой была еще совсем недавно – девушкой, которая лихо заигрывала с голливудскими продюсерами, случайно пробравшись на светскую вечеринку. Вот только лоску поубавилось…

– Доктор Уолкер, – с улыбкой произнесла она. – Или позволите называть вас по имени?

– Вы, Брэнди, можете называть меня так, как сами захотите. Равно как и звать в любое время, когда я вам понадоблюсь, – галантно ответил ей доктор Уолкер.

Брэнди продолжала кокетничать, а я тем временем стала медленно оборачиваться.

– Ну что ж, я позволю себе вольность называть вас по имени, но с ученой степенью, – заявила Брэнди. – Вы для меня будете доктор Скотт. Что скажете? Всегда питала слабость к мужчинам с научными званиями.

– Звание доктора просто прилагается к стетоскопу, – отшутился доктор Скотт.

Он вносил какие-то изменения в список назначений, прикрепленный в ногах кровати Брэнди. Голова его была опущена, я не видела лица. Но скажите мне, много ли в этом городе врачей по фамилии Уолкер, которых зовут Скоттами и которые являются лучшими специалистами в области рака груди? Ошибиться было невозможно. Это был он.

– Кстати, доктор, познакомьтесь, это моя подруга Лиза, – представила меня Брэнди.

Доктор Скотт протянул руку для рукопожатия, даже не глядя на меня, погруженный в свои записи.

– А мы, кажется, уже встречались, – сказала я.

Он поднял голову и с удивлением посмотрел на меня.

– Неужели? Ах да, – улыбнулся он, узнав меня. – Ну конечно знакомы! Что ж, мисс Джордан, как ваши ноги?

– Ноги?

– Да, если вы помните, после танцев на той свадьбе…

– Не знаю, вы мне на ноги ни разу не наступили, – сказала я. Мне было удивительно и радостно, что он помнит и меня, и то, как мы танцевали.

– Я имел в виду вашего жениха, – уточнил Скотт.

Мгновение-другое я смотрела на него, не понимая, о ком это он.

– А, жених, – рассмеялась я, заметив, как Брэнди ехидно усмехнулась. – Да, пожалуй, Эрик – не лучший танцор на свете.

– Давайте говорить откровенно: вряд ли вы найдете человека, который танцевал бы хуже его, – уточнил доктор Скотт. – Да, кстати, вы-то сами, девочки, как познакомились?

– Да снимали квартиру вместе, – сказала я.

– Давно это было. Пока Лиза в свет не выбралась, – добавила Брэнди. – Чует мое сердце, Лиза, что в Малибу тебе живется лучше, чем в Венис-Бич. Или я не права?

– Я переехала к Эрику, – пояснила я Скотту.

– Вот как? Очень мило.

– Он сейчас уехал на Гавайи. Так что я ухаживаю за его мамой.

– Подрабатывает, так сказать, сиделкой, – рассмеялась Брэнди.

Мне пришлось многозначительно посмотреть на подругу, чтобы та заткнулась.

– А что, Эльспет уехала из Беверли-Хиллз? – с неподдельным интересом спросил Скотт.

– Да, она решила, что им с Эриком нужно быть рядом, потому что… В общем, вы понимаете, – уклончиво сказала я.

– Да-да, конечно, – кивнул Скотт с таким видом, что мне стало ясно: он-то как раз ничего не понимает.

– Я только что завезла ее в отделение для амбулаторных больных.

– Правда? – спросил Скотт.

– И по правде говоря, я думала, что она собирается повидаться с вами.

– Нет-нет, мы с Эльспет с той самой свадьбы не виделись. Что ж, передайте ей от меня большой привет. Очень рад был повидаться, – сказал доктор Скотт. – К сожалению, вынужден покинуть вас. У меня еще обход. Хотя, по правде говоря, я с большим удовольствием провел бы весь день в компании своей самой очаровательной пациентки, – добавил он, улыбнувшись Брэнди.

– Доктор, а вы будете любить меня, когда я совсем облысею? – томно спросила она.

– Вас отличает внутренняя красота, Брэнди, – в тон ей подпел Скотт. – До свидания, Лиза. Не забудьте передать Эльспет мой привет и наилучшие пожелания.

– Конечно не забуду.

Скотт быстро дописал что-то в медицинской карточке Брэнди и быстро вышел из палаты.

– Так вы, оказывается, уже были знакомы, – завистливо простонала Брэнди.

– Ну что значит знакомы? Виделись один раз на той свадьбе, вот и все. Он хорошо знает мать Эрика. Ну да, было дело, станцевали мы с ним пару танцев, но не более… Знаешь, как классно он танцует!

– А ты хоть понимаешь, что все это значит? – многозначительно подмигнула мне Брэнди.

– Как «что»? Я так понимаю, это значит, что он где-то учился танцевать.

– Не строй из себя дуру. Ты что, не видишь, как он на тебя смотрит?

– Как? – спросила я.

– Можно подумать, ты не заметила, – фыркнула Брэнди недоверчиво. – В следующий раз, когда придешь меня проведать, сделай одолжение: постарайся выглядеть не так шикарно. Все-таки не забывай, что через пару недель я облысею, так что составить тебе конкуренцию мне будет трудно. А уж тем более когда ты выглядишь как Барби из Малибу. Куда уж мне тягаться!

– А что, тебе уже точно сказали про волосы? – нахмурилась я.

– Да нет, на самом деле еще ничего непонятно. Есть, кстати, шанс, что химиотерапия вообще не понадобится. Если все не зашло слишком далеко, я вполне могу отделаться курсом тамоксифена.

– Это еще что?

– Лекарство. Блокирует эстрогены. Как-то это влияет на то, что опухоль дальше не растет. Судя по всему, у меня какая-то внутренняя аллергия на этот самый эстроген.

– Хорошо, если все обойдется, – сказала я.

– Да ладно, если даже не получится, я всегда смогу подобрать подходящий парик. По-моему, так даже веселее будет.

В этот момент в палату ввалился Джо. В руках он держал букет изрядно помятых и уже поникших гвоздичек.

– Ну и причесочка! Симпатяга ты наш, – не без ехидства рассмеялась Брэнди.

Джо, следуя последним веяниям моды, напялил дикий парик: темные негритянские волосы, стоящие дыбом.

– Что скажете? Идет мне? – спросил он.

– По-моему, для тебя это шаг назад, – заметила я.

– Нет, – не согласилась Брэнди. – А ну-ка, Джо, садись сюда. – Она показала на край кровати. – Просто парик надо немного поправить и закрепить так, чтобы он не елозил на голове.

Я решила не мешать ей превращать Джо из молодого Майкла Джексона в Клео Лейн. Если честно, я считала, что ни тот ни другой образ Джо не подходят.

– Пойду-ка я лучше посмотрю, как там моя будущая свекровь, – сказала я ребятам на прощанье.

– Позвони вечерком, – бросила мне вслед Брэнди, даже не обернувшись. Ее внимание было целиком поглощено париком Джо.

Когда я вернулась на стоянку, Эльспет уже сидела в машине.

– Ты не закрыла дверь, – сообщила она.

– Неужели? – удивилась я.

На самом деле я действительно еще не освоилась с новой сигнализацией и запросто могла оставить машину открытой, просто дважды нажав на кнопку.

– Да я, в общем-то, ненадолго выходила, – сказала я в свое оправдание. – Дошла только до туалета в приемном покое.

Я решила не рассказывать Эльспет о Брэнди. Мне показалось, что так может замкнуться до поры до времени невидимый круг: а вдруг выяснится, что смертельно больная Эльспет косвенным образом оплачивает лечение другой больной в той же клинике? Все это изрядно увеличивало вероятность того, что афера Эрика раскроется, а вместе с тем выяснится и моя неприглядная роль во всем этом деле.

– Что говорят доктора? – поинтересовалась я словно бы невзначай. – Они заметили улучшение вашего состояния?

– Какое там улучшение? – мрачно вздохнула Эльспет. – Все идет хуже и хуже. Я умираю.

– Мама, может быть, тебе все же пожить дома? Вдруг тебе там будет лучше?

Эльспет говорила с Эриком по телефону. При этом она включила громкую связь, думая, что мне будет приятно услышать «любимый голос». Когда Эрик позвонил, я сидела рядом с ней, записывая под диктовку письмо к куратору одной художественной галереи в Айове, который собирал деньги на организацию ретроспективной выставки Хокни.

– Что? Ты предлагаешь мне вернуться домой? Да как ты можешь?! – взорвалась Эльспет. Она была просто вне себя! – Хочешь, чтобы я умерла несчастной и разочарованной в жизни? Эрик, мне, между прочим, завтра к врачу ехать! Учти, если я начну нервничать и у меня испортится настроение, мне и недели не протянуть.

– Мама!

– Нет, может быть, ты решил, что так будет лучше? Поможешь мне отправиться на тот свет, а уж потом вернешься со своих Гавайев, – подначивала Эльспет Эрика. – Тогда тебе, конечно, вообще не придется терпеть меня в своем доме. И можешь не утруждать себя похоронами. Положи мой труп в ящик и выброси в море.

– Мама!

– Эльспет, давайте я завтра отвезу вас в клинику, – предложила я, надеясь хоть как-то отвлечь ее от темы смерти. – Вам будет не так одиноко. Если нужно, я могу подождать сколько потребуется.

– Нет-нет, спасибо, – гордо заявила Эльспет. – Я явно утомляю вас, молодых, своим присутствием. Спасибо за предложение, Лиза, но я вполне управлюсь со своими больничными делами сама.

– Точно? – настойчиво переспросила я.

– Абсолютно точно. Впрочем, если тебя это действительно не затруднит, отвези меня утром в клинику. Ну а потом, после обеда, я тебе позвоню, и, если это не нарушит твои планы, ты меня оттуда заберешь.

– Ну конечно, с удовольствием.

– Вот видишь! – обратилась Эльспет к телефону так, словно перед ней сидел живой Эрик. – Видишь, слава богу, хотя бы у твоей будущей жены сердце не каменное.

– Мамочка, я просто хотел, чтобы тебе было удобнее, – оправдывался Эрик. – Я ведь предложил тебе вернуться обратно домой только потому, что ты сама говорила: по вечерам здесь, на самом берегу моря, тебе бывает прохладно. Кроме того, тут ведь и влажность высокая. Если хочешь, Лиза могла бы пожить с тобой и там, в Беверли-Хиллз.

Если она хочет! Интересно, а меня спросить не надо, а? Что я вам тут, действительно в сиделки нанялась?

– Лиза не хочет переезжать в Беверли-Хиллз, – строго сказала Эльспет, прежде чем я успела произнести хоть слово. – Она изо всех сил пытается превратить твою холостяцкую нору в нормальный дом. И кстати, раз уж мы заговорили о семейном доме, давай обсудим вот какой вопрос: когда ты наконец соизволишь жениться?

– Я думаю, в этом деле не стоит торопить его, – мягко вступилась я за Эрика.

– Да, можешь не торопиться. Но если ты все же считаешь, что твоя мать заслужила честь присутствовать на свадьбе единственного сына, то я бы посоветовала тебе не слишком откладывать это мероприятие.

– Мама, я просто…

– Да нет, нет, все нормально, – театрально закатив глаза, заявила Эльспет. – В конце концов, после жизни, полной утрат и разочарований, чего я могла ожидать на пороге смерти?

– Но мамочка, я ведь…

– Я одна растила тебя после смерти отца. Двадцать пять лет! Я могла устроить свою личную жизнь, могла завести еще детей, но решила посвятить себя тебе и памяти твоего отца. И теперь, когда дни мои сочтены, я хотела бы быть уверена в одной малости – в том, что род твоего отца не прервется на тебе, сынок.

Ну ничего себе! Не хватало еще, чтобы она заставила Эрика срочно лететь сюда, чтобы осчастливить меня верной беременностью!

– Мама, мы займемся организацией свадьбы, как только я вернусь с Гавайев, – примиряюще сказал Эрик.

Затем в трубке что-то затрещало. Мне показалось, что кто-то специально хрустит пакетиком с чипсами, сминая его. Эрик уверенно изображал помехи на линии.

– Мама, тут что-то со связью, – сказал он. – Я же на острове, а с этой стороны вулкана связь вообще плохая. Я постараюсь…

Короткие гудки… Ну скотина! Я-то сразу поняла этот трюк с «помехами на линии»!

Эльспет откинулась на подушки и приложила ладонь ко лбу.

– Нет, он меня точно в гроб вгонит, – пожаловалась она. – Лиза, успокой хоть ты меня. Ты же хочешь выйти замуж до того, как я умру?

– А? Ну да, да, конечно. Я просто не хочу торопить Эрика, – на всякий случай уточнила я.

– Слушай, а что говорит по этому поводу твоя мать? Она, кстати, не хочет со мной познакомиться? Лично мне очень хотелось бы успеть встретиться с ней, пока я еще жива. Ты же понимаешь? Семья, близкие люди – это самое важное, что есть у нас в жизни.

– Да, конечно, но…

– А давай начнем заниматься свадьбой прямо с завтрашнего дня? Организуем все к приезду Эрика! – Эльспет ласково улыбнулась мне, явно считая, что нашла просто гениальное решение. – Что мы, с тобой вдвоем не управимся? И ему не придется отвлекаться на всякие мелочи. Вот приедет он со съемок, а тут у нас все уже готово. Только останется прийти в церковь в назначенное время. Сколько у нас осталось? Неделя? По-моему, достаточно, мы вполне управимся. Приезжает он в субботу, а значит, в воскресенье ты уже вполне сможешь называться не невестой, а женой Эрика Нордоффа.

– Эльспет, понимаете…

– Обо мне не беспокойся.

Она, конечно, пребывала в полной уверенности, что больше всего я волнуюсь за ее драгоценное здоровье.

– Я прекрасно понимаю, ты не хочешь, чтобы я переутомлялась, тем более ради тебя. Но поверь, я готова потратить свои последние силы на то, чтобы должным образом подготовить свадьбу своего единственного сына.

Я живо представила себе Эрика, которому, едва он переступит порог родного дома, сообщают, что завтра он уже будет женатым человеком. Он ведь просто убьет меня! И доказывать, что я этого не хотела и, более того, всячески этому противилась, будет уже бесполезно.

– Срочно звони родителям: пусть они заказывают билеты. А я сейчас же позвоню отцу Дэвиду из церкви Святого Экспедитора. Лиза, ты ведь крещеная?

Никаким родителям я, разумеется, звонить не стала. Они по-прежнему пребывали в уверенности, что я живу в Венис-Бич с Толстым Джо. Я давно убедилась в том, что общаться с ними лучше в письменной форме. Так меньше вероятности сболтнуть что-нибудь лишнее. Каждое электронное письмо я перечитывала дважды, прежде чем отправить, чтобы ненароком не проговориться о чем-нибудь.

Взять, например, мою маму: она бы в ужас пришла, расскажи я ей всю правду о своей жизни в Лос-Анджелесе. Пришлось кое-что изменить, кое-что приукрасить. Так, Венис-Бич в моих письмах был уютным курортным городком наподобие Сент-Ива. Наш дом-развалюха превратился в уютный коттедж. Ну а клуб «Ледибойз» был, разумеется, не клубом трансвеститов, а вегетарианским кафе. Я была уверена, что так лучше. По крайней мере, для моей мамы. Такой уж она человек: ее охватывает паника, если до ближайшего магазина «Маркс энд Спаркс» надо ехать больше двадцати минут. Что там «Макдоналдс», «Кока-кола» или «Майкрософт»! Любую страну, где нет сети магазинов «Маркс энд Спаркс», мама считала слаборазвитой и относила к странам третьего мира. В общем, мне и в голову не могло прийти позвонить родителям и заявить, что меня практически насильно выдает замуж старуха, у которой денег в кошельке больше, чем не тронутых раковой опухолью мозговых клеток. Телефон мне, впрочем, все же пригодился. Только позвонила я не родителям, а Эрику. Я прекрасно понимала, что там, где он сейчас находится, со связью все в порядке. Он сам звонил мне каждый вечер после того, как Эльспет ложилась спать. Эрик во всех подробностях расспрашивал о ее здоровье, а затем, словно невзначай, интересовался, не связывался ли со мной его ненаглядный Жан.

На этот раз, набрав номер Эрика, я попала на автоответчик. Я произнесла всего лишь одну фразу: «Эльспет занялась подготовкой к свадьбе». Эрик перезвонил буквально через минуту.

– Ее нужно остановить во что бы то ни стало, – заявил он. – Сделай все, что в твоих силах.

– Нет уж, это ты постарайся. Вряд ли я смогу на нее повлиять. Она, кстати, уже позвала какого-то отца Дэвида из церкви Святого Экспедитора.

– …твою мать… твою мать… твою мать…

– Ты уж поговори с ней, – сказала я.

– А почему я? – огрызнулся Эрик.

Я понимала, что он в отчаянии.

– Да потому что она – твоя мать! – напомнила я. – Так что сделай одолжение, попытайся вразумить ее.

Слава богу, долго объяснять Эрику, какой опасности мы с ним подвергаемся, не пришлось. Действовать нужно было срочно. Сразу же после нашего разговора он перезвонил Эльспет по домашнему телефону. Я оставалась на кухне, но не стала при этом закрывать дверь. Сперва из комнаты Эльспет не доносилось ни звука. Затем ее словно прорвало: сначала она кричала, а затем, как мне показалось, расплакалась. Через пять минут после того, как мать Эрика повесила трубку, он сам перезвонил мне.

– Ну? – спросила я.

– Что «ну»? Придется… это…

– Придется – что?!

– Пожениться. Свадьба в эти выходные.

– Что?!

– Понимаешь, Лиз, тут такое дело… Мама только что пригрозила мне, что если мы не поженимся до ее смерти, то она завещает все свое состояние одному из своих обществ, на благотворительные цели.

– Слушай, она это сказала просто так, чтобы припугнуть тебя. Не сделает она этого.

– Не хотелось бы рисковать.

– Эрик, тебе что, денег не хватает? – накинулась я на него. – Тоже мне, нищий нашелся! Не помрешь с голоду! Возьми да и скажи наконец мамочке всю правду. Признайся, что ты голубой и что ни о какой женитьбе на мне не может быть и речи.

– Лиза… – со вздохом произнес Эрик. – Взбунтоваться, конечно, можно. Но, по-моему, это было бы глупо. Ты когда-нибудь видела человека, который бунтует против того, чтобы ему достались сто миллионов долларов?