– Брэнди просила передать вам это, – сказал Скотт, вручая мне белый неподписанный конверт.
О господи, пронеслось у меня в голове. Все понятно. Последняя воля. Завещание.
Руки у меня задрожали, ноги подкосились, и я, с трудом разомкнув губы, спросила:
– Она?..
– У нее все в порядке.
– Тогда что это?
Я поспешила вскрыть конверт.
«Крепко поцелуй того, кто передаст тебе это письмо», – было написано на листке знакомым, словно сплошь состоящим из завитков, почерком.
Я облегченно вздохнула и даже рассмеялась.
– Что-то смешное? – с улыбкой спросил Скотт.
– А вы, собственно говоря, по делу пришли или как? – вопросом на вопрос ответила я, складывая записку Брэнди. Улыбка тотчас же слетела с лица Скотта. – Я хотела сказать… Ну, просто у меня сейчас важное дело.
– Позируете для портрета?
– А что, Эльспет вам уже рассказала?
– Так позируете или нет?
Я прикрыла глаза и утвердительно кивнула.
– Ну и как?
– Кошмар, – пробормотала я.
– Это он?
– Поймите, Скотт, не я это придумала. Просто так само все получилось.
Скотт нахмурился. Затем выразительно посмотрел на диадему у меня на голове.
– Свадебный наряд с соответствующими украшениями, – пояснила я. – При полном параде.
– Выходит, я вас оторвал от позирования для свадебного портрета?
– Лично я с большим удовольствием занялась бы чем-нибудь другим.
– Лиза, вы знаете, дело в том, что я хотел…
– А, доктор Уолкер!
Поговорить мы толком не успели. Эльспет, проявив удивительную для ее состояния подвижность и активность, буквально втерлась между нами.
– Лиза, что же ты держишь доктора Уолкера на пороге? Заходите, заходите скорее, – улыбаясь гостю, тараторила Эльспет. – Чашечку кофе?
– Вообще-то говоря, дорогая Эльспет, я хотел предложить вам прокатиться, заодно и поговорим кое о чем, – сказал доктор Уолкер.
– Что? Прокатиться? В вашем-то «вольво»?
– Ну, я прекрасно понимаю, что эта машина несколько отличается от тех, в которых привыкли ездить вы, но…
– Главное, что мой спутник и шофер идеально подходит мне. Ну что ж, и как далеко вы собираетесь меня увезти?
– Давайте поговорим об этом уже в машине. Пусть это будет своего рода загадочное, даже волшебное путешествие. Впрочем, надолго оно не затянется. Часа полтора, может быть, два.
Скотт внимательно посмотрел мне прямо в глаза, словно желая что-то сказать этим взглядом. К счастью, Эльспет ничего не заметила. Я задумалась: неужели он сознательно пытается сделать так, чтобы я осталась дома без присмотра вездесущей миссис Нордофф?
– Пойду наброшу пиджак, – сказала Эльспет.
Скотт так и остался стоять на пороге. К сожалению, именно в этот момент в гостиную вошел Ричард.
– Лиза, мне нужно поменять воду для кистей. Где у вас кухня?
Взгляды Скотта и Ричарда встретились лишь на мгновение, затем каждый занялся своим делом. Но в эту секунду они больше всего на свете были похожи на двух тигров, неожиданно столкнувшихся в джунглях на территории, где ни один ни второй не чувствовали себя хозяевами.
– Привет, – бросил Ричард и пошел на кухню.
Не успел он скрыться за дверью, как Скотт спросил:
– Это он?
– Ну он, – подтвердила я.
– Я представлял его себе совсем другим.
– Я тоже. В том смысле, что никогда раньше он не выглядел так хорошо.
– Вы тоже неплохо выглядите, – заметил Скотт. – Вообще – и в этом платье в особенности. Платье просто великолепное. И все-таки, Лиза, вам не кажется, что нам нужно…
Тут в гостиной снова объявилась, как всегда вовремя, Эльспет.
– Ну что ж, поехали, – сказала она. – Все готовы?
Скотт церемонно кивнул ей и «отконвоировал» бодрую даму к машине. На прощанье он попытался что-то сказать мне:
– Надеюсь, мы с вами увидимся…
– На свадьбе, на свадьбе, – перебив его, заявила Эльспет. – Вы себе не представляете, Скотт, как я жду этого события! Приготовления идут полным ходом. Лиза была просто в восторге, когда я сказала ей, что Ричард будет писать ее портрет. Оказалось, у них даже есть общие знакомые…
Они уже шли по дорожке, ведущей от дома. Скотт обернулся и посмотрел на меня. Я помахала ему рукой и захлопнула дверь. Оказалось, Ричард стоит прямо у меня за спиной.
– Кто это был? – спросил он.
– Скотт Уолкер. Врач Эльспет.
– А мне вдруг подумалось на секунду, что у Эрика есть соперник. Вы кажетесь близкими людьми. Все шепчетесь о чем-то.
– Он лечит мою подругу.
– Понятно. – Ричард нервно почесал кончик носа. – Слушай, может, выпьем по чашке кофе, а потом уж продолжим? Что-то я никак не найду, где у вас там кофеварка.
– Да, пойдем.
Он вошел следом за мной на кухню и присел на высокий стул у стойки бара, пока я готовила кофе. На мне был халат, тщательно запахнутый, чтобы, не дай бог, не испачкать платье. Ричард, похоже, решил вести светскую беседу. Теперь он был сама любезность, осведомился насчет сада, восхитился Пикассо, который как раз исполнял танец, раскрыв хвост веером на фоне океана.
– Какой-то он всклокоченный, – заметил Ричард.
– Думаю, ему много лет.
– А помнишь павлина в парке Бэттерси?
Я посмотрела на него с удивлением.
– Что?
– В прошлом году, в октябре? – продолжал Ричард. – Было воскресенье. Мы тогда еще пообедали с Мэри и Биллом у них дома, а потом возвращались к себе через мост Челси. Помнишь маленькую собачку, которая засунула мордочку между прутьев павлиньей клетки, и павлин, рассердившись, клюнул ее прямо в нос?
– Да, – сказала я чуть слышно. Голос мой почему-то сел.
– А потом, помнишь, я еще пробовал играть в футбол с мальчишками, и в результате упал прямо в грязную лужу, а эти шестилетние бандиты еще и хохотали, глядя на меня.
– Да, я помню.
– И ты еще нашла какой-то огромный каштан и сказала, что он похож на голову моего отца, – напомнил Ричард.
– Я не хотела тебя обидеть, просто…
– Да ты что, это было очень смешно!
Зачем он говорит об этом сейчас? Может, он спросит еще, помню ли я, как мы вернулись тогда в нашу квартиру на Тафнелл-парк, отпахав пешком пол-Лондона? Был октябрьский вечер, воздух пропитался запахом листвы, которую жгли весь день. По дороге мы пару раз смотрели на петарды, которые запускали какие-то веселые компании. «Это первые осенние салюты в этом году», – сказала я ему тогда. Осень всегда была моим любимым временем года. Познакомились мы как раз в октябре.
Может, Ричард спросит, помню ли я ту ночь, когда мы вернулись с прогулки и я свернулась рядом с ним калачиком и мы говорили о том, что это первая наша Ночь Осенних Костров? Тогда мы тоже гуляли в парке Бэттерси, смотрели на костры, и вокруг были толпы народу, а нам, обнявшимся, казалось, что мы – единственные люди в мире.
Или, может, он спросит, помню ли я, как мы впервые занимались любовью? Впервые – по-настоящему. Я не имею в виду тот невнятный первый раз, когда мы, оба выпив, накинулись друг на друга после паба. Нет, другой, две недели спустя. Тогда мы знали друг друга уже достаточно хорошо, чтобы оставить свет включенным. До этого мы целый день гуляли, и у Ричарда был холодный кончик носа, когда он прижался им к моему лбу и прошептал: «Ты действительно очень нравишься мне, Лиза Джордан».
– Это время года – единственное, когда в Англии лучше, чем здесь, – продолжал Ричард. – Во все другие времена Лос-Анджелес, несомненно, даст Лондону по погоде сто очков вперед, но здесь вообще нет времен года, а значит, нет и золотой осени. В Лондоне же это красивейшая пора, такая романтичная!
Я протянула Ричарду чашку кофе. С молоком. С двумя ложечками сахара. Все, как он любил. Когда он брал чашку у меня из рук, наши пальцы на миг соприкоснулись.
– У тебя такие красивые руки, я всегда это замечал, – сказал Ричард, – такие нежные.
Помнит ли он, как эти руки ласкали его тело? Я буркнула в ответ что-то вроде «спасибо». А потом так случилось, что мы одновременно поставили наши чашки на стол и рванулись друг другу навстречу. Наши пальцы переплелись, мы смотрели друг на друга поверх кофеварки и не могли оторвать взгляд; мое сердце, как часовой механизм, тикало так, что, казалось, еще секунда – и оно взорвется у меня в груди, забрызгав футболку Ричарда кровью.
– Ричард…
– Лиз…
– Я…
Мы одновременно застонали. Я изо всех сил потянулась к нему через стойку бара. Ричард тянулся навстречу мне. Вот он уже совсем близко… Я невольно закрыла глаза… приоткрыла рот. Он дотронулся до моей щеки губами и прижал меня к себе. Вот, сейчас, еще секунда, и его губы…
Бу-буммм!!!
Кофеварка упала на пол и разлетелась на миллион мелких осколков. Черное пятно кофе разливалось по белоснежным мраморным плитам пола – плитам, «доставленным специально для Эрика Нордоффа из Италии». Мне на ногу плеснуло чем-то горячим, но мне было наплевать. Мы с Ричардом чуть ли не боролись, повалившись на барную стойку. Его поцелуй заполнял меня всю, наши языки переплелись, я едва могла дышать.
Не отпуская друг друга ни на секунду, мы переместились из кухни в мою комнату. Мы чувствовали себя, как матросы, пережившие кораблекрушение и вдруг вновь обретшие почву под ногами. Я мертвой хваткой вцепилась в футболку Ричарда и сдернула ее. Ричард боролся с ленточками и шнурками на моем платье. В какой-то момент послышался треск, и я выскользнула из корсета, как шелковичный червь из кокона.
– Лиз!
– Ричард!
– Детка… о боже… я….
Это было даже лучше, чем я могла представить себе в самых смелых мечтах, когда воображение рисовало мне, как все будет, когда мы встретимся снова. Наши тела соприкасались – изгиб к изгибу, так, как будто мы были созданы специально друг для друга. Ну как еще можно объяснить то, что мы совпадали, словно колесики одного механизма?
Мы перекатились через всю огромную кровать и, хохоча, увлекая за собой легкое одеяло от Версаче, повалились на пол. Свились в клубок на искусственной тигровой шкуре, докатились до шкафа, поднялись, извиваясь, не отпуская друг друга, и снова вернулись к кровати.
Ричард уже докрасна натер мне подбородок своей щетиной. Его волосы встали еще более острым «ежиком» – так, словно он сунул палец в розетку. Свадебное платье было смято и брошено в угол комнаты, как половая тряпка. Старинная диадема валялась, погнутая, где-то под кроватью – кто-то из нас отшвырнул украшение туда, когда нечаянно наступил на него и укололся.
– Мне так не хватало тебя! – Кто из нас это крикнул?
Мы оторвались друг от друга, словно развалились на две половинки, выдохнули и с удивлением посмотрели друг другу в глаза.
– Мы поступили правильно? – спросила я.
– Может, и нет.
Ричард улыбнулся. Это была смутная, мимолетная улыбка. Я потянулась, чтобы коснуться его лица, но поборола себя и замерла на миг с протянутой рукой. Потом сделала вид, что просто хотела откинуть назад волосы.
– Поверить не могу… мне кажется, мы все сделали правильно.
– И тем не менее это не так, – сказал Ричард. – Я обручен.
О боже!
Только что я была на вершине блаженства, и вот Ричард снова толкнул меня в пропасть.
– Ты ведь тоже выходишь замуж, – напомнил он.
– Да, но…
Я оборвала себя на полуслове.
– Что же нам делать? – спросил Ричард.
Значит, он думает, нам надо что-то делать вместе, так? Нам есть что обсудить?
Это был идеальный момент для того, чтобы мирно выкурить одну сигарету на двоих. Но сигарет не оказалось. Вместо этого мы просто неподвижно лежали рядом, как средневековый лорд и леди на роскошном смертном одре. Я почему-то представила карикатуру: вот мы лежим так, у каждого над головой висит изогнутый «пузырь», где в комиксах обычно пишут, о чем герой сейчас думает. Только наши пузыри пустые. Ни единой мысли. Ричард вздохнул. Я тоже вздохнула. Ричард снова вздохнул.
– Ричард, – спросила я наконец. – Что происходит с нами? И почему мы расстались тогда, в Лондоне?
Он пожал плечами.
– Не знаю. Я правда не знаю. Мне кажется, у меня тогда был переломный момент в жизни. Мои работы стали раскупать. Известные, важные люди искали встречи со мной. Думаю, у меня просто крыша съехала от успеха. Выходить в свет с девушкой – известной топ-моделью показалось мне естественным следующим шагом на пути к блестящему будущему. Но ты, Лиз, – продолжал он, – оказалась права. Дженнифер, конечно, сногсшибательно красива, но за душой у нее почти ничего нет. Она пуста. Обижается, когда мне хочется провести вечер в студии и поработать, а не идти с ней на вечеринку. Она вообще предпочитает ходить по магазинам и модным тусовкам. Ей неинтересны картины, за исключением аппликаций на футболках от Жан-Поля Готье. Честно говоря, единственная разновидность культуры, которая Дженнифер интересна, это бактерия в «живых» йогуртах.
Меня так и подмывало сказать: «Я тебя предупреждала». Но вместо этого я только глубокомысленно кивнула.
– Но дело не только в этом. У нас с тобой тоже все разладилось. Я уже не видел тебя ни в какой другой одежде, кроме пижамы.
– Но это потому, что ты приходил домой только поздно вечером, а уходил рано утром!
– Знаю. Но когда мы познакомились, ты выглядела совсем иначе. Ты носила платья, обтягивающие брючки – короче, ты была аппетитной. А к тому моменту, как мы расстались, ты превратилась в бесполое существо. Все вещи у тебя были шерстяными или ворсистыми; все – серого цвета. Ты перестала краситься. Создалось такое впечатление, что ты просто себя запустила. Раньше мне так нравилось, когда по утрам я видел разводы несмытой туши вокруг твоих глаз. Ты становилась похожа на панду.
– Надо же… Я думала, тебя раздражает, когда на твоем любимом египетском постельном белье остаются следы косметики.
– Что ты, это было эротично. Я предпочел бы лишний раз постирать белье, чем просыпаться каждое утро рядом с женщиной, которой, похоже, просто плевать на мужчин. Еще немного, и ты отрастила бы волосы под мышками.
Да уж…
– Неужели все это правда? – спросила я.
– Знаешь, иногда я просто не мог прикоснуться к тебе, если мы не выключали свет.
Я перекатилась на свою половину огромной кровати.
– Но ты же ничего мне не говорил!
– А что я должен был сказать? – удивился Ричард. – «Дорогая, ты стала похожа на дворняжку»? Да ты бы меня убила!
– И ты позволил, чтобы все это просто убило нашу любовь?
– Лиза, мне очень жаль.
Я приподнялась, оперлась на локоть и посмотрела на него сверху вниз.
– Я могла измениться. Теперь-то я изменилась! – И я откинула назад выгоревшие под калифорнийским солнцем волосы.
– Дело было ведь не только в том, как ты выглядела, – сказал Ричард. – Казалось, ты плюнула на себя во всем, во всех других отношениях тоже. Ну зачем ты соглашалась на эти дурацкие предложения поработать то секретарем, то помощником бухгалтера? Ты же актриса! Но теперь, – он поднял с пола погнутую диадему, – твой талант наконец заметили.
– Да, ты прав, наверное. – Я взяла у него диадему и попробовала вернуть ей первоначальный вид. – Но тогда мне казалось, что и ты потерял веру в меня. Решил, что я никогда не добьюсь того, о чем мечтала.
– За весь год ты была на пробах один-единственный раз.
Я надула губы. Хорошо, что он хотя бы не знает, подумала я, что с тех пор я вообще не была на пробах ни разу.
– Но разве это называют верностью? – спросила я. – Ты повел себя так, словно взвесил нашу с Дженнифер рыночную стоимость и выбрал ту, что подороже. Ты рассудил, что она скорее создаст тебе стиль жизни, к которому ты хотел поскорее привыкнуть, а?
– Для имиджа важно все, в том числе и женщина, которая рядом с тобой.
Ричард произнес это спокойно – так, как будто это вовсе и не гадость. Как будто вовсе и не подло с его стороны так рассуждать.
– Где сейчас Дженнифер? – спросила я.
– В Лондоне.
– А ты надолго в наши края?
– Не знаю. У меня обратный билет с открытой датой. Есть вероятность, что мне разрешат некоторое время поработать в старой студии Дэвида Хокни. Алекс Вольпер обсуждает сейчас условия аренды. Шансы невелики, но…
– Так это же здорово! Ты всегда об этом мечтал!
Ричард кивнул. Потом погладил меня по голове, посмотрел в глаза. В этом взгляде была боль.
– Ты хочешь за Эрика замуж? – спросил он.
– А ты? Ты хочешь жениться на Дженнифер?
Ричард закусил губу.
Снизу раздался звук мотора, зашуршал гравий. Я подскочила к окну, прижимая к себе свадебное платье, и выглянула наружу. Машина Скотта как раз притормаживала у дверей гаража.
– Вот блин!
Ричард уже натягивал брюки.
– Принесло же их!
Я пыталась надеть платье, путаясь в подоле, рюшах и шнурочках.
– Вот зараза!
Ричард выскользнул из спальни и скатился вниз по лестнице.
Я снова выглянула в окно. Скотт вышел из машины, обогнул ее и открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья. Он протянул руку, предлагая Эльспет помощь, но та отказалась. Я продолжала наблюдать за ними, одновременно затягивая шнурки на корсете. Эльспет оттолкнула руку Скотта и погрозила ему пальцем. Я не слышала, что она при этом говорила, но наверняка нечто малоприятное, потому что Скотт пожал плечами, сел в машину и уехал.
Через некоторое время дверь внизу хлопнула. Это Эльспет вошла в дом.
– Миссис Нордофф, давайте я помогу вам снять пиджак, – прозвучал голос Ричарда.
– Оставьте, я сама обойдусь, – послышался ответ. – Прошу извинить, у меня приступ мигрени.
Было слышно, как она поднимается наверх. Я посмотрела в щелочку – Эльспет шла сама, без костылей. Она явно была в ярости. Куда, интересно, возил ее Скотт, что она вернулась в таком настроении? Старуха с грохотом захлопнула дверь в свою комнату. Оттуда донеслись звуки телевизора, включенного нарочито громко.
Я прокралась вниз. Ричард ждал меня в гостиной. Он уже почти упаковал мольберт и кисти.
– Пожалуй, мне лучше уйти, – сказал он, – мадам вернулась не в настроении.
– Но… как же… – Я не могла заставить себя произнести вслух то, что я думала.
– Лиз, нам обоим надо очень серьезно подумать. Это касается не только нас с тобой. Тут задействовано еще много людей.
– Да не надо мне ни о чем думать, – начала я, но Ричард приложил палец к моим губам.
– Здесь у тебя есть все. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь обеспечить тебя так, как ты этого заслуживаешь.
– Ричард, да мне не нужно столько денег…
Он поцеловал меня в лоб.
– Лиз, я был к тебе несправедлив. Я не ценил того, что у меня было. И я не рассчитываю на то, что ты вот так запросто все бросишь ради меня.
– Ты же не…
– Я приеду завтра, – сказал он.